Он помолчал минуту-другую, прежде чем сказал:
— Я не буду обещать тебе, что пойду с тобой, потому что могу не пережить выполнения «последнего» долга, но мое сердце ты однозначно заберешь с собой. К сожалению, я отношусь к тем людям, которые всегда выполняют свои обязательства и никогда не оставляют долги неоплаченными, какими бы они ни были.
Я молчала, глотая слезы и пытаясь понять, как за пять дней мы с Глебом стали настолько близки. Многие идут к этому годами, а мы — за какие-то пять дней, но в одном я уверена точно: буду бороться за свою мечту до последнего. Если надо, чтобы он выжил при исполнении последнего обязательства перед своим миром, ну что ж, я помогу, независимо от того, что он по этому поводу думает. С этой мыслью я заснула.
Гуськом шагая по тонкой, едва заметной тропинке, мы двигаемся в сторону невысокой горной гряды — конечной цели похода. Я иду сразу за Глебом, возглавившим наш небольшой отряд, и привычно слушаю окружающий лес. Широко зевнув, вынула из-за пазухи горбушку хлеба — остатки раннего завтрака. Аппетит у меня и впрямь разыгрался в этом голодном мире. Наверное, слишком много всего случилось, навалилось, вот и жую, то глядя по сторонам, то на Глеба.
На вторые сутки пути густой смешанный лес плавно перешел в редколесье, все чаще и чаще попадались мелкие ложбины и крутые овраги, а под ногами мешались камни. Как сказал Миша, изучая карту, составленную разведчиками партизанского отряда, до вражеской внешней охраняемой зоны мы доберемся к вечеру.
Бойцы решили развести костер и приготовить горячую пищу. Дальше будет слишком опасно! С удовольствием присев на поваленное ветром и временем сухое дерево, я с удовольствием вытянула ноги и из-под полуприкрытых ресниц наблюдала за мужчинами. Они без суеты, споро развели костер и, повесив на перекладину полученный в партизанском отряде котелок, варили кашу с тушенкой. Вообще, попробовав тушенку, я пришла к выводу, что получила весьма ценный опыт в чужом мире, который пригодится в моем.
Пока смотрела на своих спутников, заметила, что они меня тоже исподволь изучают. Особенно напрягло внимание японца Мичиро, который словно в душу заглядывал и под кожу лез. Да, тяжелая у него сущность и опасная весьма, с таким существом надо быть очень осторожным. Я прямо посмотрела ему в глаза и опешила: поймав мой вызывающий взгляд, он вдруг улыбнулся, открыто, доброжелательно, во все белоснежные зубы, и подмигнул мне черным блестящим глазом.
Я удивленно выпалила:
— Что случилось, Мичиро, ты так пристально изучал меня и с таким недовольным видом?
— Нет, Сирила. Ты слишком красивая, можно сказать, прекрасная как богиня, смотреть на тебя — одно удовольствие. — Я заметила, что остальные мужчины заинтересовались нашим разговором. — Но, к сожалению, ты больше не свободна, досадно, вот и недоволен. Но долг дружбы заставляет меня подчиниться выбору, твоему и моего командира.
Он смотрел поверх моей головы, поэтому обернулась. И увидела за своей спиной Глеба… с таким свирепым выражением лица, от которого даже у меня зашевелились волосы на затылке. Все молча смотрели на нас, ожидая что будет дальше. Командир не замедлил с приказом:
— Час на отдых и обед, дальше марш-бросок до первой линии.
Взял меня за руку и потащил за собой в сторону скопления больших валунов, превышающих человеческий рост. Как только мы зашли за самые большие, скрывшись с глаз, он выпустил мою руку и отошел на пару шагов. Встал, словно готовился к нападению, и горящими глазами уставился на меня. Я насторожилась, не зная, чего от него ожидать, — впервые видела его в таком состоянии, когда он с трудом себя сдерживал. До этого он был безупречно спокоен и выдержан, только изредка позволяя себе небольшие всплески эмоций, а тут того и гляди — взорвется как вулкан!
— Я хочу, чтобы ты дальше первой границы с нами не ходила. Если у нас все получится, мы вернемся, если нет — ты уйдешь одна. Я не готов к тому, чтобы ты рисковала жизнью ради выполнения чужих долгов.
— Что я сделала не так, Глеб, скажи, я исправлюсь? — Сердце колотилось от страха, что меня оставят здесь. — Ты же знаешь, что не сможешь удержать меня на расстоянии. Я пойду за вами в любом случае, моя помощь может оказаться очень полезной, не отказывайся, пожалуйста. И от меня тоже! — последнее я прошептала едва слышно, но он меня услышал.
Рывком подобравшись ко мне, прижал к своему напряженному телу и прорычал мне в лицо:
— Они все, понимаешь, все хотят тебя, смотрят на тебя и мечтают о такой как ты. А я… Я должен думать об их жизнях и жизнях тех, кто зависит от успешного выполнения нашего задания, а я… Я могу думать только о тебе и о том, что готов придушить любого, кто на тебя просто посмотрит. И убить, если кто-то прикоснется к тебе. Я схожу с ума рядом с тобой и не могу себя контролировать, а ведь моему самоконтролю все завидовали. От него остается один пшик, стоит мне посмотреть на тебя или подойти к тебе. Почему я, Сири, почему ты выбрала меня? Ведь ты действительно прекрасна как богиня, а я похож на чудовище из сказок. Такая хрупкая и в тоже время сильная. Такая красивая и настолько же неискушенная, наивная, добрая и солнечная маленькая девочка. Моя маленькая девочка…
Он прижал меня спиной к камню, приподнял, закинув мои ноги себе на талию и уткнулся лицом мне в шею. Я неуверенно коснулась пальцами его коротко стриженых волос, потом зарылась ладонями, наклонилась к нему и губами прикоснулась к его лбу. Обхватила его лицо руками и встретилась с глазами цвета грозового неба, в которых отразилось желание, страсть и… страх. Из-за того, что оттолкну? Наверное. Поцеловала в щеку, потом в другую, потом прошептала, заглядывая в любимые глаза:
— Для меня ты красивее всех, желаннее любого. Других для меня больше не существует. Я люблю только тебя и хочу только тебя, Глеб.
Я говорила и видела, как темнеют его глаза и каменеют от напряжения руки и все тело. Потом мы оба словно сошли с ума, забыв обо всем на свете. Он накинулся на меня, голодными губами сминая мои и поглощая целиком. Выпивая все звуки и каждый вздох. Сильнее прижав к каменной поверхности, гладил мое лицо, зарывался в волосы, раздвинул безрукавку и забравшись под куртку, обнял за талию, прижимаясь между моими ногами. Я чувствовала насколько велико его желание и от страсти и восторга у меня вырвался возбужденный рык моей волчицы. Через мгновение я замерла от ужаса, осознавая, что могла натворить, подчинившись желанию и своим взбунтовавшимся «хочу».
Глеб почувствовал во мне перемену и замер, держа руку на моей груди и уткнувшись мне в ключицу, — пытался восстановить дыхание и контроль. Через несколько долгих мгновений ему это все же удалось и он, подняв голову, посмотрел мне в лицо, убирая руку с груди и медленно опуская на землю. Но отпускать полностью от себя не стал — пристально следил за мной.
У меня кровь отхлынула от лица, ведь я забылась, а может случиться всякое, но объясняться все равно придется:
— Прости меня, Глеб! Это будет мой первый раз, а у стерхов это происходит не как у вас, людей.
Глеб выглядел больше удивленным, нежели хмурым и раздраженным, и я поспешила пояснить:
— В первый раз все настолько незнакомо, непривычно и остро, что порой дело доходит до обращения. И вдруг я не смогу себя контролировать по молодости лет?! Обычно, для стерхов это не проблема, другой тоже обращается и все продолжается в другой ипостаси. Но вот ты останешься человеком, а моя волчица в запале страсти может тебя покалечить или… убить. Прости меня, любимый, я забылась в твоих руках!
Глеб молчал, прижимая мою голову к своей груди, гладил по волосам. Потом хрипло от неулегшейся страсти спросил:
— Ну и?..
Услышав короткий четкий вопрос, я неуверенно продолжила, задрав к нему лицо и пытаясь определить отношение к, наверное, неприемлемому для человека предложению:
— Ну… либо ты становишься стерхом и сам решаешь эту проблему, либо нам придется кому-то доверить ее решить в первый раз, потому что потом я смогу удержать контроль — буду знать, что это такое и как себя вести.
Его злобное утробное рычание было для меня сладкой песней и надеждой на семейное счастье. Если он так рычит, будучи человеком, то что у него получится после обряда?
— Я сам займусь решением нашей проблемы! И убью любого, кто посмеет предложить тебе свои услуги в этом деле, Сири. Если смогу выжить и добраться к тебе домой, маленькая моя! — последнее он сказал с горечью.
Я стиснула зубы, чтобы не взвыть.
— Но я обещаю, малышка, все сделать для того, чтобы мы вместе вернулись в твой Рассван.
Мягко поцеловал, потом, отстранившись, аккуратно поправил на мне одежду и, взяв за руку, повел в лагерь.
В котелке над костерком уже вкусно булькала каша. Отряд дружно уставился на нас, кривя в понимающих улыбках лица. Я представила, как выгляжу с горящим лицом, по которому еще и Глеб щетиной прошелся, и зацелованными губами, и смущенно покраснела. Хорошо хоть Глеб мою одежду в порядок привел, потому что сама об этом вообще не подумала.
В «чувства» меня привел едкий, насмешливый Мишкин голос, чтоб его Шассе забрал:
— Ну что, командир, ты ее уже пометил?
Глеб зло зыркнул на друга и, демонстративно взглянув на свою внушительных размеров ладонь, не менее ехидно ответил:
— Нет, Мишань, а если еще раз что-нибудь подобное услышу, с удовольствием помечу твою рожу, кошак ты недоделанный.
Вчера был трудный и долгий день с большим переходом, а сегодня мы снизили скорость и шли, тихонько разговаривая друг с другом. Ребят в первую очередь интересовало, каких животных я в них видела и рассказы о них. О моей сущности узнали шестеро мужчин из пятнадцати, поэтому верили всему, о чем я рассказывала, не в какую-нибудь сказку, а вполне реальную историю, поэтому с жадным любопытством внимали каждому моему слову.
Вообще я старалась держаться ближе к тем, кто знал обо мне. Из всей группы, по моим наблюдениям и ощущениям, подходят для прохождения обряда одиннадцать человек. Остальные четверо — просто хорошие солдаты и люди, поэтому не хотелось говорить о многом при них. О важном или личном для стерхов мы поговорили на привале вчера вечером, после чего быстро улеглись и быстро заснули — впереди ждал новый тяжелый день. Как и все предыдущие ночи, я спала в объятиях Глеба.
Еще бойцы, получив о себе новые знания, при каждом удобном случае подшучивали друг над другом. Самое интересное, что те, кто узнавал о своей сущности, признавал мою правоту. Каждый из мужчин и их товарищи отмечали, что я очень точно и тонко описывала их характеры, манеру поведения и склад ума и еще больше проникались. В их глазах проявлялась тайная грусть. Я понимала, что они чувствовали: пустоту внутри, одиночество и горечь от того, что им так долго приходилось скрывать свою животную сущность. Подстраиваться под кем-то установленные каноны и правила, заставляя умирать свое существо из-за отсутствия внутренней и внешней свободы. Хотя, именно их животные инстинкты позволяли им выживать в этой жуткой, чудовищной войне, где, как выяснилось, гибнут миллионы, а выживают сильнейшие.
Бойцы, заметив явно не располагающее к подтруниванию настроение командира, принялись за более безопасное дело — решили пообедать и двигаться дальше. Во время обеда мне, наконец, поведали цель нашего задания. В этом направлении должно начаться наступление советских войск. Почему именно советских, а не русских, я уточнять не стала, побоялась привлекать внимание не ведавших обо мне, чтобы у них не возникало ненужных вопросов, почему я плохо осведомлена. Поэтому просто сосредоточилась на общей задаче. Перед наступлением русские усилили разведку в этом районе и выяснили, что чуть выше, в горах, немцы строят какое-то сооружение, уходящее вглубь. Уже две группы разведчиков не вернулись и больше не вышли на связь. Начать наступление без точных данных грозит большими потерями, поэтому советское командование поставило задачу: во что бы то ни стало выяснить, что скрывают немцы в горах. Ситуацию усложняет тот факт, что замаскированный периметр немцами охраняется с большой тщательностью. Несколько кругов защиты и постоянное патрулирование усложняет задачу проникновения на объект и уничтожения того, что там скрывают. В результате отряду из пятнадцати человек плюс один оборотень предстоит проникнуть через тройную внешнюю защиту на секретный объект.
В разговоры бойцов, планирующих операцию, я не лезла, полагая, что они в этом деле лучше подготовлены и обучены, чем я. Пока они говорили, я дремала рядом с Глебом, положив ему голову на колени. Разбудили меня, рывком поставив на ноги. Встрепенувшись, я утонула в сумеречных глазах любимого. Глеб чмокнул меня в нос и, развернув спиной, легким толчком под зад указал направление движения. Я было возмутилась такому обращению с Хранительницей, а потом, посмотрев в затылок идущего впереди Михаила, улыбнулась и бодренько зашагала за ним.
Расположившись между двумя Александрами, или Сашками, я внимательно следила за обстановкой. Мы вполне удачно и незаметно прошли два круга защиты, благодаря моим способностям отводить глаза, но вот с третьим нам не повезло как планировали, в результате понесли потери. Двое разведчиков напоролись на мотоциклистов, у которых спустила шина, лоб в лоб. В перестрелке были убиты оба мотоциклиста и наш боец. Какая неожиданная смерть, все расстроились, а я прямо до слез. Молодого Владимира невеста и мать никогда не дождутся с войны.
Теперь о нашем присутствии на территории особо охраняемой зоны узнают очень скоро, как только убитые немцы не выйдут на связь в положенное время. Поэтому наша группа, быстро похоронив Владимира под ветками и камнями, простившись с ним, в ускоренном темпе рванула преодолевать последние километры до объекта. После марш-броска по сильнопересеченной местности мы вышли к предгорью и вот тут нас, наконец, ждала удача — автомобиль с двумя штабными офицерами и водителем в придачу. Одного офицера с трудом удалось захватить живым, и с помощью принуждения мы выяснили, какие тайны хранит хорошо охраняемый объект.
Вверху, в горах, расположено довольно большое озеро, подпитываемое несколькими речками. Немцы силами пленных прорыли в горе туннель прямо под дно озера. В случае, если бы советские войска решили идти в наступление с этой стороны, немцы с помощью узконаправленных взрывов в туннеле разрушили бы преграду между туннелем и озером — и огромная масса воды обрушилась бы на ничего не подозревающих русских. А сложный рельеф местности усложнил бы ситуацию еще больше. Тщательно спланированное и подготовленное наступление захлебнулось бы, причем в буквальном смысле. Александр пониже ростом оказался радистом и по приказу командира передал в штаб полученную информацию. Через час пришел ответ: «Любой ценой уничтожить объект, сохранив озеро». Это значит — взрыв, но таким образом, чтобы немцы уже ничего не успели сделать или исправить.
И вот теперь я с двумя Сашками на пригорке наблюдаю, как наша группа с боем пробивается в туннель. Я боялась за уже своих мужчин, слыша беспрерывную стрельбу, короткие взрывы, усиленные горным эхом и глядя на суетливое движение вражеских солдат.
Сашек оставили здесь, чтобы они по рации сообщили в штаб о том, как прошла операция.
— Я не буду обещать тебе, что пойду с тобой, потому что могу не пережить выполнения «последнего» долга, но мое сердце ты однозначно заберешь с собой. К сожалению, я отношусь к тем людям, которые всегда выполняют свои обязательства и никогда не оставляют долги неоплаченными, какими бы они ни были.
Я молчала, глотая слезы и пытаясь понять, как за пять дней мы с Глебом стали настолько близки. Многие идут к этому годами, а мы — за какие-то пять дней, но в одном я уверена точно: буду бороться за свою мечту до последнего. Если надо, чтобы он выжил при исполнении последнего обязательства перед своим миром, ну что ж, я помогу, независимо от того, что он по этому поводу думает. С этой мыслью я заснула.
***
Гуськом шагая по тонкой, едва заметной тропинке, мы двигаемся в сторону невысокой горной гряды — конечной цели похода. Я иду сразу за Глебом, возглавившим наш небольшой отряд, и привычно слушаю окружающий лес. Широко зевнув, вынула из-за пазухи горбушку хлеба — остатки раннего завтрака. Аппетит у меня и впрямь разыгрался в этом голодном мире. Наверное, слишком много всего случилось, навалилось, вот и жую, то глядя по сторонам, то на Глеба.
На вторые сутки пути густой смешанный лес плавно перешел в редколесье, все чаще и чаще попадались мелкие ложбины и крутые овраги, а под ногами мешались камни. Как сказал Миша, изучая карту, составленную разведчиками партизанского отряда, до вражеской внешней охраняемой зоны мы доберемся к вечеру.
Бойцы решили развести костер и приготовить горячую пищу. Дальше будет слишком опасно! С удовольствием присев на поваленное ветром и временем сухое дерево, я с удовольствием вытянула ноги и из-под полуприкрытых ресниц наблюдала за мужчинами. Они без суеты, споро развели костер и, повесив на перекладину полученный в партизанском отряде котелок, варили кашу с тушенкой. Вообще, попробовав тушенку, я пришла к выводу, что получила весьма ценный опыт в чужом мире, который пригодится в моем.
Пока смотрела на своих спутников, заметила, что они меня тоже исподволь изучают. Особенно напрягло внимание японца Мичиро, который словно в душу заглядывал и под кожу лез. Да, тяжелая у него сущность и опасная весьма, с таким существом надо быть очень осторожным. Я прямо посмотрела ему в глаза и опешила: поймав мой вызывающий взгляд, он вдруг улыбнулся, открыто, доброжелательно, во все белоснежные зубы, и подмигнул мне черным блестящим глазом.
Я удивленно выпалила:
— Что случилось, Мичиро, ты так пристально изучал меня и с таким недовольным видом?
— Нет, Сирила. Ты слишком красивая, можно сказать, прекрасная как богиня, смотреть на тебя — одно удовольствие. — Я заметила, что остальные мужчины заинтересовались нашим разговором. — Но, к сожалению, ты больше не свободна, досадно, вот и недоволен. Но долг дружбы заставляет меня подчиниться выбору, твоему и моего командира.
Он смотрел поверх моей головы, поэтому обернулась. И увидела за своей спиной Глеба… с таким свирепым выражением лица, от которого даже у меня зашевелились волосы на затылке. Все молча смотрели на нас, ожидая что будет дальше. Командир не замедлил с приказом:
— Час на отдых и обед, дальше марш-бросок до первой линии.
Взял меня за руку и потащил за собой в сторону скопления больших валунов, превышающих человеческий рост. Как только мы зашли за самые большие, скрывшись с глаз, он выпустил мою руку и отошел на пару шагов. Встал, словно готовился к нападению, и горящими глазами уставился на меня. Я насторожилась, не зная, чего от него ожидать, — впервые видела его в таком состоянии, когда он с трудом себя сдерживал. До этого он был безупречно спокоен и выдержан, только изредка позволяя себе небольшие всплески эмоций, а тут того и гляди — взорвется как вулкан!
— Я хочу, чтобы ты дальше первой границы с нами не ходила. Если у нас все получится, мы вернемся, если нет — ты уйдешь одна. Я не готов к тому, чтобы ты рисковала жизнью ради выполнения чужих долгов.
— Что я сделала не так, Глеб, скажи, я исправлюсь? — Сердце колотилось от страха, что меня оставят здесь. — Ты же знаешь, что не сможешь удержать меня на расстоянии. Я пойду за вами в любом случае, моя помощь может оказаться очень полезной, не отказывайся, пожалуйста. И от меня тоже! — последнее я прошептала едва слышно, но он меня услышал.
Рывком подобравшись ко мне, прижал к своему напряженному телу и прорычал мне в лицо:
— Они все, понимаешь, все хотят тебя, смотрят на тебя и мечтают о такой как ты. А я… Я должен думать об их жизнях и жизнях тех, кто зависит от успешного выполнения нашего задания, а я… Я могу думать только о тебе и о том, что готов придушить любого, кто на тебя просто посмотрит. И убить, если кто-то прикоснется к тебе. Я схожу с ума рядом с тобой и не могу себя контролировать, а ведь моему самоконтролю все завидовали. От него остается один пшик, стоит мне посмотреть на тебя или подойти к тебе. Почему я, Сири, почему ты выбрала меня? Ведь ты действительно прекрасна как богиня, а я похож на чудовище из сказок. Такая хрупкая и в тоже время сильная. Такая красивая и настолько же неискушенная, наивная, добрая и солнечная маленькая девочка. Моя маленькая девочка…
Он прижал меня спиной к камню, приподнял, закинув мои ноги себе на талию и уткнулся лицом мне в шею. Я неуверенно коснулась пальцами его коротко стриженых волос, потом зарылась ладонями, наклонилась к нему и губами прикоснулась к его лбу. Обхватила его лицо руками и встретилась с глазами цвета грозового неба, в которых отразилось желание, страсть и… страх. Из-за того, что оттолкну? Наверное. Поцеловала в щеку, потом в другую, потом прошептала, заглядывая в любимые глаза:
— Для меня ты красивее всех, желаннее любого. Других для меня больше не существует. Я люблю только тебя и хочу только тебя, Глеб.
Я говорила и видела, как темнеют его глаза и каменеют от напряжения руки и все тело. Потом мы оба словно сошли с ума, забыв обо всем на свете. Он накинулся на меня, голодными губами сминая мои и поглощая целиком. Выпивая все звуки и каждый вздох. Сильнее прижав к каменной поверхности, гладил мое лицо, зарывался в волосы, раздвинул безрукавку и забравшись под куртку, обнял за талию, прижимаясь между моими ногами. Я чувствовала насколько велико его желание и от страсти и восторга у меня вырвался возбужденный рык моей волчицы. Через мгновение я замерла от ужаса, осознавая, что могла натворить, подчинившись желанию и своим взбунтовавшимся «хочу».
Глеб почувствовал во мне перемену и замер, держа руку на моей груди и уткнувшись мне в ключицу, — пытался восстановить дыхание и контроль. Через несколько долгих мгновений ему это все же удалось и он, подняв голову, посмотрел мне в лицо, убирая руку с груди и медленно опуская на землю. Но отпускать полностью от себя не стал — пристально следил за мной.
У меня кровь отхлынула от лица, ведь я забылась, а может случиться всякое, но объясняться все равно придется:
— Прости меня, Глеб! Это будет мой первый раз, а у стерхов это происходит не как у вас, людей.
Глеб выглядел больше удивленным, нежели хмурым и раздраженным, и я поспешила пояснить:
— В первый раз все настолько незнакомо, непривычно и остро, что порой дело доходит до обращения. И вдруг я не смогу себя контролировать по молодости лет?! Обычно, для стерхов это не проблема, другой тоже обращается и все продолжается в другой ипостаси. Но вот ты останешься человеком, а моя волчица в запале страсти может тебя покалечить или… убить. Прости меня, любимый, я забылась в твоих руках!
Глеб молчал, прижимая мою голову к своей груди, гладил по волосам. Потом хрипло от неулегшейся страсти спросил:
— Ну и?..
Услышав короткий четкий вопрос, я неуверенно продолжила, задрав к нему лицо и пытаясь определить отношение к, наверное, неприемлемому для человека предложению:
— Ну… либо ты становишься стерхом и сам решаешь эту проблему, либо нам придется кому-то доверить ее решить в первый раз, потому что потом я смогу удержать контроль — буду знать, что это такое и как себя вести.
Его злобное утробное рычание было для меня сладкой песней и надеждой на семейное счастье. Если он так рычит, будучи человеком, то что у него получится после обряда?
— Я сам займусь решением нашей проблемы! И убью любого, кто посмеет предложить тебе свои услуги в этом деле, Сири. Если смогу выжить и добраться к тебе домой, маленькая моя! — последнее он сказал с горечью.
Я стиснула зубы, чтобы не взвыть.
— Но я обещаю, малышка, все сделать для того, чтобы мы вместе вернулись в твой Рассван.
Мягко поцеловал, потом, отстранившись, аккуратно поправил на мне одежду и, взяв за руку, повел в лагерь.
В котелке над костерком уже вкусно булькала каша. Отряд дружно уставился на нас, кривя в понимающих улыбках лица. Я представила, как выгляжу с горящим лицом, по которому еще и Глеб щетиной прошелся, и зацелованными губами, и смущенно покраснела. Хорошо хоть Глеб мою одежду в порядок привел, потому что сама об этом вообще не подумала.
В «чувства» меня привел едкий, насмешливый Мишкин голос, чтоб его Шассе забрал:
— Ну что, командир, ты ее уже пометил?
Глеб зло зыркнул на друга и, демонстративно взглянув на свою внушительных размеров ладонь, не менее ехидно ответил:
— Нет, Мишань, а если еще раз что-нибудь подобное услышу, с удовольствием помечу твою рожу, кошак ты недоделанный.
***
Вчера был трудный и долгий день с большим переходом, а сегодня мы снизили скорость и шли, тихонько разговаривая друг с другом. Ребят в первую очередь интересовало, каких животных я в них видела и рассказы о них. О моей сущности узнали шестеро мужчин из пятнадцати, поэтому верили всему, о чем я рассказывала, не в какую-нибудь сказку, а вполне реальную историю, поэтому с жадным любопытством внимали каждому моему слову.
Вообще я старалась держаться ближе к тем, кто знал обо мне. Из всей группы, по моим наблюдениям и ощущениям, подходят для прохождения обряда одиннадцать человек. Остальные четверо — просто хорошие солдаты и люди, поэтому не хотелось говорить о многом при них. О важном или личном для стерхов мы поговорили на привале вчера вечером, после чего быстро улеглись и быстро заснули — впереди ждал новый тяжелый день. Как и все предыдущие ночи, я спала в объятиях Глеба.
Еще бойцы, получив о себе новые знания, при каждом удобном случае подшучивали друг над другом. Самое интересное, что те, кто узнавал о своей сущности, признавал мою правоту. Каждый из мужчин и их товарищи отмечали, что я очень точно и тонко описывала их характеры, манеру поведения и склад ума и еще больше проникались. В их глазах проявлялась тайная грусть. Я понимала, что они чувствовали: пустоту внутри, одиночество и горечь от того, что им так долго приходилось скрывать свою животную сущность. Подстраиваться под кем-то установленные каноны и правила, заставляя умирать свое существо из-за отсутствия внутренней и внешней свободы. Хотя, именно их животные инстинкты позволяли им выживать в этой жуткой, чудовищной войне, где, как выяснилось, гибнут миллионы, а выживают сильнейшие.
Бойцы, заметив явно не располагающее к подтруниванию настроение командира, принялись за более безопасное дело — решили пообедать и двигаться дальше. Во время обеда мне, наконец, поведали цель нашего задания. В этом направлении должно начаться наступление советских войск. Почему именно советских, а не русских, я уточнять не стала, побоялась привлекать внимание не ведавших обо мне, чтобы у них не возникало ненужных вопросов, почему я плохо осведомлена. Поэтому просто сосредоточилась на общей задаче. Перед наступлением русские усилили разведку в этом районе и выяснили, что чуть выше, в горах, немцы строят какое-то сооружение, уходящее вглубь. Уже две группы разведчиков не вернулись и больше не вышли на связь. Начать наступление без точных данных грозит большими потерями, поэтому советское командование поставило задачу: во что бы то ни стало выяснить, что скрывают немцы в горах. Ситуацию усложняет тот факт, что замаскированный периметр немцами охраняется с большой тщательностью. Несколько кругов защиты и постоянное патрулирование усложняет задачу проникновения на объект и уничтожения того, что там скрывают. В результате отряду из пятнадцати человек плюс один оборотень предстоит проникнуть через тройную внешнюю защиту на секретный объект.
В разговоры бойцов, планирующих операцию, я не лезла, полагая, что они в этом деле лучше подготовлены и обучены, чем я. Пока они говорили, я дремала рядом с Глебом, положив ему голову на колени. Разбудили меня, рывком поставив на ноги. Встрепенувшись, я утонула в сумеречных глазах любимого. Глеб чмокнул меня в нос и, развернув спиной, легким толчком под зад указал направление движения. Я было возмутилась такому обращению с Хранительницей, а потом, посмотрев в затылок идущего впереди Михаила, улыбнулась и бодренько зашагала за ним.
***
Расположившись между двумя Александрами, или Сашками, я внимательно следила за обстановкой. Мы вполне удачно и незаметно прошли два круга защиты, благодаря моим способностям отводить глаза, но вот с третьим нам не повезло как планировали, в результате понесли потери. Двое разведчиков напоролись на мотоциклистов, у которых спустила шина, лоб в лоб. В перестрелке были убиты оба мотоциклиста и наш боец. Какая неожиданная смерть, все расстроились, а я прямо до слез. Молодого Владимира невеста и мать никогда не дождутся с войны.
Теперь о нашем присутствии на территории особо охраняемой зоны узнают очень скоро, как только убитые немцы не выйдут на связь в положенное время. Поэтому наша группа, быстро похоронив Владимира под ветками и камнями, простившись с ним, в ускоренном темпе рванула преодолевать последние километры до объекта. После марш-броска по сильнопересеченной местности мы вышли к предгорью и вот тут нас, наконец, ждала удача — автомобиль с двумя штабными офицерами и водителем в придачу. Одного офицера с трудом удалось захватить живым, и с помощью принуждения мы выяснили, какие тайны хранит хорошо охраняемый объект.
Вверху, в горах, расположено довольно большое озеро, подпитываемое несколькими речками. Немцы силами пленных прорыли в горе туннель прямо под дно озера. В случае, если бы советские войска решили идти в наступление с этой стороны, немцы с помощью узконаправленных взрывов в туннеле разрушили бы преграду между туннелем и озером — и огромная масса воды обрушилась бы на ничего не подозревающих русских. А сложный рельеф местности усложнил бы ситуацию еще больше. Тщательно спланированное и подготовленное наступление захлебнулось бы, причем в буквальном смысле. Александр пониже ростом оказался радистом и по приказу командира передал в штаб полученную информацию. Через час пришел ответ: «Любой ценой уничтожить объект, сохранив озеро». Это значит — взрыв, но таким образом, чтобы немцы уже ничего не успели сделать или исправить.
И вот теперь я с двумя Сашками на пригорке наблюдаю, как наша группа с боем пробивается в туннель. Я боялась за уже своих мужчин, слыша беспрерывную стрельбу, короткие взрывы, усиленные горным эхом и глядя на суетливое движение вражеских солдат.
Сашек оставили здесь, чтобы они по рации сообщили в штаб о том, как прошла операция.
