Поставив фонарь на засыпанный песком пол, молодой человек сел рядом с останками своего учителя, облокотился на крышку и, не отводя взгляда от инкрустированных обсидианом глаз на вырезанном из дерева лице, произнес:
«Ведь ты хочешь, чтобы я поехал туда? Прошу твоего разрешения, как хранителя библиотеки Древних, на работу в ней. И благослови меня на первые в моей жизни раскопки!»
Уже не сдерживая слез, Сахемхет прижался к гробу.
«Я так скучаю по тебе! Представляешь, мы бы вдвоем раскопали вход, крутили диски на странной машине и смотрели, как собирается в символы песок. Только ты и я! И их таинственный язык…»
Юноша снял очки. Стер с лица слезы. В свете фонаря ему показались странными тени у стены, в которую он почти упирался ногами. Снова надев очки, вынул из кармана комбинезона нож и осторожно стал им разгребать песок. Постепенно неизвестный предмет стал принимать очертания большой коробки. На вид она была плетеной, только сверху обмазана толстым слоем глины.
«Ты здесь откуда, сокровище?» – рассмеялся он и поддел крышку лезвием.
Но там была лишь прозрачная, с легким молочным оттенком пыль. Привыкший работать с минералами наощупь, Сахемхет, далекий от археологических раскопок, погрузил левую руку в порошок, растер между пальцев. Воздух наполнился приятным запахом свежести, как после летней грозы в далекой Англии. Он сладко зевнул, но тут же вздрогнул, словно прикоснулся к оголенным проводам под напряжением.
«Это же!..» – воскликнув, задрожавшими руками осторожно закрыл крышку и снова засыпал коробку песком.
Молодой человек судорожно осмотрелся по сторонам в поисках термоса с кофе, но тот, забытый, остался лежать в багажнике машины. В его мыслях зазвучало только одно: «Бежать из гробницы, как можно быстрее!.. Домой!.. К отцу!..» Счет шел на минуты. Повесив фонарь на пояс, он бросился к выходу. Первая дверь была удачно захлопнута. Теперь тридцать метров вверх. Руки срывались с жума?ров, обжигались о синтетические нити. Не обращая внимания на боль, Сахемхет добрался до выхода, открыл створку. Свежий воздух немного взбодрил его. На автомате отцепив карабины и смотав веревку, юноша закрыл вторую дверь и, шатаясь, побежал к машине. Багажник. Термос… Молодой человек искал спасительный кофе, ощупывая в свете тусклой лампочки жесткий коврик. Но его и там не оказалось. Из последних сил, борясь со сном, Сахемхет снял комбинезон, маску, бросил их с инвентарем на сумку, сел за руль, но завести не успел. Глаза сами закрылись, тело и разум перестали сопротивляться томной усталости и чувству полета. Откинувшись на спинку сидения, он погрузился в сладкий сон.
На завтрак большое семейство Аджари-Карнарвон собралось в обеденном зале.
– Валентина, ты Сахемхета разбудила? – с трудом скрывая беспокойство, Стефан посмотрел на пустой стул, потом на жену.
– Его нет у себя, но вещи на месте, даже документ с твоей подписью лежит на столе, – спокойно ответила она. – Вспомнит про завтрак – придет. У него же свой, английский режим дня.
– Все равно, проверю!
Стефан встал из-за стола, спустился в гараж. Электромобиля не было, как маски и перчаток, но веревочная лестница лежала на месте. Он вернулся в зал, сел за стол и твердым голосом произнес:
«Если этот безбашенный мальчишка не объявится сам через полчаса, едем его искать! Догадываюсь, где его носит… Неужели решился…»
Прошел час томительного ожидания.
«Валентина и Искандер – со мной, остальные – на связи. Появится – сообщите!» – глава семейства отдал четкие распоряжения, словно полководец во время финального сражения.
Жена и старший из сыновей сидели на заднем сидении внедорожника и вглядывались в поток автомобилей в поисках знакомого силуэта. Стефан держал путь к саккарскому некрополю, где покоились в гробнице Птаххетепа его родители. В углу стоянки, уже заполненной туристическими автобусами, они заметили свой электромобиль. Забыв о правилах парковки, Аджари-Карнарвон старший выскочил из внедорожника и, сбивая туристов, побежал к машине. Жена и сын с трудом догоняли его.
«Слава Богу, – выдохнул отец, открыв дверь и увидев спящего Сахемхета на месте водителя. – Жив. Умеешь же ты напугать. Доброе утро, соня!»
Он потряс юношу за плечо, на что тот никак не отреагировал, приложил пальцы к сонной артерии – пульс нормальный. Внимание Стефана привлекли ободранные руки сына, словно он спасался от кого-то или чего-то.
«Искандер, мы с матерью отвезем Сахемхета в больницу. Ты включаешь на всю вентиляцию, опускаешь вниз стекла, нигде не останавливаешься, отгоняешь машину домой, ставишь на заднем дворе и только тогда открываешь багажник. Пусть выветрится. Ни к чему в нем не прикасайся! Дождись меня», – дал указания отец.
Сын кивнул головой, помог перенести брата во внедорожник, завел электромобиль и, следуя инструкциям, поехал домой.
В клинике Аджари-Карнарвон старший шел по коридору со спящим сыном на руках. Вслед за ними шла Валентина, не понимая, что случилось с ее ребенком, которого она так редко видела дома.
«Не пытайтесь его разбудить, – Стефан прошептал врачам свою просьбу. – Возьмите анализы на интоксикацию, подключите к датчикам давления и сердечного ритма…»
Медицинские работники увезли Сахемхета в палату. Валентина положила голову на плечо мужа и тихо произнесла:
– Что с ним? Что он забыл ночью вдали от дома?
– Это я виноват… – пряча улыбку, произнес мужчина. – Хотел, чтобы он выбросил из головы дедушкины рассказы, жил как все мы. Думал, испугается, не спустится: темно, тихо, страшно… А раз он такой упрямый, пусть поспит недельку-другую. Будет знать, что его ждет в библиотеке Древних. Ничего хорошего в ней нет, по своему отцу знаю. Всю жизнь тот только о ней и говорил. Может, наш «англичанин» передумает лезть туда, куда не следует.
– Это не опасно? Откуда знаешь, что он столько будет спать? Такое уже было?
– Джон со Стефанией спали после спуска в эту гробницу. Это было в девяносто первом году позапрошлого века. Потом еще раз на неделю отключались. Маска не защищает, проверено. Тогда доктор Хавасс пытался эту гадость исследовать, но даже химический состав не узнал.
– И твой отец имеет прямое отношение ко всему этому безобразию?
– Абсолютно точно. А зачинщик – Птаххетеп, библиотекарь, живший сорок пять веков назад.
– Что?! Мы столько лет вместе, у нас четверо детей, – воскликнула она, – и ты лгал мне!
– Не лгал, а просто не хотел говорить, – попытался оправдаться Стефан. – Это разные вещи. Хотел нормальной жизни без сумасбродства. Думал, закрою наглухо склеп в Саккаре и покончу с мифическими Древними. Хочешь знать о моих родителях – возьми с полки книгу, что я издал после смерти отца. Его дневник…
– Я прочитаю… Весь!
– Восемнадцать лет держал Сахемхета подальше от дома, чтобы повзрослел, научился реально смотреть на жизнь. А этот безбашенный мальчишка возомнил, что переведет то, что такие лингвисты, как отец и я, не смогли понять за столетие. Ничего с ним не будет, но мозгов должно прибавиться.
– Его руки… Неужели тебе не жалко сына?
– В данном случае, нет. От царапин никто не застрахован, тем более что он спускался и поднимался на три десятка метров без лестницы. От этого не умирают. Не переживай, все будет хорошо… Хорошо…
Но нервы женщины сдали, и она разрыдалась, обнимая любимого мужа и отца своих детей.
Оставив Службу древностей на заместителя, Стефан не покидал палату сына, наблюдая за показаниями на мониторе. Он чувствовал себя ответственным за то, что случилось. Отменил поездку в Англию для всей семьи, и даже Рождество не стало поводом вернуться домой. Мужчина не доверял медикам, особенно, в том вопросе, что касался «химического наследия Древних». Записи Аджари-старшего и Джона стали для него настольной книгой в наблюдении за состоянием юноши.
Прошло три недели, как Сахемхет стал «спящей красавицей». Отец сидел на краю его постели, сжимал руку и слушал размеренный писк датчиков. В последние дни давление, частота сердечных ударов и дыхания падали с математической закономерностью. Аджари-Карнарвон понимал, что это признаки начинавшегося глубокого сна, способного затянуться уже на годы. Резкий монотонный звук сообщил об остановке сердца. В палату вбежали врачи, готовые начать реанимацию. Но Стефан, раскинув руки, не подпустил их к койке:
«Это не смерть, а анабиоз, – произнес, дрожа от волнения. – Он проснется! Он должен проснуться! Неделя, две… Я хочу забрать его домой! Так будет лучше и мне, и вам. Буду следить за ним: откроет глаза – стану самым счастливым отцом на свете, начнется разложение – значит он умер, и я предам тело земле, оплакивая до конца своих дней!»
Спорить с Главой Службы древностей медики побоялись, да и время на успешную помощь было упущено. Подписав все необходимые документы, Аджари-Карнарвон старший перевез сына домой. Бездыханное тело юноши он обмотал полосами ткани, пропитанными благовониями, положил на кровать в его комнате, укрыл одеялом. Шторы были наглухо закрыты, на стенах появились гигрометры, а рядом с постелью – регулятор влажности воздуха. По несколько раз в день Стефан навещал сына, чтобы убедиться, что тот, действительно, спит…
Состояние Аджари-Карнарвона младшего не менялось ни в лучшую, ни в худшую стороны. Казалось, что время для молодого человека остановилось, в отличие от членов его семьи. Шли дни, недели, месяцы. А он все спал…
Сахемхет вздрогнул, через несколько секунд вздохнул. Первый мощный удар сердца пронесся глухим звуком по всему телу. Удары становились все сильнее и чаще, дыхание глубже. Его руки непроизвольно задрожали, потянулись к лицу. «Рождественские» благовония защекотали нос, и юноша тихо чихнул. Стянув с лица ткань, он осмотрелся: только густой мрак и ничего, кроме него.
«Уснул в гробнице? – предположил он, но потом вспомнил, как закрывал тяжелые двери и садился в автомобиль. – Нет, похоже, я дома. Надеюсь, мой билет в Англию отец еще не сдал? Так хочется праздника…»
Собравшись с силами, Сахемхет встал с постели. Осторожно, выставив вперед руки, дошел до окна и раздвинул шторы. Яркий свет ударил по глазам. Юноша упал на колени, закрывая ладонями лицо. Прошло не меньше часа, прежде чем он смог открыть глаза и подняться. Осмотрелся: в комнате ничего не изменилось, даже разрешение на раскопки, подписанное отцом, лежало на столе. Но увидев свое отражение в зеркальной дверце шкафа, молодой человек немного опешил, а потом рассмеялся вслух:
«Неплохой костюм на Хеллоуин, – он потрепал на пальцах льняные полосы, – только, вроде, через пару дней Рождество… И кто так подшутил? Искандер? София? Джон? Или отец?! – и, помолчав, добавил: – Конечно, отец… Он злится, что я нарушаю семейные обычаи. Семья важнее, а за пару недель с библиотекой ничего не случится».
Сахемхет решил, что не будет пугать таким видом домашних, а приведет себя в цивилизованный вид и спустится к завтраку, тем более что на часах было уже восемь часов. Приняв душ и переодевшись, он подошел к столу, взял очки, протер стекла и водрузил на переносицу. Повернулся, чтобы снова увидеть свое отражение в зеркале и, зацепившись об стул, растянулся на полу. Все вокруг расплывалось, словно он смотрел на мир сквозь круглый аквариум с водой. В полном недоумении юноша снял очки, с которыми не расставался всю жизнь, – и тут же мир снова обрел четкость. Он встал, чтобы еще раз посмотреть на себя в зеркальную створку. Наконец-то он выглядел как настоящий полевой археолог: бежевые рубашка и брюки, льняной шарф на шее. Тряхнув длинными рыжими волосами, молодой человек улыбнулся своему отражению: теперь никто не будет назвать «четырехглазым ботаником» или «рыжим очкариком». В мыслях промелькнули планы на ближайшее будущее, где будут рождественская поездка в Бирмингем, спуск в библиотеку Древних и, по возвращении, поиск работы или института для получения третьего диплома – уже археолога.
Еще постояв перед зеркалом и подумав над праздничной речью, в которой он попросит у отца прощение, Сахемхет спустился на первый этаж в обеденный зал. Огромный стол занимал почти все помещение, и за ним было всего лишь одно свободное место рядом с главой семьи. На молодого человека не сразу обратили внимание, а тот стоял, ничем не выдавая своего присутствия, и молча разглядывал сидевших. Во многих из них было что-то знакомое, похожее. По всей видимости, они являлись прямыми потомками Стефана, но были и те, кто стал частью их фамилии, скрепив союз священными узами брака. С места старшего в семье поднялся седовласый мужчина преклонного возраста, медленно направился в сторону гостя.
– Дедушка, – испуганно произнес юноша. – Как такое возможно? Я сплю?
– Нет, Сахемхет, – произнес мужчина, стирая навернувшиеся на глаза слезы, – ты, наоборот, проснулся. Я не наш дед, я твой старший брат Искандер.
– Ему всего тридцать восемь!
– Было… четверть века назад, когда ты уснул.
– Что?! – Аджари-Карнарвон младший пошатнулся и был заключен братом в крепкие объятия. – Значит мне… Мне уже пятьдесят?
– Я бы сказал, что тебе все также двадцать пять. Все такой же рыжий, с веснушками и зелеными глазами. А где очки?
– Они больше не нужны. Я превосходно вижу… Что со мной? Как можно просто закрыть глаза и проснуться через десятилетия?
– Отец рассчитывал, – вздохнул Искандер, – что ты проспишь неделю, максимум, две. Маска не спасает от «гадости», которой пропитан воздух гробницы Птаххетепа. Даже если был без перчаток, если касался саркофагов – ты не должен был на столько уснуть. Отец с добровольцами столько раз проверял, и они спали не больше трех недель. Куда ты сунулся?
– Я нашел коробку, которую закопал Птаххетеп с «этой самой гадостью», рядом с гробом дедушки, – усмехнулся Сахемхет, освобождаясь из братских объятий, – я открыл ее, прикоснулся к содержимому. На ощупь это похоже на плотное облако, ощутимое и невесомое… И запах свежести, как после грозы.
В зале царила непривычная тишина: сидевшие за столом внимательно слушали разговор братьев. Звонкая пощечина нарушила ее подобно разбившейся вазе. Юноша прикоснулся к щеке, на которой разгорался след от удара. Он понимал, что заслужил подобное. Искандер, зная характер младшего брата, ждал ответного хода. Но вместо слов гнева с губ Сахемхета сорвалось лишь тихое «прости».
– Надо было тебя оставить в склепе, в гробу, – громко ворча, старший брат вернулся на место, – оттуда проще выбраться, чем попасть туда. Может, Древние с мертвыми научили бы думать головой и заботиться о близких.
– Почему за столом нет родителей, Джона? – после долгого молчания спросил Сахемхет.
– Не дожили до радостного дня, – донеслось с другого конца. – Брат погиб десять лет назад на раскопках в Завьет-аль-Эриане. Его экспедиции разрешили работать в разрушенной пирамиде на закрытой территории. Военные молчат о том, что там произошло; тела всех, кто там копал, привезли в закрытых металлических гробах… Отец после этого заболел, его не стало три года назад, мама прожила еще восемь месяцев. Все плакала от тоски по вам троим...
Аджари-Карнарвон младший отвернулся, пряча слезы, текущие по щекам, направился к двери. Душа разрывалась на клочки от боли и вины перед ними. Оклик брата заставил его остановиться.
«Ведь ты хочешь, чтобы я поехал туда? Прошу твоего разрешения, как хранителя библиотеки Древних, на работу в ней. И благослови меня на первые в моей жизни раскопки!»
Уже не сдерживая слез, Сахемхет прижался к гробу.
«Я так скучаю по тебе! Представляешь, мы бы вдвоем раскопали вход, крутили диски на странной машине и смотрели, как собирается в символы песок. Только ты и я! И их таинственный язык…»
Юноша снял очки. Стер с лица слезы. В свете фонаря ему показались странными тени у стены, в которую он почти упирался ногами. Снова надев очки, вынул из кармана комбинезона нож и осторожно стал им разгребать песок. Постепенно неизвестный предмет стал принимать очертания большой коробки. На вид она была плетеной, только сверху обмазана толстым слоем глины.
«Ты здесь откуда, сокровище?» – рассмеялся он и поддел крышку лезвием.
Но там была лишь прозрачная, с легким молочным оттенком пыль. Привыкший работать с минералами наощупь, Сахемхет, далекий от археологических раскопок, погрузил левую руку в порошок, растер между пальцев. Воздух наполнился приятным запахом свежести, как после летней грозы в далекой Англии. Он сладко зевнул, но тут же вздрогнул, словно прикоснулся к оголенным проводам под напряжением.
«Это же!..» – воскликнув, задрожавшими руками осторожно закрыл крышку и снова засыпал коробку песком.
Молодой человек судорожно осмотрелся по сторонам в поисках термоса с кофе, но тот, забытый, остался лежать в багажнике машины. В его мыслях зазвучало только одно: «Бежать из гробницы, как можно быстрее!.. Домой!.. К отцу!..» Счет шел на минуты. Повесив фонарь на пояс, он бросился к выходу. Первая дверь была удачно захлопнута. Теперь тридцать метров вверх. Руки срывались с жума?ров, обжигались о синтетические нити. Не обращая внимания на боль, Сахемхет добрался до выхода, открыл створку. Свежий воздух немного взбодрил его. На автомате отцепив карабины и смотав веревку, юноша закрыл вторую дверь и, шатаясь, побежал к машине. Багажник. Термос… Молодой человек искал спасительный кофе, ощупывая в свете тусклой лампочки жесткий коврик. Но его и там не оказалось. Из последних сил, борясь со сном, Сахемхет снял комбинезон, маску, бросил их с инвентарем на сумку, сел за руль, но завести не успел. Глаза сами закрылись, тело и разум перестали сопротивляться томной усталости и чувству полета. Откинувшись на спинку сидения, он погрузился в сладкий сон.
На завтрак большое семейство Аджари-Карнарвон собралось в обеденном зале.
– Валентина, ты Сахемхета разбудила? – с трудом скрывая беспокойство, Стефан посмотрел на пустой стул, потом на жену.
– Его нет у себя, но вещи на месте, даже документ с твоей подписью лежит на столе, – спокойно ответила она. – Вспомнит про завтрак – придет. У него же свой, английский режим дня.
– Все равно, проверю!
Стефан встал из-за стола, спустился в гараж. Электромобиля не было, как маски и перчаток, но веревочная лестница лежала на месте. Он вернулся в зал, сел за стол и твердым голосом произнес:
«Если этот безбашенный мальчишка не объявится сам через полчаса, едем его искать! Догадываюсь, где его носит… Неужели решился…»
Прошел час томительного ожидания.
«Валентина и Искандер – со мной, остальные – на связи. Появится – сообщите!» – глава семейства отдал четкие распоряжения, словно полководец во время финального сражения.
Жена и старший из сыновей сидели на заднем сидении внедорожника и вглядывались в поток автомобилей в поисках знакомого силуэта. Стефан держал путь к саккарскому некрополю, где покоились в гробнице Птаххетепа его родители. В углу стоянки, уже заполненной туристическими автобусами, они заметили свой электромобиль. Забыв о правилах парковки, Аджари-Карнарвон старший выскочил из внедорожника и, сбивая туристов, побежал к машине. Жена и сын с трудом догоняли его.
«Слава Богу, – выдохнул отец, открыв дверь и увидев спящего Сахемхета на месте водителя. – Жив. Умеешь же ты напугать. Доброе утро, соня!»
Он потряс юношу за плечо, на что тот никак не отреагировал, приложил пальцы к сонной артерии – пульс нормальный. Внимание Стефана привлекли ободранные руки сына, словно он спасался от кого-то или чего-то.
Глава Службы древностей быстрым шагом дошел до усыпальницы, проверил двери в шахту. Они были закрыты. Вернулся к электромобилю и снова попытался разбудить юношу. Безрезультатно.
«Искандер, мы с матерью отвезем Сахемхета в больницу. Ты включаешь на всю вентиляцию, опускаешь вниз стекла, нигде не останавливаешься, отгоняешь машину домой, ставишь на заднем дворе и только тогда открываешь багажник. Пусть выветрится. Ни к чему в нем не прикасайся! Дождись меня», – дал указания отец.
Сын кивнул головой, помог перенести брата во внедорожник, завел электромобиль и, следуя инструкциям, поехал домой.
В клинике Аджари-Карнарвон старший шел по коридору со спящим сыном на руках. Вслед за ними шла Валентина, не понимая, что случилось с ее ребенком, которого она так редко видела дома.
«Не пытайтесь его разбудить, – Стефан прошептал врачам свою просьбу. – Возьмите анализы на интоксикацию, подключите к датчикам давления и сердечного ритма…»
Медицинские работники увезли Сахемхета в палату. Валентина положила голову на плечо мужа и тихо произнесла:
– Что с ним? Что он забыл ночью вдали от дома?
– Это я виноват… – пряча улыбку, произнес мужчина. – Хотел, чтобы он выбросил из головы дедушкины рассказы, жил как все мы. Думал, испугается, не спустится: темно, тихо, страшно… А раз он такой упрямый, пусть поспит недельку-другую. Будет знать, что его ждет в библиотеке Древних. Ничего хорошего в ней нет, по своему отцу знаю. Всю жизнь тот только о ней и говорил. Может, наш «англичанин» передумает лезть туда, куда не следует.
– Это не опасно? Откуда знаешь, что он столько будет спать? Такое уже было?
– Джон со Стефанией спали после спуска в эту гробницу. Это было в девяносто первом году позапрошлого века. Потом еще раз на неделю отключались. Маска не защищает, проверено. Тогда доктор Хавасс пытался эту гадость исследовать, но даже химический состав не узнал.
– И твой отец имеет прямое отношение ко всему этому безобразию?
– Абсолютно точно. А зачинщик – Птаххетеп, библиотекарь, живший сорок пять веков назад.
– Что?! Мы столько лет вместе, у нас четверо детей, – воскликнула она, – и ты лгал мне!
– Не лгал, а просто не хотел говорить, – попытался оправдаться Стефан. – Это разные вещи. Хотел нормальной жизни без сумасбродства. Думал, закрою наглухо склеп в Саккаре и покончу с мифическими Древними. Хочешь знать о моих родителях – возьми с полки книгу, что я издал после смерти отца. Его дневник…
– Я прочитаю… Весь!
– Восемнадцать лет держал Сахемхета подальше от дома, чтобы повзрослел, научился реально смотреть на жизнь. А этот безбашенный мальчишка возомнил, что переведет то, что такие лингвисты, как отец и я, не смогли понять за столетие. Ничего с ним не будет, но мозгов должно прибавиться.
– Его руки… Неужели тебе не жалко сына?
– В данном случае, нет. От царапин никто не застрахован, тем более что он спускался и поднимался на три десятка метров без лестницы. От этого не умирают. Не переживай, все будет хорошо… Хорошо…
Но нервы женщины сдали, и она разрыдалась, обнимая любимого мужа и отца своих детей.
Оставив Службу древностей на заместителя, Стефан не покидал палату сына, наблюдая за показаниями на мониторе. Он чувствовал себя ответственным за то, что случилось. Отменил поездку в Англию для всей семьи, и даже Рождество не стало поводом вернуться домой. Мужчина не доверял медикам, особенно, в том вопросе, что касался «химического наследия Древних». Записи Аджари-старшего и Джона стали для него настольной книгой в наблюдении за состоянием юноши.
Прошло три недели, как Сахемхет стал «спящей красавицей». Отец сидел на краю его постели, сжимал руку и слушал размеренный писк датчиков. В последние дни давление, частота сердечных ударов и дыхания падали с математической закономерностью. Аджари-Карнарвон понимал, что это признаки начинавшегося глубокого сна, способного затянуться уже на годы. Резкий монотонный звук сообщил об остановке сердца. В палату вбежали врачи, готовые начать реанимацию. Но Стефан, раскинув руки, не подпустил их к койке:
«Это не смерть, а анабиоз, – произнес, дрожа от волнения. – Он проснется! Он должен проснуться! Неделя, две… Я хочу забрать его домой! Так будет лучше и мне, и вам. Буду следить за ним: откроет глаза – стану самым счастливым отцом на свете, начнется разложение – значит он умер, и я предам тело земле, оплакивая до конца своих дней!»
Спорить с Главой Службы древностей медики побоялись, да и время на успешную помощь было упущено. Подписав все необходимые документы, Аджари-Карнарвон старший перевез сына домой. Бездыханное тело юноши он обмотал полосами ткани, пропитанными благовониями, положил на кровать в его комнате, укрыл одеялом. Шторы были наглухо закрыты, на стенах появились гигрометры, а рядом с постелью – регулятор влажности воздуха. По несколько раз в день Стефан навещал сына, чтобы убедиться, что тот, действительно, спит…
Состояние Аджари-Карнарвона младшего не менялось ни в лучшую, ни в худшую стороны. Казалось, что время для молодого человека остановилось, в отличие от членов его семьи. Шли дни, недели, месяцы. А он все спал…
Часть 2
Сахемхет вздрогнул, через несколько секунд вздохнул. Первый мощный удар сердца пронесся глухим звуком по всему телу. Удары становились все сильнее и чаще, дыхание глубже. Его руки непроизвольно задрожали, потянулись к лицу. «Рождественские» благовония защекотали нос, и юноша тихо чихнул. Стянув с лица ткань, он осмотрелся: только густой мрак и ничего, кроме него.
«Уснул в гробнице? – предположил он, но потом вспомнил, как закрывал тяжелые двери и садился в автомобиль. – Нет, похоже, я дома. Надеюсь, мой билет в Англию отец еще не сдал? Так хочется праздника…»
Собравшись с силами, Сахемхет встал с постели. Осторожно, выставив вперед руки, дошел до окна и раздвинул шторы. Яркий свет ударил по глазам. Юноша упал на колени, закрывая ладонями лицо. Прошло не меньше часа, прежде чем он смог открыть глаза и подняться. Осмотрелся: в комнате ничего не изменилось, даже разрешение на раскопки, подписанное отцом, лежало на столе. Но увидев свое отражение в зеркальной дверце шкафа, молодой человек немного опешил, а потом рассмеялся вслух:
«Неплохой костюм на Хеллоуин, – он потрепал на пальцах льняные полосы, – только, вроде, через пару дней Рождество… И кто так подшутил? Искандер? София? Джон? Или отец?! – и, помолчав, добавил: – Конечно, отец… Он злится, что я нарушаю семейные обычаи. Семья важнее, а за пару недель с библиотекой ничего не случится».
Сахемхет решил, что не будет пугать таким видом домашних, а приведет себя в цивилизованный вид и спустится к завтраку, тем более что на часах было уже восемь часов. Приняв душ и переодевшись, он подошел к столу, взял очки, протер стекла и водрузил на переносицу. Повернулся, чтобы снова увидеть свое отражение в зеркале и, зацепившись об стул, растянулся на полу. Все вокруг расплывалось, словно он смотрел на мир сквозь круглый аквариум с водой. В полном недоумении юноша снял очки, с которыми не расставался всю жизнь, – и тут же мир снова обрел четкость. Он встал, чтобы еще раз посмотреть на себя в зеркальную створку. Наконец-то он выглядел как настоящий полевой археолог: бежевые рубашка и брюки, льняной шарф на шее. Тряхнув длинными рыжими волосами, молодой человек улыбнулся своему отражению: теперь никто не будет назвать «четырехглазым ботаником» или «рыжим очкариком». В мыслях промелькнули планы на ближайшее будущее, где будут рождественская поездка в Бирмингем, спуск в библиотеку Древних и, по возвращении, поиск работы или института для получения третьего диплома – уже археолога.
Еще постояв перед зеркалом и подумав над праздничной речью, в которой он попросит у отца прощение, Сахемхет спустился на первый этаж в обеденный зал. Огромный стол занимал почти все помещение, и за ним было всего лишь одно свободное место рядом с главой семьи. На молодого человека не сразу обратили внимание, а тот стоял, ничем не выдавая своего присутствия, и молча разглядывал сидевших. Во многих из них было что-то знакомое, похожее. По всей видимости, они являлись прямыми потомками Стефана, но были и те, кто стал частью их фамилии, скрепив союз священными узами брака. С места старшего в семье поднялся седовласый мужчина преклонного возраста, медленно направился в сторону гостя.
– Дедушка, – испуганно произнес юноша. – Как такое возможно? Я сплю?
– Нет, Сахемхет, – произнес мужчина, стирая навернувшиеся на глаза слезы, – ты, наоборот, проснулся. Я не наш дед, я твой старший брат Искандер.
– Ему всего тридцать восемь!
– Было… четверть века назад, когда ты уснул.
– Что?! – Аджари-Карнарвон младший пошатнулся и был заключен братом в крепкие объятия. – Значит мне… Мне уже пятьдесят?
– Я бы сказал, что тебе все также двадцать пять. Все такой же рыжий, с веснушками и зелеными глазами. А где очки?
– Они больше не нужны. Я превосходно вижу… Что со мной? Как можно просто закрыть глаза и проснуться через десятилетия?
– Отец рассчитывал, – вздохнул Искандер, – что ты проспишь неделю, максимум, две. Маска не спасает от «гадости», которой пропитан воздух гробницы Птаххетепа. Даже если был без перчаток, если касался саркофагов – ты не должен был на столько уснуть. Отец с добровольцами столько раз проверял, и они спали не больше трех недель. Куда ты сунулся?
– Я нашел коробку, которую закопал Птаххетеп с «этой самой гадостью», рядом с гробом дедушки, – усмехнулся Сахемхет, освобождаясь из братских объятий, – я открыл ее, прикоснулся к содержимому. На ощупь это похоже на плотное облако, ощутимое и невесомое… И запах свежести, как после грозы.
В зале царила непривычная тишина: сидевшие за столом внимательно слушали разговор братьев. Звонкая пощечина нарушила ее подобно разбившейся вазе. Юноша прикоснулся к щеке, на которой разгорался след от удара. Он понимал, что заслужил подобное. Искандер, зная характер младшего брата, ждал ответного хода. Но вместо слов гнева с губ Сахемхета сорвалось лишь тихое «прости».
– Надо было тебя оставить в склепе, в гробу, – громко ворча, старший брат вернулся на место, – оттуда проще выбраться, чем попасть туда. Может, Древние с мертвыми научили бы думать головой и заботиться о близких.
– Почему за столом нет родителей, Джона? – после долгого молчания спросил Сахемхет.
– Не дожили до радостного дня, – донеслось с другого конца. – Брат погиб десять лет назад на раскопках в Завьет-аль-Эриане. Его экспедиции разрешили работать в разрушенной пирамиде на закрытой территории. Военные молчат о том, что там произошло; тела всех, кто там копал, привезли в закрытых металлических гробах… Отец после этого заболел, его не стало три года назад, мама прожила еще восемь месяцев. Все плакала от тоски по вам троим...
Аджари-Карнарвон младший отвернулся, пряча слезы, текущие по щекам, направился к двери. Душа разрывалась на клочки от боли и вины перед ними. Оклик брата заставил его остановиться.
