– Сумасшедший! – Тиа еще сильнее прижалась к брату и прошептала сквозь слезы. – Как же я люблю тебя... Мой Ахет!
– Твой... И влюбленный по самые уши! – рассмеялся принц и нежно коснулся губами щеки Тиа.
Ахет и Тиа в одинаковых одеждах у входа в святилище преклонили колени перед верховной жрицей, которая, воздев к небу руки, обратилась к могущественной Хатхор с молитвами и просьбой принять с сонм жриц еще двух. Юноша взглянул на заросшие вьюнами колонны, и среди зелени появились желтые пятна распускающихся цветов. Жрицы от неожиданности опустились на колени, а Кама торжественно произнесла:
– Что бы ни говорили за стенами этого храма, их благословила сама Хатхор!
Женщина знаком попросила подняться избранных и повязала им красные пояса – отличительный знак жриц этой богини. Ахет взял за руку сестру, и под звон систров они удалились в свою комнату.
– Так же нельзя, – укорила его Тиа, стоило им только остаться наедине. – Это сделал ведь ты?
– Было очень красиво... – попытался оправдаться юноша. – Все равно никто не понял этого.
– Но больше так не делай! – она обняла брата и нежно поцеловала за ушком, получив в ответ тихий вздох.
– Тиа! Ты не поверишь, что я видел сегодня в городе, – жрец сел рядом на постель, протягивая девушке браслет из бирюзы. – Там на одной из улочек целовались юноша и девушка, в одежде, похожей на эллинскую. Совсем не так, как мы это делаем.
– И тебе не стыдно подглядывать, особенно за таким? – сестра принялась расчесывать длинные волосы брата.
– Мне уже восемнадцать, – рассмеялся Ахет. – А, давай, попробуем так же поцеловаться?
– Какой же ты неугомонный... – Тиа провела пальцам по его загорелой щеке. – Тебя даже гнев Хатхор не пугает...
– Нет! – юноша вскочил и жадно впился в губы сестры. Мощная волна силы и удовольствия прошла по его телу.
Она ответила с не меньшей страстью, но через мгновение повисла без сознания на руках брата.
– Тиа? Что с тобой? – он бережно положил девушку на постель, налил воды в чашу, отер влажной ладонью ее лицо. – Пожалуйста!
Жрица открыла глаза. Ахет облегченно вздохнул, обнимая сестру.
– Больше так не делай... – простонала она. – Ты словно пил из меня жизнь, как воду из сосуда. Твои губы несут смерть всему живому, что сольется с ними в таком поцелуе...
Молодой человек застыл от услышанного: это просто совпадение! Ей всего лишь стало плохо от жары. Такого не могло быть на самом деле. Дождавшись, пока сестра почувствовала себя лучше, жрец незаметно покинул храм и направился за пределы города.
Погруженный в раздумья, Ахет дошел до поселка бедняков. Как стайка маленьких птичек, его окружили худенькие ребятишки, внимательно разглядывая непрошеного гостя в красивой одежде, и что-то кричали. Жрец вздрогнул, в замешательстве оглянулся по сторонам. Прежний мир для него испарился, как полуденный дождь в пустыне. Все, что он видел во дворце, в храме, в самих Фивах, было иллюзией жизни, где правили деньги и власть. А реальная – вот она: ветхие лачуги, голодающие дети, уставшие от непосильного труда мужчины и женщины, больные старики... Юноша повернул назад. В первой попавшейся пекарне в обмен на серебряный браслет купил хлеба, сколько мог унести в корзине, и вернулся в поселок. Он стучался в каждую дверь и раздавал еду людям, которые от удивления не могли произнести даже слов благодарности.
Осталась последняя лепешка в корзине и последний дом, одиноко стоявший вдали. Ахет постучался, но никто не вышел. Тогда он зашел внутрь и увидел на тростниковой лежанке разбитого параличом старика, вокруг которого кружились мухи. На глаза навернулись слезы, и, наполнив миску водой, жрец прочитал над ней заклинание и попытался напоить больного. Тот с трудом сделал глоток. Ахет ждал чуда, но старику не стало лучше, он только что-то прохрипел, закатывая глаза.
– Ты хочешь, чтобы я прекратил твои страдания? – юноша опустился рядом на колени.
В ответ последовал стон согласия. Но на поясе жреца не было оружия, тогда он, собравшись с духом, прижался своими губами к сухим губам старика. И вновь тело вздрогнуло от удовольствия, подобное тому, что он испытал, целуя сестру. Поцелуй накрыл его небывалой волной, и юноша смог отстраниться лишь тогда, когда перестал испытывать это пьянящее ощущение впитываемой жизни. Перед ним лежал иссохший труп старика.
Ахет зажал ладонью рот, чтобы не закричать от увиденного... Тоже самое могло быть и с Тиа! Он беззвучно зарыдал от осознания своего дара и проклятия: вдыхать жизнь в неживое и отнимать ее у живых. Юноша с грустью взглянул на избавленного от страданий старика: бросить его вот так было бы кощунством и настоящим преступлением для настоящего египтянина. Разорвав кусок ткани, жрец зашептал то, что пришло в голову, и полосы стали увеличиваться в длине, обматывая тело. Он разбил миску – черепки превратились в семь амулетов, нашедших свое место среди пелен; взял уголь и начертал на ткани погребальную молитву. Вышел из дома и, не оборачиваясь, скрестил руки на груди. Жилище рассыпалось на кирпичи, которые образовали вокруг мумии что-то похожее на мастабу, которую тут же занесло песком.
Не обращая внимания на людей вокруг, Ахет вернулся обратно в храм. Лег рядом с сестрой, уткнулся в ее плечо и глухо произнес:
– Только что я убил человека и похоронил его...
Тиа прижала брата к себе.
– Он сделал тебе плохо?
– Нет. Он хотел умереть, ибо был настолько болен и одинок.
– Только богам дано право дарить жизнь и отнимать ее, – вздохнула девушка.
– Я не должен был так поступать, ибо я не бог...
– Нет, Ахет, ты избран Анубисом. Это твой дар и проклятие, твое предназначение. Ты умеешь любить и сострадать. Ты сможешь разумно распорядиться своими способностями. Я верю в тебя.
– Но я же...
– Не вини себя в его смерти, – стала успокаивать сестра, – ты избавил его от мучений, позаботился о его теле. Я знаю... Убийством было бы твое равнодушие и самооправдание. Ты поступил мудро.
Юноша кивнул головой в знак согласия, закрыл глаза, прислушиваясь к размеренному биению сердца Тиа, и погрузился в спокойный сон.
Прошло еще два года жизни брата и сестры в стенах храма. С каждым днем юноша все больше понимал, что любит Тиа, и уже не как сестру, и хочет намного больше, чем скромные поцелуи в щечку и за ушком.
Умер Рамсес III. На похоронах была его огромная семья, кроме двух самых младших детей – Ахетмаатра и Тиа, имена которых стерли из всех записей и постарались забыть навсегда. На трон взошел старший из сыновей – Рамсес IV.
– Доброе утро, Тиа! – юноша коснулся губами ее щеки. – Ты вся горишь! Что с тобой?
– Так тяжело дышать... – закашлялась девушка.
– Я сейчас! – и Ахет побежал на кухню приготовить отвар из трав – изучение папирусов в библиотеке не прошло даром.
Жрец принес горячий напиток в комнату, прочитал над ним заклинание и дал выпить сестре. Ей стало немного легче от трав, но не от магии Ахета. Тогда юноша стал вслух произносить приходящие в его голову исцеляющие заклинания, только все было напрасно – Тиа с каждым часом чувствовала себя хуже и хуже. Кама тоже ничем не смогла помочь – против этой болезни она не знала лекарства, как и приглашенный лекарь.
– Зачем мне эта сила, если я не могу помочь близкому человеку! – воскликнул жрец, падая на колени возле кровати. – За что?
– Ахет... – еле слышно позвала Тиа.
Он сел рядом, не пряча своих глаз, полных слез.
– Поцелуй меня... Как тогда... – добавила она после долгой паузы.
– Нет! Это убьет тебя!
– Да... Но ты сможешь сохранить в себе мою жизнь и вдохнешь снова, когда сможешь вылечить... Хуже не сделаешь… Лучше моя душа будет с тобой, чем одна в царстве Осириса.
– Не знаю... Я не могу убить тебя!
– Не бойся! Я чувствую, что так будет лучше. Верь, у тебя все получится... – из последних сил Тиа обхватила брата за шею и слилась с ним в глубоком поцелуе.
Юноша опустил на постель иссохшее, но по-прежнему прекрасное тело своей сестры.
– Я приготовила еще отвар, – в комнату вошла Кама и, взглянув на кровать, вскрикнула и выронила из рук чашу. – Это ты с ней сделал?
– Да... – Ахет склонил голову, чувствуя себя виновным в этом кошмаре. – Тиа захотела, чтобы было так... Когда найду средство, чтобы победить эту болезнь, верну в ее тело жизнь, которая теперь стала частью меня.
– Какой же бог наделил тебя таким чудовищным даром?
– Анубис. Я был совсем маленьким...
– Ты вернешь ее. Я это вижу. Но много времени пройдет, очень много... Будет много боли и крови здесь... Ее тело надо сохранить, и гробница Верховных жриц Хатхор – самое лучшее место.
– Я верю тебе. Пусть будет так, – юноша обхватил себя за плечи.
– Мы все подготовим, но соберешь в долгий путь именно ты. Защити ее своей силой!
Молодой человек сидел на полу у изголовья кровати, пытаясь решить, что будет лучше: просто положить тело сестры в гроб и оставить в тайной гробнице или же совершить полный погребальный обряд. В поисках ответа он, переодевшись обычным жителем, направился ночью в храм Анубиса. Склонив колени перед огромной статуей, Ахетмаатра обратился с просьбой к богу.
– Могущественный Анубис, давший мне силу... Молю тебя о помощи. Тебе известно, что случилось...
С надеждой и болью ждал он ответа, вглядываясь в полумрак, освященный масляными лампами. Но только тишина окутывала божественный неподвижный силуэт.
– Зачем мне тогда все это, если рядом не будет Тиа? – Ахет вскочил, подошел к статуе и провел запястьем по секире в ее руке. Кровь крупными каплями закапала на пол. – Я лучше умру, чем буду жить без любимой!
Он уже хотел поранить вторую руку, как почувствовал, что кто-то обнял его за плечи, так нежно и невесомо. Юноша повернул голову и столкнулся нос к носу с Анубисом, выглядывавшим из-за его плеча. Светящиеся глаза бога пристально смотрели на Ахета. Сильные пальцы со звериными когтями сжали кровоточащее запястье – рана стала затягиваться. Жрец стиснул зубы от боли. По щеке скользнула слеза. Анубис стер ее, обнял юношу еще сильнее.
Темнота стала рассеиваться, стены исчезли. Ахет стоял перед гробницей жриц Хатхор. Мимо прошла погребальная процессия, во главе которой он узнал себя. Снова темнота – и вот он в усыпальнице, где совершается последний обряд, и он пишет своей кровью на белой крышке гроба особые слова для пробуждения, потом еще один склеп с прислоненными к стенам гробами и стоящими в них мумиями, и он так же рисует уже другое заклинание. Его заворачивают в пелены и кладут в гроб... Все исчезло.
– Я слишком много показал, – произнес Анубис, растворяясь в ночном мраке. – Смертным не позволительно знать будущее. Но каким будет твое – решать только тебе одному...
Принц, еще раз преклонив колени перед статуей, покинул храм. Теперь юноша твердо знал, что с восходом солнца вместе со жрицами Хатхор начнет готовить тело сестры к погребению, а сейчас он просто шел по пустынным улицам Фив и тосковал по любимой, без которой жизнь стала пустой, как высохший колодец.
Ахет нарушил все традиции: приготовления к погребению вместо семидесяти дней заняли всего лишь пять. Мумия Тиа, аккуратно обернутая льняными полосами, лежала на своей кровати в комнате в ожидании, когда Ахет закончит расписывать гроб. По бокам на белом фоне были выведены тексты «Книги мертвых», и только широкая полоса от скрещенных рук до стоп осталась пустой. Юноша позвал ожидавших за дверью жриц и плакальщиц. Под громкие причитания мумию положили в гроб, и носильщики вынесли его во двор.
В полном молчании траурная процессия во главе с Камой и Ахетом достигла тайной гробницы жриц Хатхор среди невысоких гор. Гроб сняли с повозки и перенесли в отдельную комнату усыпальницы, поставили в центре. Жрицы приносили и расставляли вдоль стен статуэтки, резные табуреты, расписанные ящики с одеждой и всякую домашнюю утварь. Юноша стоял на коленях у изножья гроба и смотрел на белую полосу. Он оставил ее для заклинания – именно так было в его видении. Но каким оно должно быть?
– Снимите крышку. Я хочу в последний раз обнять сестру... – попросил он носильщиков.
Прижавшись щекой к просмоленным бинтам, молодой человек прошептал: «Прости меня за все... Я люблю тебя, и мы будем вместе, ибо смерть не есть умирание, а всего лишь шаг к новой жизни...»
В его голове зазвучали слова заклинания, но он не мог произнести их вслух, чтобы не вернуть сестру к жизни раньше времени, а только молча написать на крышке саркофага. Под рукой не оказалось ни угля, ни красок – в скорбной суете они остались в повозке. Тогда жрец схватил стеклянную вазочку, разбил ее о стену и провел по острому краю пальцами. Своей кровью он писал на белой краске иероглифы, которые вернули бы его сестру из мира мертвых. Еще раз прочитав глазами написанное, он улыбнулся, прижимая к груди окровавленную руку, сделал несколько шагов и, потеряв сознание, упал на пол.
Дни стали бесконечными и тоскливыми. Принц уединился в комнате и почти не покидал ее. Так пролетали недели, месяцы...
– Ахет! – в комнату ворвалась девушка. – Там!.. Идем!
Юноша с трудом поднялся с кровати и, шатаясь, пошел в след за жрицей. Она привела его в покои Камы. Молодой человек вздрогнул от увиденного: в кресле около стола сидела мертвая женщина, у ног на циновке лежала стеклянная чаша.
– Ее отравили водой... – произнесла Та-Исет.
Жрец поднял чашу, осмотрел со всех сторон и протянул ее рядом стоявшей женщине.
– Нет... Здесь была просто вода, а яд был там! – он указал на корзину с фруктами, стоявшую на столе. – Откуда она?
Никто из жриц не смог дать ответа, только самая младшая, Тети-Шери, вспомнила, как этот дар принес мужчина, похожий на Ахета, только намного старше и в дорогой одежде, просил передать единственному жрецу этого храма. Девочка не поняла его и отнесла корзину самой Каме, полагая, что это для нее. Она расплакалась, осознавая, что виновна в смерти своей покровительницы... Юноша обнял ее, пытаясь утешить. К нему присоединились и остальные. Теперь настала очередь провожать в последний путь и Верховную жрицу – Божественную и Непреклонную Каму, как ее называли в Фивах.
Молодому жрецу пришлось взять на себя управление огромным хозяйством, ибо женщины были слишком убиты горем, чтобы принимать правильные решения. Спустя неделю после похорон на пороге храма появился сам Верховный жрец Амона-Ра. Его радостно приветствовали находящиеся поблизости жрицы. Мужчина повелел известить всех, чтобы пришли услышать последнюю волю Камы. Когда в храмовом дворе собрались все жрицы, он развернул лист папируса.
– В моей воле выбрать себе преемницу, которая займет мое место, если я умру. Я пользуюсь этим правом. Когда я покину этот мир, мое место по праву займет... – жрец сделал паузу, покачал головой и торжественно объявил: – …принц Ахетмаатра, младший сын Рамсеса III.
Все обернулись на стоящего поодаль Ахета. Никто не догадывался, что один из сыновей царя столько лет жил рядом с ними.
– Я не могу... – тяжело произнес юноша.
– Я тоже ей так говорил, – сказал жрец, – но Кама так и стояла на своем. Она всегда чувствовала людей слишком хорошо. Пусть исполнится ее воля.
Юноша только вздохнул, понимая, что все равно, рано или поздно, ему придется столкнуться со старшим братом, так жаждавшим его смерти. Но, с другой стороны, такая власть давала полную свободу в поисках лекарства для Тиа.
– Твой... И влюбленный по самые уши! – рассмеялся принц и нежно коснулся губами щеки Тиа.
Ахет и Тиа в одинаковых одеждах у входа в святилище преклонили колени перед верховной жрицей, которая, воздев к небу руки, обратилась к могущественной Хатхор с молитвами и просьбой принять с сонм жриц еще двух. Юноша взглянул на заросшие вьюнами колонны, и среди зелени появились желтые пятна распускающихся цветов. Жрицы от неожиданности опустились на колени, а Кама торжественно произнесла:
– Что бы ни говорили за стенами этого храма, их благословила сама Хатхор!
Женщина знаком попросила подняться избранных и повязала им красные пояса – отличительный знак жриц этой богини. Ахет взял за руку сестру, и под звон систров они удалились в свою комнату.
– Так же нельзя, – укорила его Тиа, стоило им только остаться наедине. – Это сделал ведь ты?
– Было очень красиво... – попытался оправдаться юноша. – Все равно никто не понял этого.
– Но больше так не делай! – она обняла брата и нежно поцеловала за ушком, получив в ответ тихий вздох.
– Тиа! Ты не поверишь, что я видел сегодня в городе, – жрец сел рядом на постель, протягивая девушке браслет из бирюзы. – Там на одной из улочек целовались юноша и девушка, в одежде, похожей на эллинскую. Совсем не так, как мы это делаем.
– И тебе не стыдно подглядывать, особенно за таким? – сестра принялась расчесывать длинные волосы брата.
– Мне уже восемнадцать, – рассмеялся Ахет. – А, давай, попробуем так же поцеловаться?
– Какой же ты неугомонный... – Тиа провела пальцам по его загорелой щеке. – Тебя даже гнев Хатхор не пугает...
– Нет! – юноша вскочил и жадно впился в губы сестры. Мощная волна силы и удовольствия прошла по его телу.
Она ответила с не меньшей страстью, но через мгновение повисла без сознания на руках брата.
– Тиа? Что с тобой? – он бережно положил девушку на постель, налил воды в чашу, отер влажной ладонью ее лицо. – Пожалуйста!
Жрица открыла глаза. Ахет облегченно вздохнул, обнимая сестру.
– Больше так не делай... – простонала она. – Ты словно пил из меня жизнь, как воду из сосуда. Твои губы несут смерть всему живому, что сольется с ними в таком поцелуе...
Молодой человек застыл от услышанного: это просто совпадение! Ей всего лишь стало плохо от жары. Такого не могло быть на самом деле. Дождавшись, пока сестра почувствовала себя лучше, жрец незаметно покинул храм и направился за пределы города.
Погруженный в раздумья, Ахет дошел до поселка бедняков. Как стайка маленьких птичек, его окружили худенькие ребятишки, внимательно разглядывая непрошеного гостя в красивой одежде, и что-то кричали. Жрец вздрогнул, в замешательстве оглянулся по сторонам. Прежний мир для него испарился, как полуденный дождь в пустыне. Все, что он видел во дворце, в храме, в самих Фивах, было иллюзией жизни, где правили деньги и власть. А реальная – вот она: ветхие лачуги, голодающие дети, уставшие от непосильного труда мужчины и женщины, больные старики... Юноша повернул назад. В первой попавшейся пекарне в обмен на серебряный браслет купил хлеба, сколько мог унести в корзине, и вернулся в поселок. Он стучался в каждую дверь и раздавал еду людям, которые от удивления не могли произнести даже слов благодарности.
Осталась последняя лепешка в корзине и последний дом, одиноко стоявший вдали. Ахет постучался, но никто не вышел. Тогда он зашел внутрь и увидел на тростниковой лежанке разбитого параличом старика, вокруг которого кружились мухи. На глаза навернулись слезы, и, наполнив миску водой, жрец прочитал над ней заклинание и попытался напоить больного. Тот с трудом сделал глоток. Ахет ждал чуда, но старику не стало лучше, он только что-то прохрипел, закатывая глаза.
– Ты хочешь, чтобы я прекратил твои страдания? – юноша опустился рядом на колени.
В ответ последовал стон согласия. Но на поясе жреца не было оружия, тогда он, собравшись с духом, прижался своими губами к сухим губам старика. И вновь тело вздрогнуло от удовольствия, подобное тому, что он испытал, целуя сестру. Поцелуй накрыл его небывалой волной, и юноша смог отстраниться лишь тогда, когда перестал испытывать это пьянящее ощущение впитываемой жизни. Перед ним лежал иссохший труп старика.
Ахет зажал ладонью рот, чтобы не закричать от увиденного... Тоже самое могло быть и с Тиа! Он беззвучно зарыдал от осознания своего дара и проклятия: вдыхать жизнь в неживое и отнимать ее у живых. Юноша с грустью взглянул на избавленного от страданий старика: бросить его вот так было бы кощунством и настоящим преступлением для настоящего египтянина. Разорвав кусок ткани, жрец зашептал то, что пришло в голову, и полосы стали увеличиваться в длине, обматывая тело. Он разбил миску – черепки превратились в семь амулетов, нашедших свое место среди пелен; взял уголь и начертал на ткани погребальную молитву. Вышел из дома и, не оборачиваясь, скрестил руки на груди. Жилище рассыпалось на кирпичи, которые образовали вокруг мумии что-то похожее на мастабу, которую тут же занесло песком.
Не обращая внимания на людей вокруг, Ахет вернулся обратно в храм. Лег рядом с сестрой, уткнулся в ее плечо и глухо произнес:
– Только что я убил человека и похоронил его...
Тиа прижала брата к себе.
– Он сделал тебе плохо?
– Нет. Он хотел умереть, ибо был настолько болен и одинок.
– Только богам дано право дарить жизнь и отнимать ее, – вздохнула девушка.
– Я не должен был так поступать, ибо я не бог...
– Нет, Ахет, ты избран Анубисом. Это твой дар и проклятие, твое предназначение. Ты умеешь любить и сострадать. Ты сможешь разумно распорядиться своими способностями. Я верю в тебя.
– Но я же...
– Не вини себя в его смерти, – стала успокаивать сестра, – ты избавил его от мучений, позаботился о его теле. Я знаю... Убийством было бы твое равнодушие и самооправдание. Ты поступил мудро.
Юноша кивнул головой в знак согласия, закрыл глаза, прислушиваясь к размеренному биению сердца Тиа, и погрузился в спокойный сон.
Прошло еще два года жизни брата и сестры в стенах храма. С каждым днем юноша все больше понимал, что любит Тиа, и уже не как сестру, и хочет намного больше, чем скромные поцелуи в щечку и за ушком.
Умер Рамсес III. На похоронах была его огромная семья, кроме двух самых младших детей – Ахетмаатра и Тиа, имена которых стерли из всех записей и постарались забыть навсегда. На трон взошел старший из сыновей – Рамсес IV.
– Доброе утро, Тиа! – юноша коснулся губами ее щеки. – Ты вся горишь! Что с тобой?
– Так тяжело дышать... – закашлялась девушка.
– Я сейчас! – и Ахет побежал на кухню приготовить отвар из трав – изучение папирусов в библиотеке не прошло даром.
Жрец принес горячий напиток в комнату, прочитал над ним заклинание и дал выпить сестре. Ей стало немного легче от трав, но не от магии Ахета. Тогда юноша стал вслух произносить приходящие в его голову исцеляющие заклинания, только все было напрасно – Тиа с каждым часом чувствовала себя хуже и хуже. Кама тоже ничем не смогла помочь – против этой болезни она не знала лекарства, как и приглашенный лекарь.
– Зачем мне эта сила, если я не могу помочь близкому человеку! – воскликнул жрец, падая на колени возле кровати. – За что?
– Ахет... – еле слышно позвала Тиа.
Он сел рядом, не пряча своих глаз, полных слез.
– Поцелуй меня... Как тогда... – добавила она после долгой паузы.
– Нет! Это убьет тебя!
– Да... Но ты сможешь сохранить в себе мою жизнь и вдохнешь снова, когда сможешь вылечить... Хуже не сделаешь… Лучше моя душа будет с тобой, чем одна в царстве Осириса.
– Не знаю... Я не могу убить тебя!
– Не бойся! Я чувствую, что так будет лучше. Верь, у тебя все получится... – из последних сил Тиа обхватила брата за шею и слилась с ним в глубоком поцелуе.
Юноша опустил на постель иссохшее, но по-прежнему прекрасное тело своей сестры.
– Я приготовила еще отвар, – в комнату вошла Кама и, взглянув на кровать, вскрикнула и выронила из рук чашу. – Это ты с ней сделал?
– Да... – Ахет склонил голову, чувствуя себя виновным в этом кошмаре. – Тиа захотела, чтобы было так... Когда найду средство, чтобы победить эту болезнь, верну в ее тело жизнь, которая теперь стала частью меня.
– Какой же бог наделил тебя таким чудовищным даром?
– Анубис. Я был совсем маленьким...
– Ты вернешь ее. Я это вижу. Но много времени пройдет, очень много... Будет много боли и крови здесь... Ее тело надо сохранить, и гробница Верховных жриц Хатхор – самое лучшее место.
– Я верю тебе. Пусть будет так, – юноша обхватил себя за плечи.
– Мы все подготовим, но соберешь в долгий путь именно ты. Защити ее своей силой!
Молодой человек сидел на полу у изголовья кровати, пытаясь решить, что будет лучше: просто положить тело сестры в гроб и оставить в тайной гробнице или же совершить полный погребальный обряд. В поисках ответа он, переодевшись обычным жителем, направился ночью в храм Анубиса. Склонив колени перед огромной статуей, Ахетмаатра обратился с просьбой к богу.
– Могущественный Анубис, давший мне силу... Молю тебя о помощи. Тебе известно, что случилось...
С надеждой и болью ждал он ответа, вглядываясь в полумрак, освященный масляными лампами. Но только тишина окутывала божественный неподвижный силуэт.
– Зачем мне тогда все это, если рядом не будет Тиа? – Ахет вскочил, подошел к статуе и провел запястьем по секире в ее руке. Кровь крупными каплями закапала на пол. – Я лучше умру, чем буду жить без любимой!
Он уже хотел поранить вторую руку, как почувствовал, что кто-то обнял его за плечи, так нежно и невесомо. Юноша повернул голову и столкнулся нос к носу с Анубисом, выглядывавшим из-за его плеча. Светящиеся глаза бога пристально смотрели на Ахета. Сильные пальцы со звериными когтями сжали кровоточащее запястье – рана стала затягиваться. Жрец стиснул зубы от боли. По щеке скользнула слеза. Анубис стер ее, обнял юношу еще сильнее.
Темнота стала рассеиваться, стены исчезли. Ахет стоял перед гробницей жриц Хатхор. Мимо прошла погребальная процессия, во главе которой он узнал себя. Снова темнота – и вот он в усыпальнице, где совершается последний обряд, и он пишет своей кровью на белой крышке гроба особые слова для пробуждения, потом еще один склеп с прислоненными к стенам гробами и стоящими в них мумиями, и он так же рисует уже другое заклинание. Его заворачивают в пелены и кладут в гроб... Все исчезло.
– Я слишком много показал, – произнес Анубис, растворяясь в ночном мраке. – Смертным не позволительно знать будущее. Но каким будет твое – решать только тебе одному...
Принц, еще раз преклонив колени перед статуей, покинул храм. Теперь юноша твердо знал, что с восходом солнца вместе со жрицами Хатхор начнет готовить тело сестры к погребению, а сейчас он просто шел по пустынным улицам Фив и тосковал по любимой, без которой жизнь стала пустой, как высохший колодец.
Ахет нарушил все традиции: приготовления к погребению вместо семидесяти дней заняли всего лишь пять. Мумия Тиа, аккуратно обернутая льняными полосами, лежала на своей кровати в комнате в ожидании, когда Ахет закончит расписывать гроб. По бокам на белом фоне были выведены тексты «Книги мертвых», и только широкая полоса от скрещенных рук до стоп осталась пустой. Юноша позвал ожидавших за дверью жриц и плакальщиц. Под громкие причитания мумию положили в гроб, и носильщики вынесли его во двор.
В полном молчании траурная процессия во главе с Камой и Ахетом достигла тайной гробницы жриц Хатхор среди невысоких гор. Гроб сняли с повозки и перенесли в отдельную комнату усыпальницы, поставили в центре. Жрицы приносили и расставляли вдоль стен статуэтки, резные табуреты, расписанные ящики с одеждой и всякую домашнюю утварь. Юноша стоял на коленях у изножья гроба и смотрел на белую полосу. Он оставил ее для заклинания – именно так было в его видении. Но каким оно должно быть?
– Снимите крышку. Я хочу в последний раз обнять сестру... – попросил он носильщиков.
Прижавшись щекой к просмоленным бинтам, молодой человек прошептал: «Прости меня за все... Я люблю тебя, и мы будем вместе, ибо смерть не есть умирание, а всего лишь шаг к новой жизни...»
В его голове зазвучали слова заклинания, но он не мог произнести их вслух, чтобы не вернуть сестру к жизни раньше времени, а только молча написать на крышке саркофага. Под рукой не оказалось ни угля, ни красок – в скорбной суете они остались в повозке. Тогда жрец схватил стеклянную вазочку, разбил ее о стену и провел по острому краю пальцами. Своей кровью он писал на белой краске иероглифы, которые вернули бы его сестру из мира мертвых. Еще раз прочитав глазами написанное, он улыбнулся, прижимая к груди окровавленную руку, сделал несколько шагов и, потеряв сознание, упал на пол.
Дни стали бесконечными и тоскливыми. Принц уединился в комнате и почти не покидал ее. Так пролетали недели, месяцы...
– Ахет! – в комнату ворвалась девушка. – Там!.. Идем!
Юноша с трудом поднялся с кровати и, шатаясь, пошел в след за жрицей. Она привела его в покои Камы. Молодой человек вздрогнул от увиденного: в кресле около стола сидела мертвая женщина, у ног на циновке лежала стеклянная чаша.
– Ее отравили водой... – произнесла Та-Исет.
Жрец поднял чашу, осмотрел со всех сторон и протянул ее рядом стоявшей женщине.
– Нет... Здесь была просто вода, а яд был там! – он указал на корзину с фруктами, стоявшую на столе. – Откуда она?
Никто из жриц не смог дать ответа, только самая младшая, Тети-Шери, вспомнила, как этот дар принес мужчина, похожий на Ахета, только намного старше и в дорогой одежде, просил передать единственному жрецу этого храма. Девочка не поняла его и отнесла корзину самой Каме, полагая, что это для нее. Она расплакалась, осознавая, что виновна в смерти своей покровительницы... Юноша обнял ее, пытаясь утешить. К нему присоединились и остальные. Теперь настала очередь провожать в последний путь и Верховную жрицу – Божественную и Непреклонную Каму, как ее называли в Фивах.
Молодому жрецу пришлось взять на себя управление огромным хозяйством, ибо женщины были слишком убиты горем, чтобы принимать правильные решения. Спустя неделю после похорон на пороге храма появился сам Верховный жрец Амона-Ра. Его радостно приветствовали находящиеся поблизости жрицы. Мужчина повелел известить всех, чтобы пришли услышать последнюю волю Камы. Когда в храмовом дворе собрались все жрицы, он развернул лист папируса.
– В моей воле выбрать себе преемницу, которая займет мое место, если я умру. Я пользуюсь этим правом. Когда я покину этот мир, мое место по праву займет... – жрец сделал паузу, покачал головой и торжественно объявил: – …принц Ахетмаатра, младший сын Рамсеса III.
Все обернулись на стоящего поодаль Ахета. Никто не догадывался, что один из сыновей царя столько лет жил рядом с ними.
– Я не могу... – тяжело произнес юноша.
– Я тоже ей так говорил, – сказал жрец, – но Кама так и стояла на своем. Она всегда чувствовала людей слишком хорошо. Пусть исполнится ее воля.
Юноша только вздохнул, понимая, что все равно, рано или поздно, ему придется столкнуться со старшим братом, так жаждавшим его смерти. Но, с другой стороны, такая власть давала полную свободу в поисках лекарства для Тиа.
