— Он Вас ждет. Только недолго. Врачи запретили посетителей.
— Хорошо. Спасибо, — без промедления вошел внутрь.
Я ожидал увидеть на больничной койке кого угодно, но только не доктора Хавасса в таком тяжелом состоянии. Он всегда был таким бодрым и крепким, что, казалось, в одиночку мог раскопать гробницу Рамсеса Второго в Долине царей. Сейчас же предо мной лежал истощенный старик, опутанный проводами датчиков и прозрачными нитями капельниц. Его глаза были закрыты, пальцы рук непроизвольно вздрагивали, словно что-то писали на больничной простыне. Старую неприязнь к этому человеку вытеснило сострадание, так сдавившее грудь, что стало тяжело дышать.
— Ты приехал, — прошептал Захия, не открывая глаз. — Садись рядом, хочу посмотреть на тебя живого — устал любоваться фотографиями в научных изданиях.
Присев на край больничной койки, я взял доктора за руку.
— Все такой же молодой… — он открыл глаза и пристально посмотрел на меня. — Видишь, чего ты добился вдали от дома? Ученая степень, признание в научном обществе, работа в лучшем музее мира. А кем был бы здесь? Полевым археологом или смотрителем… Она была камнем, тянувшим тебя на дно, только этого никто не замечал, кроме меня. Никто не видел скрытый внутри маленького мальчика огромный научный потенциал. Только я!
— Это не оправдывает убийство Стефании, рабочих, жителей деревни… — внутри начинала кипеть злость: никто не смел так говорить о приемной матери.
— Если хочешь добрый урожай, не дай сорнякам загубить его. Ведь так учили раньше? Прости, что поступил, как последний подонок. Прости, что чуть не оборвал и твою жизнь! Я просил убить только Стефанию, но не уничтожать целую деревню. А когда узнал, что там устроили… Как я беспокоился за тебя, просил найти живым или мертвым, но найти. Мне сказали, что там не было юноши в одежде археолога-европейца. А когда пропали останки Птаххетепа, понял, что ты не погиб. Я поступил так жестоко и глупо! Прости! Знаешь, когда в музее увидел тебя спящего на коленях Джона, сразу же выставил ему ультиматум, а потом за дверью беззвучно рыдал от радости, что ты жив, что ты вернулся. Он не видел этого. Никто не видел. Я не просто так выгнал тебя из страны: ты получил то, чего здесь не было — независимость от прошлого и возможность начать все с чистого листа. Сколько раз я пытался раскрыть Стефи глаза на твое будущее, просил отпустить в свободное плавание по миру науки, отвезти к Брайтону в Лондон учиться, но она и слушать не хотела. Аджари ни на миг не рассталась бы с тобой. Ты был для нее смыслом жизни: прошлым, настоящим и будущим. А я хотел свободы для тебя!
Душа рвалась на части: Захия был прав — с ней я не сделал бы такую карьеру ученого, застряв до конца дней среди песков и мастаб Саккары, но с другой стороны… Нет! Убийство как средство достижения цели было несовместимо с человеческой моралью.
— Сейчас же, — продолжил Захия, — предлагаю пойти по карьерной лестнице дальше и осуществить свою мечту.
— Кто-то еще должен умереть? — с губ невольно сорвалась провокационная фраза.
— Хватит смертей. Мои руки уже по локоть в невинной крови, не хочу марать и твои. На том свете мне отвечать за свои грехи…
Он замолчал, дрожащими пальцами нащупал на прикроватной тумбочке папку и протянул ее мне.
— Впиши свое имя и ученую степень в пустые строки. Это самое большее, что я могу сделать в память о Стефании и Джоне. Это еще одна ступенька вверх и распахнутая дверь в поисках цивилизации тех, кто был до известных нам египтян.
Откуда он знал, что мы искали на юге страны? Что еще известно этому человеку? Моему изумлению не было предела. Словно в продолжение темы, не дожидаясь ответа, доктор Хавасс улыбнулся и тихо прошептал:
— Я ведь знаю и про твое древнеегипетское прошлое, и про разбитую стену в гробнице Птаххетепа, и про папирусы с неизвестными письменами, и про библиотеку, погребенную под толстым слоем песка.
— Так Вы нашли ее?..
— Нет. Пять экспедиций с новейшим оборудованием на предполагаемом месте вашего лагеря не обнаружили ничего, кроме песка и остатков какого-то храма.
— Значит, мой брат опередил Вас, — вздохнул, понимая, что самое величайшее сокровище было уничтожено еще одним фанатиком.
— Я бы так не сказал, — Захия сжал мою руку. — Видимо, ты единственный, кому откроются тайны библиотеки Древних. Пиши имя и иди навстречу мечте!
Открыв папку, я стал быстро читать текст на двух языках, уже подписанный Хавассом, где шла речь о кандидате на пост главы Службы древностей Египта. Взяв лежавшую рядом с листом ручку, аккуратно написал в пустых строках на английском и арабском «профессор Сахемхет Аджари» и протянул документ доктору.
— Вот и все, мой мальчик, — радостно прошептал Хавасс, — теперь ты, согласно своему происхождению, становишься правителем Древнего Египта в современном мире. Да здравствует фараон Сахемхет! — слабым голосом провозгласил Захия. — Да живет он вечно!
Смущенно улыбнувшись, я встал и склонил голову в знак признательности.
— Иди, Владыка Обеих Земель! — тихо добавил доктор. — Тебе тоже нужен отдых после перелета.
— Спасибо… за все!
Уже открыл дверь, чтобы выйти из палаты, как Хавасс окликнул меня. Я обернулся.
— Сахемхет! — он приподнялся на локтях, словно хотел встать. — Знаешь, я ведь тоже любил Стефанию. Да, любил, больше, чем Джон и даже ты. Она была единственной для меня и такой недосягаемой! Но Стефи выбрала себе в спутники жизни науку. Пришлось с этим смириться и поступить также. Джон оказался таким же дураком. Не бери с нас пример, слышишь! Найди себе пару, создай семью, продолжи свой род! Не ставь своей целью прошлое — живи будущим! И будь счастливым, каким никто из нас не был…
— Благодарю за совет, доктор Хавасс, — и, еще раз поклонившись, покинул палату.
Перед глазами встал образ Эмилии, в которую я, как мальчишка, влюбился по самые уши. Если и прожить с кем-то всю оставшуюся жизнь, то только с ней. Надеюсь, что она оставит в моей двери еще одну долгожданную записку.
В коридоре меня ожидал шофер, которого сразу же попросил отвезти в гостиницу. Но вместо этого он высадил у до боли знакомого дома, где я прожил столько лет вместе со Стефанией, протянул мне ключ.
— Доктор Хавасс просил передать, что квартира, где жила госпожа Аджари в Вашем полном распоряжении, как и его машина вместе со мной.
— Благодарю, — склонил голову в знак уважения и попросил, — оставьте, пожалуйста, свой номер телефона, чтобы я смог связаться с Вами.
В маленькой квартире ничего не изменилось за последние полтора десятилетия, только вся мебель была заботливо укрыта чехлами. Сдернул ткань с журнального столика — за ним мы с Джоном ужинали тем вечером, и он записывал мой очень длинный монолог, сидя рядом на диванчике. На этих полках стояли так и непрочитанные книги из мировой классики, а ниже — зачитанные до дыр по истории Древнего Египта и археологии. Столько воспоминаний, разбередивших мою душу, столько нежности, тоски и боли сразу, что захотелось уйти и больше никогда не возвращаться. Но если сейчас хоть на шаг сверну с пути — навсегда потеряю возможность закончить работу учителя. Мне дали единственный шанс, и упустить его было бы самой большой ошибкой в жизни.
С каждым днем я все больше обживал свое жилье, стирая пыль, осевшую за многие годы, переставляя мебель и разбирая книги. Стало, как раньше, уютно, словно никогда и не уезжал отсюда. Ожидание решения ученого Совета Службы древностей Египта было утомительным, тем более что, кроме меня, на этот пост претендовали очень известные в стране историки и археологи.
Несмотря на ярые нападки в мой адрес недоброжелателей, коих в ученом мире оказалось немало, последнее слово все равно осталось за доктором Хавассом, и он приложил немалые усилия, находясь на больничной койке, чтобы именно я занял пост главы Службы древностей.
Первое, что мне захотелось сделать — это вернуть стране ее историческое достояние в виде папирусов Птаххетепа. Но торопиться не стал — отъезд из Каира в Лондон, пусть и на несколько дней, могли использовать против меня.
Официальная церемония вступления в новую должность прошла довольно скромно: многие так и не смирились с моим назначением и просто бойкотировали мероприятие. Что поделать… Учитель в таком случае говорил: «Всем угодным никогда не будешь, а вот себя легко потеряешь». Решив следовать его совету, оставил недовольных при своем мнении, а сам начал осваиваться на посту главы Службы древностей: со многими присутствовавшими познакомился поближе, завел рабочие контакты с директорами крупных музеев мира и ведущими историками. Огорчало только отсутствие Эмилии, по которой уже сильно скучал.
На следующий день я вошел в кабинет, который столько лет занимал Захия. Старый добротный стол, потертое кожаное кресло, шкафы до потолка с книгами и папками. Доктор был таким же аскетом, как моя приемная мать, как Джон и я. Ничего праздного, ничего отвлекающего от работы. Сел в кресло, закрыл глаза, глубоко вдохнул. Никогда не мечтал о власти, не стремился к ней, но тут сама судьба вручила ее жезл. Я буду хорошим правителем Службы древностей, справедливым и сильным, буду оберегать свой уже мертвый мир от расхитителей, готовых на преступления ради наживы, и лжеученых, что по обломку статуи могут нафантазировать судьбу человека.
Посидев еще с полчаса, обозначил планы на ближайшие дни и, записав их в лежавший на столе старый ежедневник, покинул кабинет и, не спеша, направился домой. По пути заглянул в музей, познакомился с его директором, который занял этот пост уже после моего увольнения в восемнадцать лет. Он хотел провести персональную экскурсию, но я вежливо отказался — это был мой второй дом, где знал каждый угол и сам мог рассказать о любом экспонате. На выходе ради интереса спонтанно примкнул к группе английских туристов. Ничего не изменилось в рассказе экскурсовода с того времени, когда и я вот так же ходил по этим залам с иностранцами. Под спокойную речь рассматривал витрины и думал о планах по расширению музея и запасников, но стеллажи с экспонатами из коллекции Джесеру заставили отвлечься от прогрессивных мыслей. Вот же они — диски для той машины из библиотеки, странные детали, которые называют «ритуальной посудой», искусно выточенные кувшинчики и мисочки! Как я этого не замечал раньше? Значит, в библиотеку заглядывали задолго до учителя, но так и не поняли для чего такие странные вещи. Почему фараон так хорошо спрятал находки? Часто история Древнего мира строится на догадках и предположениях, почему и мне не выдвинуть свою? Джесеру мог стать первым хранителем наследия Древних, и часть папирусов из гробницы Птаххетепа была написана им и только потом переписана учителем с обветшавших от времени оригиналов. Фараон не успевал закончить исследование при жизни, поэтому спрятал от посторонних глаз самые ценные артефакты, а свитки стали частью царской библиотеки, которую потомки передали в храм Тота. Птаххетеп случайно наткнулся на записи и карту, продолжил изучение. Другого объяснения у меня не нашлось. В то время люди не приняли бы такого поворота истории, как, скорее всего, не примут и сейчас. Каменный век — это не примитивное общество, а время фантастических технологий и работы с камнем. В этом аспекте современный мир даже близко не подошел к Древним.
Группа туристов продолжила свой путь дальше, а я все стоял, не в силах отвести взгляд от идеально выточенных артефактов. Надо будет провести анализ внутренней поверхности узкогорлых сосудов на тип инструментов и их химический состав. Неужели до этого археологам не было интересно, как их сделали, а не что там хранили? Наметил на ближайшее будущее поиск единомышленников, способных снять «розовые очки» классической истории и взглянуть на прошлое, опираясь на реальные факты и находки.
Первые месяцы с раннего утра до позднего вечера семь дней в неделю проводил на работе: изучал документацию, переделывал старые и оформлял новые приказы. Чувствовал себя бумажным червем, но без дотошности в бюрократической сфере грамотно управлять таким хрупким механизмом, как Служба древностей, было невозможно. Я имел дело с национальным достоянием своей страны, на которое жадно облизывались как иностранные государственные музеи, так и частные коллекционеры.
С каждым днем все сильнее грустил по пескам любимой Саккары, как когда-то скучала и Стефания. Чтобы развеять эту тоску, отправился в маленькое путешествие под предлогом осмотра иностранных археологических миссий. Обычно осенью раскопки заканчивались, следовательно, я никому не буду мешать работать и смогу спокойно поискать следы древней цивилизации. Первой остановкой решил выбрать всем известную Тель-Эль-Амарну — видел столько фотографий, фильмов, слышал столько восторженных отзывов, но никогда сам там не был. Компанию мне составили шофер внедорожника и хорошо вооруженный телохранитель из бывших военных: сказывался горький опыт самой первой экспедиции, которую так и не смог забыть.
Приехав в эту глушь, нашел там небольшую группу археологов, которые с неподдельной настороженностью отнеслись к моему визиту. Пока оставшаяся часть команды разбивала палатки в лагере, я ушел бродить среди развалин Ахет-Атона. Здесь было так пустынно и красиво, что невольно вспомнил свои детские путешествия с учителем по близлежащим храмам. Для кого-то это были просто остатки фундаментов, я же видел дома из необожженного кирпича с выкрашенными известкой стенами, расписанные колонны и полы внутри комнат. Когда-то Ахет-Атон был невероятно красивым городом, но меня интересовало совершенно другое.
Мы пробыли там всего два дня. За это время я внимательно выслушал проблемы археологов и расспросил их о нетипичных находках, обошел все раскопы, осмотрел разграбленный некрополь. Мои предположения подтвердились — здесь был обычный город Нового царства, построенный древними египтянами.
Дальше наш путь лежал на юг в Долины Царей и Цариц. Но и там ничего ценного не оказалось. А вот храмы со статуями Рамсеса Второго очень заинтересовали. Идеальные по пропорциям и качеству обработки камня скульптуры, казалось, смотрят не в даль, а на того, кто сейчас перед ними. Изучив внимательнее, пришел к выводу, что их взгляд, действительно, направлен вниз, на стоявших перед ними, а лица озарены искренней улыбкой. Так могли взирать на людей — свое культурное творение — только Древние, которые стали прообразами целого пантеона египетских богов.
На обратном пути заехал в Осирийон: грунтовые воды все также покрывали пол и колодцы. Без продуманного плана осушения и последующего удержания грунтовых вод в этом «доме» представителей высокоразвитой цивилизации нельзя было начинать раскопки. Заглянул в стоявший рядом на возвышенности храм Сети Первого. На потолочной балке по-прежнему красовались «вертолет», «самолет» и «подводная лодка», собирая внизу множество туристов с фотоаппаратами. Эти знаки можно было бы принять за часть иероглифической письменности Древних, но на самом деле все было куда прозаичнее. Надписи в тех местах храмов, где собиралось много людей, были своеобразным источником актуальной информации, как современная периодическая печать. Для удобства иероглифы вырезали на толстом слое штукатурки, через некоторое время их затирали и снова наносили уже другой текст.
— Хорошо. Спасибо, — без промедления вошел внутрь.
Я ожидал увидеть на больничной койке кого угодно, но только не доктора Хавасса в таком тяжелом состоянии. Он всегда был таким бодрым и крепким, что, казалось, в одиночку мог раскопать гробницу Рамсеса Второго в Долине царей. Сейчас же предо мной лежал истощенный старик, опутанный проводами датчиков и прозрачными нитями капельниц. Его глаза были закрыты, пальцы рук непроизвольно вздрагивали, словно что-то писали на больничной простыне. Старую неприязнь к этому человеку вытеснило сострадание, так сдавившее грудь, что стало тяжело дышать.
— Ты приехал, — прошептал Захия, не открывая глаз. — Садись рядом, хочу посмотреть на тебя живого — устал любоваться фотографиями в научных изданиях.
Присев на край больничной койки, я взял доктора за руку.
— Все такой же молодой… — он открыл глаза и пристально посмотрел на меня. — Видишь, чего ты добился вдали от дома? Ученая степень, признание в научном обществе, работа в лучшем музее мира. А кем был бы здесь? Полевым археологом или смотрителем… Она была камнем, тянувшим тебя на дно, только этого никто не замечал, кроме меня. Никто не видел скрытый внутри маленького мальчика огромный научный потенциал. Только я!
— Это не оправдывает убийство Стефании, рабочих, жителей деревни… — внутри начинала кипеть злость: никто не смел так говорить о приемной матери.
— Если хочешь добрый урожай, не дай сорнякам загубить его. Ведь так учили раньше? Прости, что поступил, как последний подонок. Прости, что чуть не оборвал и твою жизнь! Я просил убить только Стефанию, но не уничтожать целую деревню. А когда узнал, что там устроили… Как я беспокоился за тебя, просил найти живым или мертвым, но найти. Мне сказали, что там не было юноши в одежде археолога-европейца. А когда пропали останки Птаххетепа, понял, что ты не погиб. Я поступил так жестоко и глупо! Прости! Знаешь, когда в музее увидел тебя спящего на коленях Джона, сразу же выставил ему ультиматум, а потом за дверью беззвучно рыдал от радости, что ты жив, что ты вернулся. Он не видел этого. Никто не видел. Я не просто так выгнал тебя из страны: ты получил то, чего здесь не было — независимость от прошлого и возможность начать все с чистого листа. Сколько раз я пытался раскрыть Стефи глаза на твое будущее, просил отпустить в свободное плавание по миру науки, отвезти к Брайтону в Лондон учиться, но она и слушать не хотела. Аджари ни на миг не рассталась бы с тобой. Ты был для нее смыслом жизни: прошлым, настоящим и будущим. А я хотел свободы для тебя!
Душа рвалась на части: Захия был прав — с ней я не сделал бы такую карьеру ученого, застряв до конца дней среди песков и мастаб Саккары, но с другой стороны… Нет! Убийство как средство достижения цели было несовместимо с человеческой моралью.
— Сейчас же, — продолжил Захия, — предлагаю пойти по карьерной лестнице дальше и осуществить свою мечту.
— Кто-то еще должен умереть? — с губ невольно сорвалась провокационная фраза.
— Хватит смертей. Мои руки уже по локоть в невинной крови, не хочу марать и твои. На том свете мне отвечать за свои грехи…
Он замолчал, дрожащими пальцами нащупал на прикроватной тумбочке папку и протянул ее мне.
— Впиши свое имя и ученую степень в пустые строки. Это самое большее, что я могу сделать в память о Стефании и Джоне. Это еще одна ступенька вверх и распахнутая дверь в поисках цивилизации тех, кто был до известных нам египтян.
Откуда он знал, что мы искали на юге страны? Что еще известно этому человеку? Моему изумлению не было предела. Словно в продолжение темы, не дожидаясь ответа, доктор Хавасс улыбнулся и тихо прошептал:
— Я ведь знаю и про твое древнеегипетское прошлое, и про разбитую стену в гробнице Птаххетепа, и про папирусы с неизвестными письменами, и про библиотеку, погребенную под толстым слоем песка.
— Так Вы нашли ее?..
— Нет. Пять экспедиций с новейшим оборудованием на предполагаемом месте вашего лагеря не обнаружили ничего, кроме песка и остатков какого-то храма.
— Значит, мой брат опередил Вас, — вздохнул, понимая, что самое величайшее сокровище было уничтожено еще одним фанатиком.
— Я бы так не сказал, — Захия сжал мою руку. — Видимо, ты единственный, кому откроются тайны библиотеки Древних. Пиши имя и иди навстречу мечте!
Открыв папку, я стал быстро читать текст на двух языках, уже подписанный Хавассом, где шла речь о кандидате на пост главы Службы древностей Египта. Взяв лежавшую рядом с листом ручку, аккуратно написал в пустых строках на английском и арабском «профессор Сахемхет Аджари» и протянул документ доктору.
— Вот и все, мой мальчик, — радостно прошептал Хавасс, — теперь ты, согласно своему происхождению, становишься правителем Древнего Египта в современном мире. Да здравствует фараон Сахемхет! — слабым голосом провозгласил Захия. — Да живет он вечно!
Смущенно улыбнувшись, я встал и склонил голову в знак признательности.
— Иди, Владыка Обеих Земель! — тихо добавил доктор. — Тебе тоже нужен отдых после перелета.
— Спасибо… за все!
Уже открыл дверь, чтобы выйти из палаты, как Хавасс окликнул меня. Я обернулся.
— Сахемхет! — он приподнялся на локтях, словно хотел встать. — Знаешь, я ведь тоже любил Стефанию. Да, любил, больше, чем Джон и даже ты. Она была единственной для меня и такой недосягаемой! Но Стефи выбрала себе в спутники жизни науку. Пришлось с этим смириться и поступить также. Джон оказался таким же дураком. Не бери с нас пример, слышишь! Найди себе пару, создай семью, продолжи свой род! Не ставь своей целью прошлое — живи будущим! И будь счастливым, каким никто из нас не был…
— Благодарю за совет, доктор Хавасс, — и, еще раз поклонившись, покинул палату.
Перед глазами встал образ Эмилии, в которую я, как мальчишка, влюбился по самые уши. Если и прожить с кем-то всю оставшуюся жизнь, то только с ней. Надеюсь, что она оставит в моей двери еще одну долгожданную записку.
Глава 11
В коридоре меня ожидал шофер, которого сразу же попросил отвезти в гостиницу. Но вместо этого он высадил у до боли знакомого дома, где я прожил столько лет вместе со Стефанией, протянул мне ключ.
— Доктор Хавасс просил передать, что квартира, где жила госпожа Аджари в Вашем полном распоряжении, как и его машина вместе со мной.
— Благодарю, — склонил голову в знак уважения и попросил, — оставьте, пожалуйста, свой номер телефона, чтобы я смог связаться с Вами.
В маленькой квартире ничего не изменилось за последние полтора десятилетия, только вся мебель была заботливо укрыта чехлами. Сдернул ткань с журнального столика — за ним мы с Джоном ужинали тем вечером, и он записывал мой очень длинный монолог, сидя рядом на диванчике. На этих полках стояли так и непрочитанные книги из мировой классики, а ниже — зачитанные до дыр по истории Древнего Египта и археологии. Столько воспоминаний, разбередивших мою душу, столько нежности, тоски и боли сразу, что захотелось уйти и больше никогда не возвращаться. Но если сейчас хоть на шаг сверну с пути — навсегда потеряю возможность закончить работу учителя. Мне дали единственный шанс, и упустить его было бы самой большой ошибкой в жизни.
С каждым днем я все больше обживал свое жилье, стирая пыль, осевшую за многие годы, переставляя мебель и разбирая книги. Стало, как раньше, уютно, словно никогда и не уезжал отсюда. Ожидание решения ученого Совета Службы древностей Египта было утомительным, тем более что, кроме меня, на этот пост претендовали очень известные в стране историки и археологи.
Несмотря на ярые нападки в мой адрес недоброжелателей, коих в ученом мире оказалось немало, последнее слово все равно осталось за доктором Хавассом, и он приложил немалые усилия, находясь на больничной койке, чтобы именно я занял пост главы Службы древностей.
Первое, что мне захотелось сделать — это вернуть стране ее историческое достояние в виде папирусов Птаххетепа. Но торопиться не стал — отъезд из Каира в Лондон, пусть и на несколько дней, могли использовать против меня.
Официальная церемония вступления в новую должность прошла довольно скромно: многие так и не смирились с моим назначением и просто бойкотировали мероприятие. Что поделать… Учитель в таком случае говорил: «Всем угодным никогда не будешь, а вот себя легко потеряешь». Решив следовать его совету, оставил недовольных при своем мнении, а сам начал осваиваться на посту главы Службы древностей: со многими присутствовавшими познакомился поближе, завел рабочие контакты с директорами крупных музеев мира и ведущими историками. Огорчало только отсутствие Эмилии, по которой уже сильно скучал.
На следующий день я вошел в кабинет, который столько лет занимал Захия. Старый добротный стол, потертое кожаное кресло, шкафы до потолка с книгами и папками. Доктор был таким же аскетом, как моя приемная мать, как Джон и я. Ничего праздного, ничего отвлекающего от работы. Сел в кресло, закрыл глаза, глубоко вдохнул. Никогда не мечтал о власти, не стремился к ней, но тут сама судьба вручила ее жезл. Я буду хорошим правителем Службы древностей, справедливым и сильным, буду оберегать свой уже мертвый мир от расхитителей, готовых на преступления ради наживы, и лжеученых, что по обломку статуи могут нафантазировать судьбу человека.
Посидев еще с полчаса, обозначил планы на ближайшие дни и, записав их в лежавший на столе старый ежедневник, покинул кабинет и, не спеша, направился домой. По пути заглянул в музей, познакомился с его директором, который занял этот пост уже после моего увольнения в восемнадцать лет. Он хотел провести персональную экскурсию, но я вежливо отказался — это был мой второй дом, где знал каждый угол и сам мог рассказать о любом экспонате. На выходе ради интереса спонтанно примкнул к группе английских туристов. Ничего не изменилось в рассказе экскурсовода с того времени, когда и я вот так же ходил по этим залам с иностранцами. Под спокойную речь рассматривал витрины и думал о планах по расширению музея и запасников, но стеллажи с экспонатами из коллекции Джесеру заставили отвлечься от прогрессивных мыслей. Вот же они — диски для той машины из библиотеки, странные детали, которые называют «ритуальной посудой», искусно выточенные кувшинчики и мисочки! Как я этого не замечал раньше? Значит, в библиотеку заглядывали задолго до учителя, но так и не поняли для чего такие странные вещи. Почему фараон так хорошо спрятал находки? Часто история Древнего мира строится на догадках и предположениях, почему и мне не выдвинуть свою? Джесеру мог стать первым хранителем наследия Древних, и часть папирусов из гробницы Птаххетепа была написана им и только потом переписана учителем с обветшавших от времени оригиналов. Фараон не успевал закончить исследование при жизни, поэтому спрятал от посторонних глаз самые ценные артефакты, а свитки стали частью царской библиотеки, которую потомки передали в храм Тота. Птаххетеп случайно наткнулся на записи и карту, продолжил изучение. Другого объяснения у меня не нашлось. В то время люди не приняли бы такого поворота истории, как, скорее всего, не примут и сейчас. Каменный век — это не примитивное общество, а время фантастических технологий и работы с камнем. В этом аспекте современный мир даже близко не подошел к Древним.
Группа туристов продолжила свой путь дальше, а я все стоял, не в силах отвести взгляд от идеально выточенных артефактов. Надо будет провести анализ внутренней поверхности узкогорлых сосудов на тип инструментов и их химический состав. Неужели до этого археологам не было интересно, как их сделали, а не что там хранили? Наметил на ближайшее будущее поиск единомышленников, способных снять «розовые очки» классической истории и взглянуть на прошлое, опираясь на реальные факты и находки.
Первые месяцы с раннего утра до позднего вечера семь дней в неделю проводил на работе: изучал документацию, переделывал старые и оформлял новые приказы. Чувствовал себя бумажным червем, но без дотошности в бюрократической сфере грамотно управлять таким хрупким механизмом, как Служба древностей, было невозможно. Я имел дело с национальным достоянием своей страны, на которое жадно облизывались как иностранные государственные музеи, так и частные коллекционеры.
С каждым днем все сильнее грустил по пескам любимой Саккары, как когда-то скучала и Стефания. Чтобы развеять эту тоску, отправился в маленькое путешествие под предлогом осмотра иностранных археологических миссий. Обычно осенью раскопки заканчивались, следовательно, я никому не буду мешать работать и смогу спокойно поискать следы древней цивилизации. Первой остановкой решил выбрать всем известную Тель-Эль-Амарну — видел столько фотографий, фильмов, слышал столько восторженных отзывов, но никогда сам там не был. Компанию мне составили шофер внедорожника и хорошо вооруженный телохранитель из бывших военных: сказывался горький опыт самой первой экспедиции, которую так и не смог забыть.
Приехав в эту глушь, нашел там небольшую группу археологов, которые с неподдельной настороженностью отнеслись к моему визиту. Пока оставшаяся часть команды разбивала палатки в лагере, я ушел бродить среди развалин Ахет-Атона. Здесь было так пустынно и красиво, что невольно вспомнил свои детские путешествия с учителем по близлежащим храмам. Для кого-то это были просто остатки фундаментов, я же видел дома из необожженного кирпича с выкрашенными известкой стенами, расписанные колонны и полы внутри комнат. Когда-то Ахет-Атон был невероятно красивым городом, но меня интересовало совершенно другое.
Мы пробыли там всего два дня. За это время я внимательно выслушал проблемы археологов и расспросил их о нетипичных находках, обошел все раскопы, осмотрел разграбленный некрополь. Мои предположения подтвердились — здесь был обычный город Нового царства, построенный древними египтянами.
Дальше наш путь лежал на юг в Долины Царей и Цариц. Но и там ничего ценного не оказалось. А вот храмы со статуями Рамсеса Второго очень заинтересовали. Идеальные по пропорциям и качеству обработки камня скульптуры, казалось, смотрят не в даль, а на того, кто сейчас перед ними. Изучив внимательнее, пришел к выводу, что их взгляд, действительно, направлен вниз, на стоявших перед ними, а лица озарены искренней улыбкой. Так могли взирать на людей — свое культурное творение — только Древние, которые стали прообразами целого пантеона египетских богов.
На обратном пути заехал в Осирийон: грунтовые воды все также покрывали пол и колодцы. Без продуманного плана осушения и последующего удержания грунтовых вод в этом «доме» представителей высокоразвитой цивилизации нельзя было начинать раскопки. Заглянул в стоявший рядом на возвышенности храм Сети Первого. На потолочной балке по-прежнему красовались «вертолет», «самолет» и «подводная лодка», собирая внизу множество туристов с фотоаппаратами. Эти знаки можно было бы принять за часть иероглифической письменности Древних, но на самом деле все было куда прозаичнее. Надписи в тех местах храмов, где собиралось много людей, были своеобразным источником актуальной информации, как современная периодическая печать. Для удобства иероглифы вырезали на толстом слое штукатурки, через некоторое время их затирали и снова наносили уже другой текст.
