— Я посмотрел экспресс-анализы — в пределах нормы. Это хорошо. Предлагаю погрузить тебя на несколько месяцев в «пылевую» кому. Пойдет что не так — разбудим. Я понял механизм действия «гадости» на твой организм. Тебе не просто надо прокапывать дозы вещества, тебе нужно спать под его действием и долго, хотя бы месяц.
Вздохнул в ответ. Выдержит ли супруга такое мое отсутствие?
— Эмилия приедет завтра? — поинтересовался он.
— Обещала, а там, как получится.
— Хорошо. Засыпай, я посижу рядом.
Икрам выключил лампу, подвинул стул к изголовью кровати, сел. Его пальцы убрали мои непослушные пряди за уши, коснулись лба, провели по бровям. Он всегда так делал, чтобы успокоить, когда я после пробуждения лежал в больнице. Потом научил такому приему и Стефанию. От приятного массажа я мгновенно погрузился в сон.
Утром проснулся от голосов за дверью: слов не понимал, но узнал супругу и доктора. Их диалог был достаточно коротким. Потом вошла Эмилия, нежно поцеловала меня.
— Искандер все объяснил. Я люблю тебя, остальное — мелочи. Не переживай. Пока ты завтракаешь в столовой, здесь сделают перестановку мебели на больничную, поставят аппаратуру. После обеда начнут погружать тебя в кому.
Никогда бы не подумал, что больничная еда покажется такой вкусной, когда узнал, что это будет последний завтрак — следующий планировался через месяц, а, может, и больше.
Палата изменилась до неузнаваемости: гостиничный уют уступил место больничной рациональности. Домашнюю рубаху сменила легко снимающаяся «распашонка», как называли ее на своем сленге медики. Все это время Эмилия была рядом, под диктовку дописывала мой дневник. Последние приготовления, подключение аппаратуры и капельницы с физраствором.
— Ты готов? — произнес Икрам, набирая в шприц растворенную «пыль бессмертия».
— Да.
— Я люблю тебя! — супруга подарила страстный поцелуй. — Спи и ни о чем не беспокойся!
Доктор ввел дозу в капельницу. Стало необыкновенно хорошо. Глаза сами закрылись…
(Примечание: Отец никогда не говорил о случившемся, но за неделю до смерти матери позвал меня в родительскую спальню, сел к ней на постель и попросил прощение со слезами на глазах. Он не упоминал в своем дневнике об этих событиях, и я понимаю, почему: ему не хотелось вспоминать, что чуть не совершил «по истине величайшую глупость в жизни». Именно так он назвал свое поведение в тот день. Чтобы понять всю картину произошедшего, пришлось расспросить их обоих и очень подробно. Эта глава написана по рассказам родителей и моим воспоминаниям).
Легкие, неожиданно для меня, захотели наполниться воздухом, но вдох получился слабым, поверхностным, словно что-то мешало. Еще один — глубокий, инстинктивный. Тот же результат. «Воздуха! Дышать!» — запульсировало в мыслях, отдавая страхом. Сквозь боль в затекших мышцах повернул голову на бок — не помогло. Руки судорожно потянулись к лицу, пытаясь освободить нос и рот. Нащупал пальцами что-то почти невесомое, накрывавшее голову, мешавшее дышать, стянул вниз и вдохнул полной грудью. Первый удар сердца прошелся гулким эхом по телу, за ним второй, третий. Сил открыть глаза еще не было. Ощупал руки — капельниц и катетеров не обнаружил. Значит, курс лечения закончен, но зачем так укрывать? Может, в палату заглядывал кто-то чужой, и Искандер решил таким образом спрятать меня от посторонних глаз?
Попытки с десятой смог перевернуться на живот, обнял подушку, прижался щекой. Почувствовал кожей гладкую ткань, источавшую нежный аромат ладана, розового дерева и чего-то хвойного в сочетании с запахом свежести. Откуда я знаю его? Он, как облако, окутывал меня, приятно щекотал нос, пробуждая волнительное чувство ностальгии… Детство. Так пахла моя кожа, после того, как Стефания разбудила меня. И даже месяцы, проведенные в больнице, не избавили от «мумийного» запаха. Потребовалась лет пять, чтобы он выветрился.
Тело все еще отказывалось повиноваться, но мыслительный процесс набирал обороты. Где я находился? Для больницы слишком тихо, запахов лекарств и дезинфицирующих средств тоже не почувствовал. Мягкий матрас. Большая подушка. Однозначно, не вип-палата от Искандера. И не морг, хотя такая мысль промелькнула в первые мгновения, когда очнулся.
Снова потянуло в сон, которому не смог сопротивляться. Отключился.
Новое пробуждение шло намного легче предыдущего. Воздух был свежим, прохладным, дышалось свободно. Почему-то вспомнилось рождественское путешествие с Джоном на шотландский курорт Гленко. Как же там было прекрасно: высокие горы, снег, переливавшееся зеленым цветом ночное небо, душистый горячий глинтвейн, от которого слегка кружилась голова… Хочу снова туда! С Эмилией! На Рождество! (Хоть это и не мой праздник). Чтобы были душистые кисловатые мандарины и финики в сахаре. Хочу научиться кататься на лыжах — тогда я побоялся встать на них, не говоря уже о том, чтобы проехать по тропинке десяток шагов. Просто хочу!
Повернулся на бок. Странно, но я оказался полностью раздетым, поэтому ощущал всем телом легкое, приятное, гладкое, укрывающее сверху и согревающее. Глаза открывать все еще не хотелось. Я нежился в блаженной истоме на постели... или на больничной койке? Может, все вокруг — плод моего одурманенного воображения?
Я не испытывал ни голода, ни жажды, ни других физиологических нужд. Только расслабленность и умиротворение. Странно… Таким бездельем можно наслаждаться до бесконечности, а у меня столько работы накопилось в Службе древностей. Хотя, нет, я же написал заявление на увольнение. Теперь — безработный ученый-лингвист древнеегипетского языка. Невостребованная профессия. Надо будет разослать резюме по образовательным учреждениям, лучше заграничным. В Каире никто не возьмет на приличную должность после такого «падения». Да и что я умею? Экскурсии водить, лекции читать. Поехать к Моретти в Рим? Экскурсоводом? Или вернуться в Британский музей? Доктор Винтер, думаю, возьмет на ставку куда-нибудь. Лучше в запасники или смотрителем зала. Планы... Будущее...
На душе стало грустно. Я подвел супругу своим глупым поведением, отсутствием дипломатического опыта, неумением прижимать гордость. Непростительно… А еще не сдержал обещание показать ей библиотеку Древних. За что любить меня? Такого… По щекам заскользили слезы.
Открыл глаза. Темно. Попытался сесть. Получилось. Коснулся стопами пола. Холодный! Неприятно! Непроизвольно спрятал ноги обратно в тепло. Огляделся. В стене напротив виднелась вертикальная полоска света. Окно или дверь? Еще попытка. Я же могу! Сквозь силу заставил себя встать на холодный пол. Закутавшись в тонкое одеяло, опираясь рукой на кровать, сделал несколько шагов. Мышцы с каждым движением становились эластичнее, мягче. Я шел! Легко, как раньше.
Цель достигнута. Пальцы ощутили плотную ткань. Гардины. Потянул тяжелое полотно в сторону. Свет ударил по глазам. Инстинктивно отшатнулся, закрылся от солнечных лучей одеялом, развернулся. Теперь я мог видеть обстановку: незнакомая просторная комната с очень знакомой мебелью! Я помнил эту кровать, расписанные кресло и табурет, стол, напольные лампы. Наша каюта на «Солнечной барке»? Нет. Не качает, и пол паркетный, без ковров. Эта комната в здании, однозначно.
Сделал несколько шагов в бок, прислонился к стене, которая странно заскрипела под моим весом. Пригляделся: створки шкафа. Любопытства ради открыл их. Моя одежда, причем, разложенная так, как это делал только я. На вешалках — свадебный жаккардовый костюм и парадный серый смокинг. Точно сон. Ради интереса сильно ущипнул себя. Слышал, что такое помогает разобраться в реальностях. Не сразу, но почувствовал боль. Значит, я больше не сплю.
Собрал комплект полевого археолога, белье, ботинки и, приоткрыв дверь, направился на поиски ванной комнаты.
Я вышел на внутренний балкон, опоясывающий весь второй этаж. Пара массивных лестниц вела вниз, где, по всей видимости, был обеденный зал с большим столом и стульями. Или конференц-зал? Или все сразу... И никого внизу и наверху. Лишь я.
Ванная комната оказалась в десяти шагах: гадать по дверям не пришлось — висела необычная бирка под египетский стиль с царем, поливающим из кувшина ребенка. Внутри отделка тоже удивила: никогда бы не подумал, что арт-нуво и египетские мотивы породят такое колоритно-орнаментальное чудо.
Немногим раньше мне доводилось любоваться своим ужасным видом в больничном зеркале, но теперь я, по-настоящему, испытал шок: щеки немного впали, тело тоже изрядно похудело, что было нормальным после долгого сна, но на меня в отражении смотрел мальчишка с едва заметными усиками. И если после недавнего пробуждения я еще как-то смог принять свою внешность, которая начала соответствовать возрасту по паспорту, то семнадцатилетнего в тридцать восемь... Нет! Безумие! И уж совсем не ожидал длинных, до талии, волос с заметными седыми прядями, которых стало на половину больше. Неужели такое случилось со мной всего за несколько месяцев?
Упершись лбом в стену, изредка переводил взгляд на зеркало, словно сомневался в истинности увиденного. Но это не было игрой воображения, галлюцинациями или лекарственным бредом. Это был я, внешне сбросивший с плеч два с лишним десятилетия своей жизни. Что скажет Эмилия, когда увидит меня слишком помолодевшим? Неопределенность проползла холодом по спине. Надо успокоиться, иначе ничего хорошего не будет. Лучше привести себя в приличный вид и пойти на поиски обитателей дома, чем впадать в бессмысленную панику.
Открыл шкафчик, что висел рядом с раковиной. Там оказалась полочка, подписанная моим именем на древнеегипетском. Все, чем я пользовался раньше, только не распакованное. Усмехнулся: бритвенный станок точно не понадобится мне в ближайшие годы. С необыкновенным удовольствием принял душ. Высушил волосы феном. Оделся. Резинки, чтобы собрать длинные пряди в хвост, не оказалось, но на соседней полочке лежала пара простеньких заколок. Закрепил ими волосы на висках. Симпатично. Еще бы щеки чуточку откормить, и получится милый юноша с ученой степенью профессора. Только кто поверит мне? История повторяется, и придется доказывать, что я — это я?
Снова вышел на балкон, посмотрел вниз: теперь за столом, ко мне спиной, сидела женщина в кружевном платке, напротив нее незнакомые мужчина и мальчик. Собравшись духом, спустился по лестнице к ним.
— Добрый день, — поприветствовал их на английском.
Женщина повернулась, вздохнула. Ее лицо озарила счастливая улыбка. Эмилия! Моя Эмилия!
— Добрый, — ответила она, — я так рада, что ты спустился к нам. Садись.
Она указала на стул рядом с собой. Присел на мягкую седушку. С другой стороны на меня смотрели незнакомцы, молчаливо изучали.
— Будешь обедать с нами? — озвучив вопрос, супруга посмотрела на меня.
— Да.
— Фарида! Добавь еще один комплект столовых приборов, — госпожа «большого дома» обратилась уже к женщине, принесшей на подносе супницу и соусники.
Мое появление, видимо, прервало важный разговор. Поэтому, после недолгой паузы, мужчина продолжил:
— Я понимаю, что пока не ровня Вам. Вы — английская леди, исполняющая обязанности главы Службы древностей Египта, а я лишь помощник Эмира Такриди. Но в ближайшем будущем из заместителя стану министром Культуры. Мы будем прекрасной парой! Выходите за меня замуж!
Сердце пропустило удар. Как? С трудом сдерживался, чтобы не устроить шумное выяснение отношений, и молчал. Он не видел, как я под столом стиснул кулаки, впиваясь в кожу отросшими ногтями.
— Надеюсь, — продолжил он, — что Ваши сыновья будут не против. Кстати, познакомьте меня со старшим. С младшим мы уже подружились.
— Сахем, — я опередил супругу.
— Чем занимаешься? Учишься?
— Да. Буду археологом.
— Неважно выглядишь. Был на раскопках?
— Пару недель. Потом случайно поранился, лежал в больнице три месяца. Древние бактерии пострашнее современных. Приехал из Луксора только вчера.
— Думаю, мы с тобой найдем общий язык.
— Посмотрим… — я отвел взгляд: зачем ему видеть в моих глазах ревность.
— Леди Эмилия, я хочу сделать Вам необычный подарок — должность главы Службы древностей. Официально. Здесь не хватает только подписи Такриди, но ради меня он поставит свою всевластную закорючку.
Он, широко улыбаясь, открыл лежавшую на краю стола папку и протянул ей документ. Я незаметно взглянул на строки: это было мое заявление об уходе с должности. Странно, что Араф не подписал его, однако, сохранил. Эмилия прочитала текст, вздохнула.
— Это не Европа, — тихо произнесла она, — это Восток, где по традиции у власти мужчины. Со мной считаются, когда я говорю от имени мужа. Он был, есть и будет главой Службы древностей, пока я жива. Так считал и министр Араф.
Супруга демонстративно разорвала мое заявление, сложила обрывки на освободившийся поднос. Гость нахмурился. Фарида разливала по тарелкам суп, судя по запаху, грибной.
— Вам решать, — сконфуженно сказал заместитель министра. — А мое предложение о браке?
— Мне нужно подумать… И Вы забыли, что я замужем, — холодно ответила Эмилия, выбирая нужную ложку из набора столового серебра.
Оставшаяся часть обеда прошла в тишине. Вкусно приготовленная еда разбудила аппетит. Ел не спеша и попутно краем глаза изучал своего «брата». Мальчик лет десяти, с темными, коротко подстриженными волосами и с длинной челкой на бок, со светло-карими глазами, загорелой кожей. Одет он был на классический английский манер. Каждое движение подчеркивало его аристократическое происхождение. Видимо, жена усыновила сироту из своих дальних родственников и наняла гувернантку-англичанку. Другого объяснения у меня не нашлось.
После обеда Эмилия ушла провожать гостя. Мы остались наедине.
— Я бы не отказался от брата, — произнес он, изучая меня взглядом. — Надеюсь, ты не всезнайка и ученый зануда, как все вокруг?
— А похож?
— Еще не понял, но вид у тебя сногсшибательный! — рассмеялся мальчик. — Я Стефан.
Только хотел представиться, как в зал вошла Эмилия.
— Мальчики, у меня серьезный разговор к вам обоим. Пересядьте на диван, так будет удобнее.
Я устроился среди декоративных подушек, Стефан сел рядом, обнял меня. Супруга улыбнулась:
— Знакомы всего несколько минут, а уже лучшие друзья.
— Мам, а он, правда, мой брат? Почему никогда его не видел? Я так хотел младшего братика, а тут старший! Моя мечта!
— Давайте, я вас познакомлю. Сахемхет, — она указала на меня, — это Стефан, твой… — она замялась, смахнула навернувшуюся слезу. — …твой сын. Стефан, это твой отец — Сахемхет Аджари.
Я почувствовал, как он отстраняется от меня. Радость на лице мальчика сменилась злостью.
— Знаешь, мамочка, — с отчаянием в голосе выкрикнул он, обращаясь к Эмилии, — если уж захотела завести молодого любовника, так бы и сказала! Что, я не вижу, сколько их за тобой ходит?! Зачем этот бездарный спектакль, что он — мой отец?! Ты никогда не говорила о нем. Кормила обещаниями, что скоро все узнаю! Нравится этот сопляк? Так живи с ним! Я тебе не мешаю! И, вообще, я хочу жить у дедушки и бабушки в Бирмингеме!
— Это не обман, — попыталась оправдаться она. — Перед тобой твой родной отец!
— Ненавижу тебя! Вас обоих! Лжецы!
Стефан выбежал из зала.
— Откуда сын? Искандер усыпил всего на несколько месяцев… Или не месяцев?
— Одиннадцать лет… — всхлипнула супруга. — Прости! Это из-за меня ты столько проспал. Прости!
Вздохнул в ответ. Выдержит ли супруга такое мое отсутствие?
— Эмилия приедет завтра? — поинтересовался он.
— Обещала, а там, как получится.
— Хорошо. Засыпай, я посижу рядом.
Икрам выключил лампу, подвинул стул к изголовью кровати, сел. Его пальцы убрали мои непослушные пряди за уши, коснулись лба, провели по бровям. Он всегда так делал, чтобы успокоить, когда я после пробуждения лежал в больнице. Потом научил такому приему и Стефанию. От приятного массажа я мгновенно погрузился в сон.
Утром проснулся от голосов за дверью: слов не понимал, но узнал супругу и доктора. Их диалог был достаточно коротким. Потом вошла Эмилия, нежно поцеловала меня.
— Искандер все объяснил. Я люблю тебя, остальное — мелочи. Не переживай. Пока ты завтракаешь в столовой, здесь сделают перестановку мебели на больничную, поставят аппаратуру. После обеда начнут погружать тебя в кому.
Никогда бы не подумал, что больничная еда покажется такой вкусной, когда узнал, что это будет последний завтрак — следующий планировался через месяц, а, может, и больше.
Палата изменилась до неузнаваемости: гостиничный уют уступил место больничной рациональности. Домашнюю рубаху сменила легко снимающаяся «распашонка», как называли ее на своем сленге медики. Все это время Эмилия была рядом, под диктовку дописывала мой дневник. Последние приготовления, подключение аппаратуры и капельницы с физраствором.
— Ты готов? — произнес Икрам, набирая в шприц растворенную «пыль бессмертия».
— Да.
— Я люблю тебя! — супруга подарила страстный поцелуй. — Спи и ни о чем не беспокойся!
Доктор ввел дозу в капельницу. Стало необыкновенно хорошо. Глаза сами закрылись…
Глава 28
(Примечание: Отец никогда не говорил о случившемся, но за неделю до смерти матери позвал меня в родительскую спальню, сел к ней на постель и попросил прощение со слезами на глазах. Он не упоминал в своем дневнике об этих событиях, и я понимаю, почему: ему не хотелось вспоминать, что чуть не совершил «по истине величайшую глупость в жизни». Именно так он назвал свое поведение в тот день. Чтобы понять всю картину произошедшего, пришлось расспросить их обоих и очень подробно. Эта глава написана по рассказам родителей и моим воспоминаниям).
Легкие, неожиданно для меня, захотели наполниться воздухом, но вдох получился слабым, поверхностным, словно что-то мешало. Еще один — глубокий, инстинктивный. Тот же результат. «Воздуха! Дышать!» — запульсировало в мыслях, отдавая страхом. Сквозь боль в затекших мышцах повернул голову на бок — не помогло. Руки судорожно потянулись к лицу, пытаясь освободить нос и рот. Нащупал пальцами что-то почти невесомое, накрывавшее голову, мешавшее дышать, стянул вниз и вдохнул полной грудью. Первый удар сердца прошелся гулким эхом по телу, за ним второй, третий. Сил открыть глаза еще не было. Ощупал руки — капельниц и катетеров не обнаружил. Значит, курс лечения закончен, но зачем так укрывать? Может, в палату заглядывал кто-то чужой, и Искандер решил таким образом спрятать меня от посторонних глаз?
Попытки с десятой смог перевернуться на живот, обнял подушку, прижался щекой. Почувствовал кожей гладкую ткань, источавшую нежный аромат ладана, розового дерева и чего-то хвойного в сочетании с запахом свежести. Откуда я знаю его? Он, как облако, окутывал меня, приятно щекотал нос, пробуждая волнительное чувство ностальгии… Детство. Так пахла моя кожа, после того, как Стефания разбудила меня. И даже месяцы, проведенные в больнице, не избавили от «мумийного» запаха. Потребовалась лет пять, чтобы он выветрился.
Тело все еще отказывалось повиноваться, но мыслительный процесс набирал обороты. Где я находился? Для больницы слишком тихо, запахов лекарств и дезинфицирующих средств тоже не почувствовал. Мягкий матрас. Большая подушка. Однозначно, не вип-палата от Искандера. И не морг, хотя такая мысль промелькнула в первые мгновения, когда очнулся.
Снова потянуло в сон, которому не смог сопротивляться. Отключился.
Новое пробуждение шло намного легче предыдущего. Воздух был свежим, прохладным, дышалось свободно. Почему-то вспомнилось рождественское путешествие с Джоном на шотландский курорт Гленко. Как же там было прекрасно: высокие горы, снег, переливавшееся зеленым цветом ночное небо, душистый горячий глинтвейн, от которого слегка кружилась голова… Хочу снова туда! С Эмилией! На Рождество! (Хоть это и не мой праздник). Чтобы были душистые кисловатые мандарины и финики в сахаре. Хочу научиться кататься на лыжах — тогда я побоялся встать на них, не говоря уже о том, чтобы проехать по тропинке десяток шагов. Просто хочу!
Повернулся на бок. Странно, но я оказался полностью раздетым, поэтому ощущал всем телом легкое, приятное, гладкое, укрывающее сверху и согревающее. Глаза открывать все еще не хотелось. Я нежился в блаженной истоме на постели... или на больничной койке? Может, все вокруг — плод моего одурманенного воображения?
Я не испытывал ни голода, ни жажды, ни других физиологических нужд. Только расслабленность и умиротворение. Странно… Таким бездельем можно наслаждаться до бесконечности, а у меня столько работы накопилось в Службе древностей. Хотя, нет, я же написал заявление на увольнение. Теперь — безработный ученый-лингвист древнеегипетского языка. Невостребованная профессия. Надо будет разослать резюме по образовательным учреждениям, лучше заграничным. В Каире никто не возьмет на приличную должность после такого «падения». Да и что я умею? Экскурсии водить, лекции читать. Поехать к Моретти в Рим? Экскурсоводом? Или вернуться в Британский музей? Доктор Винтер, думаю, возьмет на ставку куда-нибудь. Лучше в запасники или смотрителем зала. Планы... Будущее...
На душе стало грустно. Я подвел супругу своим глупым поведением, отсутствием дипломатического опыта, неумением прижимать гордость. Непростительно… А еще не сдержал обещание показать ей библиотеку Древних. За что любить меня? Такого… По щекам заскользили слезы.
Открыл глаза. Темно. Попытался сесть. Получилось. Коснулся стопами пола. Холодный! Неприятно! Непроизвольно спрятал ноги обратно в тепло. Огляделся. В стене напротив виднелась вертикальная полоска света. Окно или дверь? Еще попытка. Я же могу! Сквозь силу заставил себя встать на холодный пол. Закутавшись в тонкое одеяло, опираясь рукой на кровать, сделал несколько шагов. Мышцы с каждым движением становились эластичнее, мягче. Я шел! Легко, как раньше.
Цель достигнута. Пальцы ощутили плотную ткань. Гардины. Потянул тяжелое полотно в сторону. Свет ударил по глазам. Инстинктивно отшатнулся, закрылся от солнечных лучей одеялом, развернулся. Теперь я мог видеть обстановку: незнакомая просторная комната с очень знакомой мебелью! Я помнил эту кровать, расписанные кресло и табурет, стол, напольные лампы. Наша каюта на «Солнечной барке»? Нет. Не качает, и пол паркетный, без ковров. Эта комната в здании, однозначно.
Сделал несколько шагов в бок, прислонился к стене, которая странно заскрипела под моим весом. Пригляделся: створки шкафа. Любопытства ради открыл их. Моя одежда, причем, разложенная так, как это делал только я. На вешалках — свадебный жаккардовый костюм и парадный серый смокинг. Точно сон. Ради интереса сильно ущипнул себя. Слышал, что такое помогает разобраться в реальностях. Не сразу, но почувствовал боль. Значит, я больше не сплю.
Собрал комплект полевого археолога, белье, ботинки и, приоткрыв дверь, направился на поиски ванной комнаты.
Я вышел на внутренний балкон, опоясывающий весь второй этаж. Пара массивных лестниц вела вниз, где, по всей видимости, был обеденный зал с большим столом и стульями. Или конференц-зал? Или все сразу... И никого внизу и наверху. Лишь я.
Ванная комната оказалась в десяти шагах: гадать по дверям не пришлось — висела необычная бирка под египетский стиль с царем, поливающим из кувшина ребенка. Внутри отделка тоже удивила: никогда бы не подумал, что арт-нуво и египетские мотивы породят такое колоритно-орнаментальное чудо.
Немногим раньше мне доводилось любоваться своим ужасным видом в больничном зеркале, но теперь я, по-настоящему, испытал шок: щеки немного впали, тело тоже изрядно похудело, что было нормальным после долгого сна, но на меня в отражении смотрел мальчишка с едва заметными усиками. И если после недавнего пробуждения я еще как-то смог принять свою внешность, которая начала соответствовать возрасту по паспорту, то семнадцатилетнего в тридцать восемь... Нет! Безумие! И уж совсем не ожидал длинных, до талии, волос с заметными седыми прядями, которых стало на половину больше. Неужели такое случилось со мной всего за несколько месяцев?
Упершись лбом в стену, изредка переводил взгляд на зеркало, словно сомневался в истинности увиденного. Но это не было игрой воображения, галлюцинациями или лекарственным бредом. Это был я, внешне сбросивший с плеч два с лишним десятилетия своей жизни. Что скажет Эмилия, когда увидит меня слишком помолодевшим? Неопределенность проползла холодом по спине. Надо успокоиться, иначе ничего хорошего не будет. Лучше привести себя в приличный вид и пойти на поиски обитателей дома, чем впадать в бессмысленную панику.
Открыл шкафчик, что висел рядом с раковиной. Там оказалась полочка, подписанная моим именем на древнеегипетском. Все, чем я пользовался раньше, только не распакованное. Усмехнулся: бритвенный станок точно не понадобится мне в ближайшие годы. С необыкновенным удовольствием принял душ. Высушил волосы феном. Оделся. Резинки, чтобы собрать длинные пряди в хвост, не оказалось, но на соседней полочке лежала пара простеньких заколок. Закрепил ими волосы на висках. Симпатично. Еще бы щеки чуточку откормить, и получится милый юноша с ученой степенью профессора. Только кто поверит мне? История повторяется, и придется доказывать, что я — это я?
Снова вышел на балкон, посмотрел вниз: теперь за столом, ко мне спиной, сидела женщина в кружевном платке, напротив нее незнакомые мужчина и мальчик. Собравшись духом, спустился по лестнице к ним.
— Добрый день, — поприветствовал их на английском.
Женщина повернулась, вздохнула. Ее лицо озарила счастливая улыбка. Эмилия! Моя Эмилия!
— Добрый, — ответила она, — я так рада, что ты спустился к нам. Садись.
Она указала на стул рядом с собой. Присел на мягкую седушку. С другой стороны на меня смотрели незнакомцы, молчаливо изучали.
— Будешь обедать с нами? — озвучив вопрос, супруга посмотрела на меня.
— Да.
— Фарида! Добавь еще один комплект столовых приборов, — госпожа «большого дома» обратилась уже к женщине, принесшей на подносе супницу и соусники.
Мое появление, видимо, прервало важный разговор. Поэтому, после недолгой паузы, мужчина продолжил:
— Я понимаю, что пока не ровня Вам. Вы — английская леди, исполняющая обязанности главы Службы древностей Египта, а я лишь помощник Эмира Такриди. Но в ближайшем будущем из заместителя стану министром Культуры. Мы будем прекрасной парой! Выходите за меня замуж!
Сердце пропустило удар. Как? С трудом сдерживался, чтобы не устроить шумное выяснение отношений, и молчал. Он не видел, как я под столом стиснул кулаки, впиваясь в кожу отросшими ногтями.
— Надеюсь, — продолжил он, — что Ваши сыновья будут не против. Кстати, познакомьте меня со старшим. С младшим мы уже подружились.
— Сахем, — я опередил супругу.
— Чем занимаешься? Учишься?
— Да. Буду археологом.
— Неважно выглядишь. Был на раскопках?
— Пару недель. Потом случайно поранился, лежал в больнице три месяца. Древние бактерии пострашнее современных. Приехал из Луксора только вчера.
— Думаю, мы с тобой найдем общий язык.
— Посмотрим… — я отвел взгляд: зачем ему видеть в моих глазах ревность.
— Леди Эмилия, я хочу сделать Вам необычный подарок — должность главы Службы древностей. Официально. Здесь не хватает только подписи Такриди, но ради меня он поставит свою всевластную закорючку.
Он, широко улыбаясь, открыл лежавшую на краю стола папку и протянул ей документ. Я незаметно взглянул на строки: это было мое заявление об уходе с должности. Странно, что Араф не подписал его, однако, сохранил. Эмилия прочитала текст, вздохнула.
— Это не Европа, — тихо произнесла она, — это Восток, где по традиции у власти мужчины. Со мной считаются, когда я говорю от имени мужа. Он был, есть и будет главой Службы древностей, пока я жива. Так считал и министр Араф.
Супруга демонстративно разорвала мое заявление, сложила обрывки на освободившийся поднос. Гость нахмурился. Фарида разливала по тарелкам суп, судя по запаху, грибной.
— Вам решать, — сконфуженно сказал заместитель министра. — А мое предложение о браке?
— Мне нужно подумать… И Вы забыли, что я замужем, — холодно ответила Эмилия, выбирая нужную ложку из набора столового серебра.
Оставшаяся часть обеда прошла в тишине. Вкусно приготовленная еда разбудила аппетит. Ел не спеша и попутно краем глаза изучал своего «брата». Мальчик лет десяти, с темными, коротко подстриженными волосами и с длинной челкой на бок, со светло-карими глазами, загорелой кожей. Одет он был на классический английский манер. Каждое движение подчеркивало его аристократическое происхождение. Видимо, жена усыновила сироту из своих дальних родственников и наняла гувернантку-англичанку. Другого объяснения у меня не нашлось.
После обеда Эмилия ушла провожать гостя. Мы остались наедине.
— Я бы не отказался от брата, — произнес он, изучая меня взглядом. — Надеюсь, ты не всезнайка и ученый зануда, как все вокруг?
— А похож?
— Еще не понял, но вид у тебя сногсшибательный! — рассмеялся мальчик. — Я Стефан.
Только хотел представиться, как в зал вошла Эмилия.
— Мальчики, у меня серьезный разговор к вам обоим. Пересядьте на диван, так будет удобнее.
Я устроился среди декоративных подушек, Стефан сел рядом, обнял меня. Супруга улыбнулась:
— Знакомы всего несколько минут, а уже лучшие друзья.
— Мам, а он, правда, мой брат? Почему никогда его не видел? Я так хотел младшего братика, а тут старший! Моя мечта!
— Давайте, я вас познакомлю. Сахемхет, — она указала на меня, — это Стефан, твой… — она замялась, смахнула навернувшуюся слезу. — …твой сын. Стефан, это твой отец — Сахемхет Аджари.
Я почувствовал, как он отстраняется от меня. Радость на лице мальчика сменилась злостью.
— Знаешь, мамочка, — с отчаянием в голосе выкрикнул он, обращаясь к Эмилии, — если уж захотела завести молодого любовника, так бы и сказала! Что, я не вижу, сколько их за тобой ходит?! Зачем этот бездарный спектакль, что он — мой отец?! Ты никогда не говорила о нем. Кормила обещаниями, что скоро все узнаю! Нравится этот сопляк? Так живи с ним! Я тебе не мешаю! И, вообще, я хочу жить у дедушки и бабушки в Бирмингеме!
— Это не обман, — попыталась оправдаться она. — Перед тобой твой родной отец!
— Ненавижу тебя! Вас обоих! Лжецы!
Стефан выбежал из зала.
— Откуда сын? Искандер усыпил всего на несколько месяцев… Или не месяцев?
— Одиннадцать лет… — всхлипнула супруга. — Прости! Это из-за меня ты столько проспал. Прости!
