Дети Шини

10.09.2017, 12:49 Автор: Ида Мартин

Закрыть настройки

Показано 3 из 17 страниц

1 2 3 4 ... 16 17



        - С него станется. Он же видит мир только через свою камеру. Ты хоть раз смотрел его видео-блоги?
       
        Услышав про блоги Петрова, Якушин рассмеялся:
       
        - Видел, видел, это безобразие. Ерунда полная, но местами смешно.
       
        - В основном над тем, какой он легковесный и глупый, как в том мультфильме про мышонка: "Какой чудесный день! Какой прекрасный пень! Какой веселый я и песенка моя!".
       
        - Да, не глупый он. Так, прикидывается. А с Кристиной никогда и не разговаривал даже.
       
        - Не обязательно разговаривать с человеком, чтобы знать его, - уж это я знала наверняка. - Уверена, что причина должна быть. По какому-то же признаку она выбрала всех нас. Это может быть что угодно, пусть цвет глаз или форма носа, но связь совершенно точно должна быть.
       
        - У тебя какие глаза? - Якушин на полном серьёзе заглянул мне в лицо. - О, зеленые. У меня тоже, но у тебя намного ярче.
       
        Про свой цвет глаз он мог мне и не рассказывать.
       
        - Это просто так, для примера. У Маркова карие глаза. Он хоть и очки носит, но глаза у него, как угли - прожигают на месте.
       
        - Одноклассник?
       
        - Типа того. А хочешь чаю?
       
        Но он тут же посмотрел на часы, моментально собрался и ушел, оставив на столе неразвернутый холодец и запах апельсинов в коридоре. Я закрыла дверь и отчетливо ощутила внезапно образовавшуюся пустоту квартиры, словно он сначала принес, а потом снова забрал с собой всю энергию и тепло.
       
        А на следующий день позвонила Сёмина и сказала, что хочет встретиться со мной в двенадцать возле школы.
       
        Мамы уже дома не было, а папа неожиданно оказался свободен и, когда я встала, сидел на кухне и чистил яблоки для соковыжималки.
       
        Папа у меня очень красивый. То, что мама красивая, воспринимается само собой, а вот красивый папа попадается не часто. Он считается ещё молодым, ему тридцать шесть, и из-за работы ему приходится тщательно следить за своим внешним видом, чтобы производить благоприятное впечатление на клиентов. Не знаю, как на клиентов, но на клиенток он точно производит благоприятное впечатление, а мама это спокойно терпит и называет "издержками производства".
       
        Папа яркий брюнет с пронзительными голубыми глазами, он стройный и подтянутый, потому что ходит в спортивный зал три раза в неделю, и это даже на один раз больше чем мама.
       
        И перед каждым родительским собранием Инна Григорьевна, наша классная, спрашивает меня "придет ли папа?". А он и был-то на этих собраниях всего пару раз за всё время моей учебы в школе.
       
        - Какие новости? - папа явно был настроен поболтать.
       
        Но ведь нельзя просто так взять и поболтать раз в полгода. О чем нам говорить?
       
        - Шутишь? Новости - это то, что по телевизору показывают, а у меня - однообразие и скукота, - я налила молоко в глубокую тарелку и сунула греться в микроволновку.
       
        - Чего так рано вскочила? Каникулы же.
       
        - Мне встретиться нужно.
       
        - Понятно, - он понимающе кивнул. - Кстати, хочешь, поедем сегодня на каток?
       
        Предложение было неожиданным и довольно заманчивым, мы с папой никогда никуда вместе не ходили, однако сначала нужно было поговорить с Сёминой, и я так задумалась, что едва не переборщила с хлопьями.
       
        - Давай, давай, решайся. Хватит кровать пролеживать. Я уже и с Решетниковыми созвонился. Они готовы. Часа в четыре.
       
        - Значит, мы не одни?
       
        - Конечно, - папа удивленно посмотрел на меня, - компанией же всегда веселее.
        Ну и поэтому я, конечно же, не поехала.
       
        С Сёминой мы встретились, как два инопланетных существа, впервые узнавших о существовании друг друга.
       
        Она - высокая, в бело-черной анимешной меховой шапке с ушами и лапками, в чёрных тяжелых шнурованных ботинках на тощих дистрофичных ногах и длинными серебристыми прядями, занавешивающими почти всё лицо кроме намалёванных дочерна глаз. Весь её вид от массивных платформ до острых ушек выражал тотальную меланхолию и обреченность.
       
        А я обычная: в обычной полосатой вязаной шапке, в обычной зеленой парке с капюшоном и большими карманами, в обычных синих джинсах и обычных замшевых коричневых сапогах со шнуровкой, с самого момента покупки выглядящих так, будто их уже несколько лет до меня носили.
       
        Встретились и встали напротив, на расстоянии вытянутой руки, так, что время от времени между нами проскакивали торопливые прохожие.
       
        - Привет, - едва слышно произнесла она. - Ты как?
       
        - Нормально.
       
        - Везет. А я - нет.
       
        - Почему?
       
        - Что? - Сёмина посмотрела на меня так, точно я произнесла какую-то дикость. - Из-за Кристины, конечно.
       
        - Ты с ней дружила?
       
        Глупый вопрос. У Сёминой прямо на лбу читалось: "держитесь от меня подальше, я странная".
       
        - Кристина ни с кем не дружила.
       
        - Ты-то хоть знаешь, почему попала в этот список?
       
        Однако вместо того, чтобы нормально ответить, Сёмина стала ныть, что ей тоже постоянно кажется, что она лишняя в этом мире и никому не нужна. А потом вдруг решила, что мы должны ехать в больницу к Кристине и попросить у неё прощения.
        Но я сразу отказалась. Во-первых, мне лично не за что было просить у Ворожцовой прощения, а во-вторых, в больницу нас всё равно не пустили бы. Я это знала наверняка, у моей мамы знакомая недавно из реанимации. Те, кто в коме, все там лежат. И никого, даже родственников туда не пускают.
       
        После этих моих объяснений Сёмина сделалась ещё более унылой и заявила, что нужно было прямо сказать, что я не хочу, а не придумывать отмазки.
       
        Я же посоветовала ей прекратить выдумывать всякую фигню, и больше думать о причине, а не о следствии. Тогда она всё-таки рассказала, что немного дружила с Кристиной, когда они ходили вместе в художественную школу. И с тех пор, та очень сильно изменилась. А в школе они лишь здоровались, и совершенно не понятно, почему Ворожцова вдруг вспомнила о ней, но раз такое произошло, то значит, так и должно быть.
       
        - Знаешь, что? - в конце концов, предложила я, чтобы хоть как-то прекратить это занудство. - Нам нужно всем вместе встретиться.
       
        - С кем встретиться? - не поняла Настя, всё ещё пребывая в своих страданиях.
       
        - Всем, кого перечислила Кристина. Только так мы сможем хоть что-то понять.
       
        - Что понять? - Сёмина страшно тормозила.
       
        - Мои родители постоянно куда-нибудь уезжают, так что можно собраться у меня.
       
        И тут она неожиданно встрепенулась и будто даже ожила, в голубых глазах промелькнула неподдельная заинтересованность.
       
        - Ты приглашаешь в гости? Я обязательно приду. У меня все каникулы свободные.
       


       
       Глава 3


       
        Ребят я позвала к себе шестого, когда мама с папой поехали к Решетниковым на дачу. Они никогда не могли посидеть спокойно дома, всё время летели куда-то сломя голову. И я, по их мнению, была занудой и плесенью.
       
        Самым первым, на целых двадцать минут раньше назначенного срока, пришел Петров.
       
        Он был темненький, с россыпью симпатичных шоколадных родинок на обеих щеках, кареглазый, курносый и очень улыбчивый. Каштановые волосы были намеренно взъерошены так, будто он только что прокатился на американских горках. В этой прическе и во всем его внешнем виде: модных узких синих джинсах, яркой бирюзовой толстовке на молнии, белой футболке с надписью "It"not my problem" под ней и маленькой блестящей сережке в левом ухе, - читалось явное стремление хорошо и броско выглядеть. От него пахло кондиционером для белья и лёгким, спортивным парфюмом.
       
        С первой же минуты Петров повел себя со мной шумно и по-приятельски, как бы показывая, какой он простой и контактный. Но это получалось у него немного наигранно, с перебором, как бывает, когда кто-то очень старается скрыть своё смущение.
       
        Прямиком зайдя в мою комнату, он стал снимать на камеру всё подряд.
       
        - Одиннадцать сорок пять, явочная квартира Осеевой. Мы собираемся тут, чтобы разгадать страшную тайну Чёрной Кристины и дать ответы на вечные вопросы: "Кто виноват?" и "Что делать?".
       
        Он прошел туда-сюда по комнате, зачем-то поснимал мой стол, кровать, даже вид из окна, затем перевел объектив прямо на меня:
       
        - Так, Осеева, что ты скажешь в своё оправдание?
       
        - Ничего не скажу. Мне не в чем оправдываться.
       
        - А какой твой любимый цвет?
       
        - Никакой.
       
        - Тогда почему у тебя в комнате нет ничего такого цвета?
       
        - Очень смешно.
       
        - Я всегда такие вещи подмечаю. Для кино, между прочим, это знаешь, как важно? Хороший фильм делают не только актеры и сюжет. Чтобы вызвать у зрителя эмоции, нужна правильная картинка. Гармоничная и соответствующая содержанию, а не как твои волосы.
       
        - А что мои волосы?
       
        - Они красные. Это цвет энергии, тепла и любви, а сама ты молчаливая и сдержанная. Получается эмоциональное противоречие. И зритель, такой, сразу "не верю!".
       
        - Красный - это сила и гнев, - строго сказала я, сразу давая понять, чтобы он не лез с этим.
       
        И Петров тут же миролюбиво согласился.
       
        - Понял, как скажешь.
       
        Марков и Сёмина явились ровно к двенадцати, и Петров моментально переключился на Сёмину, спрашивая о любимом цвете и снова разглагольствуя про "правильную картинку". Настя же сильно застеснялась и ответила, что вообще не любит кино, а в аниме всегда очень яркие краски, не такие, как в реальной жизни.
       
        Тогда к их разговору подключился Марков, заявив, что слова Петрова - чушь, потому что раньше снимали черно-белые фильмы и там всё было понятно, что хорошо, а что плохо. А теперь - сплошная неразбериха. И если вообще запретить цветное кино, то всё снова встанет на свои места. Белое будет белым, а черное - черным.
       
        На первый взгляд в Маркове не было совершенно ничего примечательного. Обычная ботаническая внешность. Короткие черные кудрявые волосы, такие же черные маленькие острые глазки, внимательно следящие через узкие прямугольнички лёгких, в металлической оправе, очков за всем, что происходит вокруг, за каждым чужим словом, за каждым движением и взглядом. Щуплые плечи, опущенные вниз, длинные тонкие локти и пальцы.
       
        Но потом, приглядевшись повнимательнее, уже сложно было назвать его "обычным ботаном". Во-первых, из-за презрительной ухмылочки, так часто блуждающей у него на лице, словно каждый раз, открывая рот, ты произносишь величайшую глупость на свете, и он, Марков, избран всей мировой общественностью для того, чтобы сообщить тебе об этом. А во-вторых, если что вдруг шло не по его, острый гладкий мальчишеский подбородок упрямо и заносчиво тут же задирался кверху, демонстрируя решительную готовность к любому вызову.
       
        Сколько себя помню, Марков всегда носил вельветовые брюки: синие по форме или черные на праздниках. А ещё у него были однотипные рубашки в мелкую клеточку и однотонные шерстяные жилетки. Точно он как родился, родители сразу же начали лепить из него банковского служащего или аналитика. Его папаша был каким-то среднестатистическим бизнесменом и, по слухам, мечтал отправить Маркова учиться в Англию, но за эти десять лет так никуда и не отправил.
       
        Теперь же Марков прицепился к Петрову, ничуть не смущаясь, что тот старше и они почти не знакомы. Уселся на офисный крутящийся стул и принялся разглагольствовать о том, что эмоции в кино - это чушь, потому что в любом виде искусства гораздо важнее идея. Но ни то, ни другое Петрову всё равно недоступно, ведь для того, чтобы снимать что-то непопсовое, нужно иметь вкус и мозг.
       
        Не знаю, как скоро ему бы удалось вывести отшучивающегося Петрова из себя, но прибежал Якушин, и эту тему просто закрыли. С тысячью извинений он влетел в квартиру, точно опаздывал на пожар. Впопыхах скинул куртку, чуть было не забыл разуться.
       
        Раньше, с длинными волосами, он напоминал щенка, очень славного такого щенка, веселого и доброго. А теперь, изрядно возмужав и коротко выбрив виски, заметно посерьёзнел и, хотя щенячьи замашки по-прежнему время от времени проскальзывали, это выглядело очень мило.
       
        - Только давайте договоримся, что будем говорить друг другу правду. Иначе ничего не получится, - я заранее решила, что именно с этого и нужно будет начать.
       
        Наша встреча представлялась мне как финальная сцена-развязка какого-нибудь классического детектива. Типа собираются все подозреваемые, и я начинаю задавать им вопросы. Слово за слово, история за историей, и вдруг, неожиданно, обнаруживается некая странная несостыковка в их рассказах. Становится совершенно очевидно, что кто-то лжет. И тогда остается лишь вывести преступника на чистую воду. Мне бы искренне хотелось, чтобы им оказался Марков. Ну, или Герасимов. А ещё лучше тот самый незнакомый парень. Однако проблема заключалась в том, что сейчас мы все были обвиняемыми, причем одновременно.
       
        - Да, - воодушевленно подхватил Петров. - Давайте, дадим клятву.
       
        Якушин, рассматривавший книги на полке, ухмыльнулся:
       
        - И подпишемся кровью.
       
        - Всё правильно, - неожиданно поддержал меня Марков. - Если в поступке Кристины есть хоть какая-то логика, то, только рассказывая правду, мы сможем её установить.
       
        - Разве в самоубийстве вообще может быть какая-то логика? - удивился Петров. - Это же просто порыв.
       
        - Ты только о своих этих эмоциях и думаешь, - одернул его Марков. - Если Ворожцова заморочилась записыванием ролика, значит, это продуманный поступок. Значит, она хотела этим что-то сказать, а не просто взять и помереть.
       
        - Ну, в этом-то я понимаю, - ответил Петров. - Каждый хочет после себя что-нибудь оставить.
       
        - О чем вы говорите? - вдруг подала голос Настя. - При чем тут логика? Когда человек делает такое, значит ему плохо, ужасно плохо. Только представьте, что он чувствует, если идет на такое. И получается, что все эти самые страшные, самые отчаянные чувства вызывали в ней мы.
       
        - И вот с этого момента, Сёмина, - Марков многозначительно помахал перед ней пальцем, - как раз и начинается логика. Если ты, конечно, понимаешь, что это такое.
       
        - Твоя логика, Марков, в том, что ты просто отказываешься признать, что можешь быть дурным человеком.
       
        - А ты докажи мне это, - с вызовом ответил Марков. - Докажи, что Кристина распрекрасная, а я дурной. Почему, если она сама решила умереть, то это сразу делает её ангелом?
       
        - Не преувеличивай, пожалуйста, - пролепетала Настя, явно готовая сдаться. - Я не хочу с тобой спорить. И доказывать тоже. Мне просто очень грустно, что всё вот так получилось.
       
        - Точно никто с Кристиной не был в ссоре? - сухо поинтересовался Якушин, вытаскивая учебник по биологии. - Скажу сразу за себя, потому что, видимо, знаю её лучше всех. Мы с ней не ругались никогда. С ней довольно сложно было поссориться. Ангел - это, конечно, преувеличение, но она очень добрая, умная и немного фантазерка.
       
        - Добрая, - невесело хмыкнул Марков, - очень сомнительно. А вот насчет фантазерки, поподробнее, пожалуйста.
       
        - Думаешь, Кристина просто шла по школе, увидела тебя и ни с того, ни с сего решила, что с этого момента ты должен стать одним из самых жестоких и равнодушных людей в её жизни? - этот вопрос я и сама себе задавала сотню раз.
       
        - Короче, - сказал Якушин. - Я считаю, что может мы все и не сделали ничего ужасающего, но наверняка как-то её обидели. И не нужно выдумывать лишнее. Связи там какие-то.
       

Показано 3 из 17 страниц

1 2 3 4 ... 16 17