— Если ты сейчас не перестанешь, я позвоню Тифону! — предупредил я.
— А чего Тифон-то? Мы и сами с ними справимся. Пусть попозже подходит.
И тут его телефон как заорет голосом Кипелова «Я свободен…». От неожиданности подскочили все. «Словно птица в небесах…». Наверное, аж на двадцать четвертом было слышно.
— Да, Юль. Нет, Юль, я не дома, — заговорил Криворотов своим обычным беспечным тоном. — Занят. Нет, сегодня не получится. Я всё понимаю. Нет, я ни с кем левым не встречаюсь. Нет. Всё, пока. Фотку тоже не могу прислать. Мне некогда. Давай.
Вдруг кто-то из близняшек, как закричит: «Помогите!».
— Да блин, — угрожающе зашипел Лёха. — Чё орешь, дура?
Я услышал, как он поднялся вверх по лестнице. Чиркнул зажигалкой. Потянуло сигаретным дымом. Телефон снова запел на разрыв: «Я свободен».
— Нет, Юль, я не с девчонками. Ну, да, есть. Но это не те девчонки, про которых ты думаешь. Только не нужно опять истерик. Это Горелов притащил, его и спрашивай. Как это не может, очень даже может. Ещё тот маньяк. Давай завтра встретимся. Только до трех. А то там у Малыгина вписка.
— Горелов — это ты? — спросила одна из близняшек.
— Угу, — буркнул я. — Короче, либо вы идете наверх, либо я вывожу вас обратно, и больше знать не знаю. Дальше сами, как хотите. Мне и так уже всё это надоело. И чего я только в это ввязался? Давайте, решайте.
Они немного пошептались, затем решились:
— Куда идти?
После сырой улицы и черноты подъезда, в квартире Смурфа, можно сказать, было уютно.
Близняшкам он выделил самую маленькую из всех четырех комнат, объяснив, что она самая тёплая. Надо сказать, он неплохо постарался. Главным украшением комнаты была настоящая надувная двуспальная кровать. Толстая и широкая, на ней в ширину спокойно умещались и Зоя, и Тифон, и Смурф. Все трое сидели, привалившись к стене, и слушали Лёхины жалобы.
С одной стороны кровати стояла высокая напольная лампа с длинным, порванным в одном месте бумажным абажуром, а в углу комнаты разноцветными огнями медленно переливалась восковая лампа. Лёха сидел в красном с деревянными подлокотниками кресле, у его ног были разложены полосатые этнические коврики с бахромой по краям. На одном из двух деревянных школьных стульев лежали куртки. А рядом с другим стояли три пятилитровые бутыли с водой и какая-то коробка.
В комнате очень сильно пахло Зоиными духами, и это было очень приятно.
Когда мы вошли, Лёха замолчал, и все с любопытством уставились на близняшек. Те были всё ещё напряжены и щурились от света.
— Я — Аня, а это моя сестра Яна, — сказала та, будто рапортуя.
— Я– Тифон, а это моя сестра Зоя, — откликнулся Трифонов, передразнивая её.
— Я — Сергей, — сказал Смурф.
— Приятно познакомиться, — тихо выдохнула Яна, осторожно кладя рюкзак на стул.
— Ну, вот так, — Тифон обвел рукой комнату. — Не люкс, но чуток пожить можно.
На лицах сестер отразилось явное облегчение, похоже до этого момента они не были уверены в том, что всё обойдется.
Мы посидели с ними ещё минут пятнадцать и ушли.
Было здорово избавиться от такого груза. Я даже запечённые баклажаны с сыром немного поел. А потом на радостях взял и позвонил Боряну.
Уже почти два месяца не слышал его голоса, только переписывался:
— Здорово, чувак!
— Здорово, — отозвался Борян, что-то жуя.
— Как жизнь? Какие новости и всё такое?
— Новости? Да никаких. Школа задрала, столько задают, что я уже вешаюсь. Третий день не могу досмотреть последний сезон «Игры Престолов».
— А как там Миха? Вовка?
— Даже не спрашивай, — сварливо проворчал Борян. — Одни бабы на уме. Даже поговорить не о чем. Познакомились с девками из медицинского колледжа и таскаются с ними с утра до вечера. Сегодня опять ко мне припрутся, типа кино смотреть. Ты-то как там? Тоже, небось, завел себе кого?
— Нет. То есть да, — зачем-то соврал я.
— Кто бы сомневался, — печально вздохнул Борян. — Слушай, а может, как-нибудь заедешь к нам? Посидим, поболтаем, как в старые добрые времена.
— Кино посмотрим, — засмеялся я.
— И кино тоже. Кстати, помнишь, что у Вовки день рождения? Он его в кафешке отмечать собирается. Хочешь, приходи.
— Да нет, не нужно. Но поздравлю обязательно.
— В домофон уже звонят. Я тебе потом наберу.
И Борян, даже не дождавшись моих прощальных слов, отрубился.
Но не прошло и двух минут, как с его телефона мне перезвонил Вовка.
— Давай, Никитос, на мой ДР, чтоб, как штык. Лады?
— Лады.
— И девчонку свою бери. Лады?
— Лады, — было проще согласиться.
Он повесил трубку. Я не знал, зачем наврал про девушку, впрочем, идти к нему на ДР я и не собирался.
Глава 24
С самого утра бабушка с Аллочкой резали салаты, носились с тарелками и звенели столовыми приборами. Вся квартира пропахла пирогами и соленьями. Папа собирал большой раздвижной стол, который по таким случаям доставали из-под кровати в спальне, а мы с Дятлом убирались. Сначала хотели всё делать поровну, но потом пришлось разделиться: я пылесосил, он вытирал пыль. Так даже проще было, потому что когда стали делить, кому сколько нужно пропылесосить, дошло до того, что он с рулеткой лазил и измерял точную площадь каждой комнаты. И я ему «уступил» вытирать пыль. Самое занудное и утомительное занятие. Особенно в бабушкиной комнате, где стоит этажерка с фарфоровыми статуэтками. Их там не меньше пятидесяти и каждую нужно достать и тщательно протереть, а потом снова выставить на своё место, и если вдруг девочка с гусем будет стоять впереди мальчика с книгой, бабушка тут же начнет возмущаться и говорить «ничего нормально сделать не можешь».
К двум часам собрались гости. Помимо мамы с Игорем, приехали ещё две бабушкины подруги с работы — библиотекарши. Одна совсем маленькая, сухая и тихая. Этакий библиотечный эльф: милый, улыбчивый, но бессловесный. Другая — жизнерадостная тучная женщина с короткими серебристо-фиолетовыми волосами, ярко-красными губами и такими же красными огромными бусами на шее. Галина Петровна и Галина Степановна. На протяжении десяти лет они неизменно появлялись на каждом бабушкином дне рождении, и к ним все давно привыкли.
Сначала все, естественно, поздравляли бабушку, ей же исполнилось — семьдесят, и две Галины подарили ей планшет. Я как увидел, чуть под стол не свалился, а у Дятла глаза загорелись, и он заладил, как заведенный: «Бабушка, можно мне посмотреть?». Но бабушка завороженно, двумя пальцами достала его из коробки, а Галина Степановна принялась с выражением, которое, несомненно, оценила бы Алина Тарасовна, зачитывать техническую инструкцию. Все, кроме Дятла, вежливо и терпеливо слушали, а тот лишь повторял: «Можно, пожалуйста, посмотреть», и когда он сказал это, наверное, в пятьсот первый раз, Аллочка всё-таки не выдержала и сделала замечание: «Ваня, перестань, не нахальничай».
Но Ваня не перестал. Он подкрался к бабушкиному стулу, остановился позади и принялся канючить ей на ухо.
Моя мама одобрительно похлопала меня по коленке, радуясь, что я не такой. Аллочка заметалась ещё больше, не зная, что приличнее: наругаться на него при всех или позволить продолжать. Положение спас папа:
— Слушай, Вань, расскажи-ка нам лучше про книжки. То, что ты вчера мне говорил. Что бумажные книги исчезнут уже через десять лет.
И только после этих папиных слов бабушка с Галиной Степановной отвлеклись от планшета и застыли с приоткрытыми ртами, словно он произнес святотатство.
Папа весело подмигнул Дятлу.
— Ну, давай, аргументируй теперь. Оппоненты у тебя серьёзные.
— Я могу, — охотно отозвался Дятел. — Это же не я придумал. Это данные согласно исследованиям. В ближайшее время все школы перейдут на электронные устройства — типа вот такого планшета, в которые каждый год будут закачиваться новые учебники, словари и задания. После школ тоже самое произойдет и с университетами. На устройстве можно будет не только читать, но и выполнять все задания, сразу отправляя их учителям. И когда с детства все люди привыкнут к электронным текстам, уже никто не сможет читать бумажные книжки.
— Ну, что ты, Ванечка, — умильным голосом сказала Галина Степановна.
— Этого не может быть. Книжка же не просто бумага с буковками, книга — это оболочка, подобная телу человека, и в ней образуется душа. Разве можно в человека закачать новую душу?
— Ну, какая же душа может быть у книжки? — Дятел цинично хохотнул.
— Книжка — это вещь. А у вещей души нет. У людей, кстати, её тоже нет. Это просто образное высказывание, обозначающее совокупность сознания, мыслей и психологических особенностей человека. Откуда у книжки сознание?
— В книжке сознание писателя, — несмело заметила Галина Петровна. — Его идеи и чувства.
— Тогда какая разница бумажные это чувства или электронные?
— парировал Дятел.
— Что это за разговоры? — возмутилась бабушка. — Книги не могут никуда исчезнуть — это вековое достояние человечества. Результат тысячелетней истории.
— Тогда почему люди не читают бересту или папирус?
— Ваня, — тихо одернула Аллочка. — Не спорь со взрослыми.
— А вот я насчет души согласен, — с набитым ртом сказал Игорь. — Куда она девается, когда тело находится во сне? Душа же не может спать, значит, она должна бодрствовать. Парить, может, над телом или ещё чего такое.
— Человек видит сны и что-то испытывает, — подключилась моя мама.
— Можно проснуться в дурном настроении, а бывает, просыпаешься и счастлив.
— Это работа мозга, — откликнулась Аллочка тоном, каким разговаривают исключительно медики. — Мозг отдыхает и прокручивает разные картинки. Часто настолько реалистичные, что срабатывают реакции нервной системы.
— Что такое нервная система я прекрасно знаю, — сказала мама. — Но когда я смотрю в даль бескрайнего моря. Или когда ранней весной громко воркуют голуби. Или когда первый снег, или закат над домом напротив, и вся квартира утопает в его розовых отблесках…
— Или когда летом в четыре утра выходишь на балкон и нюхаешь, как пахнет липами и остывающим асфальтом, — папа с тёплой улыбкой перехватил её взгляд.
— Да, или даже асфальтом, — иногда мама могла быть очень вдохновенной и убедительной. — Я же испытываю что-то! Какой-то необъяснимый подъем, какую-то внутреннюю наполненность. В эти моменты я совершенно точно знаю, что во мне есть нечто, что идет не от головы или нервов, а существует само по себе и в то же время, является частью меня.
Игорь пихнул её локтем, но мама — это мама, её так просто не успокоишь:
— Я каждый день теряю сотню нервных клеток. Что ж я, по-вашему, к концу жизни совсем бездушной останусь? Душа — это как, как… — мама замялась, пытаясь выразить словами эти чувства.
— Как музыка, — пришел я ей на помощь. — Ты слышишь её, хотя и не можешь изобразить или описать одним словом.
— С точки зрения физики, музыка — это энергия, — противный Дятел не унимался. — В зависимости от частоты звуковых колебаний, уровня громкости, ритма и гармонии, звук может воздействовать на человека положительно или отрицательно. И сила колебаний…
— Да, что ты знаешь про энергию и силу?! Энергия и сила — это Дистурб и Аскинг Александрия с Дени, это Кори Тейлор и Тиль, а не какие-то там колебания. Но тот, у кого нет души, этого знать не может! — неожиданно, в каком-то лихорадочном азарте выпалил я.
Просто выбесило, что он полез спорить с моей мамой.
Папа же с довольным лицом смотрел на происходящее. Ему нравилось, что у нас с Дятлом «дискуссия».
— Тихо-тихо, — Игорь поднялся. — Давайте-ка по бокалу шампанского за душу. За душу всей нашей прекрасной компании, за Валентину Анатольевну!
От шампанского я отказался, а Дятел под строгим взглядом Аллочки выпил пару глотков и разговорился ещё больше. Так что вообще не унять, никому из старших слова вставить не давал. Минут через двадцать его бесконечной трепотни моя мама тихо сказала мне:
— Может, пойдете, погуляете немного?
Аллочка услышала это и обрадованно подхватила:
— Да, да, идите с Ваней прогуляйтесь. Ты, Никита, его никогда с собой не берешь.
— Правильно, — одобрила бабушка. — Пусть со сверстниками пообщается.
— Куда пойдем? — жизнерадостно спросил Дятел, когда вышли на улицу.
Куда идти и что с ним делать, я не знал. Все ребята были у Малыгина, и сам я мысленно был там же. А его дом, как нарочно, находился от нас буквально в двух шагах.
— Ладно, — сказал я в надежде совместить приятное с полезным. — Зайдем в одно место.
Я никогда не был на подобных мероприятиях. Самая отвязная вечеринка в моей жизни случилась в прошлом году у Боряна на Новый год, когда его родители уехали в гости. Мы вчетвером: я, Борян, Вовка Петухов и Миха выпили бутылку коньяка, уронили ёлку, выкинули с балкона Вовкины ботинки, а потом всю оставшуюся ночь переписывались с двумя одноклассницами.
Дверь распахнул Малыгин, из-за его плеча выглядывала Попова:
— Вот это сюрприз! — радостно воскликнула она.
— Ребята, привет! — Дятел весело помахал рукой.
— Ты чё, Соломин, заблудился? — подозрительно спросил Малыгин.
— По дороге его встретил, — буркнул я заготовленное оправдание.
— Привязался.
Когда мы шли, я ожидал нечто похожее на то, как в американском кино показывают. Темнота, музыка, полон дом непонятного народа, все ходят пьяные, голые и беспредельничают.
И хотя музыка всё же играла, откуда-то из ближайшей комнаты гораздо громче её раздавался странный скрип и душераздирающий плач младенца.
Малыгин велел проходить. Дятел пошел первым, но когда проходил мимо той комнаты, откуда раздавались леденящие звуки, застыл, как вкопанный.
Там возле широкоэкранного монитора столпилась почти половина парней из нашего класса. С неподдельной тревогой они следили за тем, как Артур Блэксильвер мечется по зацикленному коридору в демке P.T.. Это из его дома раздавались леденящие звуки. «Бляха муха», - с чувством повторял Артур, долбясь в двери. Я тоже его любил, особенно прохождение Hеavy Rain, но как смотреть такое толпой, было не понятно. Никакой атмосферы.
Во второй комнате мы обнаружили нечто непонятное. В самом её центре на тёмном ламинате, на вытянутых руках и ногах стоял Криворотов, под ним, скособочившись, полусидел Щепкин — пухлый кудрявый парень, а под Щепкиным, как мышонок, сжалась Емельянова. Перед Емельяновой, растопырив пальцы, стояла ещё чья-то рука. Вся эта куча стонала, кряхтела и мерно покачивалась.
«Левая рука на синее» — скомандовал голос с дивана, и до меня дошло, что они играют в Твистер. Девчонки на диване безудержно хохотали.
— Смотрите, кто пришел, — крикнул Малыгин.
Лёха поднял голову, он был весь взмокший и красный:
— Не может быть! Солома! — и он, нарочно расслабив руки, с протяжным стоном рухнул прямо на Щепкина. Тот хрюкнул и подмял Емельянову.
Емельянова дико заверещала и придавила того, кто был возле неё с другой стороны.
— Так, всё, — Лёха поднялся, отряхивая руки и заправляя рубашку в штаны. — Я больше в детские игры не играю. Раз Ванька пришел, теперь будет всё по-взрослому.
Он подошел к журнальному столику, на котором стояли разные бутылки, пакеты с соком, чипсы, шоколадки, коробка от пиццы, достал длинную трубку белых пластиковых стаканов и выдал нам с Дятлом по два.
