Казалось, призраки попали в далекое будущее, где дикие растения захватили каждый уголок мира: они росли на двух продолговатых грядках подле стен оранжереи, в корзинках, подвешенных к потолку, семена их содержались в банках на полках — трудно было отыскать закоулок, куда не пробрались стебли одного особо старого растения, что оплетало, словно паутиной, все окна и двери помещения.
Под руководством Михея, предупредившего, что лучше по возможности обходить зеленый ковер, призраки прошлись вдоль основной дорожки и в конце ее наткнулись на другое растение, свисавшее на металлической балке широкими петлями, точно моток бечевки. Вначале они подумали, что уперлись в стену оранжереи, но за безжизненными бурыми змеями обнаружилась отрешенная мастерская, которая складывалась из шкафов с семенами, столика, где можно было высушить семена, подвязать миниатюрные цветы в горшках, и стоявших подле в углу садовых инструментов.
За то, что покой растений потревожили, те посылали в воздух едва уловимые пары неодобрения — они давно позабыли человеческий облик, да и не привыкали к нему никогда. Эти прекрасные создания, отличавшиеся спокойствием и неторопливостью, не любили людей за их быстрые движения, суетливость. Пусть у них не было глаз, чтобы увидеть мелькавшие тела, зато другие органы чувств заметно покрывали этот недостаток. Вот и сейчас они беззвучно следили за незнакомцами.
— Ребяты, это… я даже слова усе растерял, — сказал Михей, глубоко вдохнув насыщенный воздух. — Э-э-э… Это прекрасно. Во! Это — рай.
Призраки разбрелись в разные стороны оранжереи. Михей, околдованный разнообразием цветков, кружил от одного куста к другому, как пчела, и с умным видом что-то шептал. Его привлек особенно гигантский представитель флоры, который охватывал своими отростками пол и стены; призрачный юноша сдерживал себя, чтобы не тронуть ни листья шириной с него самого, ни огромный склонившийся на землю, словно в дреме, бутон, в котором могла поместиться кошка — как знал, что нежная зеленая кожа с трудом переносит прикосновения.
Сидни со свойственной девичьей аккуратностью медленными шагами миновала лозы, ее внимание захватила алая роза под стеклянным куполом, находившаяся в дальнем углу помещения на столике. А вот Юрий терял бдительность, пока осматривал каждый участок помещения, и часто наступал на тонкие ветвистости.
Терпение растений с каждым мгновением растворялось в кипевшей массе гнева. В таких случаях один неверный момент — и кто-то окажется в беде.
— Вот это да! Даже я не видел такого в справочниках по древним культурам, — задумчиво говорил вслух призрачный юноша. — Сколько ж вам лет, красавцы?
Почему-то еще до страшного хруста стебля Михей и Сидни обернулись в сторону товарища, словно предчувствовали неприятность, но не сообразили ее сути. Каждый молился, чтобы все обошлось, и на некоторое время мольбы подействовали.
Никогда не верьте полной, насыщенной тишине — такое состояние может создаваться, только когда живые существа намеренно затихли, чтобы, как хищники, наброситься на добычу из-за укрытия.
Юрий читал про растений-хищников и страх той мухи, что села на плотоядный цветок, представлялся тогда крайне живо. Он не смог даже шевельнуться в ожидании ответных действий: больные мышцы онемели.
Спустя секунды бутон расширился, так что вполне мог проглотить собаку самой крупной породы, и с внутренним шипением понесся к обидчику. В то время как сердце совершило два частых толчка в грудь, беззубый мешок на зеленой с фиолетовыми сосудами шее уже находился перед призрачным юношей и раскрыл пасть, по внутренней стенке которой расселилось множество ворсинок.
Ноги все же сумели сдвинуться, но зацепились за тот же раскинутый по полу стебель и больно приземлили все тело на зеленую подстилку, едва смягчившую падение. От этого бутон рассвирепел окончательно и поглотил Юрия, который успел лишь выставить вперед руки.
Сидни кинулась на помощь, миновав ловушки на полу, но Михей сдержал порыв энергии, бурливший внутри. Его неловкое обычно лицо сделалось таким серьезным и наполненным знанием, как у пожарного, много лет тренировавшегося устранению огня, когда случился подходящий момент. Призрачная девушка кивнула, с ужасом взглянув на бутон, который вытянулся на полторы сажени над землей и уменьшился в размерах, повторив очертания тела добычи.
Становиться причиной сытости доисторической рассады Юрий решительно не собирался: брыкался, насколько позволяли его силы, драл ногтями окружение, стучал кулаками по гибкому песту внутри, который, подобно языку, толкал его по полости. Однако его крохотных сил не доставало: он не смог нанести даже малейших увечий эластичной стенке цветка и был вынужден остаться в согнутой позе, чувствовав стремительное сжатие бутона.
Стенки мешка просвечивались на свету, были видны все соки, что текли в существе, именно они через невидимые поры просачивались внутрь, чтобы растворить добычу. Одежда вмиг пропиталась теплой жидкостью, которая, попав на губы, явила до мерзости кислый вкус и вызвала мнимое жжение, быстро позабывшееся по случаю страха. Двигаться было с каждым мгновением труднее. В легких оставался скромный запас воздуха.
Тягостная надежда на спасение осела на плечи товарищей.
От веса соков бутон опустился на землю, отдав все силы на переваривание, и Михей, приставив руку к основанию цветочного мешка, стал растирать его. Это подействовало: растение получало некое удовольствие, не совместимое с принятием пищи, и выплюнуло все содержимое пасти на пол.
— Юра! Юра! Юра! — пищала Сидни, подбежав к призрачному юноше. Затем она суетливо отправилась за табуретом, находившимся подле столика, и помогла приподняться.
— Берегись! — успел прокряхтеть, поглощав воздух, пострадавший.
Все увидели, как цветок направился в сторону Михея — признаться, он и сам на мгновение решил, что страсть к растениям в тот момент погубит его. Однако нападения не случилось. Напротив, бутон сложился до размеров арбуза и выплюнул тонкий розовый язычок, принявшийся вылизывать лицо призрачного юноши, который, в свою очередь, безобидно прихлопывал широкой ладонью и гладил его, точно домашнего питомца.
— Кхе… С-спасибо. Как ты это сделал?
— Сам не знаю, — сказал Михей, вернув на лицо беспечную глуповатую улыбку. Извернувшись от цветочной ласки, он оставил бутон на том же месте и приблизился к товарищу. — Просто… Э-э-э… Мне кажетси, я их понимаю. Знаю, как обращатьси, что им нравитси, а что нет. Ну, знаете… С ними дюже легче, нежели с людьми.
Жидкость вязла и затвердевала на прохладном воздухе, сковав движения, и все тело подрагивало от холода. Волны злобы охватили Юрия, заставив позабыть о физических ощущениях: не то чтобы призрачный юноша желал пережитого другим, но был крайне расстроен, что честь оказаться внутри плотоядного цветка выпала именно ему. «И что я за лидер команды такой, — думал он, — если меня все время спасают другие. Просто жалкий, бесполезный и немощный выродок».
Тогда Юрий стянул с себя свитер и с силой бросил на зеленую подстилку, разбив отвердевшие остатки пищевых соков; хотя футболка пострадала меньше, на ней все равно чувствовалась влага, да и тонкая ткань не спасала от уличного холода. Сидни предложила пальто, на что призрачный юноша сначала не согласился — неприемлемо оставлять подругу осенью лишь в водолазке, — но, поймав себя на невольном звонком постукивании зубов, согласился. Ввиду спичечного телосложения владелицы, пальто пришлось в пору, что не могло не смутить: неужели у него настолько девичья, миниатюрная комплекция?
Призрачная девушка начала было снимать и водолазку, под которой, похоже, было лишь самое сокровенное, но Юрий поспешно остановил ее, вмиг придумав десятки эпитетов теплоте пальто.
Для того чтобы водолазка впитала влагу растрепанных волос, Сидни прижала голову призрачного юноши к своему животу и стала поглаживать. Некоторое время они стояли неподвижно, наслаждавшись тишиной, прерывавшейся лишь возгласами Михея. Когда Юрий отстранился, со стыдом заметил покрасневшие кисти подруги и мокрое пятно на одежде — ей, несомненно, было холодно, хотя она и не признавала этого, выпускав густые клубы пара изо рта.
— Хорош там ворковати, — сказал, поглядывав из-за спины, Михей. — А то так пропустити усю красотищу.
— Насмотрелся уже! — возмутился Юрий. — Мы пришли за лопатой, и, пока не случились другие неприятности, нужно скорее найти ее и покинуть это опасное место.
— Не-не-не, — возразил призрачный юноша и покачал указательным пальцем. — Не уйду, хоть силой тащите. Токмо уперед ногами разве что.
— С местной флорой это может случиться быстрее, чем ты думаешь.
— Цыц! Я усе придумал, пока вы терлись тама друг о друга. Ну… Учера же кто-то спалил трактир, слыхали, да? Много расстроены этим — вот и не знают, что делати, бродят с кислыми минами по кладбищу. Так вот я решил сделати из этого места растительный уголок… Ну, э-э-э… Чтобы каждый смог прийти полюбоватьси тутошними цветами и посидети, прямо как в трактире. Да. Нужно бы еще придумати, где сидети и на чем, ну, как в трактире были столы. Може, они осталися?
— Сгорело все.
— Ну и бес с ним! Свои сделаем. Ах! Уверен такого никто из призраков не видел. Как вам идея, а? Название «Сад Михея» подходит дюже хорошо.
— Пожалей призраков, — сказал Юрий, искоса поглядев на хищный бутон; тот успокоился и задремал. — Есть немалый шанс быть съеденным.
— Да ты не преувеличивай.
Юрий и не заметил, как Сидни покинула его, переместившись к столику с красной розой. Он пошел за призрачной девушкой на этот раз предельно осторожно, но, заметив правее множество инструментов, сложенных в углу, изменил курс. И вскоре слышался беспорядочный перебор различного рода леек, мотыг и кос.
Рядом со столиком появился Михей.
— Эх! — разочарованно произнес он. — Ничего необычного, к сожалению. Rosa Odorata.
— Что за «розадарата»? — удивилась Сидни, прислонив ладони к стеклянному куполу.
— Ну… Роза. Э-э-э... Нетрудно догадатьси, что она красная. Похожа на чайную, — пояснил он и решил добавить: — Касательно окраски… Ну, понимаете… Цветами усегда пытались что-то сказать. Чаще усего признание в любви. И здесь, похоже, тот случай. Ознобишин написал целую книгу по этому поводу — «Язык цветов» называется. Красная роза там означала искреннюю любовь, страсть. А вот такой цвет для чайной дюже необычен. Не помню точно ее тайное послание… Вроде бы что-то о вечной памяти.
Ловкие пальцы вмиг сняли стеклянный купол и отодвинули его подальше, коснувшись распустившегося бутона. Нежные лепестки ласкали кожу пальцев, точно лучшие шелка, а слабый аромат чувствовался только девушкам, имевшим чуткий нюх от природы.
— Так-так-так… А как на языке цветов можно выразить тайную влюбленность?
— Ну… Есть несколько вариантов. У Ознобишина — это белая роза, чистая и девственная, хотя другие просто говорят о невинной любви. Но знаете… Какая любовь невиннее, нежели тайная, да? Так-так, дай подумати… Еще акация, кажетси, и такое тропическое растение как гардения.
— А безответная?
— Без вариантов, нарцисс. Даже сейчас цвет скажу… Бледно-желтый! Во! Между прочим, дюже красивый, нравится мяне, а такую грусть означает. Забавно, а?
Неизвестно, раздался ли гром на улице, или же это настолько мощным оказался грохот рухнувших инструментов, но Сидни от резкого звука вздрогнула. Она коротко пискнула, когда указательный палец наткнулся на шиповатый стебель розы и поднесла выступившую горячую каплю крови ко рту. Призрачная девушка, обсасывав кончик пальца, промычала Михею: «Фо мной фсе ф порятке».
— Укололась? — тревожно спросил Юрий. Он наконец нашел увесистый инструмент и подтащил его к столику. — Они не ядовитые?
— Ты роз никогды не видел али как? Это ж тебе не аконит, не дурман, не белладонна и даже не клещевина.
— Напомню, если кто забыл: меня только что чуть не съел цветок!
Кожа Сидни мгновенно посерела, смазалась потом, медленные глаза ее поочередно задерживались на внешностях призрачных юношей. Одной рукой она оперлась о край стола, чтобы не выдавать шаткость, а другую выставила вперед.
— Юра-Юра-Юра, — проскрипела она высохшим горлом и замолчала. Эти слова дались ей с трудом из-за нехватки воздуха и онемевшего языка и губ. Она глубоко вдохнула, закашлявшись, и продолжила: — Мне очень-очень приятно, что ты волнуешься, но не надо. Все же хорошо. Поболит палец — и пройдет через пару минут! Со мной все хорошо. Почти…
— Что-то он прав, — подтвердил Михей. — Ты бледная аки поганка да шатаешься на ровном месте.
— На кладбище есть врач?
Смехотворность сказанного понялась только спустя время.
— Я и есть врач, Юра… И говорю, что все в порядке. Просто голова немного кружится — сегодня дождь, давление… Фух! Прохладно как-то вдруг стало.
Юрий поспешил надеть пальто на узкие плечи владелицы, ноги которой с каждой секундой дрожали, словно на них водрузили непомерную тяжесть. Пока призрачный юноша помогал продеть руки в рукава, Сидни качнулась так сильно, что непременно бы упала, не поддержи ее товарищи. Михей тотчас же широким ладонью смахнул всякую мелочь со стола и усадил на него призрачную девушку, прильнувшую к пыльной стене.
— Тебя нужно отвести в гроб. И лекарства у тебя есть?
— Н-наверное…
И ее тонкий голос полностью стих. Узкие полосы губ размыкались ровно настолько, чтобы было заметно, но звуков не следовало. Взгляд ее затуманенных глаз молил приблизиться, словно она хотела поведать тайну, какую невозможно сказать открыто. Юрий приблизил ухо, ощутив волосками тяжелое дыхание, но призрачная девушка обхватила его шею так крепко и решительно, что всякий бы удивился этому внезапному потоку силы, и, подтянув его лицо, с жадностью прижалась своим губами к юношеским.
Стоит сказать, что участники действия и наблюдатели испытывали разные чувства. Со стороны Сидни ощущался напор, желание, а Юрий всем существом источал страх, неуклюжесть и вялость. Призрачная девушка осыпала его поцелуями, прижимав ближе к себе, как паук, схвативший жертву, в то время как партнер не успевал раскрывать губы в такт.
Если в его голове проносились дни, сплетавшиеся в месяцы, переходившие годы, собиравшиеся в жизни, то для нее прошло лишь мгновение.
Михей удивленно смотрел на них, его широкое круглое лицо трудно было отличить от плодов томата.
— Нашли время и место… Э-э-э… Я ж прямо утут стою. Совсем не смущаю? Ну… Хотя бы не чмокайте так сильно, чтобы вас услыхало усе кладбище. Эй!
Оторваться было невыносимо трудно. Впервые за семнадцать лет Юрий ощутил нежность чужих губ, и неожиданность сыграла в этом деле ключевую роль, ведь от прямого предложения он бы противился до последнего — так уж устроены мужчины. Робость, да и только!
Впрочем, неуверенность его исходила из детства, когда в школе подоконники были усеяны девочками, ведшими шаловливые разговоры о мальчиках, и почти что девушками, воплощавшими мысли детского возраста в реальность. Друзей у Юрия не имелось: мало кто хотел водиться с однокашником, который странно ходил, не бегал и невольно держался в стороне от товарищей, проводив время с книгами. А девочки не приближались к нему даже в мыслях.
В какой-то момент в голове стрельнуло и закололо, как сбой в системе механизма: «Всего лишь роза!» Проклятый яд ее, которым можно — и в древности, могу уверить, так и было! — устраивать безжалостные пытки.
Под руководством Михея, предупредившего, что лучше по возможности обходить зеленый ковер, призраки прошлись вдоль основной дорожки и в конце ее наткнулись на другое растение, свисавшее на металлической балке широкими петлями, точно моток бечевки. Вначале они подумали, что уперлись в стену оранжереи, но за безжизненными бурыми змеями обнаружилась отрешенная мастерская, которая складывалась из шкафов с семенами, столика, где можно было высушить семена, подвязать миниатюрные цветы в горшках, и стоявших подле в углу садовых инструментов.
За то, что покой растений потревожили, те посылали в воздух едва уловимые пары неодобрения — они давно позабыли человеческий облик, да и не привыкали к нему никогда. Эти прекрасные создания, отличавшиеся спокойствием и неторопливостью, не любили людей за их быстрые движения, суетливость. Пусть у них не было глаз, чтобы увидеть мелькавшие тела, зато другие органы чувств заметно покрывали этот недостаток. Вот и сейчас они беззвучно следили за незнакомцами.
— Ребяты, это… я даже слова усе растерял, — сказал Михей, глубоко вдохнув насыщенный воздух. — Э-э-э… Это прекрасно. Во! Это — рай.
Призраки разбрелись в разные стороны оранжереи. Михей, околдованный разнообразием цветков, кружил от одного куста к другому, как пчела, и с умным видом что-то шептал. Его привлек особенно гигантский представитель флоры, который охватывал своими отростками пол и стены; призрачный юноша сдерживал себя, чтобы не тронуть ни листья шириной с него самого, ни огромный склонившийся на землю, словно в дреме, бутон, в котором могла поместиться кошка — как знал, что нежная зеленая кожа с трудом переносит прикосновения.
Сидни со свойственной девичьей аккуратностью медленными шагами миновала лозы, ее внимание захватила алая роза под стеклянным куполом, находившаяся в дальнем углу помещения на столике. А вот Юрий терял бдительность, пока осматривал каждый участок помещения, и часто наступал на тонкие ветвистости.
Терпение растений с каждым мгновением растворялось в кипевшей массе гнева. В таких случаях один неверный момент — и кто-то окажется в беде.
— Вот это да! Даже я не видел такого в справочниках по древним культурам, — задумчиво говорил вслух призрачный юноша. — Сколько ж вам лет, красавцы?
Почему-то еще до страшного хруста стебля Михей и Сидни обернулись в сторону товарища, словно предчувствовали неприятность, но не сообразили ее сути. Каждый молился, чтобы все обошлось, и на некоторое время мольбы подействовали.
Никогда не верьте полной, насыщенной тишине — такое состояние может создаваться, только когда живые существа намеренно затихли, чтобы, как хищники, наброситься на добычу из-за укрытия.
Юрий читал про растений-хищников и страх той мухи, что села на плотоядный цветок, представлялся тогда крайне живо. Он не смог даже шевельнуться в ожидании ответных действий: больные мышцы онемели.
Спустя секунды бутон расширился, так что вполне мог проглотить собаку самой крупной породы, и с внутренним шипением понесся к обидчику. В то время как сердце совершило два частых толчка в грудь, беззубый мешок на зеленой с фиолетовыми сосудами шее уже находился перед призрачным юношей и раскрыл пасть, по внутренней стенке которой расселилось множество ворсинок.
Ноги все же сумели сдвинуться, но зацепились за тот же раскинутый по полу стебель и больно приземлили все тело на зеленую подстилку, едва смягчившую падение. От этого бутон рассвирепел окончательно и поглотил Юрия, который успел лишь выставить вперед руки.
Сидни кинулась на помощь, миновав ловушки на полу, но Михей сдержал порыв энергии, бурливший внутри. Его неловкое обычно лицо сделалось таким серьезным и наполненным знанием, как у пожарного, много лет тренировавшегося устранению огня, когда случился подходящий момент. Призрачная девушка кивнула, с ужасом взглянув на бутон, который вытянулся на полторы сажени над землей и уменьшился в размерах, повторив очертания тела добычи.
Становиться причиной сытости доисторической рассады Юрий решительно не собирался: брыкался, насколько позволяли его силы, драл ногтями окружение, стучал кулаками по гибкому песту внутри, который, подобно языку, толкал его по полости. Однако его крохотных сил не доставало: он не смог нанести даже малейших увечий эластичной стенке цветка и был вынужден остаться в согнутой позе, чувствовав стремительное сжатие бутона.
Стенки мешка просвечивались на свету, были видны все соки, что текли в существе, именно они через невидимые поры просачивались внутрь, чтобы растворить добычу. Одежда вмиг пропиталась теплой жидкостью, которая, попав на губы, явила до мерзости кислый вкус и вызвала мнимое жжение, быстро позабывшееся по случаю страха. Двигаться было с каждым мгновением труднее. В легких оставался скромный запас воздуха.
Тягостная надежда на спасение осела на плечи товарищей.
От веса соков бутон опустился на землю, отдав все силы на переваривание, и Михей, приставив руку к основанию цветочного мешка, стал растирать его. Это подействовало: растение получало некое удовольствие, не совместимое с принятием пищи, и выплюнуло все содержимое пасти на пол.
— Юра! Юра! Юра! — пищала Сидни, подбежав к призрачному юноше. Затем она суетливо отправилась за табуретом, находившимся подле столика, и помогла приподняться.
— Берегись! — успел прокряхтеть, поглощав воздух, пострадавший.
Все увидели, как цветок направился в сторону Михея — признаться, он и сам на мгновение решил, что страсть к растениям в тот момент погубит его. Однако нападения не случилось. Напротив, бутон сложился до размеров арбуза и выплюнул тонкий розовый язычок, принявшийся вылизывать лицо призрачного юноши, который, в свою очередь, безобидно прихлопывал широкой ладонью и гладил его, точно домашнего питомца.
— Кхе… С-спасибо. Как ты это сделал?
— Сам не знаю, — сказал Михей, вернув на лицо беспечную глуповатую улыбку. Извернувшись от цветочной ласки, он оставил бутон на том же месте и приблизился к товарищу. — Просто… Э-э-э… Мне кажетси, я их понимаю. Знаю, как обращатьси, что им нравитси, а что нет. Ну, знаете… С ними дюже легче, нежели с людьми.
Жидкость вязла и затвердевала на прохладном воздухе, сковав движения, и все тело подрагивало от холода. Волны злобы охватили Юрия, заставив позабыть о физических ощущениях: не то чтобы призрачный юноша желал пережитого другим, но был крайне расстроен, что честь оказаться внутри плотоядного цветка выпала именно ему. «И что я за лидер команды такой, — думал он, — если меня все время спасают другие. Просто жалкий, бесполезный и немощный выродок».
Тогда Юрий стянул с себя свитер и с силой бросил на зеленую подстилку, разбив отвердевшие остатки пищевых соков; хотя футболка пострадала меньше, на ней все равно чувствовалась влага, да и тонкая ткань не спасала от уличного холода. Сидни предложила пальто, на что призрачный юноша сначала не согласился — неприемлемо оставлять подругу осенью лишь в водолазке, — но, поймав себя на невольном звонком постукивании зубов, согласился. Ввиду спичечного телосложения владелицы, пальто пришлось в пору, что не могло не смутить: неужели у него настолько девичья, миниатюрная комплекция?
Призрачная девушка начала было снимать и водолазку, под которой, похоже, было лишь самое сокровенное, но Юрий поспешно остановил ее, вмиг придумав десятки эпитетов теплоте пальто.
Для того чтобы водолазка впитала влагу растрепанных волос, Сидни прижала голову призрачного юноши к своему животу и стала поглаживать. Некоторое время они стояли неподвижно, наслаждавшись тишиной, прерывавшейся лишь возгласами Михея. Когда Юрий отстранился, со стыдом заметил покрасневшие кисти подруги и мокрое пятно на одежде — ей, несомненно, было холодно, хотя она и не признавала этого, выпускав густые клубы пара изо рта.
— Хорош там ворковати, — сказал, поглядывав из-за спины, Михей. — А то так пропустити усю красотищу.
— Насмотрелся уже! — возмутился Юрий. — Мы пришли за лопатой, и, пока не случились другие неприятности, нужно скорее найти ее и покинуть это опасное место.
— Не-не-не, — возразил призрачный юноша и покачал указательным пальцем. — Не уйду, хоть силой тащите. Токмо уперед ногами разве что.
— С местной флорой это может случиться быстрее, чем ты думаешь.
— Цыц! Я усе придумал, пока вы терлись тама друг о друга. Ну… Учера же кто-то спалил трактир, слыхали, да? Много расстроены этим — вот и не знают, что делати, бродят с кислыми минами по кладбищу. Так вот я решил сделати из этого места растительный уголок… Ну, э-э-э… Чтобы каждый смог прийти полюбоватьси тутошними цветами и посидети, прямо как в трактире. Да. Нужно бы еще придумати, где сидети и на чем, ну, как в трактире были столы. Може, они осталися?
— Сгорело все.
— Ну и бес с ним! Свои сделаем. Ах! Уверен такого никто из призраков не видел. Как вам идея, а? Название «Сад Михея» подходит дюже хорошо.
— Пожалей призраков, — сказал Юрий, искоса поглядев на хищный бутон; тот успокоился и задремал. — Есть немалый шанс быть съеденным.
— Да ты не преувеличивай.
Юрий и не заметил, как Сидни покинула его, переместившись к столику с красной розой. Он пошел за призрачной девушкой на этот раз предельно осторожно, но, заметив правее множество инструментов, сложенных в углу, изменил курс. И вскоре слышался беспорядочный перебор различного рода леек, мотыг и кос.
Рядом со столиком появился Михей.
— Эх! — разочарованно произнес он. — Ничего необычного, к сожалению. Rosa Odorata.
— Что за «розадарата»? — удивилась Сидни, прислонив ладони к стеклянному куполу.
— Ну… Роза. Э-э-э... Нетрудно догадатьси, что она красная. Похожа на чайную, — пояснил он и решил добавить: — Касательно окраски… Ну, понимаете… Цветами усегда пытались что-то сказать. Чаще усего признание в любви. И здесь, похоже, тот случай. Ознобишин написал целую книгу по этому поводу — «Язык цветов» называется. Красная роза там означала искреннюю любовь, страсть. А вот такой цвет для чайной дюже необычен. Не помню точно ее тайное послание… Вроде бы что-то о вечной памяти.
Ловкие пальцы вмиг сняли стеклянный купол и отодвинули его подальше, коснувшись распустившегося бутона. Нежные лепестки ласкали кожу пальцев, точно лучшие шелка, а слабый аромат чувствовался только девушкам, имевшим чуткий нюх от природы.
— Так-так-так… А как на языке цветов можно выразить тайную влюбленность?
— Ну… Есть несколько вариантов. У Ознобишина — это белая роза, чистая и девственная, хотя другие просто говорят о невинной любви. Но знаете… Какая любовь невиннее, нежели тайная, да? Так-так, дай подумати… Еще акация, кажетси, и такое тропическое растение как гардения.
— А безответная?
— Без вариантов, нарцисс. Даже сейчас цвет скажу… Бледно-желтый! Во! Между прочим, дюже красивый, нравится мяне, а такую грусть означает. Забавно, а?
Неизвестно, раздался ли гром на улице, или же это настолько мощным оказался грохот рухнувших инструментов, но Сидни от резкого звука вздрогнула. Она коротко пискнула, когда указательный палец наткнулся на шиповатый стебель розы и поднесла выступившую горячую каплю крови ко рту. Призрачная девушка, обсасывав кончик пальца, промычала Михею: «Фо мной фсе ф порятке».
— Укололась? — тревожно спросил Юрий. Он наконец нашел увесистый инструмент и подтащил его к столику. — Они не ядовитые?
— Ты роз никогды не видел али как? Это ж тебе не аконит, не дурман, не белладонна и даже не клещевина.
— Напомню, если кто забыл: меня только что чуть не съел цветок!
Кожа Сидни мгновенно посерела, смазалась потом, медленные глаза ее поочередно задерживались на внешностях призрачных юношей. Одной рукой она оперлась о край стола, чтобы не выдавать шаткость, а другую выставила вперед.
— Юра-Юра-Юра, — проскрипела она высохшим горлом и замолчала. Эти слова дались ей с трудом из-за нехватки воздуха и онемевшего языка и губ. Она глубоко вдохнула, закашлявшись, и продолжила: — Мне очень-очень приятно, что ты волнуешься, но не надо. Все же хорошо. Поболит палец — и пройдет через пару минут! Со мной все хорошо. Почти…
— Что-то он прав, — подтвердил Михей. — Ты бледная аки поганка да шатаешься на ровном месте.
— На кладбище есть врач?
Смехотворность сказанного понялась только спустя время.
— Я и есть врач, Юра… И говорю, что все в порядке. Просто голова немного кружится — сегодня дождь, давление… Фух! Прохладно как-то вдруг стало.
Юрий поспешил надеть пальто на узкие плечи владелицы, ноги которой с каждой секундой дрожали, словно на них водрузили непомерную тяжесть. Пока призрачный юноша помогал продеть руки в рукава, Сидни качнулась так сильно, что непременно бы упала, не поддержи ее товарищи. Михей тотчас же широким ладонью смахнул всякую мелочь со стола и усадил на него призрачную девушку, прильнувшую к пыльной стене.
— Тебя нужно отвести в гроб. И лекарства у тебя есть?
— Н-наверное…
И ее тонкий голос полностью стих. Узкие полосы губ размыкались ровно настолько, чтобы было заметно, но звуков не следовало. Взгляд ее затуманенных глаз молил приблизиться, словно она хотела поведать тайну, какую невозможно сказать открыто. Юрий приблизил ухо, ощутив волосками тяжелое дыхание, но призрачная девушка обхватила его шею так крепко и решительно, что всякий бы удивился этому внезапному потоку силы, и, подтянув его лицо, с жадностью прижалась своим губами к юношеским.
Стоит сказать, что участники действия и наблюдатели испытывали разные чувства. Со стороны Сидни ощущался напор, желание, а Юрий всем существом источал страх, неуклюжесть и вялость. Призрачная девушка осыпала его поцелуями, прижимав ближе к себе, как паук, схвативший жертву, в то время как партнер не успевал раскрывать губы в такт.
Если в его голове проносились дни, сплетавшиеся в месяцы, переходившие годы, собиравшиеся в жизни, то для нее прошло лишь мгновение.
Михей удивленно смотрел на них, его широкое круглое лицо трудно было отличить от плодов томата.
— Нашли время и место… Э-э-э… Я ж прямо утут стою. Совсем не смущаю? Ну… Хотя бы не чмокайте так сильно, чтобы вас услыхало усе кладбище. Эй!
Оторваться было невыносимо трудно. Впервые за семнадцать лет Юрий ощутил нежность чужих губ, и неожиданность сыграла в этом деле ключевую роль, ведь от прямого предложения он бы противился до последнего — так уж устроены мужчины. Робость, да и только!
Впрочем, неуверенность его исходила из детства, когда в школе подоконники были усеяны девочками, ведшими шаловливые разговоры о мальчиках, и почти что девушками, воплощавшими мысли детского возраста в реальность. Друзей у Юрия не имелось: мало кто хотел водиться с однокашником, который странно ходил, не бегал и невольно держался в стороне от товарищей, проводив время с книгами. А девочки не приближались к нему даже в мыслях.
В какой-то момент в голове стрельнуло и закололо, как сбой в системе механизма: «Всего лишь роза!» Проклятый яд ее, которым можно — и в древности, могу уверить, так и было! — устраивать безжалостные пытки.
