Роооома…
Горечь, что отодвинула Рому на задний план, пустилась по венам, накрыла тоской и чувством тревоги. Заставилa подумать о любимом человеке как о живой личности, посмотреть на себя и на нашу жизнь со стороны. Рома не просто жил со мной рядом, ел рядом, спал рядом. У него тоже есть сердце и своя боль, о которых я напрочь забыла, спрятавшись в своем горе. Потому что так было легче мне. Мне. А как было ему? Рома тихо решал проблемы, свои и мои, старался оградить от всего, что еще больше могло навредить и заставить страдать или, не дай Бог, напомнить о том страшном дне. А я даже толком поплакать при нем не могла. Не то что поддержать, обнять, слово ласковое сказать.
– Даша? – удивлённо спросил он.
– Ром, а ты где? – слова застряли в горле, когда услышала любимый голос. Так по-детски. Где же ему быть еще!
– На работе. Что случилось? – c тревогой бросил он. Был слышен звук отъезжающего кресла.
Я даже представила как он ослабляет узел галстука и большими шагами направляется к двери.
– Все хорошо, – и для убедительности добавила: – правда.
– Точно? – не поверил.
– Да, захотелось тебя просто услышать. Ты сможешь приехать?
Я чувствовала его растерянность, неверие и страх, что эфемерная надежда такой и останется. Когда мы в последний раз разговаривали? Когда я ему звонила и просила приехать? Потом меня осенило: "какой приехать?", Рома же в километрах трехсот от Одессы, сделку заключает.
– Дашенька, я сейчас не в городе, но постараюсь сделать все возможное и вернуться вечером, максимум ночью. Родная, – последнее слово Рома словно осторожно прокручивал на языке, пытаясь вспомнить его значение.
– Спасибо, любимый. Я буду очень тебя ждать.
Саша долго не мог уснуть, ворочался. А я укачивала его на руках, целовала в висок и не могла отлепить этого маленького мальчишку от себя, хотелось подарить ему максимум на что я только способна, с ужасом, понимая, что перед смертью не надышишься.
Уложив Сашу спать, не удержалась, пропустила меж пальцев нежные шелковистые пряди, пахнущие можжевельником, и укрыв его одеялом, вышла из детской.
Выключив свет в коридоре, привалилась плечом к стене, горько усмехнулась.
Няня сказала, что сегодня они учили Сашеньку плавать. Я пожалела, что так ни разу не побывала с ним в бассейне. Я вообще мало где с ним была. Но это даже и к лучшему. Я так страшилась слов "ненужная", "чужая", "никчемная", что лишний раз отказывала в себе в удовольствии просто обнять мальчишку, пахнувшего молоком. Сегодня еще один день, научивший Сашу чему-то новому, но и он прошел мимо меня. А Сашка вернулся домой взбудораженный, носился по квартире, перетащил свои любимые игрушки в гостиную. Мы сидели на полу, играя, а я ловила каждый жест сына и пыталась запомнить.
Дернулась, услышав шум на лестничной клетке. Но скрежета ключа в замке не последовало. Еще не вернулся.
Я ждала Рому. Мне было необходимым увидеть его. Чтобы пообещал...что пообещал – не знаю. Как не знала, что именно мечтала услышать и что вообще сказать. Как объяснить ситуацию и как жить с мыслью, если ЭТО все окажется правдой. Как после такого я смогу смотреть в глаза Саше. И в тоже время, я не могла разогнать внутри жадную тягу к любимому мужчине, мечтала утопать в его руках, чтобы сграбастал в стальных объятиях. Почувствовать его запах. И вкус губ.
Подойдя к окну, наблюдала как по двору мальчишки наворачивали круги на детской площадке. Девчонки постарше просто сидели на лавочке, весело болтая.
А мне вспомнилась Катюша: простая девочка с доброй улыбкой и легким озорным блеском в глазах. И настигла такая вселенская несправедливость. Как она оказалась одна? Почему родители вычеркнули ее из жизни? Может, их уже нет в живых? Катя с такой надеждой смотрела на меня, что ее умоляющий взгляд еще долго заставлял сердце содрогаться. Я смотрела на экран ноутбука, стараясь отключиться, искала к кому обратиться за помощью, чтобы организовать благотворительный фонд в пользу сирот. Мне так хотелось, чтобы дети перестали нуждаться в еде, одежде, игрушках, крыше над головой. Самый минимум. На самом деле, понимала, что все это заблуждение. Таким детям нужна любовь и искреннее внимание.
Рома застал меня в спальне. Я перебирала игрушки. Детские вещи помогали мне, успокаивали. Давали временную передышку.
Я сразу поняла, что он пришел. Не захлопнувшая дверь и не твердые шаги, а особенный Ромкин запах. Только он так пах: горький грейпфрут с нотками мускатного ореха. Он и "выдал" его.
То, что Рома была напряжен, я поняла сразу. Он стоял на пороге и молчал. Разглядывал мою сосредоточенную позу. Оценивал положение. И, наверное, из-за того, что я улыбнулась, оборачиваясь к нему, Рома выдохнул и очень быстро отбросил галстук на пол вместе с пиджаком.
Его родное, небритое и слегка усталое лицо, лишь на миг устремилось ко мне, а потом отодвинулось, обводя взглядом помещение. И снова ко мне. Рома сглотнул, потряс головой, словно увидел галлюцинацию.
– Даш, что случилось? – замер.
А я не могла усидеть на месте, подскочила и бросилась со всех ног к нему. И где только силы нашла? Мне уже было без разницы, что Рома скажет о жене, только обнимать и целовать. Только моего. Ухватилась за его рубашку, сильно сжимая мягкую ткань в руках. Как же мне его не хватало! Прошлась озябшими ладонями по щекам, а он схватил за руки, не позволяя сдвинуться, и прижался коротким, но мучительным поцелуем.
– Даша, ты чего? – оторвавшись от губ, спросил Рома. А я бы очень хотела объяснить свое состояние, но не могла. Сердце бухало непонятно от чего. Я знала, что надо поговорить, но дико не могла на него насмотреться и надышаться запахом. Сигаретным. И его, специфическим.
– Ты много куришь, – заметила я.
– Что? – совсем тихо, одними губами произнес он.
– Куришь. Много.
Молчал, закрыв глаза. А потом не выдержал, опустился вместе со мной на кровать, обхватил за плечи, прижимая к себе. И совсем невесомо прошелся губами по волосам, убирая их, и прижался лицом к затылку.
– Ты напрасно, любимая, стараешься перевести тему, – слабо ухмыльнулся он. – Даш, что тебя тревожит? – зарылся в волосы.
– Я так соскучилась по тебе, Ром. И по Саше, – цеплялась за любимые руки, не позволяя ни на миллиметр отодвинуться. – Я ужасно виновата, что сорвала тебя на ночь глядя, – зашептала, когда Рома развернул меня, укладывая голову к себе на колени. Со стороны я выглядела как больная, не иначе. И Рома очень странно смотрел. С осторожностью. – Ты не подумай, я не сошла с ума, – начала успокаивать его, – просто...просто... люблю тебя.
Он набросился на меня как зверь, словно изголодался. Приподнял, усадив к себе на колени. Хищно и с осoбой жадностью стал покрывать поцелуями шею. А мне его было мало. Хватала Рому за плечи и пересохшими губами ловила воздух. Рома обхватил одной рукой спину, припечатал, надавил, чтобы плотнее подалась к нему. А пальцами второй зарылся в мои растрепанные волосы. Обоих накрыло так, что разум и дыхание потерялись в нашем сплетении.
Немного приподнявшись, я слегка прикусила его нижнюю губу, от чего Рома еще яростнее обрушился на мой рот. Схватив меня за руку, усаживая плотнее, он пальцами пробрался под одежду, лаская горящую кожу.
Наша близость была странной. Желанно–странной. Вся усталость, измотанность и обиды отошли на задний план и осталось одно желание – сделать друг друга счастливыми, сберечь нашу любовь.
– Люблю, когда ты улыбаешься, – я лежала на теплом Ромином плече, переводила дыхание и наслаждалась ласковыми пальцами, скользящими по спине. – Ради этого, я готов проваливать один контракт за другим, – засмеялся он.
– Как? Вы не подписали контракт? – приподнялась немного на руке, посмотрев на Рому. – Прости меня, пожалуйста, я совсем не подумала. Все тебе испортила.
Рома снова уложил мою голову к себе на грудь.
– Готов каждый день принимать такие извинения, – любимый говорил о моей улыбке, а у меня тепло плескалось в груди от того, что я стала причиной его смеха. – Не переживай, мы просто временно отложили его подписание.
– Даш, – уже серьезно продолжил он, – теперь можешь рассказать, что именно тебя заставило мне позвонить? – я замерла, вернувшись в реальность и погружаясь в тревогу.
– Любимый, – провела ногтем по слегка заросшей щеке, немного царапая, – Аня сказала...
Договорить не удалось. Огорошила. Ромина рука застыла в моих волосах, а вторая прекратила водить пальцами по позвоночнику. Шея дернулась, он со всей силы сжал кулак. До хруста. Внимательно посмотрел на меня.
Наше минутное помешательство начало таять.
– И. Что. Она. Тебе. Сказала, – излишне тихо, делая паузы после каждого слова, спросил он. Рома не прерывал зрительного контакта, но резко усадил меня на кровати, заставляя тело покрыться мурашками от его грубоватой реакции.
– Это правда, что после рождения Саши твоя жена не подписывала отказ от ребенка?
Вместо того, чтобы просто ответить на поставленный вопрос, Рома подхватил штаны, надел их, поднялся и шагнул к окну. Уперся руками в подоконник и замолчал. Меня охватило необъяснимое ощущение удушливости. Я зарылась руками в волосы и опустила голову. Его напряженная спина давила каменной глыбой и стискивала тело до ломоты.
– Что за черт? – вырвалось у него. – Какого хрена ты с ней встречалась? – а я продолжала сидеть с закрытыми глазами и слушать его гневные речи.
– Ром, просто ответь, – простонала я.
– Даша, зачем? Я не понимаю, зачем? Или это она? – осенило его. Он обернулся и вопросительно посмотрел мне в глаза, – значит, плохо ей объяснил!
Я уставилась в окно, откуда, казалось, тянутся нити, окутывающие в обманчивый кокон. Но я не хотела иллюзий, не хотела обмана. Пусть говорит, как есть.
– Аня позвонила и сказала, что в моих интересах будет ее выслушать. Рома, расскажи, что произошло. Она грозится каким-то громким бракоразводным процессом, но я ничего не понимаю...Саша, он ведь мой сын?
Мне показалось, что своим вопросом я просто выбила почву у него из-под ног. Он шагнул, протянул руку ко мне и дернул меня к себе. Я даже не поднялась, а скорее пролетела эти несчастные несколько сантиметров, чтобы уткнуться в знакомую грудь носом. Я утонула в его хватке и ногтями вцепилась в спину, чтобы не упасть.
Рома с таким шумом выдохнул, что на каких-то пару секунд я оказалась оглушена.
– Он наш! Твой и мой! – он несильно встряхнул меня и заставил посмотреть в глаза. Я слышала четкий, громкий стук его сердца, – он живет с нами, он любит нас. Саша тебя называет мамой, а не ее.
Я улыбнулась. Почти искренне. Да, все верно, вероятно, так и есть. Это даже казалось правдой. Только Рома не хотел показать страх, а я догадалась об этом его страхе.
– Ты сам веришь в это? Ром, ты в это веришь? Ты не бойся сказать мне правду. Я уже ничего не боюсь, – я высвободила руку из ослабевшего захвата и погладила его по щеке. – Саша очень маленький, он не понимает кто мама, а кто папа. Кого он чаще видит, тот ему и роднее.
– Саше нужна нормальная семья.
– Ты считаешь нет ничего особенного, когда видеться с матерью разрешают только по выходным? – ладонями провела по скулам.
– Ты ничего не знаешь...
– Так расскажи, чтобы знала...
Рома окончательно разжал руки, выпуская, с силой растер лицо, а затем дотянулся до моего платья и протянул его мне.
Его горячая ладонь обжигала мои дрожащие пальцы.
Мы вышли на балкон.
– Ром, наверное, впервые за это время я буду откровенной, – я собиралась с мыслями, разглядывая ночные очертания города. Обняла себя за плечи, спасаясь от прохладного ветра, пробиравшегося под одежду. Как же все это было неправильно! Нам давно требовалось поговорить начистоту, излить душу и принять обоюдное решение. – Очень больно знать, что родить от любимого мужчины не смогу, но я смирилась. И больше не стану пытаться. Видишь, – усмехнулась, – Саша мне в какой-то мере помог, спас. Ты не думай, я не наивная, игра в дочки-матери не для меня. Но я частично поверила. Ром, у меня появилась надежда, – я обернулась к нему, Рома сидел как неживой. Застывшее лицо стало практически серым, уголки губ подрагивали, а в руке тлела зажженная сигарета. – Да, генетически Саша не мой сын. Но, если родная мать от него отказалась? Так почему же нет? Правда? А сейчас? Сейчас оказывается, что никто от Саши не отказывался. Как так, Рома?
Моих разведенных в стороны рук, коснулась мощная грудь. Беспокойные глаза скользили по моему мокрому от слез итому от слез лицу. Рома сделал еще шаг и невесомо притронулся подушечками пальцев к моей руке. Мне хотелось спрятаться в его объятиях, и он, будто поняв, потянул меня за запястье, усадил к себе на колени, устроившись в белом кресле.
– Дашенька, я все сейчас объясню, – его голос дрожал. – Многие считают меня сволочью, но мне по херу. Для всех хорошим не будешь. Я терпеливый человек. И я прощал Ане многое, потому что она, сука, была беременна. Она долго проверяла мою выдержку и довела до такого состояния, когда любое ее действие стало вызывать аллергию.
Я наклонилась и прижалась носом к его плечу.
– Любимый, ты должен думать в первую очередь о сыне, а не о мести его матери.
– Это не месть, моя хорошая. Совсем не месть, – Рома отодвинул меня и прижался ладонями к лицу, нежно коснулся губ, – все гораздо сложнее. Аня должна была дать согласие на развод. И она дала бы! – со злостью выдавил из себя. – Мы должны были встретиться. – Рома снова замолчал, схватил пачку сигарет, но передумал, с шумом бросил ее на столик и откинулся головой на спинку кресла, закрыв глаза. – Но случилось непредвиденное... Когда твоя жизнь рушится, тебе не до разводов, – прохрипел он, зарываясь в ладонях. – Дашенька, мне жить не хотелось, я же не знал, что потом эта тварь даст заднюю.
– Аня отказалась продавать ребенка?
– Нет, – с шумом выдохнул любимый, провел рукой по лицу и посмотрел на меня, – я опомнился буквально за несколько недель до ее родов. Приехал к ней домой, говорю, давай, мол, так и так, подписывай. А там ее мать, – стиснул зубы. – Уверен, эта она провела с ней воспитательную беседу. В общем, Аня сказала, что сначала родит ребенка, а потом все остальное.
– Зачем? – прошептала я севшим голосом.
– Откуда я знаю? – Рома не выдержал, резко и громко отреагировал на мой вопрос, но мгновенно взял себя в руки, продолжив говорить тише. – Затеяла, сука, непонятную игру. Я не хотел Сашу сразу к нам вести, мне было очень важно, чтобы ты немного пришла в себя, поэтому оставил сына у Анны, пристроив к ней Лизу, чтобы та о нем заботилась.
– Почему суд настроен против Ани?
– Да потому что она никудышная мать! К тому же эта тварь все же подписала бумаги, – зло рассмеялся он. – Сразу, на второй день после родов, и у меня даже мысли не возникло, что потом начнется суд со всеми, его мать, новыми открывшимися обстоятельствами. У нее, видите ли, появился материнский инстинкт! А где он раньше был?
Чтобы успокоить Рому, я протянула ладонь и крепко сжала его пальцы. Он сильнее укрыл меня в кольце свои рук. Было страшно. Сама не знала, что больше всего меня страшило и шокировало: то, что Аня меня обманула, и документы были подписаны или то, что претендует на ребенка. Собственного ребенка. Господи, своего собственного ребенка! Или же желание Ромы подарить мне счастье, пусть и такой жестокой ценой.
Горечь, что отодвинула Рому на задний план, пустилась по венам, накрыла тоской и чувством тревоги. Заставилa подумать о любимом человеке как о живой личности, посмотреть на себя и на нашу жизнь со стороны. Рома не просто жил со мной рядом, ел рядом, спал рядом. У него тоже есть сердце и своя боль, о которых я напрочь забыла, спрятавшись в своем горе. Потому что так было легче мне. Мне. А как было ему? Рома тихо решал проблемы, свои и мои, старался оградить от всего, что еще больше могло навредить и заставить страдать или, не дай Бог, напомнить о том страшном дне. А я даже толком поплакать при нем не могла. Не то что поддержать, обнять, слово ласковое сказать.
– Даша? – удивлённо спросил он.
– Ром, а ты где? – слова застряли в горле, когда услышала любимый голос. Так по-детски. Где же ему быть еще!
– На работе. Что случилось? – c тревогой бросил он. Был слышен звук отъезжающего кресла.
Я даже представила как он ослабляет узел галстука и большими шагами направляется к двери.
– Все хорошо, – и для убедительности добавила: – правда.
– Точно? – не поверил.
– Да, захотелось тебя просто услышать. Ты сможешь приехать?
Я чувствовала его растерянность, неверие и страх, что эфемерная надежда такой и останется. Когда мы в последний раз разговаривали? Когда я ему звонила и просила приехать? Потом меня осенило: "какой приехать?", Рома же в километрах трехсот от Одессы, сделку заключает.
– Дашенька, я сейчас не в городе, но постараюсь сделать все возможное и вернуться вечером, максимум ночью. Родная, – последнее слово Рома словно осторожно прокручивал на языке, пытаясь вспомнить его значение.
– Спасибо, любимый. Я буду очень тебя ждать.
***
Саша долго не мог уснуть, ворочался. А я укачивала его на руках, целовала в висок и не могла отлепить этого маленького мальчишку от себя, хотелось подарить ему максимум на что я только способна, с ужасом, понимая, что перед смертью не надышишься.
Уложив Сашу спать, не удержалась, пропустила меж пальцев нежные шелковистые пряди, пахнущие можжевельником, и укрыв его одеялом, вышла из детской.
Выключив свет в коридоре, привалилась плечом к стене, горько усмехнулась.
Няня сказала, что сегодня они учили Сашеньку плавать. Я пожалела, что так ни разу не побывала с ним в бассейне. Я вообще мало где с ним была. Но это даже и к лучшему. Я так страшилась слов "ненужная", "чужая", "никчемная", что лишний раз отказывала в себе в удовольствии просто обнять мальчишку, пахнувшего молоком. Сегодня еще один день, научивший Сашу чему-то новому, но и он прошел мимо меня. А Сашка вернулся домой взбудораженный, носился по квартире, перетащил свои любимые игрушки в гостиную. Мы сидели на полу, играя, а я ловила каждый жест сына и пыталась запомнить.
Дернулась, услышав шум на лестничной клетке. Но скрежета ключа в замке не последовало. Еще не вернулся.
Я ждала Рому. Мне было необходимым увидеть его. Чтобы пообещал...что пообещал – не знаю. Как не знала, что именно мечтала услышать и что вообще сказать. Как объяснить ситуацию и как жить с мыслью, если ЭТО все окажется правдой. Как после такого я смогу смотреть в глаза Саше. И в тоже время, я не могла разогнать внутри жадную тягу к любимому мужчине, мечтала утопать в его руках, чтобы сграбастал в стальных объятиях. Почувствовать его запах. И вкус губ.
Подойдя к окну, наблюдала как по двору мальчишки наворачивали круги на детской площадке. Девчонки постарше просто сидели на лавочке, весело болтая.
А мне вспомнилась Катюша: простая девочка с доброй улыбкой и легким озорным блеском в глазах. И настигла такая вселенская несправедливость. Как она оказалась одна? Почему родители вычеркнули ее из жизни? Может, их уже нет в живых? Катя с такой надеждой смотрела на меня, что ее умоляющий взгляд еще долго заставлял сердце содрогаться. Я смотрела на экран ноутбука, стараясь отключиться, искала к кому обратиться за помощью, чтобы организовать благотворительный фонд в пользу сирот. Мне так хотелось, чтобы дети перестали нуждаться в еде, одежде, игрушках, крыше над головой. Самый минимум. На самом деле, понимала, что все это заблуждение. Таким детям нужна любовь и искреннее внимание.
***
Рома застал меня в спальне. Я перебирала игрушки. Детские вещи помогали мне, успокаивали. Давали временную передышку.
Я сразу поняла, что он пришел. Не захлопнувшая дверь и не твердые шаги, а особенный Ромкин запах. Только он так пах: горький грейпфрут с нотками мускатного ореха. Он и "выдал" его.
То, что Рома была напряжен, я поняла сразу. Он стоял на пороге и молчал. Разглядывал мою сосредоточенную позу. Оценивал положение. И, наверное, из-за того, что я улыбнулась, оборачиваясь к нему, Рома выдохнул и очень быстро отбросил галстук на пол вместе с пиджаком.
Его родное, небритое и слегка усталое лицо, лишь на миг устремилось ко мне, а потом отодвинулось, обводя взглядом помещение. И снова ко мне. Рома сглотнул, потряс головой, словно увидел галлюцинацию.
– Даш, что случилось? – замер.
А я не могла усидеть на месте, подскочила и бросилась со всех ног к нему. И где только силы нашла? Мне уже было без разницы, что Рома скажет о жене, только обнимать и целовать. Только моего. Ухватилась за его рубашку, сильно сжимая мягкую ткань в руках. Как же мне его не хватало! Прошлась озябшими ладонями по щекам, а он схватил за руки, не позволяя сдвинуться, и прижался коротким, но мучительным поцелуем.
– Даша, ты чего? – оторвавшись от губ, спросил Рома. А я бы очень хотела объяснить свое состояние, но не могла. Сердце бухало непонятно от чего. Я знала, что надо поговорить, но дико не могла на него насмотреться и надышаться запахом. Сигаретным. И его, специфическим.
– Ты много куришь, – заметила я.
– Что? – совсем тихо, одними губами произнес он.
– Куришь. Много.
Молчал, закрыв глаза. А потом не выдержал, опустился вместе со мной на кровать, обхватил за плечи, прижимая к себе. И совсем невесомо прошелся губами по волосам, убирая их, и прижался лицом к затылку.
– Ты напрасно, любимая, стараешься перевести тему, – слабо ухмыльнулся он. – Даш, что тебя тревожит? – зарылся в волосы.
– Я так соскучилась по тебе, Ром. И по Саше, – цеплялась за любимые руки, не позволяя ни на миллиметр отодвинуться. – Я ужасно виновата, что сорвала тебя на ночь глядя, – зашептала, когда Рома развернул меня, укладывая голову к себе на колени. Со стороны я выглядела как больная, не иначе. И Рома очень странно смотрел. С осторожностью. – Ты не подумай, я не сошла с ума, – начала успокаивать его, – просто...просто... люблю тебя.
Он набросился на меня как зверь, словно изголодался. Приподнял, усадив к себе на колени. Хищно и с осoбой жадностью стал покрывать поцелуями шею. А мне его было мало. Хватала Рому за плечи и пересохшими губами ловила воздух. Рома обхватил одной рукой спину, припечатал, надавил, чтобы плотнее подалась к нему. А пальцами второй зарылся в мои растрепанные волосы. Обоих накрыло так, что разум и дыхание потерялись в нашем сплетении.
Немного приподнявшись, я слегка прикусила его нижнюю губу, от чего Рома еще яростнее обрушился на мой рот. Схватив меня за руку, усаживая плотнее, он пальцами пробрался под одежду, лаская горящую кожу.
Наша близость была странной. Желанно–странной. Вся усталость, измотанность и обиды отошли на задний план и осталось одно желание – сделать друг друга счастливыми, сберечь нашу любовь.
– Люблю, когда ты улыбаешься, – я лежала на теплом Ромином плече, переводила дыхание и наслаждалась ласковыми пальцами, скользящими по спине. – Ради этого, я готов проваливать один контракт за другим, – засмеялся он.
– Как? Вы не подписали контракт? – приподнялась немного на руке, посмотрев на Рому. – Прости меня, пожалуйста, я совсем не подумала. Все тебе испортила.
Рома снова уложил мою голову к себе на грудь.
– Готов каждый день принимать такие извинения, – любимый говорил о моей улыбке, а у меня тепло плескалось в груди от того, что я стала причиной его смеха. – Не переживай, мы просто временно отложили его подписание.
– Даш, – уже серьезно продолжил он, – теперь можешь рассказать, что именно тебя заставило мне позвонить? – я замерла, вернувшись в реальность и погружаясь в тревогу.
– Любимый, – провела ногтем по слегка заросшей щеке, немного царапая, – Аня сказала...
Договорить не удалось. Огорошила. Ромина рука застыла в моих волосах, а вторая прекратила водить пальцами по позвоночнику. Шея дернулась, он со всей силы сжал кулак. До хруста. Внимательно посмотрел на меня.
Наше минутное помешательство начало таять.
– И. Что. Она. Тебе. Сказала, – излишне тихо, делая паузы после каждого слова, спросил он. Рома не прерывал зрительного контакта, но резко усадил меня на кровати, заставляя тело покрыться мурашками от его грубоватой реакции.
– Это правда, что после рождения Саши твоя жена не подписывала отказ от ребенка?
Вместо того, чтобы просто ответить на поставленный вопрос, Рома подхватил штаны, надел их, поднялся и шагнул к окну. Уперся руками в подоконник и замолчал. Меня охватило необъяснимое ощущение удушливости. Я зарылась руками в волосы и опустила голову. Его напряженная спина давила каменной глыбой и стискивала тело до ломоты.
– Что за черт? – вырвалось у него. – Какого хрена ты с ней встречалась? – а я продолжала сидеть с закрытыми глазами и слушать его гневные речи.
– Ром, просто ответь, – простонала я.
– Даша, зачем? Я не понимаю, зачем? Или это она? – осенило его. Он обернулся и вопросительно посмотрел мне в глаза, – значит, плохо ей объяснил!
Я уставилась в окно, откуда, казалось, тянутся нити, окутывающие в обманчивый кокон. Но я не хотела иллюзий, не хотела обмана. Пусть говорит, как есть.
– Аня позвонила и сказала, что в моих интересах будет ее выслушать. Рома, расскажи, что произошло. Она грозится каким-то громким бракоразводным процессом, но я ничего не понимаю...Саша, он ведь мой сын?
Мне показалось, что своим вопросом я просто выбила почву у него из-под ног. Он шагнул, протянул руку ко мне и дернул меня к себе. Я даже не поднялась, а скорее пролетела эти несчастные несколько сантиметров, чтобы уткнуться в знакомую грудь носом. Я утонула в его хватке и ногтями вцепилась в спину, чтобы не упасть.
Рома с таким шумом выдохнул, что на каких-то пару секунд я оказалась оглушена.
– Он наш! Твой и мой! – он несильно встряхнул меня и заставил посмотреть в глаза. Я слышала четкий, громкий стук его сердца, – он живет с нами, он любит нас. Саша тебя называет мамой, а не ее.
Я улыбнулась. Почти искренне. Да, все верно, вероятно, так и есть. Это даже казалось правдой. Только Рома не хотел показать страх, а я догадалась об этом его страхе.
– Ты сам веришь в это? Ром, ты в это веришь? Ты не бойся сказать мне правду. Я уже ничего не боюсь, – я высвободила руку из ослабевшего захвата и погладила его по щеке. – Саша очень маленький, он не понимает кто мама, а кто папа. Кого он чаще видит, тот ему и роднее.
– Саше нужна нормальная семья.
– Ты считаешь нет ничего особенного, когда видеться с матерью разрешают только по выходным? – ладонями провела по скулам.
– Ты ничего не знаешь...
– Так расскажи, чтобы знала...
Рома окончательно разжал руки, выпуская, с силой растер лицо, а затем дотянулся до моего платья и протянул его мне.
Его горячая ладонь обжигала мои дрожащие пальцы.
Мы вышли на балкон.
– Ром, наверное, впервые за это время я буду откровенной, – я собиралась с мыслями, разглядывая ночные очертания города. Обняла себя за плечи, спасаясь от прохладного ветра, пробиравшегося под одежду. Как же все это было неправильно! Нам давно требовалось поговорить начистоту, излить душу и принять обоюдное решение. – Очень больно знать, что родить от любимого мужчины не смогу, но я смирилась. И больше не стану пытаться. Видишь, – усмехнулась, – Саша мне в какой-то мере помог, спас. Ты не думай, я не наивная, игра в дочки-матери не для меня. Но я частично поверила. Ром, у меня появилась надежда, – я обернулась к нему, Рома сидел как неживой. Застывшее лицо стало практически серым, уголки губ подрагивали, а в руке тлела зажженная сигарета. – Да, генетически Саша не мой сын. Но, если родная мать от него отказалась? Так почему же нет? Правда? А сейчас? Сейчас оказывается, что никто от Саши не отказывался. Как так, Рома?
Моих разведенных в стороны рук, коснулась мощная грудь. Беспокойные глаза скользили по моему мокрому от слез итому от слез лицу. Рома сделал еще шаг и невесомо притронулся подушечками пальцев к моей руке. Мне хотелось спрятаться в его объятиях, и он, будто поняв, потянул меня за запястье, усадил к себе на колени, устроившись в белом кресле.
– Дашенька, я все сейчас объясню, – его голос дрожал. – Многие считают меня сволочью, но мне по херу. Для всех хорошим не будешь. Я терпеливый человек. И я прощал Ане многое, потому что она, сука, была беременна. Она долго проверяла мою выдержку и довела до такого состояния, когда любое ее действие стало вызывать аллергию.
Я наклонилась и прижалась носом к его плечу.
– Любимый, ты должен думать в первую очередь о сыне, а не о мести его матери.
– Это не месть, моя хорошая. Совсем не месть, – Рома отодвинул меня и прижался ладонями к лицу, нежно коснулся губ, – все гораздо сложнее. Аня должна была дать согласие на развод. И она дала бы! – со злостью выдавил из себя. – Мы должны были встретиться. – Рома снова замолчал, схватил пачку сигарет, но передумал, с шумом бросил ее на столик и откинулся головой на спинку кресла, закрыв глаза. – Но случилось непредвиденное... Когда твоя жизнь рушится, тебе не до разводов, – прохрипел он, зарываясь в ладонях. – Дашенька, мне жить не хотелось, я же не знал, что потом эта тварь даст заднюю.
– Аня отказалась продавать ребенка?
– Нет, – с шумом выдохнул любимый, провел рукой по лицу и посмотрел на меня, – я опомнился буквально за несколько недель до ее родов. Приехал к ней домой, говорю, давай, мол, так и так, подписывай. А там ее мать, – стиснул зубы. – Уверен, эта она провела с ней воспитательную беседу. В общем, Аня сказала, что сначала родит ребенка, а потом все остальное.
– Зачем? – прошептала я севшим голосом.
– Откуда я знаю? – Рома не выдержал, резко и громко отреагировал на мой вопрос, но мгновенно взял себя в руки, продолжив говорить тише. – Затеяла, сука, непонятную игру. Я не хотел Сашу сразу к нам вести, мне было очень важно, чтобы ты немного пришла в себя, поэтому оставил сына у Анны, пристроив к ней Лизу, чтобы та о нем заботилась.
– Почему суд настроен против Ани?
– Да потому что она никудышная мать! К тому же эта тварь все же подписала бумаги, – зло рассмеялся он. – Сразу, на второй день после родов, и у меня даже мысли не возникло, что потом начнется суд со всеми, его мать, новыми открывшимися обстоятельствами. У нее, видите ли, появился материнский инстинкт! А где он раньше был?
Чтобы успокоить Рому, я протянула ладонь и крепко сжала его пальцы. Он сильнее укрыл меня в кольце свои рук. Было страшно. Сама не знала, что больше всего меня страшило и шокировало: то, что Аня меня обманула, и документы были подписаны или то, что претендует на ребенка. Собственного ребенка. Господи, своего собственного ребенка! Или же желание Ромы подарить мне счастье, пусть и такой жестокой ценой.
