ТАЙНА СОЛНЕЧНОЙ ПРИНЦЕССЫ – 2
(Призраки прошлого)
Принц Дэйтон пребывал в глубокой задумчивости после разговора с отцом. Король вызвал его с военных учений, чтобы поговорить о своем старом проекте.
Он знал, что все последние годы Лазариэль — директор арвитанской магической Школы совместно с королем усиленно налаживали связи с илларской Академией Драконов. Эта странная идея об обмене студентами лично ему казалась невыполнимой, если не сказать больше. Когда-то он прожил почти год в Илларии и прекрасно знал, как дэйвы относятся к своим полукровкам, и отправить некоторых в Арвитан, где их не считают существами второго сорта, сравни самоубийству. Тем более, если в этой группе будет сама принцесса Илларии.
— Безумие! — покачал головой принц, ускорив шаг по главному коридору столичного дворца.
Еще большим безумием стало решение отца отправить его в Илларию для подтверждения договоренностей. Можно подумать, «илларский демон» станет его слушать. Да еще эти полунамеки. Король практически приказал ему обратить внимание на некую эрису Клементину Парс — близкую подругу илларской принцессы. На вопрос: «зачем?» он дал ответ, заставивший Дэйтона озадачиться еще больше:
— Для нас важны лояльность и дружеские отношения с правящим Домом. Повелитель Инариэль едва ли позволит слишком сильно влиять на свою сестру, но если тебе удастся расположить к себе ее единственную подругу, несомненно, это пойдет на пользу Арвитану.
— Насколько сильно расположить? — спросил тогда его высочество.
— Настолько, чтобы эриса Парс захотела остаться в Арвитане… в качестве твоей невесты.
Дэйтон не сразу поверил в услышанное. Он ожидал, что отец потребует благосклонности к илларской принцессе, но какой выгоды принесет союз с той, чье положение существенно ниже? Принц хотел спросить, но не был уверен, что ему ответят. В прошлом Солнечного короля, да и его самого, хватало секретов, и некоторые из них не давали покоя по сей день.
— Это не приказ, — поспешил успокоить сына король, — но я допускаю мысль, что данная особа может просто тебе понравиться. Если судить по собранным сведениям, девушка красива, не обделена умом, благородством, она прекрасно воспитана…
— Не нужно перечислять ее достоинства, — раздраженно перебил отца Дэйтон. — я помню ее.
— Вот как? — почему-то насторожился король, что слегка удивило.
— Я помню ее глаза. Синие, как море в шторм, очень глубокие, затягивающие, словно в омут, и невыразимо печальные.
— Поразительно, при мысли о ней в тебе проснулся поэтический дар, — усмехнулся Солнечный король и потрепал сына по плечу. — Печаль этой девушки рождена в Кровавых песках , как и грусть в глазах Самиры. Но, так или иначе, я знаю, что повелитель Илларии весьма благосклонен к эрисе Парс и ее семейству. Последние десять лет она находится под его опекой и защитой, что противоречит одному из неписаных законов Илларии: правящий Дом не вмешивается во внутренние дела старших и младших Домов, если это не касается его личных интересов. А это значит…
— Девушка ему важна.
— Как минимум не безразлична. И это хорошо для нас. Ты знаешь, насколько нужен Арвитану такой союзник, как Иллария. Особенно в свете последних событий. В мире не спокойно, сын. На наших границах формируются слишком опасные силы. И вряд ли «Тарнасского волка» остановит магия.
Дэйтон знал, что отец прав. Еще десять лет назад Тарнас — граничащая с Арвитаном страна, почти разваливался на части, и у него не было союзников среди соседей. Вестралию держала в своих крепких руках королева Клара, маленькое, но славящееся своим флотом, молодое государство — Хардия, развивалось под руководством бывшего пирата, лучшего стратега и воина из всех, кого принц когда-либо встречал, за исключением отца, наместника Артура Харди. На восточных границах Тарнас окружал Парнас — пустынное государство, славящееся своими шелками, золотым песком и аганитовыми подземными рудниками. Кесарь Парнаса дружил со всеми и никогда не стремился к военным союзам. Эту страну защищала сама природа и пустынные шаманы, которые вызывали страшные бури, едва недружественный чужак ступал на их землю.
Поговаривали, что от чужаков страну защищали не только бури, но и пустынные драконы. Правда это или нет, никто так и не рискнул проверять. Даже Илларцы не смели интересоваться пустынными драконами, ибо по легендам, это были единственные потомки данаев , что сохранили способность к обращению.
Да, десять лет назад у Тарнаса не было союзников, но все изменилось, когда к власти пришел никому не известный, властный и жестокий «Тарнасский волк» Адамир Хадд — маг, воин, и одни демоны знают, кто еще.
За десять лет этот мальчишка уничтожил всех, кого мог, подмял под себя знать и провинции, восстановил развалившуюся страну, с нуля создал мощную армию и флот и даже построил свои гильдии наемников и магии. Он открыто приглашал к себе магов и полукровок всех мастей и даже позволил поселиться на своих территориях проклятым, тем, кого называли нежитью — вампирам.
А, восстановив свою страну, он активно начал налаживать контакты, заключать союзы, не все из которых были мирными и направленными на совместную торговлю. «Тарнасский волк» ничего не забывал, как и того, что соседи не очень-то спешили помогать восстанавливать разрушенное государство, и то, как Вестралия при поддержке Арвитана отобрала большую часть территорий, он тоже не забыл.
Для Короля стало большим ударом внезапный договор между овдовевшей королевой Кларой и «Тарнасским волком» с последующим подписанием вечного союза и возвращением большинства бывших тарнасских территорий. Он не успел предвидеть этого, вовремя не принял превентивные меры, не достаточно оценил врага, да если честно, в последние годы все его внимание занимала Иллария.
Да, правитель пропустил тот момент, когда «Тарнасский волчонок» окреп и превратился в матерого волка, и теперь ему оставалось только укреплять границы, поддерживать дружеские связи с соседями и пытаться наладить контакты с некогда дружественной, а теперь закрытой и непонятной Вестралией. А что касалось Тарнаса, все попытки наладить общение «Тарнасский волк» пресекал. Он явно не желал дружить с соседом и, более того, искал способы ослабить власть в Арвитане. И именно этого-то Александр не понимал, чем Арвитан мог так насолить этому мальчишке?
В том, что это так и есть, ни король, ни Дэйтон, ни разведка и все их ближайшее окружение, не сомневались. Адамир Хадд поставил своей целью если не уничтожить, то присоединить к своим границам Арвитан, не гнушаясь при этом никакими методами, вплоть до убийства дяди Солнечного короля герцога Амистара Ардонского — губернатора богатой алмазами провинции Иды.
Убийство удалось предотвратить, но герцог сильно пострадал. Королева уже месяц неотлучно сидела у постели старого друга, ослабляя его боль, поддерживая силы и медленно исцеляя. Герцога отравили неизвестным ядом, настолько стремительно разрушающим организм, что целительная магия королевы просто не успевала его восстанавливать. Все нити вели к «Тарнасскому волку», и он даже не стремился скрыть свое непосредственное участие в этом грязном деле.
Конечно, ослабить Арвитан не так просто, но последнее донесение тайной разведки заставило короля изменить свои планы и ускорить события. «Тарнасский волк» активно искал контакты с самым крупным и опаснейшим Арвитанским соседом — Илларией.
Хмурясь от тревожащих мыслей, Дэйтон почти не заметил, как дошел до своих комнат. Опомнился только тогда, когда увидел стражей у дверей покоев. Машинально отметил тревогу в их глазах и едва видимую нервозность, а когда открыл дверь и прошел в спальню, понял причину странного поведения стражей.
— Привет, — обворожительно улыбнулась обнаженная темноволосая полукровка, расположившаяся на его кровати, едва-едва прикрытая покрывалом. Принц нахмурился, проигнорировал призывной тон девушки, подошел к креслу, стараясь не смотреть на кровать, снял перевязь с клеймором и камзол. А полукровка, тем временем, поднялась с постели, не слишком довольная его реакцией, и призывно покачивая бедрами, направилась к нему. — Как невежливо не замечать… собственную сестру.
— Где Наэль?
— Я выгнала твою глупую кошку. Она меня не любит, но тронуть боится. До сих пор помнит ошейник. А ты до сих пор не можешь мне простить, что я посадила твою любимицу на цепь.
Полукровка прижалась щекой к его спине, обняла за талию, и почувствовала тепло, уют и ни с чем не сравнимое удовольствие.
— Сэм, прикройся, ради богов, — устало ответил мужчина, отстранился, и все еще не глядя на нее, подал свой камзол.
— А может, мне нравится видеть твое смущение, братец, — нагло улыбнулась девушка, натягивая протянутую вещь только потому, что она пахла им.
— Это не смущение, — возразил он и полностью повернулся к ней. — Это досада. Я слишком устал сегодня, чтобы играть в твои глупые игры.
Она прищурилась, улыбка сползла с лица, заменяясь гримасой гнева.
— Ненавижу тебя! — рявкнула, замахнувшись. Принц перехватил руку и строго ответил:
— Хорошо, хоть это мы прояснили. И я прошу тебя больше не входить в мои покои без моего ведома.
— Или что?
— Или я поведаю твоей матери об этих визитах.
После этих слов синие глаза полукровки вспыхнули, она сдержала новый приступ гнева, жаль, что боль так просто было не сдержать. Никто и никогда не смотрел на нее с таким пренебрежением, и никогда она не жаждала так сильно увидеть именно в его глазах восхищение, страсть, любовь, то же, что испытывала сама много лет, но в ответ получала только холодное равнодушие или жалость. А жалость гордая Солнечная принцесса ненавидела больше всего.
— И могу я узнать, почему вместо уроков с Лазариэлем, ты здесь?
— Ты тоже здесь, — хмыкнула полукровка.
— У меня была встреча с отцом.
— А, значит, он все-таки отправляет тебя за илларской дрянью?
— Меня всегда удивляло, откуда в тебе столько ненависти к принцессе Алатее?
— А ты думаешь, причин недостаточно? — скривилась Самира. — Твоя распрекрасная принцесса всячески унижала меня в Снежных песках, не уставая напоминать, что я сирота. Забавно, теперь она сирота, и я могу со спокойной совестью унижать ее. Спасибо твоей мамочке.
Ее злые слова понизили температуру в комнате на несколько градусов. Самира брякнула, не подумав, а осознав, тут же пожалела об этом.
— Прости меня. Прости, я не хотела…
— Да, ты никогда не хочешь, это получается само собой. А ты так, вроде бы и не причем. Хорошая отговорка, чтобы прикрыть злость.
— Прости.
— Ты много лжешь, Сэм. Притворяешься перед всеми, перед отцом, матерью. Приходишь ко мне, зачем?
— Потому что я люблю тебя, — просто ответила принцесса.
— Нет, не любишь. И боюсь, ты никого не любишь, даже себя. Остановись, Сэм, иначе это может плохо закончиться.
— А может, я так себя веду, потому что меня здесь никто не любит? — снова разозлившись, выкрикнула она.
— Не гневи богов, — осадил он ее. — Родители в тебе души не чают.
— Да, родители меня любят, настолько, что матери даже не интересно, что творится у меня в душе. Думаешь, я не знаю о ее тайной комнатке — комнате Лин, которую она до сих пор заполняет подарками?
— Что ты такое несешь? — повернулся он к ней.
— Правду. Я говорю правду о моей распрекрасной мамочке, которая первая лицемерка Арвитана…
Она не успела договорить, Дэйтон схватил за плечи и сжал так сильно, с такой яростью, что она испугалась.
— Никогда не смей так говорить о своей матери, никогда! Ты не знаешь, через что она прошла, как боролась за твою жизнь, ты ничего не знаешь маленькая, избалованная дрянь!
С этими словами он бросил ее на кровать и отправился в ванную, но остановился на пороге, чтобы грубо выплюнуть:
— Когда я вернусь, чтобы тебя здесь не было. Поняла?
Он захлопнул дверь, а она расплакалась глупо и постыдно от боли, напряжения, обиды. С той же обидой она посмотрела на дверь и захотела ее испепелить, уничтожить одним взглядом, и ему… ему она хотела причинить боль, такую же, как он каждый день причинял ей своим жестоким равнодушием.
Сколько себя помнила, Самира любила своего брата. Впрочем, братом ее он считался только номинально. Все знали, кем был его настоящий отец, даже он сам это знал. И знал о ее чувствах к нему и тяготился ими. А она страдала, страдала и злилась, ненавидела всех и мстила. Крутила романы с каждым более-менее приличным кавалером. Даже Мейер, тот смазливый поддонок… а ведь он был Тенью Дэйтона, его лучшим другом.
И она спала с ним на этой самой постели. А потом рыдала под струями душа, пытаясь смыть с себя его прикосновения, потому что они были ей противны, все противно, даже сама себе она была противна. И никто ничего не замечал.
Когда отец узнал, то заставил Дэйтона разорвать связь, сослал Мейера в какую-то глушь без права возвращения в столицу, приставил к ней нянек, отправил учиться в Школу магии, она видела, как он был в ней разочарован. Но его разочарование не трогало ее. Отец тоже лгал ей, Дэйтону, Кирану, даже матери. Они оба играли в незнание, оба притворялись, что простили друг друга, что забыли, что между ними все хорошо, играли в любящую семью, которой давно уже не было.
Нет, она знала, конечно, что отец безумно любит мать, и она любит не меньше, но все остальное… Когда-то они верили, что Самира спасет их, уймет боль, вернет прошлое или затмит его. Она тоже верила или очень хотела верить. Но вся правда была в том, что между ними огромной стеной стояла тайна, которую они привыкли не замечать, и никто так и не смог забыть это самое прошлое.
Она ненавидела их за это, всех ненавидела, даже себя и только с Дэйтоном была настоящей, такой, какая есть, злая, жестокая, обнаженная душа, которая была ему не нужна.
В какой-то момент собственные переживания захватили настолько, что она забыла про контроль, и чужая лавина чувств ворвалась в сознание, вызвав взрыв острой боли в голове. Девушка застонала, выгнулась дугой и упала бы, если бы Дэйтон вовремя не появился и не подхватил.
— Дыши, просто дыши, — шептал он, откинув волосы с ее побелевшего лица.
— Не могу, — выкрикнула от боли она. Даже говорить было больно. Чужие чувства накрывали ее, проникали в мозг, в тело, их было столько, что она начала тонуть. — Не могу.
— Сосредоточься, сосредоточься на мне. Самира! — он встряхнул ее, причиняя физическую боль, чтобы она поняла, почувствовала ее, ухватилась. И она услышала, поддалась, пошла за громкими окриками, испуганно сжалась, пропустив через себя его эмоции.
Он злился, был обижен, но больше испуган, испуган за нее. И да, он ее жалел. Сейчас, когда застал приступ, эта жалость оглушала и отрезвляла одновременно.
Через минуту она уже была способна разделить свои чувства и чужие. Еще через пару минут пришла в себя. Боль ушла, как и жуткие ощущения, которые она так ненавидела. В конце концов, осталась только она и ее глухое отчаяние.
— Ты говорила, что приступы прекратились. Лгала? — спрашивал он, осторожно положив ее на кровать. Сэм оценила иронию, даже попыталась усмехнуться.
— Стоило свалиться в обморок, чтобы ты отнес меня в постель.
— Это был не обморок, — строго напомнил он.
— Да, всего лишь мерзкий дар, который я ненавижу.
— Если бы ты его приняла…
(Призраки прошлого)
ПРОЛОГ
Принц Дэйтон пребывал в глубокой задумчивости после разговора с отцом. Король вызвал его с военных учений, чтобы поговорить о своем старом проекте.
Он знал, что все последние годы Лазариэль — директор арвитанской магической Школы совместно с королем усиленно налаживали связи с илларской Академией Драконов. Эта странная идея об обмене студентами лично ему казалась невыполнимой, если не сказать больше. Когда-то он прожил почти год в Илларии и прекрасно знал, как дэйвы относятся к своим полукровкам, и отправить некоторых в Арвитан, где их не считают существами второго сорта, сравни самоубийству. Тем более, если в этой группе будет сама принцесса Илларии.
— Безумие! — покачал головой принц, ускорив шаг по главному коридору столичного дворца.
Еще большим безумием стало решение отца отправить его в Илларию для подтверждения договоренностей. Можно подумать, «илларский демон» станет его слушать. Да еще эти полунамеки. Король практически приказал ему обратить внимание на некую эрису Клементину Парс — близкую подругу илларской принцессы. На вопрос: «зачем?» он дал ответ, заставивший Дэйтона озадачиться еще больше:
— Для нас важны лояльность и дружеские отношения с правящим Домом. Повелитель Инариэль едва ли позволит слишком сильно влиять на свою сестру, но если тебе удастся расположить к себе ее единственную подругу, несомненно, это пойдет на пользу Арвитану.
— Насколько сильно расположить? — спросил тогда его высочество.
— Настолько, чтобы эриса Парс захотела остаться в Арвитане… в качестве твоей невесты.
Дэйтон не сразу поверил в услышанное. Он ожидал, что отец потребует благосклонности к илларской принцессе, но какой выгоды принесет союз с той, чье положение существенно ниже? Принц хотел спросить, но не был уверен, что ему ответят. В прошлом Солнечного короля, да и его самого, хватало секретов, и некоторые из них не давали покоя по сей день.
— Это не приказ, — поспешил успокоить сына король, — но я допускаю мысль, что данная особа может просто тебе понравиться. Если судить по собранным сведениям, девушка красива, не обделена умом, благородством, она прекрасно воспитана…
— Не нужно перечислять ее достоинства, — раздраженно перебил отца Дэйтон. — я помню ее.
— Вот как? — почему-то насторожился король, что слегка удивило.
— Я помню ее глаза. Синие, как море в шторм, очень глубокие, затягивающие, словно в омут, и невыразимо печальные.
— Поразительно, при мысли о ней в тебе проснулся поэтический дар, — усмехнулся Солнечный король и потрепал сына по плечу. — Печаль этой девушки рождена в Кровавых песках , как и грусть в глазах Самиры. Но, так или иначе, я знаю, что повелитель Илларии весьма благосклонен к эрисе Парс и ее семейству. Последние десять лет она находится под его опекой и защитой, что противоречит одному из неписаных законов Илларии: правящий Дом не вмешивается во внутренние дела старших и младших Домов, если это не касается его личных интересов. А это значит…
— Девушка ему важна.
— Как минимум не безразлична. И это хорошо для нас. Ты знаешь, насколько нужен Арвитану такой союзник, как Иллария. Особенно в свете последних событий. В мире не спокойно, сын. На наших границах формируются слишком опасные силы. И вряд ли «Тарнасского волка» остановит магия.
Дэйтон знал, что отец прав. Еще десять лет назад Тарнас — граничащая с Арвитаном страна, почти разваливался на части, и у него не было союзников среди соседей. Вестралию держала в своих крепких руках королева Клара, маленькое, но славящееся своим флотом, молодое государство — Хардия, развивалось под руководством бывшего пирата, лучшего стратега и воина из всех, кого принц когда-либо встречал, за исключением отца, наместника Артура Харди. На восточных границах Тарнас окружал Парнас — пустынное государство, славящееся своими шелками, золотым песком и аганитовыми подземными рудниками. Кесарь Парнаса дружил со всеми и никогда не стремился к военным союзам. Эту страну защищала сама природа и пустынные шаманы, которые вызывали страшные бури, едва недружественный чужак ступал на их землю.
Поговаривали, что от чужаков страну защищали не только бури, но и пустынные драконы. Правда это или нет, никто так и не рискнул проверять. Даже Илларцы не смели интересоваться пустынными драконами, ибо по легендам, это были единственные потомки данаев , что сохранили способность к обращению.
Да, десять лет назад у Тарнаса не было союзников, но все изменилось, когда к власти пришел никому не известный, властный и жестокий «Тарнасский волк» Адамир Хадд — маг, воин, и одни демоны знают, кто еще.
За десять лет этот мальчишка уничтожил всех, кого мог, подмял под себя знать и провинции, восстановил развалившуюся страну, с нуля создал мощную армию и флот и даже построил свои гильдии наемников и магии. Он открыто приглашал к себе магов и полукровок всех мастей и даже позволил поселиться на своих территориях проклятым, тем, кого называли нежитью — вампирам.
А, восстановив свою страну, он активно начал налаживать контакты, заключать союзы, не все из которых были мирными и направленными на совместную торговлю. «Тарнасский волк» ничего не забывал, как и того, что соседи не очень-то спешили помогать восстанавливать разрушенное государство, и то, как Вестралия при поддержке Арвитана отобрала большую часть территорий, он тоже не забыл.
Для Короля стало большим ударом внезапный договор между овдовевшей королевой Кларой и «Тарнасским волком» с последующим подписанием вечного союза и возвращением большинства бывших тарнасских территорий. Он не успел предвидеть этого, вовремя не принял превентивные меры, не достаточно оценил врага, да если честно, в последние годы все его внимание занимала Иллария.
Да, правитель пропустил тот момент, когда «Тарнасский волчонок» окреп и превратился в матерого волка, и теперь ему оставалось только укреплять границы, поддерживать дружеские связи с соседями и пытаться наладить контакты с некогда дружественной, а теперь закрытой и непонятной Вестралией. А что касалось Тарнаса, все попытки наладить общение «Тарнасский волк» пресекал. Он явно не желал дружить с соседом и, более того, искал способы ослабить власть в Арвитане. И именно этого-то Александр не понимал, чем Арвитан мог так насолить этому мальчишке?
В том, что это так и есть, ни король, ни Дэйтон, ни разведка и все их ближайшее окружение, не сомневались. Адамир Хадд поставил своей целью если не уничтожить, то присоединить к своим границам Арвитан, не гнушаясь при этом никакими методами, вплоть до убийства дяди Солнечного короля герцога Амистара Ардонского — губернатора богатой алмазами провинции Иды.
Убийство удалось предотвратить, но герцог сильно пострадал. Королева уже месяц неотлучно сидела у постели старого друга, ослабляя его боль, поддерживая силы и медленно исцеляя. Герцога отравили неизвестным ядом, настолько стремительно разрушающим организм, что целительная магия королевы просто не успевала его восстанавливать. Все нити вели к «Тарнасскому волку», и он даже не стремился скрыть свое непосредственное участие в этом грязном деле.
Конечно, ослабить Арвитан не так просто, но последнее донесение тайной разведки заставило короля изменить свои планы и ускорить события. «Тарнасский волк» активно искал контакты с самым крупным и опаснейшим Арвитанским соседом — Илларией.
Хмурясь от тревожащих мыслей, Дэйтон почти не заметил, как дошел до своих комнат. Опомнился только тогда, когда увидел стражей у дверей покоев. Машинально отметил тревогу в их глазах и едва видимую нервозность, а когда открыл дверь и прошел в спальню, понял причину странного поведения стражей.
— Привет, — обворожительно улыбнулась обнаженная темноволосая полукровка, расположившаяся на его кровати, едва-едва прикрытая покрывалом. Принц нахмурился, проигнорировал призывной тон девушки, подошел к креслу, стараясь не смотреть на кровать, снял перевязь с клеймором и камзол. А полукровка, тем временем, поднялась с постели, не слишком довольная его реакцией, и призывно покачивая бедрами, направилась к нему. — Как невежливо не замечать… собственную сестру.
— Где Наэль?
— Я выгнала твою глупую кошку. Она меня не любит, но тронуть боится. До сих пор помнит ошейник. А ты до сих пор не можешь мне простить, что я посадила твою любимицу на цепь.
Полукровка прижалась щекой к его спине, обняла за талию, и почувствовала тепло, уют и ни с чем не сравнимое удовольствие.
— Сэм, прикройся, ради богов, — устало ответил мужчина, отстранился, и все еще не глядя на нее, подал свой камзол.
— А может, мне нравится видеть твое смущение, братец, — нагло улыбнулась девушка, натягивая протянутую вещь только потому, что она пахла им.
— Это не смущение, — возразил он и полностью повернулся к ней. — Это досада. Я слишком устал сегодня, чтобы играть в твои глупые игры.
Она прищурилась, улыбка сползла с лица, заменяясь гримасой гнева.
— Ненавижу тебя! — рявкнула, замахнувшись. Принц перехватил руку и строго ответил:
— Хорошо, хоть это мы прояснили. И я прошу тебя больше не входить в мои покои без моего ведома.
— Или что?
— Или я поведаю твоей матери об этих визитах.
После этих слов синие глаза полукровки вспыхнули, она сдержала новый приступ гнева, жаль, что боль так просто было не сдержать. Никто и никогда не смотрел на нее с таким пренебрежением, и никогда она не жаждала так сильно увидеть именно в его глазах восхищение, страсть, любовь, то же, что испытывала сама много лет, но в ответ получала только холодное равнодушие или жалость. А жалость гордая Солнечная принцесса ненавидела больше всего.
— И могу я узнать, почему вместо уроков с Лазариэлем, ты здесь?
— Ты тоже здесь, — хмыкнула полукровка.
— У меня была встреча с отцом.
— А, значит, он все-таки отправляет тебя за илларской дрянью?
— Меня всегда удивляло, откуда в тебе столько ненависти к принцессе Алатее?
— А ты думаешь, причин недостаточно? — скривилась Самира. — Твоя распрекрасная принцесса всячески унижала меня в Снежных песках, не уставая напоминать, что я сирота. Забавно, теперь она сирота, и я могу со спокойной совестью унижать ее. Спасибо твоей мамочке.
Ее злые слова понизили температуру в комнате на несколько градусов. Самира брякнула, не подумав, а осознав, тут же пожалела об этом.
— Прости меня. Прости, я не хотела…
— Да, ты никогда не хочешь, это получается само собой. А ты так, вроде бы и не причем. Хорошая отговорка, чтобы прикрыть злость.
— Прости.
— Ты много лжешь, Сэм. Притворяешься перед всеми, перед отцом, матерью. Приходишь ко мне, зачем?
— Потому что я люблю тебя, — просто ответила принцесса.
— Нет, не любишь. И боюсь, ты никого не любишь, даже себя. Остановись, Сэм, иначе это может плохо закончиться.
— А может, я так себя веду, потому что меня здесь никто не любит? — снова разозлившись, выкрикнула она.
— Не гневи богов, — осадил он ее. — Родители в тебе души не чают.
— Да, родители меня любят, настолько, что матери даже не интересно, что творится у меня в душе. Думаешь, я не знаю о ее тайной комнатке — комнате Лин, которую она до сих пор заполняет подарками?
— Что ты такое несешь? — повернулся он к ней.
— Правду. Я говорю правду о моей распрекрасной мамочке, которая первая лицемерка Арвитана…
Она не успела договорить, Дэйтон схватил за плечи и сжал так сильно, с такой яростью, что она испугалась.
— Никогда не смей так говорить о своей матери, никогда! Ты не знаешь, через что она прошла, как боролась за твою жизнь, ты ничего не знаешь маленькая, избалованная дрянь!
С этими словами он бросил ее на кровать и отправился в ванную, но остановился на пороге, чтобы грубо выплюнуть:
— Когда я вернусь, чтобы тебя здесь не было. Поняла?
Он захлопнул дверь, а она расплакалась глупо и постыдно от боли, напряжения, обиды. С той же обидой она посмотрела на дверь и захотела ее испепелить, уничтожить одним взглядом, и ему… ему она хотела причинить боль, такую же, как он каждый день причинял ей своим жестоким равнодушием.
Сколько себя помнила, Самира любила своего брата. Впрочем, братом ее он считался только номинально. Все знали, кем был его настоящий отец, даже он сам это знал. И знал о ее чувствах к нему и тяготился ими. А она страдала, страдала и злилась, ненавидела всех и мстила. Крутила романы с каждым более-менее приличным кавалером. Даже Мейер, тот смазливый поддонок… а ведь он был Тенью Дэйтона, его лучшим другом.
И она спала с ним на этой самой постели. А потом рыдала под струями душа, пытаясь смыть с себя его прикосновения, потому что они были ей противны, все противно, даже сама себе она была противна. И никто ничего не замечал.
Когда отец узнал, то заставил Дэйтона разорвать связь, сослал Мейера в какую-то глушь без права возвращения в столицу, приставил к ней нянек, отправил учиться в Школу магии, она видела, как он был в ней разочарован. Но его разочарование не трогало ее. Отец тоже лгал ей, Дэйтону, Кирану, даже матери. Они оба играли в незнание, оба притворялись, что простили друг друга, что забыли, что между ними все хорошо, играли в любящую семью, которой давно уже не было.
Нет, она знала, конечно, что отец безумно любит мать, и она любит не меньше, но все остальное… Когда-то они верили, что Самира спасет их, уймет боль, вернет прошлое или затмит его. Она тоже верила или очень хотела верить. Но вся правда была в том, что между ними огромной стеной стояла тайна, которую они привыкли не замечать, и никто так и не смог забыть это самое прошлое.
Она ненавидела их за это, всех ненавидела, даже себя и только с Дэйтоном была настоящей, такой, какая есть, злая, жестокая, обнаженная душа, которая была ему не нужна.
В какой-то момент собственные переживания захватили настолько, что она забыла про контроль, и чужая лавина чувств ворвалась в сознание, вызвав взрыв острой боли в голове. Девушка застонала, выгнулась дугой и упала бы, если бы Дэйтон вовремя не появился и не подхватил.
— Дыши, просто дыши, — шептал он, откинув волосы с ее побелевшего лица.
— Не могу, — выкрикнула от боли она. Даже говорить было больно. Чужие чувства накрывали ее, проникали в мозг, в тело, их было столько, что она начала тонуть. — Не могу.
— Сосредоточься, сосредоточься на мне. Самира! — он встряхнул ее, причиняя физическую боль, чтобы она поняла, почувствовала ее, ухватилась. И она услышала, поддалась, пошла за громкими окриками, испуганно сжалась, пропустив через себя его эмоции.
Он злился, был обижен, но больше испуган, испуган за нее. И да, он ее жалел. Сейчас, когда застал приступ, эта жалость оглушала и отрезвляла одновременно.
Через минуту она уже была способна разделить свои чувства и чужие. Еще через пару минут пришла в себя. Боль ушла, как и жуткие ощущения, которые она так ненавидела. В конце концов, осталась только она и ее глухое отчаяние.
— Ты говорила, что приступы прекратились. Лгала? — спрашивал он, осторожно положив ее на кровать. Сэм оценила иронию, даже попыталась усмехнуться.
— Стоило свалиться в обморок, чтобы ты отнес меня в постель.
— Это был не обморок, — строго напомнил он.
— Да, всего лишь мерзкий дар, который я ненавижу.
— Если бы ты его приняла…
