* * *
Эх, красота. Была б я русалкой, с удовольствием бы в ванне своей поселилась. Она у меня большая, у Тей, конечно, больше, но у меня тоже ничего. Богиня, и как же хорошо! Никогда не думала, что буду балдеть от простого утра в ванне. Впрочем, по сравнению с тем, как это утро началось, заканчивается оно весьма и весьма неплохо.
И вот скажите, кто меня за язык… тьфу, за мысль тянул, а? Стоило только окончательно расслабиться, как дверь ванны чуть с петель не слетела.
— А-а-а! — заорала я и кинула в незваного гостя мочалку. О, попала, прямо в лоб Эвена. Заодно в полотенце завернулась и вознамерилась вылить на гада всю силу своего негодования. — Сдурел совсем, к девицам в ванные врываться!
— Ты не Эва, — выдал мой пораженный приятель.
— Да уж точно.
— А где она?
— В шкафу с кляпом во рту сидит, — рявкнула я. А этот идиот на полном серьезе кинулся ее там искать.
— Ну что? Нашел? — спросила, похлопав Тень повелителя по плечу. А то он уже минуту стоял застывшим изваянием у раскрытого шкафа, внутрь таращился. И не моргал.
— Так где она? — наконец отмер дэйв.
— К Тее мыться ушла, — не стала больше так шутить я. А то похоже он к шуткам совсем не расположен и соображает на удивление туго.
Может, на площади его кто головой приложил случайно? Или это у меня удар такой меткий и травмоопасный для чужих мозгов. Вон Эвен как занервничал и к двери рванул. Насилу удержала.
— Эй, эй. Надеюсь, ты и к ней врываться не станешь. Знаешь ли, я привычная, а вот девушка, боюсь, не оценит. Рискуешь не только мочалкой в лоб получить, но и чем-нибудь посущественней. Как тебе бутыль с шампунем промеж глаз? Или ты это… извращенец? За голыми девицами в ванне подсматривать не любишь, нет?
— Я вижу, настроение у тебя расчудесное, — прервал мой монолог едких комментариев Эвен.
— Зато ты стоишь и то памятник, то тучу черную изображаешь. Что-то случилось?
— Да, то есть нет, то есть… Слушай, а ты что здесь делаешь?
— Следую твоему совету, — заговорщически прошептала я.
— Это которому? — не понял Тень.
— Всем, — торжественно ответила и даже честь отдать хотела, но вспомнила, что рана на лбу еще не зажила, зато порадовалась, что вовремя челку выстригла. Глядишь, Эвен и не заметит. — А ты чего в ванную-то напролом попер? Стучаться не пробовал?
— Я стучал, — отвлеченно ответил дэйв, то ли принюхиваясь к чему, то ли высматривая.
— Да? Хм, не слышала.
— Я громко стучал. И почему здесь так воняет кровью?
— А мне откуда знать, — пошла на попятный я. А Эвен вдруг с подозрением ко мне повернулся, с таким жутким-жутким подозрением.
— Клементи-и-и-на, — прошипел он, аки змея.
— Что тебе надобно, Эве-е-е-н? — в тон ему ответила я.
— Признава-а-а-айся. Я ведь узнаю, хуже будет.
— А не надо меня запугивать. Я на провокации не поддаюсь.
— Да какие уж тут провокации. Я не побрезгую и пытать начну.
— А я жаловаться буду!
— Кому? — полюбопытствовал дэйв.
— Не знаю, но кому-нибудь.
— Куда ты вляпалась, рыба моя? И где успела заработать такой замечательный порез на пустой головке? — выдал он и поднял мою челку.
— Она не пустая! — возмущенно воскликнула я, отстранившись.
— Возможно. И я надеюсь, ты не собиралась мне наглядно это продемонстрировать. И кончай уже на холодном полу босиком стоять. Простудишься, идиотка.
С этими словами ему пришло в голову меня подхватить, и надо же было такому случиться, что именно в этот момент в дверь вошли новые действующие лица. А именно, Тей, Эва и… повелитель. А я в полотенце, в одном полотенце, практически голая, на руках у симпатичного самца, тьфу, дэйва. В общем, в шоке были все, включая Эвена. А, нет. Один в шоке не был, один готовился к медленному и жестокому расчленению, правда пока не поняла кого. Меня или Эвена.
— Это не то, что вы подумали, — решил прояснить ситуацию слегка прибалдевший Эвен и догадался наконец спустить меня на пол. Я подхватила сползающее полотенце, перевязала поудобнее под жутким, мрачным и отвратительно холодным взглядом моего ни бывшего, ни настоящего, вообще, не пойми кого, и в сердце начала разгораться злость. Вот знала бы его хуже, решила бы, что это ревность, но вероятнее, он освободился и решил убить нас с Теей за участие в маленьком утреннем происшествии. А вот почему в обход Эвена? Ведь он явно не в курсе нашей прогулки по столице. Странно.
— Может кто-нибудь соизволит подать мне халат?
Подал Эвен.
— Спасибо, дорогой… э… друг, — выдала я, запахивая предмет туалета. Нет, я хотела другое сказать, но увидела потерянный, просто убитый взгляд Эвы и поняла, что девочка попала. Подлый дэйв уже умудрился украсть ее маленькое, невинное сердечко. А тут я, у него на руках, полуголая. Бедняжка, что она могла себе вообразить? — И это, в самом деле, не то, что вы подумали. Кстати, Эва, Эвен тебя тут разыскивал, а нашел меня. Расстроился.
— Что? — повернулся ко мне все еще не пришедший в себя дэйв.
— Расстроился, говорю, что не она, а я тут на твоих руках висела… э… лежала... короче, что не ее таскал ты на своих распрекрасных руках. А вообще, у меня жених есть. И на днях я контракт подпишу.
— Ты прочитай, для начала, — машинально выдал Эвен. М-да, двусмысленно как-то получилось. Поэтому я решила пояснить, для тех, кто не понял.
— И это не он.
Эва покраснела, Тей вообще в ступор впала, а этот… который мне не жених и никогда не будет, подпер плечом открытую дверь и пытался скрыть усмешку. Гадина не скрывалась.
— Может, вы это… выйдете уже. Я хоть оденусь.
Народ потянулся к выходу, некоторые развернулись, все с той же мерзкой усмешкой, но оставили меня одну. Даа… Дурацкое утро, не менее по дурацки закончилось. А, нет. Еще не закончилось. И это я поняла, когда выползла из ванной одетая и причесанная, а в комнате меня ждал все тот же гость, все с той же усмешкой подпирающий новую стенку.
* * *
— Э… а где все? — решила прервать затянувшееся молчание я.
— Завтракают, — снизошли некоторые до ответа.
Эх, а я ведь тоже кроме пирожков с молоком у Дивии, так до сих пор ничего и не ела. Завидую. Они едят, а я тут… отдуваюсь.
— Красивая прическа, — выдал «айсберг», по какому-то недоразумению принявший форму моего, поправка, не моего любимого.
— Спасибо, наверное.
— А теперь расскажи мне, милая, что произошло утром?
О, началось. Приветственная часть закончилась, пришло время допроса, но и я уже не та глупая Клем, которая готова была ради него ковриком растелиться у ног. У меня появились зубки.
— А ты не имеешь никакого права меня допрашивать и милой тоже не имеешь права называть. Я вообще больше не твоя милая. Ты сам отказался, ты… ты… и вообще, не надо так на меня смотреть.
Демоны! Нет, все демоны ада! Он невыносим! Мы же уже выяснили все, так зачем же… теперь… новую боль причинять.
Его усмешка увяла, а мое лихорадочно-веселое настроение растворилось, словно и не было его.
— Уходи… — жалобно попросила я. Переоценила свои силы. И, как оказалось, я все еще та самая глупая Клем и все еще готова на все, когда он так на меня смотрит… — пожалуйста. Я все Эвену расскажу, если хочешь в подробностях, но только уходи.
И между нами застыла тишина. И мир глаза в глаза, и нити, связывающие две любящих души. Страшно.
Я отвернулась, чтобы не смотреть. Ведь там искры огня, тщательно подавляемые, под идеальным контролем, но я вижу их, я все еще их вижу. Зря я вернулась во дворец. Надо было к деду идти. Там хотя бы не больно.
— До бала ты побудешь здесь. К вечеру доставят твои вещи.
— Нет! — решительно ответила я. — Ты больше не имеешь права ставить мне условия. Я больше тебе не подчиняюсь.
— На твоего деда утром напали, — равнодушно поведал он, не впечатлившись моими криками.
— Что? — злость пропала, появился страх.
— Не только на него, почти на всех членов Совета.
— Это заговор, — поняла я. — И этот мятеж…
— Ни что иное, как прикрытие, — не стал скрывать он.
— А дед… он…
— Жив, почти здоров, рвет и мечет. Одного богуса не достаточно, чтобы его свалить.
Богус?! На моего деда напала та же жуткая тварь, что и на мастера Хорста? Какой кошмар! Поверить не могу.
— Надеюсь, теперь ты понимаешь, что я не собираюсь ограничивать твою свободу. Это просто меры предосторожности.
— Конечно, — скривилась я. Просто меры предосторожности и ничего более. Лжец. Делает вид, что ему на меня плевать. — И что? Это все, что ты хотел сказать?
— Да.
— Тогда я буду просто счастлива, если ты оставишь меня одну, — рявкнула я и отвернулась, кипя от гнева.
— Как скажешь, — протянули за спиной.
Спокойно, Клем, спокойно. Пусть уходит, пусть убирается ко всем чертям. Он не нужен тебе больше. Не нужен. Он сделал выбор, выбросил тебя из своей жизни, как сломанную куклу, и я тоже так смогу. Найду кого-нибудь другого, забуду, разлюблю… когда-нибудь обязательно разлюблю. И пусть он мучает своим равнодушием кого-то другого. Другую мягкотелую дуру. И целует ее, и обнимает и… Я сама не заметила, как всхлипнула, горько так, словно с его уходом мир рухнул, и только почувствовав его руки на своих плечах, поняла, что никуда он не ушел.
Меня обожгло дыхание, робкий поцелуй в макушку и близость, такая реальная, страшная в своей неизменности. Я думала, что смогу закрыться, запереться от этого чувства, но вот, стоило ему ко мне прикоснуться и подойти слишком близко, как мир снова теряет остроту, а я начинаю мечтать о несбыточном и чувствовать все это внутри, в груди, в душе… Переворачивается что-то, бьет, отдаваясь в самую глубину сердца, где прячется моя недобитая Клем, которая сейчас расцвела, почувствовала силу и заставила меня отступить, поддаться его страшному влиянию на меня.
— Ты снова проиграл.
— Виновен, — выдохнул он мне в волосы, вызывая толпу мурашек и сбои в сердце.
— Слабак, — прошептала я.
— И подонок. Я знаю, — согласился он, уже не держа, но обнимая меня, касаясь руками, затянутыми в перчатки, обнаженных рук. — Сегодня не самый лучший день для силы духа. Ты могла погибнуть там — на площади.
— Но не погибла же, — откликнулась я. Мне было так хорошо и очень страшно от этого. Он говорит, что я его слабость, но даже не представляет, насколько я сама уязвима. — Уходи, — снова попросила я, даже не пытаясь отступить. Надеялась, что это сделает он.
— Не могу. Не сейчас. Сними мою перчатку.
— Зачем?
— Просто сними.
Я спорить не стала, не на этот раз, когда недобитая Клем ликующе танцевала внутри.
Рука была теплой, даже я бы сказала горячей, но не обжигающей. Он провел ею по моей руке, коснулся запястья, поднялся к сгибу локтя, и вдруг обожгло.
— Ай! — я дернулась, но он не дал вырваться, прижал ближе, крепче, а его рука светилась, нет, она пылала, и моя кожа тоже пылала там, где он касался, а потом запылали вены, но не больно. Это был не страшный злой огонь, а очень добрый, нежный, и безумно любящий. Он не сжигал, он исцелял, а я даже не представляла, что так бывает, что он так умеет.
— Не больно?
— Нет. Тепло. Хорошо.
— Я поплачусь за это.
— Чем?
— Парой бессонных ночей. Меня будет тянуть к тебе сильнее, чем всегда.
— Сильнее, чем если бы ты меня поцеловал? Как тогда?
— Это другое. Там я крал твое тепло, сейчас я делюсь своим. Мой огонь признает тебя своей, моя сущность хочет это закрепить.
— Ты борешься со своей сущностью?
— Наверное. Я борюсь сам с собой. Но внутреннее желание обладать — ничто, по сравнению со страхом потерять. И зверь внутри успокаивается, рычит, но уже не может вырваться наружу.
— Ты не зверь.
— Все мы звери, Клем. Потомки данаев, в нас все еще сильна память о сущности драконов, о сути зверя. Мы не можем обращаться, но кто сказал, что в нас этого нет? Связь истинной идет изнутри, она приручает внутреннего зверя.
— А ты сам остаешься равнодушен?
— Нет, — усмехнулся он. — Это не означает, что у меня раздвоение личности, и я люблю тебя лишь частично. Я люблю тебя целиком и полностью, весь, без остатка.
— Ты не должен мне этого говорить. Давать надежду…
— Знаю. Прости. Я просто безумно испугался за тебя сегодня. А вчера я скучал и позавчера тоже. Когда ты далеко, я слабею. Что-то внутри начинает распадаться. Зверь царапает душу. И это больно. Все больно без тебя.
— Ты говоришь ужасные вещи. Ты…
— По-настоящему живу только тогда, когда ты рядом.
— Тогда как ты собираешься жениться?
— Я боюсь, что иначе не выдержу. Нужно поставить перед нами тысячи преград, чтобы я не смог до тебя добраться.
— Инар…
— Ты не понимаешь, что это такое. И в этом твое счастье. А мое счастье — знать, что счастлива ты. Пусть даже без меня.
— Я понимаю твои мотивы, но как с ними смириться?
— Никак. Просто живи.
— Но что делать с тем, что я хочу жить с тобой? Любить тебя, а не какого-то другого.
— Я надеюсь, что в следующей жизни мы обязательно будем вместе.
— Но не в этой.
— Пять лет, не тот срок, который я готов с тобой прожить. Это слишком мало. Это слишком несправедливо. Я не могу тебя потерять так, как отец потерял Мариссу. Не могу.
Он так крепко обнял меня в этот момент, снедаемый каким-то своим глубоко затаенным страхом, что мне стало больно.
— А я бы не променяла эти пять лет с тобой на всю жизнь без тебя.
— И опять мы возвращаемся к вопросу, а что бы сделала ты на моем месте?
— Я бы тебя возненавидела, — фыркнула я и попыталась вырваться. Он не дал. Не сейчас.
— Между прочим, сюда кто-то может войти.
— Не может, — откликнулся он, целуя мою шею. Богиня, так приятно. Я готова умереть за то, чтобы это никогда не прекращалось. — Я запечатал все двери.
— Предусмотрительно, — промурлыкала я, а он рассмеялся и обнял меня еще крепче.
— Знаешь, я каждый раз убеждаю себя, что это в последний раз. И каждый раз проигрываю. Это слабость. И она пока сильнее меня.
— Ты надеешься, что это когда-нибудь изменится?
— Я надеюсь, что когда-нибудь, ты будешь достаточно меня ненавидеть, чтобы оттолкнуть, и в то же время страшусь этого. Что я почувствую, поняв, что ты полюбила другого.
— Это никогда не случится, — снова фыркнула я.
— Может быть, а может, и нет. И все же я надеюсь на второе.
— Жестоко.
— Жизнь вообще жестока.
— Не жизнь, а твое дурацкое проклятие. Или тот урод, который тебя им наградил.
— Ты сияешь, когда злишься. Это непередаваемо.
— А ты, когда злишься, пугаешь меня до демонов. И сейчас я не могу думать ни о чем другом, кроме как о твоих губах. Поцелуй меня, пожалуйста.
— Не могу. Это слишком опасно. Сегодня опаснее, чем всегда.
— Сегодня твой внутренний зверь рвет и мечет?
— Сегодня вообще на редкость паршивый день.
— Почему? Из-за той потасовки в городе?
— Сегодня там погибло десять полукровок и один дэйв. Сегодня среди них могла оказаться ты. И мне дорогого стоит сейчас не поубивать всех, кто допустил это безобразие, всех, кто не уберег, не защитил, твоего охранника, например.
— Ассан здесь не причем. Он пытался меня спасти. Мы просто потерялись. К тому же, со мной ведь ничего страшного не случилось. Я жива, здорова и здесь. Я только за Тею беспокоилась. Вся эта толпа, столько страха, столько гнева. Я думала, мы пережили эту ненависть дэйвов и полукровок, но она сидит глубоко в нас, точит, словно вода камень. А перемены все не наступают.
— Это мир дэйвов, родная.
Я знаю, но…
— Жаль, что нам не дали создать свой.
