Отныне я изберу практику, уж лучше я буду учиться на собственных ошибках, чем пухнуть в одиночестве от своей крутости, от которой, в конце концов, просто лопну, если не научусь делиться этой энергией.
Я был доволен своей решительностью, наконец-то я не ощущал мрачного груза неизбежности, принимая себя таким, какой я есть. К чёрту сейчас все пафосные титулы, религиозные догмы и веру, что я должен спасать этот катящийся в ад мир, настало время воспользоваться тем, что предлагала мне жизнь. Подальше от безумия, мистики и страхов, просто жизнь, моя жизнь. Я чувствовал себя прекрасно, и это удивляло, ведь вчера на моих глазах повесился человек, сделав это под мою диктовку, а у меня такое окрылённое состояние и вера в светлое будущее? Кажется, я был не таким уж хорошим человеком, как хотелось верить.
Ещё одна хорошая новость ждала меня вечером, когда Владимир с Любой пригласили меня посидеть в кафе и отметить их две недели вместе. Когда я явился в ресторан, который ни один из них не мог себе позволить, мой первый взгляд всегда концентрировался над головой Влада. И тут я остолбенел, метки не было! На меня смотрело совершенно человечное лицо, розовое и расплывшееся, и я застыл на месте, чёрт возьми, кто этот человек? Я взял себя в руки и пытался себя вести естественно, но мысли мои блуждали, потому что без метки энергетика Вовы была совершенно иной. Поскольку я в последнее время всё успешнее справлялся с многозадачностью в своей голове, мне не составило труда общаться с ними так, как будто они были самыми дорогими для меня людьми. Я анализировал все изменения в энергетике Владимира по мере того, как блекла его метка, пока окончательно не испарилась. Куда она делась? Вновь стала частью его полноценной ауры? Я так до конца не понимал этого феномена, потому что метки были реальными не в физическом плане, но они имели своё собственное биополе. Наверное, то же самое происходит с аурой человека – когда душа его покидает мир, она просто растворяется с общим биополем. Хотя если сейчас рассматривать теории аурологов, люди с тяжёлой или незавершённой кармой оставляют следы в виде фантомов, поэтому надо было ещё поразмышлять на эту тему, что творится с метками после смерти.
Зато теперь я знал, что действительно был способен убить метку и вернуть человека из мира тьмы обратно в реальность без надобности себя убивать. Конечно, я не знал, исчезла ли метка окончательно и не вернётся ли в ближайшее время, это я мог проверить только со временем. Я не знал, радоваться ли мне своему таланту. Стоит ли пользоваться тем, чтобы вытягивать потенциальных самоубийц обратно в жизнь, разрушая проклятие и спасая их души? Это противоречило нуждам того, кто разрушает смерть. Наоборот, мне нужно пожирать их души, но по правде говоря, я ещё слишком скептически относился ко всей сектантской мути. Может, я просто был благословлён после своей смерти неким даром, чтобы вытягивать заблудшие души из бездны ада, давая им шанс всё исправить? Может, хватит играть в божественных посланников и оправдывать себя в манипуляциях человеческих жизней? Может, настало время попытаться стать лучше и ступить на путь праведности? Видимо, совесть меня всё же начала пилить после случая с Дмитрием, раз я пытался отвергнуть свои тёмные стороны.
Как бы там ни было, но мои мысли на следующий день уже были направлены в другое русло. Мне позвонила Фаня и рассказала, что Владимира вчера не стало. Я был шокирован новостями, потому что у него ещё вчера не было метки, неужели та способна возродиться за такой короткий срок? Я уже успел себя накрутить, даже не выслушав подробностей его смерти, ведь это мог быть не суицид! Деталей она не раскрыла, так что день прошёл в мучительных размышлениях, что я что-то упустил с метками, и они не работают по моей схеме, которую я так тщательно составлял. Вечером она поделилась со мной, что это была авария. На самоубийство не похоже, но никогда нельзя знать наверняка. Вместе с ним погибла и Люба, и я был почти уверен, что это был несчастный случай, не мог бы он рисковать её жизнью! Но ведь что угодно могло произойти после того, как я оставил их ворковать в дорогущем ресторане. А человек с суицидальными наклонностями, слабой нервной системой и эмоциональной незрелостью явно мог быстро скакать от одного состояния к другому. Метка теоретически могла вернуться. Но вряд ли я когда-нибудь узнаю правду.
Но моя усилившаяся в последнее время интуиция твердила иное. Человек с меткой был уже проклят, и ничто не могло его спасти, он добровольно впустил проклятие в свою жизнь, которая у него отнималась по умолчанию. И если каким-то неестественным образом это проклятие временно снималось, то вскоре его ждала неминуемая расплата. Невозможно обмануть смерть. Я ощутил, как будто вмешался в чью-то заранее прописанную судьбу, и в попытках изменить её траекторию, призвал неконтролируемые силы, которые кармически выполнили свой долг. Но и это пока было только моим интуитивным предположением, и чтобы удостовериться в этой версии, мне придётся найти другие жертвы, чтобы с точностью утверждать, что люди с метками обречены в любом случае.
28
Моя жажда крови возросла стократно, обнажив необходимость наблюдать за добровольной смертью. Мне нужны были живые примеры, хотелось, чтобы каждый второй человек обладал меткой, ведь бесцельно искать потенциальных суицидников было заданием непростым. Через Фаню я пытался организовать встречи с потенциальными самоубийцами, им было необязательно даже быть членами секты, хотя мне это и облегчало работу. Сектанты принимали всё, что я им говорил, считая это истиной в последней инстанции, и если мне нужна была скорая смерть одного из них, я бы её точно получил. И пока я искал по миру новые жертвы, нужно было пытаться создать метки у кого-то из секты самостоятельно. Я хотел расширить свои способности и осознать границы своих возможностей, чисто логически это было следующим шагом.
Я понимал, что это уже не просто тянет на статью 124, это уже полностью соответствует ей, но мне уже было всё равно, я мог безопасно и безнаказанно действовать под покровом ТОКРАС. К тому же мне были ещё нужны анти-жертвы, чтобы подтвердить теорию, что даже если мне удаётся снять с них метку, они всё равно обречены в скором времени на смерть. На самом деле, мне хотелось делать это меньше всего, потому что именно тогда я ощутил, что вторгаюсь в прописанные кармой сценарии, приводящие к искажению. Но ведь если я не смогу убедиться в своей теории, то никогда не узнаю, способен ли я исцелять человека от проклятия самоубийства. А вдруг я ошибался, и у меня действительно была возможность дать этим пропащим людям второй шанс, чтобы сохранить их души? По идее, тут я ничего не терял, наоборот, попытки сохранить жизни очищали мою совесть.
После очередного собрания секты, где мы помянули смерти Владимира и Дмитрия, я на фоновом режиме наблюдал за присутствующими, пытаясь нащупать самого слабого и отчаявшегося. Кого-то из тех серых незапоминающихся анонимов с одинаковыми пустыми взглядами и невыразительными лицами. Невозможно было концентрироваться на их чертах, шкала красоты была совершенно неуместна по отношению к этим невидимкам, хотя теоретически их лица и могли быть красивыми. Я задумался, ведь когда человек уже долгое время мёртв, он теряет свою красоту, в его виде нет ничего натурального, что связывало бы его со своей личностью. Лишь на короткий миг после смерти они ещё излучали свою застывшую красоту. Тут было то же самое, несмотря на то, что у этих людей не было метки, внутри они были мертвы, что противоречило природе. Так какие могли быть сожаления провоцировать их скорую кончину, если они по сути своей оскверняли мир живых?
Мой выбор пал на одну серую личность. Оказалось, что он не пропустил ни одного собрания с моим присутствием, значит, его вера в того, кто разрушает смерть была непоколебимой. Суицидальный путь Игоря был вполне себе традиционным, у него был ВИЧ, хотя я так понимал, что ВИЧ он свой запустил, и тот уже перешёл в терминальную стадию СПИДа. Так себе утешение для оптимистичного образа жизни, а если ещё добавить букет всех осложнений, то я совсем не удивлялся, что парень пытался покончить с собой. Он был обречён, его ждали страдания, и в данном случае подстрекание к суициду будет оправданным. Я назначил встречу на следующий день, чтобы начать его обрабатывать.
Комфортные условия, повышенное внимание и личный интерес были моими инструментами, к тому же я с ним говорил так, как будто верил на сто процентов, что был их избранным. Если хочешь беспрекословного послушания, стоит играть убедительно свою роль, потому что если ты сам смеёшься со своей игры, это могут почувствовать и другие. Я начинал получать всё больше удовольствия от этой странной и безумной забавы. Можно было смело пользоваться схожей тактикой, что я избрал с Дмитрием.
- Ну, вы же все понимаете, что являетесь искажением этого мира, - мурлыкал я под джазовые трели в итальянской пиццерии, давясь вторым двойным эспрессо. – Количество самоубийств возрастает. Моё присутствие провоцирует их. Самые слабые сдаются и выбрасывают свой жизненный дар, как будто это что-то гнилое и противное природе. Но на самом же деле всё наоборот, человек не выдерживает этого дара, потому что сама его натура противоестественна природе, и единственный шанс как исправить это – самоликвидация. В этом мире всё не просто так, трудно сдерживать искажение, когда самоубийцы плодятся как сумасшедшие, загрязняя общую ауру планеты своими мыслями о саморазрушении. – Я долго философствовал в таком духе, пока не перешёл к главному вопросу. – Тебе был дан шанс вернуться в этот мир, скажи мне, благодарен ли ты этому? Ценишь ли ты свою новую жизнь? Следуешь ли своему предназначению?
Затравленный взгляд Игоря и его длительное молчание были красноречивее любых слов, этот человек до сих пор воспринимал жизнь как обузу, и ни хрена он не воспользовался вторым шансом. И не дав ему ответить, я продолжил свою заключительную речь своей обработки. – Я вижу в этом божественный знак, тебя действительно вернули сюда назад на этот короткий срок, чтобы ты дождался того, кто разрушает смерть. – Я помолчал немного, переваривая свою скромность, можно ведь было назвать себя, а не свой титул. – Теперь у твоей души есть шанс освободиться, шанс стать чем-то больше, возвыситься в симбиозе со спасёнными душами, разрушив навеки чары проклятия. Ты можешь быть спасён, воистину мы живём в чудесные времена!
- А если я умру собственной смертью или от болезни? - спрашивал Игорь, немного пришедший в себя, но всё ещё апатичный и мрачный. - Смогу ли я искупить грех сего деяния?
- Конечно, нет! - я был категоричен. – Как естественная смерть способна искупить хоть какой-нибудь грех? Ты же понимаешь, что в этом нет никакой жертвы. Шанс спастись лишь один – принести себя в дар тому, кто разрушает смерть, чтобы обогатить его на завершение миссии, от которой зависит судьба этого мира. И единственный твой шанс не потерять душу.
Никаких сомнений у него не было, что мои слова верны, и я понимал, что ему надо всё обдумать, прежде чем решиться на этот шаг. Но а мне оставалось наблюдать, когда же у него появится метка. Я ни капли не сомневался, что она появится.
Я поехал в Химки на следующий день, Игорь бывал там всегда, если я сообщал, что нанесу визит. Каково же было моё облегчение, когда я увидел над его головой серую метку, в которой было много бледно-голубых и коралловых вкраплений. Проконсультировавшись с Тришной, тот сообщил, что это может быть связано с сомнениями, страхами и неуверенностью в себе. А на фоне, конечно же, маячила болезнь, депрессия и полный упадок сил. Этот человек и без меня стоял одной ногой в могиле, я сомневался, что он прожил бы долго, но какая разница?
Игорь знал, что я должен присутствовать во время добровольного жертвоприношения, да и я знал, что большинство из них считали это честью, я их благословлял в последний путь, чтобы очистить грех с души и перевести на новый уровень. Но если верить их теориям, их душа прекращала существовать после самоубийства, просто делая меня сильнее, но я не собирался это обсуждать, главное, что они верили мне, их учения могли ошибаться, а я – нет, ведь я был тем, кто разрушает смерть.
Всё нужно было организовать так, чтобы оставаться невидимкой. Это было важным условием, так как я понимал, что на этом не остановлюсь, пока полностью не осознаю силу своего дара. Я не хотел давать ему много времени на раздумья, меня ждало столько дел впереди, что я начинал терять терпение, искореняя гуманность по отношению к слабым и заблудшим душам. Кажется, я начинал мыслить так, как и должен мыслить тот, кто разрушает смерть. Все эти жертвы были балластом для моих целей – горстка пепла, которая должна разгореться и возродиться как птица феникс. Я принимал свой новый дар с покорностью, оставив сожаления и сомнения в прошлом. Пора было прекращать прятать в себе силу верховного бога Зевса, настало время применить эту силу.
Игорь выбрал в качестве смерти летальную инъекцию. Но чтобы получить необходимую дозу, ему пришлось связаться с руководством секты, которые имели доступ к ресурсам фонда. И тут я впервые почувствовал колебания – эта ячейка существовала для того, чтобы помогать неудавшимся самоубийцам интегрироваться назад в жизнь и максимально их обезопасить от искушений повторить попытку. Помощь в осуществлении повторной попытки самоубийства противоречила всем их уставам. Я вмешался в это дело, сказав, что Игорь делает это в качестве жертвы, и он мог бы сделать это тайно, но он пересилил свою трусость и признался в этом, избрав священный путь. Фаня связалась с Suinsomnie, спросив, что им в этом случае делать. Я нервничал и злился, потому что уже себе возомнил неприкасаемый авторитет, мне эта ситуация показалась неправильной, постановив, что впредь никому не позволю усомниться принятым мною решениям. И хотя я считал Фаню одной из самых адекватных в секте, я воспринял её противостояние как препятствие в лёгком осуществлении своих целей. И в тот же день решил, что она попадёт в категорию моих подопытных.
Ответ от главаря секты пришёл быстро:
- Ничто не должно мешать тому, кто разрушает смерть идти к своей цели. Количество жертв в данном случае незначительно, лишь он один знает каким путём следовать.
Отлично, этот ответ дал мне полномочия творить всё, что я хочу. И несмотря на недовольство Фани (и ещё некоторых, кто работал на фонд), их организация должна была помочь Игорю осуществить последний акт саморазрушения. Он получил смертельную инъекцию, и я не видел смысла медлить. Я назначил ему срок – три дня, чтобы Игорь мог завершить все свои дела, а также попрощаться с теми, кто ему был дорог. Он снимал комнату в общежитии какой-то благотворительной организации, и я посчитал это место не самым подходящим. Для наших целей секта выделила одну из квартир, принадлежащую фонду, в которой иногда проживали кризисные пациенты, выпущенные после больницы и ещё не понимающие, как дальше жить после неудавшейся попытки самоубийства.
Когда я явился после работы на квартиру в Басманном районе, недалеко от Чистых Прудов, Игорь был уже весь зелёный.
Я был доволен своей решительностью, наконец-то я не ощущал мрачного груза неизбежности, принимая себя таким, какой я есть. К чёрту сейчас все пафосные титулы, религиозные догмы и веру, что я должен спасать этот катящийся в ад мир, настало время воспользоваться тем, что предлагала мне жизнь. Подальше от безумия, мистики и страхов, просто жизнь, моя жизнь. Я чувствовал себя прекрасно, и это удивляло, ведь вчера на моих глазах повесился человек, сделав это под мою диктовку, а у меня такое окрылённое состояние и вера в светлое будущее? Кажется, я был не таким уж хорошим человеком, как хотелось верить.
Ещё одна хорошая новость ждала меня вечером, когда Владимир с Любой пригласили меня посидеть в кафе и отметить их две недели вместе. Когда я явился в ресторан, который ни один из них не мог себе позволить, мой первый взгляд всегда концентрировался над головой Влада. И тут я остолбенел, метки не было! На меня смотрело совершенно человечное лицо, розовое и расплывшееся, и я застыл на месте, чёрт возьми, кто этот человек? Я взял себя в руки и пытался себя вести естественно, но мысли мои блуждали, потому что без метки энергетика Вовы была совершенно иной. Поскольку я в последнее время всё успешнее справлялся с многозадачностью в своей голове, мне не составило труда общаться с ними так, как будто они были самыми дорогими для меня людьми. Я анализировал все изменения в энергетике Владимира по мере того, как блекла его метка, пока окончательно не испарилась. Куда она делась? Вновь стала частью его полноценной ауры? Я так до конца не понимал этого феномена, потому что метки были реальными не в физическом плане, но они имели своё собственное биополе. Наверное, то же самое происходит с аурой человека – когда душа его покидает мир, она просто растворяется с общим биополем. Хотя если сейчас рассматривать теории аурологов, люди с тяжёлой или незавершённой кармой оставляют следы в виде фантомов, поэтому надо было ещё поразмышлять на эту тему, что творится с метками после смерти.
Зато теперь я знал, что действительно был способен убить метку и вернуть человека из мира тьмы обратно в реальность без надобности себя убивать. Конечно, я не знал, исчезла ли метка окончательно и не вернётся ли в ближайшее время, это я мог проверить только со временем. Я не знал, радоваться ли мне своему таланту. Стоит ли пользоваться тем, чтобы вытягивать потенциальных самоубийц обратно в жизнь, разрушая проклятие и спасая их души? Это противоречило нуждам того, кто разрушает смерть. Наоборот, мне нужно пожирать их души, но по правде говоря, я ещё слишком скептически относился ко всей сектантской мути. Может, я просто был благословлён после своей смерти неким даром, чтобы вытягивать заблудшие души из бездны ада, давая им шанс всё исправить? Может, хватит играть в божественных посланников и оправдывать себя в манипуляциях человеческих жизней? Может, настало время попытаться стать лучше и ступить на путь праведности? Видимо, совесть меня всё же начала пилить после случая с Дмитрием, раз я пытался отвергнуть свои тёмные стороны.
Как бы там ни было, но мои мысли на следующий день уже были направлены в другое русло. Мне позвонила Фаня и рассказала, что Владимира вчера не стало. Я был шокирован новостями, потому что у него ещё вчера не было метки, неужели та способна возродиться за такой короткий срок? Я уже успел себя накрутить, даже не выслушав подробностей его смерти, ведь это мог быть не суицид! Деталей она не раскрыла, так что день прошёл в мучительных размышлениях, что я что-то упустил с метками, и они не работают по моей схеме, которую я так тщательно составлял. Вечером она поделилась со мной, что это была авария. На самоубийство не похоже, но никогда нельзя знать наверняка. Вместе с ним погибла и Люба, и я был почти уверен, что это был несчастный случай, не мог бы он рисковать её жизнью! Но ведь что угодно могло произойти после того, как я оставил их ворковать в дорогущем ресторане. А человек с суицидальными наклонностями, слабой нервной системой и эмоциональной незрелостью явно мог быстро скакать от одного состояния к другому. Метка теоретически могла вернуться. Но вряд ли я когда-нибудь узнаю правду.
Но моя усилившаяся в последнее время интуиция твердила иное. Человек с меткой был уже проклят, и ничто не могло его спасти, он добровольно впустил проклятие в свою жизнь, которая у него отнималась по умолчанию. И если каким-то неестественным образом это проклятие временно снималось, то вскоре его ждала неминуемая расплата. Невозможно обмануть смерть. Я ощутил, как будто вмешался в чью-то заранее прописанную судьбу, и в попытках изменить её траекторию, призвал неконтролируемые силы, которые кармически выполнили свой долг. Но и это пока было только моим интуитивным предположением, и чтобы удостовериться в этой версии, мне придётся найти другие жертвы, чтобы с точностью утверждать, что люди с метками обречены в любом случае.
28
Моя жажда крови возросла стократно, обнажив необходимость наблюдать за добровольной смертью. Мне нужны были живые примеры, хотелось, чтобы каждый второй человек обладал меткой, ведь бесцельно искать потенциальных суицидников было заданием непростым. Через Фаню я пытался организовать встречи с потенциальными самоубийцами, им было необязательно даже быть членами секты, хотя мне это и облегчало работу. Сектанты принимали всё, что я им говорил, считая это истиной в последней инстанции, и если мне нужна была скорая смерть одного из них, я бы её точно получил. И пока я искал по миру новые жертвы, нужно было пытаться создать метки у кого-то из секты самостоятельно. Я хотел расширить свои способности и осознать границы своих возможностей, чисто логически это было следующим шагом.
Я понимал, что это уже не просто тянет на статью 124, это уже полностью соответствует ей, но мне уже было всё равно, я мог безопасно и безнаказанно действовать под покровом ТОКРАС. К тому же мне были ещё нужны анти-жертвы, чтобы подтвердить теорию, что даже если мне удаётся снять с них метку, они всё равно обречены в скором времени на смерть. На самом деле, мне хотелось делать это меньше всего, потому что именно тогда я ощутил, что вторгаюсь в прописанные кармой сценарии, приводящие к искажению. Но ведь если я не смогу убедиться в своей теории, то никогда не узнаю, способен ли я исцелять человека от проклятия самоубийства. А вдруг я ошибался, и у меня действительно была возможность дать этим пропащим людям второй шанс, чтобы сохранить их души? По идее, тут я ничего не терял, наоборот, попытки сохранить жизни очищали мою совесть.
После очередного собрания секты, где мы помянули смерти Владимира и Дмитрия, я на фоновом режиме наблюдал за присутствующими, пытаясь нащупать самого слабого и отчаявшегося. Кого-то из тех серых незапоминающихся анонимов с одинаковыми пустыми взглядами и невыразительными лицами. Невозможно было концентрироваться на их чертах, шкала красоты была совершенно неуместна по отношению к этим невидимкам, хотя теоретически их лица и могли быть красивыми. Я задумался, ведь когда человек уже долгое время мёртв, он теряет свою красоту, в его виде нет ничего натурального, что связывало бы его со своей личностью. Лишь на короткий миг после смерти они ещё излучали свою застывшую красоту. Тут было то же самое, несмотря на то, что у этих людей не было метки, внутри они были мертвы, что противоречило природе. Так какие могли быть сожаления провоцировать их скорую кончину, если они по сути своей оскверняли мир живых?
Мой выбор пал на одну серую личность. Оказалось, что он не пропустил ни одного собрания с моим присутствием, значит, его вера в того, кто разрушает смерть была непоколебимой. Суицидальный путь Игоря был вполне себе традиционным, у него был ВИЧ, хотя я так понимал, что ВИЧ он свой запустил, и тот уже перешёл в терминальную стадию СПИДа. Так себе утешение для оптимистичного образа жизни, а если ещё добавить букет всех осложнений, то я совсем не удивлялся, что парень пытался покончить с собой. Он был обречён, его ждали страдания, и в данном случае подстрекание к суициду будет оправданным. Я назначил встречу на следующий день, чтобы начать его обрабатывать.
Комфортные условия, повышенное внимание и личный интерес были моими инструментами, к тому же я с ним говорил так, как будто верил на сто процентов, что был их избранным. Если хочешь беспрекословного послушания, стоит играть убедительно свою роль, потому что если ты сам смеёшься со своей игры, это могут почувствовать и другие. Я начинал получать всё больше удовольствия от этой странной и безумной забавы. Можно было смело пользоваться схожей тактикой, что я избрал с Дмитрием.
- Ну, вы же все понимаете, что являетесь искажением этого мира, - мурлыкал я под джазовые трели в итальянской пиццерии, давясь вторым двойным эспрессо. – Количество самоубийств возрастает. Моё присутствие провоцирует их. Самые слабые сдаются и выбрасывают свой жизненный дар, как будто это что-то гнилое и противное природе. Но на самом же деле всё наоборот, человек не выдерживает этого дара, потому что сама его натура противоестественна природе, и единственный шанс как исправить это – самоликвидация. В этом мире всё не просто так, трудно сдерживать искажение, когда самоубийцы плодятся как сумасшедшие, загрязняя общую ауру планеты своими мыслями о саморазрушении. – Я долго философствовал в таком духе, пока не перешёл к главному вопросу. – Тебе был дан шанс вернуться в этот мир, скажи мне, благодарен ли ты этому? Ценишь ли ты свою новую жизнь? Следуешь ли своему предназначению?
Затравленный взгляд Игоря и его длительное молчание были красноречивее любых слов, этот человек до сих пор воспринимал жизнь как обузу, и ни хрена он не воспользовался вторым шансом. И не дав ему ответить, я продолжил свою заключительную речь своей обработки. – Я вижу в этом божественный знак, тебя действительно вернули сюда назад на этот короткий срок, чтобы ты дождался того, кто разрушает смерть. – Я помолчал немного, переваривая свою скромность, можно ведь было назвать себя, а не свой титул. – Теперь у твоей души есть шанс освободиться, шанс стать чем-то больше, возвыситься в симбиозе со спасёнными душами, разрушив навеки чары проклятия. Ты можешь быть спасён, воистину мы живём в чудесные времена!
- А если я умру собственной смертью или от болезни? - спрашивал Игорь, немного пришедший в себя, но всё ещё апатичный и мрачный. - Смогу ли я искупить грех сего деяния?
- Конечно, нет! - я был категоричен. – Как естественная смерть способна искупить хоть какой-нибудь грех? Ты же понимаешь, что в этом нет никакой жертвы. Шанс спастись лишь один – принести себя в дар тому, кто разрушает смерть, чтобы обогатить его на завершение миссии, от которой зависит судьба этого мира. И единственный твой шанс не потерять душу.
Никаких сомнений у него не было, что мои слова верны, и я понимал, что ему надо всё обдумать, прежде чем решиться на этот шаг. Но а мне оставалось наблюдать, когда же у него появится метка. Я ни капли не сомневался, что она появится.
Я поехал в Химки на следующий день, Игорь бывал там всегда, если я сообщал, что нанесу визит. Каково же было моё облегчение, когда я увидел над его головой серую метку, в которой было много бледно-голубых и коралловых вкраплений. Проконсультировавшись с Тришной, тот сообщил, что это может быть связано с сомнениями, страхами и неуверенностью в себе. А на фоне, конечно же, маячила болезнь, депрессия и полный упадок сил. Этот человек и без меня стоял одной ногой в могиле, я сомневался, что он прожил бы долго, но какая разница?
Игорь знал, что я должен присутствовать во время добровольного жертвоприношения, да и я знал, что большинство из них считали это честью, я их благословлял в последний путь, чтобы очистить грех с души и перевести на новый уровень. Но если верить их теориям, их душа прекращала существовать после самоубийства, просто делая меня сильнее, но я не собирался это обсуждать, главное, что они верили мне, их учения могли ошибаться, а я – нет, ведь я был тем, кто разрушает смерть.
Всё нужно было организовать так, чтобы оставаться невидимкой. Это было важным условием, так как я понимал, что на этом не остановлюсь, пока полностью не осознаю силу своего дара. Я не хотел давать ему много времени на раздумья, меня ждало столько дел впереди, что я начинал терять терпение, искореняя гуманность по отношению к слабым и заблудшим душам. Кажется, я начинал мыслить так, как и должен мыслить тот, кто разрушает смерть. Все эти жертвы были балластом для моих целей – горстка пепла, которая должна разгореться и возродиться как птица феникс. Я принимал свой новый дар с покорностью, оставив сожаления и сомнения в прошлом. Пора было прекращать прятать в себе силу верховного бога Зевса, настало время применить эту силу.
Игорь выбрал в качестве смерти летальную инъекцию. Но чтобы получить необходимую дозу, ему пришлось связаться с руководством секты, которые имели доступ к ресурсам фонда. И тут я впервые почувствовал колебания – эта ячейка существовала для того, чтобы помогать неудавшимся самоубийцам интегрироваться назад в жизнь и максимально их обезопасить от искушений повторить попытку. Помощь в осуществлении повторной попытки самоубийства противоречила всем их уставам. Я вмешался в это дело, сказав, что Игорь делает это в качестве жертвы, и он мог бы сделать это тайно, но он пересилил свою трусость и признался в этом, избрав священный путь. Фаня связалась с Suinsomnie, спросив, что им в этом случае делать. Я нервничал и злился, потому что уже себе возомнил неприкасаемый авторитет, мне эта ситуация показалась неправильной, постановив, что впредь никому не позволю усомниться принятым мною решениям. И хотя я считал Фаню одной из самых адекватных в секте, я воспринял её противостояние как препятствие в лёгком осуществлении своих целей. И в тот же день решил, что она попадёт в категорию моих подопытных.
Ответ от главаря секты пришёл быстро:
- Ничто не должно мешать тому, кто разрушает смерть идти к своей цели. Количество жертв в данном случае незначительно, лишь он один знает каким путём следовать.
Отлично, этот ответ дал мне полномочия творить всё, что я хочу. И несмотря на недовольство Фани (и ещё некоторых, кто работал на фонд), их организация должна была помочь Игорю осуществить последний акт саморазрушения. Он получил смертельную инъекцию, и я не видел смысла медлить. Я назначил ему срок – три дня, чтобы Игорь мог завершить все свои дела, а также попрощаться с теми, кто ему был дорог. Он снимал комнату в общежитии какой-то благотворительной организации, и я посчитал это место не самым подходящим. Для наших целей секта выделила одну из квартир, принадлежащую фонду, в которой иногда проживали кризисные пациенты, выпущенные после больницы и ещё не понимающие, как дальше жить после неудавшейся попытки самоубийства.
Когда я явился после работы на квартиру в Басманном районе, недалеко от Чистых Прудов, Игорь был уже весь зелёный.
