А потом раздался грохот, я встала с кровати и как была в трусах в цветочек и безразмерной отцовой футболке, поплелась открывать, иначе рисковала остаться в жилище, не запирающимся и насквозь продуваемом всеми ветрами.
— О, Юлек пила коктейль «Шепот в ночи», мой любимый, — повел носом алкоголик Лелик, первый ворвавшийся в мою фатерку и не обративший вообще никакого внимания на мое неглиже.
— В смысле? — не поняла Люся.
— Надежа царь говорит, что наша Золушка тут баловалась чудесным напитком с романтичным названием Бормотуха, — Катька даже не улыбнулась. Знает, зараза, что если я пью, то смеяться надо мной чревато. А вот Люся как раз об этом не догадывалась, потому схватила меня за шкирку и потащила мое отбивающееся и отчаянно царапающееся тело в ванную.
— Я, значит, там этого придурка учу вилку рыбную от фруктовой отличать, а эта коза тут бухает по заверению сомелье Лелика всякую бурду, когда ей нужно в семь часов быть у матери. Это ли не свинство? Да еще и факи мне показывает! — ревела Люсьен, макая меня в ванную, наполненную ледяной водой. — В следующий раз палец тебе сломаю.
— А я тебя просила? Просила лезть в мою чертову налаженную жизнь? — на ультразвуке верещала я, пытаясь раскорячиться и закогтиться за ванну, чтобы больше не ощущать леденящего холода.
— Дура ты, — Люся, наконец, поставила меня на пол и завернула уже протрезвевшую в махровый халат, найденный ею на вешалке. — И жизнь твоя серая, иначе бы ты хрен подписалась вообще на эту авантюру. Вот если скажешь, сейчас же уйду, и шоблу с собой уведу. У алкаша, кстати, знаешь какая фамилия? Писунов.
— Врешь, — выдохнула я, совсем забыв о том, что всего минуту назад собиралась завалить этого улыбающегося мамонта, стоящего напротив меня.
А ведь права она.
— Бля буду, — чиркнула себя по горлу подруга.
— Ладно, зови прынца, которого ты из жабеныша сделала. Умоем этого козла, в смысле Завьялова, — наконец, решила я.
Я же Остроумова, а Остроумовы унижений никому не прощают. Растопчу, спляшу на Завьяловской могилке румбу с маракасами, а потом снова заживу спокойно в компании явно тырящих что-то на кухне, судя по звуку Маруси и Гимлера. Никто мне не нужен.
— А-ай молодца! Я в тебе ни минуты не сомневалась! — взревела Люся, тряся своими пятнадцатью подбородками, и крикнула в сторону двери: — Введите господина посла!
— Кого? — не поняла Катька.
— Дурака ряженого зови, — рявкнула Люсинда и, судя по топоту, Катька сорвалась в бодрый аллюр. — Он, кстати, купил гостинцев. Ты Севу-то отвлеки, а я хоть лимонад с петушками на палке,- поменяю на что-нибудь удобоваримое. И трусы переодень, мне в них твой характер не нравится.
— Не тронь мое самосознание, — оскалилась я, наблюдая за жадными ручонками Люси, потянувшимся к моим насквозь промокшим трусишкам. — А то хрен я куда пойду.
— Ну и ходи тогда, как дура с мокрой жопой, — хмыкнула Фея, — и, кстати, ты, конечно, выглядишь секси в футболке, облепившей твои телеса, и твоих рейтузах, но, боюсь, Сева не сможет перенести созерцания красотищи. У него сердце слабое, знаешь ли. И на передок он слабоват. Я видела, когда он в примерочной переодевался под моим чутким орлиным взором.
— И как тебя муж терпит? — буркнула я, напяливая халат.
— У него нет выхода, — сказала Люся и нырнула с головой в огромную торбу, возле которой, подложив под щеку кулачок, отдыхал притомившийся и разомлевший Лелик.
Я напряглась. Еще одного выбранного Люсей платьишка я не переживу, да и мама вряд ли оценит, если я явлюсь на ее суаре в наряде шлюхи с трассы Москва — Козельск. Хотя в том платье, что принесла мне подруга в прошлый раз, и там бы меня согласился снять только слепой на оба глаза дальнобойщик, и пришлось бы мне умирать в голодных муках, шкрябая культями по потрескавшемуся асфальту.
— Вот, примерь, — протянула фея новый наряд, я вынырнула из тяжких дум и замерла от восторга.
Платье было шикарно и село на меня как влитое, выгодно подчеркнув ставшую вдруг высокой грудь и почему-то очень крутую талию. Заструилось по бедрам до самых колен. А цвет какой — закачаться! Васильково-синий, в цвет моих глаз.
— Это восхитительно! — шепнула я, не сводя глаз с зеркала, отражающего странную красотку с ужасно знакомыми чертами лица. — Неужели это я? Люся, как тебе это удалось?
— Это вообще-то я тряпку выбирал, — икнул Лелик, выныривая из анабиоза, — эта коза, тьфу ты, Людмила Федырна, прости господи, хотела тебя нарядить, как шута карнавального. Хорошо, что я ее переубедил. Но зато на женишке твоем она оторвалась. Данди крокодил, мать его через коромысло.
Жаль, что я не слушала Алкаша, увлекшись своей красотищей. Жаль, что не обратила внимания на его слова о крокодиле. И еще много раз жаль, что вообще согласилась идти на мамулин прием. Но это все потом, а сейчас я была в диком восторге от себя и даже сама приняла решение надеть пыточные трусы, которые, я больше чем уверена, приволокла в своем бауле Люся. И даже начала стягивать с себя реально насквозь промокшие пионерские труселя, но, к счастью, наткнулась на офонаревший взгляд Лелика.
— Спасибо, — сдавленно хрюкнула я.
— Спасибо не булькает, — получила ожидаемый ответ, а Лелик получил от Люси звонкую оплеуху и снова прилег у ее баула отдыхать.
Я хотела было заступиться за соседа. Кто, интересно, ей дал право бить моего друга? Только я могу так издеваться над несчастным. Но яростно вибрирующий под жгучую лезгинку телефон отвлек от идиотских разборок, в которых я с вероятностью девяносто девять целых и девять десятых огребу по щам и отползу к Лелику, заливаясь горючими слезами.
— Ты где? — поинтересовалась трубка маминым голосом.
Вот всегда она так: ни здрасти, ни как дела. Захотелось ответить в рифму, и я даже начала было, но получила хорошего поджопника от стоящей наизготовку феи и трусливо пробормотала:
— Дома пока. Собираюсь. Ты чего звонишь-то?
— Вы с Захаром придете? Ооо, не томи. Он сказал, что у вас для нас сногсшибательные новости. Неужели мы все-таки породнимся с этой горной козлихой, его теткой Аидой?
— Мама. Успокойся, — вздохнула я. И как у Завьялова получается так мне гадить, даже не общаясь со мной? — Я приду не с Захаром. И вообще, почему ты решила, что у нас с ним что-то может получиться?
— Потому что вижу, какими глазами он на тебя смотрит. Такими, знаешь, задумчиво-напряженными. А мужик только в двух случаях имеет такой взгляд: если он влюблен или сидит на очке в туалете — третьего не дано, — уверенно вещала маман.
— Ты выдаешь желаемое за действительное, — фыркнула я, но в душе все равно поселился червячок сомнения. — Что-нибудь купить? Или сразу к тебе ехать?
— Купи, — радостно сказала мамуся и начала перечислять.
Видимо, у нее был заранее припасен огроменный, как договор с дьяволом, свиток со списком. Вот только я ее не слышала уже, потому что в дверях появился Сева, и слова Лелика про Денди крокодила, наконец, обрели свой зловещий смысл.
— Я перезвоню, — сдавленно пискнула и отключилась.
Причем отключилась не только от сети, но и от мира вообще, потому что в противном случае рисковала сойти с ума и навеки переселиться в комнату с мягкими стенами.
— Что это с Юльком? — прорвался голос женишка в мое сознание, словно сквозь вату.
— Ослеплена и сражена твоей неземной красотищей, аж дар речи потеряла, — заржал очухавшийся стилист и снова получил по шее от Люси.
— Ага, мне тоже нравятся. А на улице аж оборачиваются все и просят сфотографироваться, — обрадовался дурачок.
Я стояла, как пораженная громом, и рассматривала человека, с которым мне предстояло появиться в гостях у матушки, и рассуждала, что лучше — утопиться или прямо сейчас с разбега выломиться в окно? Хотя в этом случае Люся просто сотрет с моей физиономии кровь, стряхнет осколки стекла и все равно отправит на суаре, да еще и пендаля даст для ускорения — второй этаж же. Хотя утопление тоже вряд ли меня спасет от неминуемого позора.
Ах да, вам же, наверное, интересно, почему я мечтаю вскрыться? Сева был прекрасен, как новая пятисотевровая банкнота. Выбеленные между ног джинсы, украшенные кожаной заплатой коричневого цвета, которая явно была предназначена для защиты нежных мужских тестикул во время родео; куртка из кожи крокодила, почему-то белого, режущего глаза цвета, с болтающейся бахромой на спине, похожей на сопли; широкополая — тоже белая — шляпа и, главное, казаки на ногах. Но даже не они меня напугали, а шпоры, весело звенящие по полу. Такое ощущение, что парень не на променад меня вести собрался, а взнуздать и садистски приручить, как племенную лошадь. Черт, это какое-то проклятье «Кобылы». Завьялов меня проклял. От этой мысли я взвыла и со всей силы запулила в Люсю вазочку, стоявшую на комоде.
— С ума от счастья сошла, — констатировала Фея, ловко увернувшись. — Катька, кочегарь повозку, через десять минут выдвигаемся.
— Я с ЭТИМ никуда не пойду, — встала я в позу. — Уж лучше с Леликом.
— Нет, поверь мне, все бабы там с ума сойдут от твоего кавалера, — пообещала Люсинда. — Я б сошла.
— Я даже не сомневаюсь в этом, — вздохнула я.
Но отступать было уже поздно. Где я за десять минут нашла бы хоть кого-то более приличного, чем похожего на дорогого стриптизера Севу? Так что из двух зол пришлось выбирать меньшее. Или придется иметь бледный вид и белые ноги. Завьялов-то с невестой придет, а я лысая, что ли?
Дом родителей встретил меня и трущегося рядом со мной ковбоя, сияя и переливаясь, чем произвел на несчастного неизгладимое впечатление.
— Ого, какие хоромы! — выдохнул Сева, явно офигев от созерцания папуськиного дворца. Думаю, они бы быстро нашли общий язык. — Ты ж говорила, старики твои алконавты.
— Не ври. Слова не сказала, что я дочь синеболов, — пропыхтела я, потому что в очередной раз едва не свалилась, попав каблуком в выбоину в асфальте.
Люся в этот раз принесла скромные лодочки на небольшом каблучке, очень удобные, но и в них я умудрилась запнуться.
— Ну да, вообще то, — покладисто согласился «жених», машинально ловя меня за шкирку, — Юлек, я тут сказать хотел...
— Потом.
Я уже нажимала на пимпочку звонка, и откровения Севы сейчас меня интересовали мало. Гораздо интереснее было, как отреагируют мама и ее подружки на его явление им. То, что Завьялов уже здесь, я поняла, едва увидев уродский красный Рингтул, принадлежащий козе Марте. Значит с ней пришел, все-таки.
Дверь нам открыл папа. Увидев ряженого ковбоя Мальборо, он сдавленно хмыкнул — я не поняла, озадаченно или одобрительно — и посторонился, пропуская в наполненный жующими людьми холл, который мамуля упорно называла бальной залой. Больше половины присутствующих мне были незнакомы. Я зашарила взглядом по толпе, пытаясь выискать единственного, важного мне гостя, ради которого подписалась на эту авантюру. Но Захара нигде не было.
— Доча, это еще что за «Верная рука, друг индейцев»? — шепотом спросил папа. — Мать сказала, у тебя сюрприз для нас, но я, честно, не ожидал, что ты приволочешь в родной дом мальчика из ансамбля танцы аборигенов центральной части Америки. Мать с ума сойдет, она сегодня важняк какой-то ожидает, а тут такое. Может, ему лучше мою экипировку хоккейную старую презентовать? Хуже не будет уж точно.
— Не надо, — безразлично ответила я, потому что, наконец, выхватила взглядом знакомую фигуру.
Захар беседовал с полной дамой и мило ей улыбался, а та млела под его взглядом и глупо улыбалась. Увлекшись созерцанием жертвы, я не обратила внимания на выпучившего глаза и дебильно улыбающегося женишка, вцепившегося в руку отца, как клещами, рискуя оставить и без того несчастный отечественный хоккей без бомбардира.
— Ооо, это вы, вы... — с придыханием зашептал Сева, тряся руку папы, и сам колотясь в пароксизме восторга. — Торпеда, ломись, будет все зае***! — вдруг заорал он.
Как раз в этот момент музыка в зале стихла. Несколько сотен пар глаз уставились на нас. Папа попробовал испариться, потому что знал, что гнев мамы обрушится на него. Мне, если честно, тоже захотелось провалиться сквозь дорогой паркет. Я огляделась, чтобы понять, куда делать ноги в случае отступления, и наткнулась на полный интереса взгляд Завьялова, не сводившего с меня глаз. Меня словно окатило ледяной волной, но тут к нему подошла Марта, дрянь такая.
Захар легко кивнул и пошел за своей невестой. НЕВЕСТОЙ. Боже, это нестерпимо. И на что я рассчитываю?
Схватив с подноса проходящего мимо гладенького и очень симпатичного официанта бокал с шампанским, я сделала большой глоток, уже твердо зная, что сегодня точно напьюсь. Мой жоних покосился неодобрительно, но промолчал, а потом и вовсе потерял ко мне интерес, пытаясь выпросить у отца автограф прямо на белую ковбойскую куртку.
— Это что за красавчик? — мама появилась возле меня. От неожиданности я подавилась, и шампанское красиво пошло у меня носом прямо на элегантное платье. — Мы с девочками голову сломали, где могли его видеть. Ну скажи, он актер, наверное?
Ага, конечно, так я тебе и напомнила, что именно этого артиста ты созерцала бегающего с голой жопой по улице.
— Нет, мам. Он бизнесмен. Фермер, но очень серьезный. Страусовые фермы у него по всему миру, — соврала я на голубом глазу. Не скажешь же матери, что мужчина, которого я привела в ее дом, простой водила.
— Ну, наконец-то моя непутевая дочь взялась за ум, — потрепала меня родительница за щечку. Странно, что это с ней? Обычно мама проявляет чувства совершенно иначе. Я не успела подумать над этой загадкой, как в дверь позвонили.
— О, это она, — с придыханием прошептала мама и со всех ног бросилась открывать, чем привела меня в замешательство.
Интересно, кто там явился, если сама Альбина Моон ломанулась к двери? Обычно она с места не двигается.
— Кто она? — только успела спросить я, но ответа не получила.
Мама усвистала, оставив после себя тонкий шлейф Шанели.
— Ооо, — пронеслось над толпой, когда в залу вплыла…
…кто бы вы думали? Ну, Люся, конечно. У нее под мышкой телепался красавец брутал супруг. Ну вообще-то она держала его под руку, но создавалось стойкое ощущение, что Люсек произвела захват сумо и теперь не отпускает беднягу, пытаясь выжать из него все соки.
— Опа, Люся, — шепнул мне на ухо Сева, как будто красотку можно просмотреть. Капитан очевидность, блин.
— Да, прекрасный дом, — голосила моя Фея, а мама закатывала от восторга глаза и заглядывала в пасть дамы. — Простите, Альбина, я увидела своего знакомого и должна с ним поздороваться. Скажу вам по секрету, удивлена, что мультимиллионер и меценат Всеволод посетил ваше мероприятие. Обычно он игнорирует подобные суаре. Не иначе здесь замешана женщина, и очень для него важная! — рявкнула Люся так, что ее секрет, должно быть, услышали на другом конце галактики, и направилась в нашу сторону.
Вы бы видели взгляд мамули, когда Люся, минуя всех ее гостей, подошла к Севе и сграбастала его в свои медвежьи объятия.
— Улыбайся, тормоз, — шепнула фея, и новоиспеченный бизнесмен расплылся в дебильной улыбке.
«Нет, все, я не вынесу этого», — решила я, понимая, что Люся снова оказалась права. Увидев, как моему спутнику вежливо жмет руку сам Люсин муж, мама впала в эйфорической состояние и элегически привалилась к стене затянутым в меховое боа плечиком.
— О, Юлек пила коктейль «Шепот в ночи», мой любимый, — повел носом алкоголик Лелик, первый ворвавшийся в мою фатерку и не обративший вообще никакого внимания на мое неглиже.
— В смысле? — не поняла Люся.
— Надежа царь говорит, что наша Золушка тут баловалась чудесным напитком с романтичным названием Бормотуха, — Катька даже не улыбнулась. Знает, зараза, что если я пью, то смеяться надо мной чревато. А вот Люся как раз об этом не догадывалась, потому схватила меня за шкирку и потащила мое отбивающееся и отчаянно царапающееся тело в ванную.
— Я, значит, там этого придурка учу вилку рыбную от фруктовой отличать, а эта коза тут бухает по заверению сомелье Лелика всякую бурду, когда ей нужно в семь часов быть у матери. Это ли не свинство? Да еще и факи мне показывает! — ревела Люсьен, макая меня в ванную, наполненную ледяной водой. — В следующий раз палец тебе сломаю.
— А я тебя просила? Просила лезть в мою чертову налаженную жизнь? — на ультразвуке верещала я, пытаясь раскорячиться и закогтиться за ванну, чтобы больше не ощущать леденящего холода.
— Дура ты, — Люся, наконец, поставила меня на пол и завернула уже протрезвевшую в махровый халат, найденный ею на вешалке. — И жизнь твоя серая, иначе бы ты хрен подписалась вообще на эту авантюру. Вот если скажешь, сейчас же уйду, и шоблу с собой уведу. У алкаша, кстати, знаешь какая фамилия? Писунов.
— Врешь, — выдохнула я, совсем забыв о том, что всего минуту назад собиралась завалить этого улыбающегося мамонта, стоящего напротив меня.
А ведь права она.
— Бля буду, — чиркнула себя по горлу подруга.
— Ладно, зови прынца, которого ты из жабеныша сделала. Умоем этого козла, в смысле Завьялова, — наконец, решила я.
Я же Остроумова, а Остроумовы унижений никому не прощают. Растопчу, спляшу на Завьяловской могилке румбу с маракасами, а потом снова заживу спокойно в компании явно тырящих что-то на кухне, судя по звуку Маруси и Гимлера. Никто мне не нужен.
— А-ай молодца! Я в тебе ни минуты не сомневалась! — взревела Люся, тряся своими пятнадцатью подбородками, и крикнула в сторону двери: — Введите господина посла!
— Кого? — не поняла Катька.
— Дурака ряженого зови, — рявкнула Люсинда и, судя по топоту, Катька сорвалась в бодрый аллюр. — Он, кстати, купил гостинцев. Ты Севу-то отвлеки, а я хоть лимонад с петушками на палке,- поменяю на что-нибудь удобоваримое. И трусы переодень, мне в них твой характер не нравится.
Глава 29
— Не тронь мое самосознание, — оскалилась я, наблюдая за жадными ручонками Люси, потянувшимся к моим насквозь промокшим трусишкам. — А то хрен я куда пойду.
— Ну и ходи тогда, как дура с мокрой жопой, — хмыкнула Фея, — и, кстати, ты, конечно, выглядишь секси в футболке, облепившей твои телеса, и твоих рейтузах, но, боюсь, Сева не сможет перенести созерцания красотищи. У него сердце слабое, знаешь ли. И на передок он слабоват. Я видела, когда он в примерочной переодевался под моим чутким орлиным взором.
— И как тебя муж терпит? — буркнула я, напяливая халат.
— У него нет выхода, — сказала Люся и нырнула с головой в огромную торбу, возле которой, подложив под щеку кулачок, отдыхал притомившийся и разомлевший Лелик.
Я напряглась. Еще одного выбранного Люсей платьишка я не переживу, да и мама вряд ли оценит, если я явлюсь на ее суаре в наряде шлюхи с трассы Москва — Козельск. Хотя в том платье, что принесла мне подруга в прошлый раз, и там бы меня согласился снять только слепой на оба глаза дальнобойщик, и пришлось бы мне умирать в голодных муках, шкрябая культями по потрескавшемуся асфальту.
— Вот, примерь, — протянула фея новый наряд, я вынырнула из тяжких дум и замерла от восторга.
Платье было шикарно и село на меня как влитое, выгодно подчеркнув ставшую вдруг высокой грудь и почему-то очень крутую талию. Заструилось по бедрам до самых колен. А цвет какой — закачаться! Васильково-синий, в цвет моих глаз.
— Это восхитительно! — шепнула я, не сводя глаз с зеркала, отражающего странную красотку с ужасно знакомыми чертами лица. — Неужели это я? Люся, как тебе это удалось?
— Это вообще-то я тряпку выбирал, — икнул Лелик, выныривая из анабиоза, — эта коза, тьфу ты, Людмила Федырна, прости господи, хотела тебя нарядить, как шута карнавального. Хорошо, что я ее переубедил. Но зато на женишке твоем она оторвалась. Данди крокодил, мать его через коромысло.
Жаль, что я не слушала Алкаша, увлекшись своей красотищей. Жаль, что не обратила внимания на его слова о крокодиле. И еще много раз жаль, что вообще согласилась идти на мамулин прием. Но это все потом, а сейчас я была в диком восторге от себя и даже сама приняла решение надеть пыточные трусы, которые, я больше чем уверена, приволокла в своем бауле Люся. И даже начала стягивать с себя реально насквозь промокшие пионерские труселя, но, к счастью, наткнулась на офонаревший взгляд Лелика.
— Спасибо, — сдавленно хрюкнула я.
— Спасибо не булькает, — получила ожидаемый ответ, а Лелик получил от Люси звонкую оплеуху и снова прилег у ее баула отдыхать.
Я хотела было заступиться за соседа. Кто, интересно, ей дал право бить моего друга? Только я могу так издеваться над несчастным. Но яростно вибрирующий под жгучую лезгинку телефон отвлек от идиотских разборок, в которых я с вероятностью девяносто девять целых и девять десятых огребу по щам и отползу к Лелику, заливаясь горючими слезами.
— Ты где? — поинтересовалась трубка маминым голосом.
Вот всегда она так: ни здрасти, ни как дела. Захотелось ответить в рифму, и я даже начала было, но получила хорошего поджопника от стоящей наизготовку феи и трусливо пробормотала:
— Дома пока. Собираюсь. Ты чего звонишь-то?
— Вы с Захаром придете? Ооо, не томи. Он сказал, что у вас для нас сногсшибательные новости. Неужели мы все-таки породнимся с этой горной козлихой, его теткой Аидой?
— Мама. Успокойся, — вздохнула я. И как у Завьялова получается так мне гадить, даже не общаясь со мной? — Я приду не с Захаром. И вообще, почему ты решила, что у нас с ним что-то может получиться?
— Потому что вижу, какими глазами он на тебя смотрит. Такими, знаешь, задумчиво-напряженными. А мужик только в двух случаях имеет такой взгляд: если он влюблен или сидит на очке в туалете — третьего не дано, — уверенно вещала маман.
— Ты выдаешь желаемое за действительное, — фыркнула я, но в душе все равно поселился червячок сомнения. — Что-нибудь купить? Или сразу к тебе ехать?
— Купи, — радостно сказала мамуся и начала перечислять.
Видимо, у нее был заранее припасен огроменный, как договор с дьяволом, свиток со списком. Вот только я ее не слышала уже, потому что в дверях появился Сева, и слова Лелика про Денди крокодила, наконец, обрели свой зловещий смысл.
— Я перезвоню, — сдавленно пискнула и отключилась.
Причем отключилась не только от сети, но и от мира вообще, потому что в противном случае рисковала сойти с ума и навеки переселиться в комнату с мягкими стенами.
— Что это с Юльком? — прорвался голос женишка в мое сознание, словно сквозь вату.
— Ослеплена и сражена твоей неземной красотищей, аж дар речи потеряла, — заржал очухавшийся стилист и снова получил по шее от Люси.
— Ага, мне тоже нравятся. А на улице аж оборачиваются все и просят сфотографироваться, — обрадовался дурачок.
Я стояла, как пораженная громом, и рассматривала человека, с которым мне предстояло появиться в гостях у матушки, и рассуждала, что лучше — утопиться или прямо сейчас с разбега выломиться в окно? Хотя в этом случае Люся просто сотрет с моей физиономии кровь, стряхнет осколки стекла и все равно отправит на суаре, да еще и пендаля даст для ускорения — второй этаж же. Хотя утопление тоже вряд ли меня спасет от неминуемого позора.
Ах да, вам же, наверное, интересно, почему я мечтаю вскрыться? Сева был прекрасен, как новая пятисотевровая банкнота. Выбеленные между ног джинсы, украшенные кожаной заплатой коричневого цвета, которая явно была предназначена для защиты нежных мужских тестикул во время родео; куртка из кожи крокодила, почему-то белого, режущего глаза цвета, с болтающейся бахромой на спине, похожей на сопли; широкополая — тоже белая — шляпа и, главное, казаки на ногах. Но даже не они меня напугали, а шпоры, весело звенящие по полу. Такое ощущение, что парень не на променад меня вести собрался, а взнуздать и садистски приручить, как племенную лошадь. Черт, это какое-то проклятье «Кобылы». Завьялов меня проклял. От этой мысли я взвыла и со всей силы запулила в Люсю вазочку, стоявшую на комоде.
— С ума от счастья сошла, — констатировала Фея, ловко увернувшись. — Катька, кочегарь повозку, через десять минут выдвигаемся.
— Я с ЭТИМ никуда не пойду, — встала я в позу. — Уж лучше с Леликом.
— Нет, поверь мне, все бабы там с ума сойдут от твоего кавалера, — пообещала Люсинда. — Я б сошла.
— Я даже не сомневаюсь в этом, — вздохнула я.
Но отступать было уже поздно. Где я за десять минут нашла бы хоть кого-то более приличного, чем похожего на дорогого стриптизера Севу? Так что из двух зол пришлось выбирать меньшее. Или придется иметь бледный вид и белые ноги. Завьялов-то с невестой придет, а я лысая, что ли?
Глава 30
Дом родителей встретил меня и трущегося рядом со мной ковбоя, сияя и переливаясь, чем произвел на несчастного неизгладимое впечатление.
— Ого, какие хоромы! — выдохнул Сева, явно офигев от созерцания папуськиного дворца. Думаю, они бы быстро нашли общий язык. — Ты ж говорила, старики твои алконавты.
— Не ври. Слова не сказала, что я дочь синеболов, — пропыхтела я, потому что в очередной раз едва не свалилась, попав каблуком в выбоину в асфальте.
Люся в этот раз принесла скромные лодочки на небольшом каблучке, очень удобные, но и в них я умудрилась запнуться.
— Ну да, вообще то, — покладисто согласился «жених», машинально ловя меня за шкирку, — Юлек, я тут сказать хотел...
— Потом.
Я уже нажимала на пимпочку звонка, и откровения Севы сейчас меня интересовали мало. Гораздо интереснее было, как отреагируют мама и ее подружки на его явление им. То, что Завьялов уже здесь, я поняла, едва увидев уродский красный Рингтул, принадлежащий козе Марте. Значит с ней пришел, все-таки.
Дверь нам открыл папа. Увидев ряженого ковбоя Мальборо, он сдавленно хмыкнул — я не поняла, озадаченно или одобрительно — и посторонился, пропуская в наполненный жующими людьми холл, который мамуля упорно называла бальной залой. Больше половины присутствующих мне были незнакомы. Я зашарила взглядом по толпе, пытаясь выискать единственного, важного мне гостя, ради которого подписалась на эту авантюру. Но Захара нигде не было.
— Доча, это еще что за «Верная рука, друг индейцев»? — шепотом спросил папа. — Мать сказала, у тебя сюрприз для нас, но я, честно, не ожидал, что ты приволочешь в родной дом мальчика из ансамбля танцы аборигенов центральной части Америки. Мать с ума сойдет, она сегодня важняк какой-то ожидает, а тут такое. Может, ему лучше мою экипировку хоккейную старую презентовать? Хуже не будет уж точно.
— Не надо, — безразлично ответила я, потому что, наконец, выхватила взглядом знакомую фигуру.
Захар беседовал с полной дамой и мило ей улыбался, а та млела под его взглядом и глупо улыбалась. Увлекшись созерцанием жертвы, я не обратила внимания на выпучившего глаза и дебильно улыбающегося женишка, вцепившегося в руку отца, как клещами, рискуя оставить и без того несчастный отечественный хоккей без бомбардира.
— Ооо, это вы, вы... — с придыханием зашептал Сева, тряся руку папы, и сам колотясь в пароксизме восторга. — Торпеда, ломись, будет все зае***! — вдруг заорал он.
Как раз в этот момент музыка в зале стихла. Несколько сотен пар глаз уставились на нас. Папа попробовал испариться, потому что знал, что гнев мамы обрушится на него. Мне, если честно, тоже захотелось провалиться сквозь дорогой паркет. Я огляделась, чтобы понять, куда делать ноги в случае отступления, и наткнулась на полный интереса взгляд Завьялова, не сводившего с меня глаз. Меня словно окатило ледяной волной, но тут к нему подошла Марта, дрянь такая.
Захар легко кивнул и пошел за своей невестой. НЕВЕСТОЙ. Боже, это нестерпимо. И на что я рассчитываю?
Схватив с подноса проходящего мимо гладенького и очень симпатичного официанта бокал с шампанским, я сделала большой глоток, уже твердо зная, что сегодня точно напьюсь. Мой жоних покосился неодобрительно, но промолчал, а потом и вовсе потерял ко мне интерес, пытаясь выпросить у отца автограф прямо на белую ковбойскую куртку.
— Это что за красавчик? — мама появилась возле меня. От неожиданности я подавилась, и шампанское красиво пошло у меня носом прямо на элегантное платье. — Мы с девочками голову сломали, где могли его видеть. Ну скажи, он актер, наверное?
Ага, конечно, так я тебе и напомнила, что именно этого артиста ты созерцала бегающего с голой жопой по улице.
— Нет, мам. Он бизнесмен. Фермер, но очень серьезный. Страусовые фермы у него по всему миру, — соврала я на голубом глазу. Не скажешь же матери, что мужчина, которого я привела в ее дом, простой водила.
— Ну, наконец-то моя непутевая дочь взялась за ум, — потрепала меня родительница за щечку. Странно, что это с ней? Обычно мама проявляет чувства совершенно иначе. Я не успела подумать над этой загадкой, как в дверь позвонили.
— О, это она, — с придыханием прошептала мама и со всех ног бросилась открывать, чем привела меня в замешательство.
Интересно, кто там явился, если сама Альбина Моон ломанулась к двери? Обычно она с места не двигается.
— Кто она? — только успела спросить я, но ответа не получила.
Мама усвистала, оставив после себя тонкий шлейф Шанели.
— Ооо, — пронеслось над толпой, когда в залу вплыла…
…кто бы вы думали? Ну, Люся, конечно. У нее под мышкой телепался красавец брутал супруг. Ну вообще-то она держала его под руку, но создавалось стойкое ощущение, что Люсек произвела захват сумо и теперь не отпускает беднягу, пытаясь выжать из него все соки.
— Опа, Люся, — шепнул мне на ухо Сева, как будто красотку можно просмотреть. Капитан очевидность, блин.
— Да, прекрасный дом, — голосила моя Фея, а мама закатывала от восторга глаза и заглядывала в пасть дамы. — Простите, Альбина, я увидела своего знакомого и должна с ним поздороваться. Скажу вам по секрету, удивлена, что мультимиллионер и меценат Всеволод посетил ваше мероприятие. Обычно он игнорирует подобные суаре. Не иначе здесь замешана женщина, и очень для него важная! — рявкнула Люся так, что ее секрет, должно быть, услышали на другом конце галактики, и направилась в нашу сторону.
Вы бы видели взгляд мамули, когда Люся, минуя всех ее гостей, подошла к Севе и сграбастала его в свои медвежьи объятия.
— Улыбайся, тормоз, — шепнула фея, и новоиспеченный бизнесмен расплылся в дебильной улыбке.
«Нет, все, я не вынесу этого», — решила я, понимая, что Люся снова оказалась права. Увидев, как моему спутнику вежливо жмет руку сам Люсин муж, мама впала в эйфорической состояние и элегически привалилась к стене затянутым в меховое боа плечиком.
