Не выпроводил колдун Красена, и то хорошо. Приготовился боярыч слушать, а старик не торопится, словно раздумывает. Ворона ручного снял с плеча костлявого, посадил перед собой на стол и глазами невидящими впился в птицу. И пока смотрел он на нее, росла за Веданом тень ворона, на стены лезла, в углах ломалась. Вот-вот доползет до Красена, к носкам сапог уже подобралась, но ворон захлопал крыльями огромными, защелкал клювом изогнутым, и тень пугливо уменьшилась, рассеялась как предрассветный туман. Не по себе сделалось боярычу, но колдун еще своего слова не сказал.
- Слушай, Красен, сын боярский, и запоминай. Надобно тебе изловить дочь хозяина озерного и поменять местами с зазнобой своей. Времени у тебя мало осталось для исполнения задуманного. Последняя ночь.
Растерялся Красен, смотрит на колдуна, силясь понять, не насмехается ли он над ним. С малых лет детям вбивали в головы, что лучше не связываться с русальим народом, особенно на купальской седмице. Заманят, завлекут девы озерные красотою своей колдовской, захороводят в плясках диких, а потом утянут на дно глубокое, прижмут камнем тяжелым и будешь лежать там, пока косточки не истлеют и в ил не превратятся.
- Как же мне поймать ту, что соткана из лунного света и в жилах которой, вместо крови горячей, течет водица холодная?
- А ты согрей ее, - колдун усмехнулся. – Кусок льда, можно растопить горячим дыханием, руду железную расплавить в кузнице жаркой, и полено оживает в руках резчика искусного. По закону мироздания – живое становится мертвым, но и из нави бывают, возвращаются в явь. Я все тебе сказал, Красен, сын боярский, и даже боле. А теперь ступай, устал я.
3 глава
Гладь озёрная рябью поддёрнута зыбкой,
Белой дымкой клубится молочный туман.
Из воды вышла девушка поступью гибкой,
В звёздном свете сияет её мокрый стан.
В наготе не прикрытой, прекрасна русалка,
Облепила её грива медных волос.
Вдалеке сёстры девы играются в салки,
А она на песчаный присела откос.
Вместо гребня проводит по прядям перстами,
Напитались озёрной водицей они.
По спине стройной вьются густыми волнами,
Лунных бликов в них ярко мерцают огни.
Наблюдает за девой озёрною Красен,
Глаз бесстыжих не в силах от ней отвести.
Долгий взгляд на русалку бывает опасен,
Может в воду она за собой увести.
«Ох, и хороша, - подумал Красен. – Поди, догадайся, что мавка перед тобой: ни хвоста, ни плавников нет. Все как у девки, только кожа больно бледная и прозрачная».
А у самого пот от волнения на шее собрался, по спине каплями крупными скатывается. И комары облепили, лезут докучливые в нос и глаза, норовят укусить побольнее.
- Ух, окаянные, - не выдержал боярыч, припечатывая пискунов. Да видно громко вышло, потому как встрепенулась русалка, вглядываясь в густые заросли.
- Кто здесь? – родниковым переливом зазвенел голос девушки.
Не было смысла укрываться дальше. Вышел Красен из тени на свет лунный, стоит, не жив, не мертв под взглядом изучающим.
- Кто ты? – зажурчала водицей ключевой красавица.
- Незваном меня зовут, - в последний момент опомнился юноша. Имя настоящее сказать, дать власть над собой нечисти.
- А я, Русалина, - мавка повела покатым плечом, откинув подсохшие волосы назад.
Ни тени смущения не было в ее зеленых, словно болотная тина, глазах, а лишь интерес и обещание. Не укрылось от нее, как судорожно сглотнул юноша, завороженно осматривая ее обнаженное тело. Отступив назад, она сладко улыбнулась, протянув ему тонкую руку.
- Потанцуй со мной Незван. Скучно мне среди батюшкиных подданных. Шишиги да болотницы воду целыми днями мутят; топляки сети людские рвут, рыб выпутывая, а сестры, когда не хороводят, то на сомах большебрюхих катаются. Племя озерное обширно, только бескровное и хладное оно, а ты теплый и желанный.
Не хуже меда хмельного пьянили речи девичьи. Сделал шаг он навстречу Русалине, и закружилась земля под ногами боярыча, остались лишь ее очи искрящиеся, и смех журчащий. Сам не заметил Красен, как оказался в объятьях страстных, отдаваясь на волю ласкам умелым, поцелуям дразнящим. Налилась плоть огнем желания, затуманивая разум. И вот уже боярыч нависает над девушкой обнаженной, оглаживая стан ее стройный. На миг он оторвался от Русалины, снять рубаху мешавшую, но хватило этой заминки, чтобы рассудок прояснился, и туман в голове Красена рассеялся. С ужасом он осознал, что чуть не случилось непоправимое, и отпрянул юноша от мавки озерной. Скривилось лицо у девушки, будто вот-вот заплачет, и жалобно зазвучал голос ее, обращенный к Красену.
- Иди ко мне, желанный мой, ненаглядный. Полюблю тебя так, что забудешь обо всем на свете. Единственным будешь, сокол мой ясный.
Зашумело в голове у Красена. Голос Русалины проникал прямо в сердце, и хотелось ему довериться и подчиниться. Закрыл глаза боярыч, борясь с чарами русальими и вызывая в памяти образ Заряны.
- Неужто краше меня встречал? – горячо шептала Русалина, - посмотри на меня, Незван.
Велик был соблазн, и с каждым словом мавки все труднее становилось ему противиться. Опять потянулась Русалина к Красену, увлекая на траву мягкую. Весь облик ее дышал страстью неутоленной, сладостью запретной. Чувствовал боярыч, что проигрывает борьбу с самим с собой. В отчаянье схватил он рубаху смятую, и натянул на стан девичий, прикрывая наготу бесстыдную. Вскрикнула русалка, отталкивая юношу. Болью подернулись глаза ее прекрасные, и жемчугом перламутровым скатились слезы по щекам порозовевшим.
- Сними, прошу, - взмолилась она жалобно, – жжет рубаха, печет, мочи нет.
Выгнулась дугой Русалина и закачалась по траве росистой, царапая землю когтями острыми. Кожа ее покраснела и покрылась волдырями, как при ожогах от крапивы жгучей. Завыла девушка надрывно, и каждый стон ее был пропитан мукой нестерпимой, страданием невыносимым.
Испугался Красен, что сестры могут Русалину услышать: сбегутся на шум, тогда точно беды не миновать. Словно отвечая на его мысли, вода в озере забурлила, поднимая волны беспокойные. Неужто сам водяной пожаловал?
Схватил боярыч девушку и, не разбирая дороги, кинулся сквозь крапивник высокий в сторону стен городских. И ноша была легкая и путь близкий, но из сил выбился Красен, пока до ворот добежал. Дыхание перевел лишь у тына, а девушка казалось, и не дышала вовсе. Слишком тихо она лежала на его руках, не подавая признаков жизни.
- Умаял, девку, – оскалилась ночная стража, пропуская Красена через городские ворота.
Непотребные шутки и веселый смех дозорных резали слух боярыча, но он, не обращая на них внимания, нес свою ношу к терему отчему. Рассвет алый, костром, пылающим загорался над окоёмом, когда Красен, наконец, добрался до дома. Челядь в такое время уже не спала, и сонная сновала по двору, окунаясь в ежедневную рутину. С удивлением она косилась на сына хозяйского и на девушку, прижатую, к его голой груди. Рыжие волосы незнакомки стелились по земле и тонкие лодыжки с узкими ступнями неприкрытой белизной бросались в глаза всякому. В дверях столкнулся Красен с сенной девкой Малашкой и, окинув ее быстрым взглядом, коротко обронил:
- Следом ступай.
В ткацкую занес он русалку, бережно опустив на лавку. По-прежнему Русалина не приходила в себя, но кожа ее была теплая, и синяя жилка билась на девичьей шее. Малаша запалила лучину и с любопытством взирала на спутницу боярыча.
- Будь с ней, не куда не уходи. Очнется, немедля зови, - приказал Красен.
Будет теперь, о чем черни посудачить. Но Красену было не до того, усталость неодолимая навалилась на него тяжестью пудовой. Оставил он русалку под приглядом Малаши, а сам поднялся в клеть просторную, упав на постель застеленную, и тут же забылся сном глубоким.
4 глава
Разбудила Красена матушка, боярыня Добронега. Сквозь сон он услышал ее ласковый голос, обращенный к сыну:
- Поднимайся, сынок. Вставай, солнце уже высоко.
Нехотя разлепил он опухшие веки, щурясь от ослепительного света, проникающего в раскрытые ставни. Перевернулся и застонал: голова была тяжелая и дурная, как после знатной попойки.
- Все на свете проспишь, - по-доброму журила Добронега сына, а у самой беспокойство плескалось в глазах серых, и тревога.
Сперва не разобрался Красен, почему одетым почивал и заспался так поздно, а потом вспомнил, что с ним приключилось ночью. Всплыли в памяти и пронеслись вереницей картинки, как он ходил за советом к колдуну и на ловы русалки. Знать спит еще девка, раз Малашка не приходила.
Нехотя поднялся Красен с налёжанной постели и подошел к ушату с водой родниковой. С головой окунулся боярыч, прогоняя остатки сна, а Добронега уже протягивала ему рушник и рубаху свежую следом.
- Во что ты ввязался, сынок? – допытывалась Добронега. – Ночь дома не ночевал. Дворня шепчется, что по заре с девицей воротился. Знаю, замыслил что-то, только добром ли твоя затея обернется?
- Заряну я хочу спасти, нет жизни мне без нее, - твердо произнес Красен. – Русалку я давеча поймал, она сейчас в ткацкой спит под присмотром Малаши.
- Нешто так можно, - охнула женщина, в испуге прикрывая рот рукой.
- Не волнуйся матушка, - задержался юноша на пороге. – Коли выгорит дело, быть свадьбе по осени.
- Куда ты опять собрался? – вдогонку спросила Добронега.
- К князю мне надо, - обронил Красен, выходя из опочивальни.
Богаты и обширны княжеские хоромы. Доводилась в них уже бывать Красену на пирах праздничных и из братины золотой пить вино заморское. Потому без слов пропустили его дозорные в терем, а тиун проводил боярыча к володарю.
Собрались в гриднице нарочитые мужи. Был среди них и отец Красена, боярин Наум. Удивление промелькнуло на его лице, а боярыч уже склонился перед князем Богуславом в поклоне.
- Что, за срочность привела тебя ко мне, - откинувшись на спинку высокого кресла, князь с любопытством посмотрел на юношу.
Смолкли голоса собравшихся, и муху можно было бы услышать, пролети она сейчас.
- Великий княже, беда привела меня к тебе, - начал Красен. – Завтра на закате, невесту мою, Заряну, отдадут на погибель верную Змею-Горынычу. Но не одну жизнь заберет чудовище трехглавое, а две. Связаны наши судьбы с ней, и как тень пропадет без света, так и я сгину без Заряны.
Помрачнел князь и оттого резче обозначались морщины на его обветренном лице. Много времени он проводил в походах, оттачивая умение свое воинское в битвах с врагами, но даже ему с его дружиной не под силу было истребить зло крылатое.
- Каждый год мы отдаем Змею чьих-то невест и дочерей. Думаешь, горе их женихов и родителей меньше твоего? Так было, и будет, что одна жертва спасает многие жизни. Ни тебе и ни мне менять этот уклад.
Богуслав гневался. Стало это понятно по яростному блеску в его глазах и плотно сжатой челюсти. Вперед вышел боярин Наум, заслоняя собой сына.
- Прости его княже. Молод, Красен и горяч, сам не ведает, что говорит.
- От слов своих я не отказываюсь, - отстранился боярыч от широкой фигуры батюшки. - Есть у меня на примете та, что заменит Заряну.
Поднялся шум в гриднице, заволновались нарочитые мужи, а князь поднял вверх руку, призывая бояр к тишине.
- Продолжай, - велел Богуслав юноше.
- Русалку я изловил ночью. Можешь проверить и спросить у стражников. Видели они, как я проходил мимо них с девушкой. Откупимся мавкой. Она такая же нечисть, как и Змей, никто по ней не будет печалиться, и слез не пройлет.
- Дивные речи ты говоришь, боярский сын, - задумчиво оглаживая бороду, произнес князь. – Сам додумался, али кто научил.
Смутился Красен, но глаз от Богуслава не отвел, прямо сказал:
- Старый колдун Ведан, что возле озера живет, подсказал.
- Что ж, взглянуть я хочу на водяницу, - князь поднялся с кресла, оправляя кафтан. – Веди меня к ней, а там и волю свою озвучу.
Быстро по граду разлетелась весть о ночной вылазке Красена. Обступили терем боярина Наума зеваки, авось русалку удастся увидеть. И даже гридни княжеские, сопровождавшие Богуслава, не смогли их разогнать.
Не приходилось еще Добронеге привечать у себя столь знатного гостя. Бегала челядь, выполняя наказы хозяйки, а сама она в низком поклоне предлагала князю угоститься хлебом румяным и чаркой меда пенного. Отказался Богуслав от угощения, не за тем он наведался к Науму. Велел сразу его отвести к мавке.
Заливал свет ткацкую сквозь открытые окна, играя бликами на лице спящей девушки. Отбрасывали ресницы тень на ее дивный лик, из приоткрытых губ виднелись жемчужно-белые зубы, а медные локоны лишь подчеркивали бледность русалочьей кожи.
Не обратил князь внимания на Малашку, сразу подойдя к русалке. Следом за ним проследовал верховный волхв. Склонился Богуслав над девушкой, всматриваясь в ее лицо, и не удержался, коснувшись золота девичьих волос.
- Отчего же не просыпается она? - спросил князь у волхва.
- Потому что не живая она еще, но уже и не мертвая, - пояснил мудрый кудесник. – Одной ногой она на порог яви ступила, а вторая все еще остается за чертой бытия. Не дает вода разогнаться крови по венам, как борются зима с весной, так и в ней борются два начала. И будет спать она сном непробудным, пока одно из них не одержит победу.
- Есть ли способ разбудить ее? – нахмурился князь.
- Подумать надобно, - отступил волхв в тень и ничего больше он от него не добьется, понял Богуслав.
- Что скажешь, княже, - с надеждой в голосе обратился Красен к покидавшему терем князю.
- Найдет волхв средство оживить озерную деву, исполню твою просьбу, потому как не обманешь Змея.
Силен был волхв и могущественен, но и он не ведал всех тайн мироздания. Трудную задачу задал ему князь, за чертоги нави придется заглянуть, чтобы разгадать ее. Вглядывался чародей в наговоренную воду священного источника, шепча слова заветные, наговоры древние. Долго боги не внимали его мольбам, уже и не чаял он дождаться ответа, когда подернулась вода легкой рябью, открывая чародею врата в нижний мир. Взгляд волхва застыл, уносясь в дали, недоступные смертным.
Неизменно приходилось чародею расплачиваться за помощь духов. И в этот раз, рассекая руку острым ножом, отдал он каплю своей крови, утоляя их жажду. Уже ночью опять волхв переступил порог боярского терема. Обращаясь к Красену, вручил кудесник ему амулет:
- Силу он имеет необычайную: с одной его стороны начертан Коловрат, что символизирует победу света над тьмой, жизни над смертью, а Жива с обратной стороны, олицетворяет единство и неразрывную связь яви с навью. Повяжи водянице его на шею, и пока он будет на ней, она останется человеком. Никто не сможет снять амулет, и даже она. Только тебе будет подвластно освободить ее от бремени человеческой жизни.
Все сделал Красен, как наказал ему волхв. Не потревожил он глубокий сон Русалины, когда повязывал тесьму с оберегом на ее тонкую шею. По-прежнему она спала, только вздрогнула, когда амулет коснулся ее белой кожи. Еще какое-то время Красен постоял, всматриваясь в девушку, а после вышел из покоев, тихо затворив за собой дверь.
Беспокойным был сон боярыча этой ночью, и лишь рассеялась мгла черничная, как он был на ногах. Не терпелось Красену взглянуть на Русалину, к ней он заявился, уповая на чудо.
Прижав покрывало к груди, с испугом взирала девушка на вошедшего юношу. Словно затравленный зверек она сидела на лавке, и страх волнами исходил от нее.
- Слушай, Красен, сын боярский, и запоминай. Надобно тебе изловить дочь хозяина озерного и поменять местами с зазнобой своей. Времени у тебя мало осталось для исполнения задуманного. Последняя ночь.
Растерялся Красен, смотрит на колдуна, силясь понять, не насмехается ли он над ним. С малых лет детям вбивали в головы, что лучше не связываться с русальим народом, особенно на купальской седмице. Заманят, завлекут девы озерные красотою своей колдовской, захороводят в плясках диких, а потом утянут на дно глубокое, прижмут камнем тяжелым и будешь лежать там, пока косточки не истлеют и в ил не превратятся.
- Как же мне поймать ту, что соткана из лунного света и в жилах которой, вместо крови горячей, течет водица холодная?
- А ты согрей ее, - колдун усмехнулся. – Кусок льда, можно растопить горячим дыханием, руду железную расплавить в кузнице жаркой, и полено оживает в руках резчика искусного. По закону мироздания – живое становится мертвым, но и из нави бывают, возвращаются в явь. Я все тебе сказал, Красен, сын боярский, и даже боле. А теперь ступай, устал я.
3 глава
Гладь озёрная рябью поддёрнута зыбкой,
Белой дымкой клубится молочный туман.
Из воды вышла девушка поступью гибкой,
В звёздном свете сияет её мокрый стан.
В наготе не прикрытой, прекрасна русалка,
Облепила её грива медных волос.
Вдалеке сёстры девы играются в салки,
А она на песчаный присела откос.
Вместо гребня проводит по прядям перстами,
Напитались озёрной водицей они.
По спине стройной вьются густыми волнами,
Лунных бликов в них ярко мерцают огни.
Наблюдает за девой озёрною Красен,
Глаз бесстыжих не в силах от ней отвести.
Долгий взгляд на русалку бывает опасен,
Может в воду она за собой увести.
«Ох, и хороша, - подумал Красен. – Поди, догадайся, что мавка перед тобой: ни хвоста, ни плавников нет. Все как у девки, только кожа больно бледная и прозрачная».
А у самого пот от волнения на шее собрался, по спине каплями крупными скатывается. И комары облепили, лезут докучливые в нос и глаза, норовят укусить побольнее.
- Ух, окаянные, - не выдержал боярыч, припечатывая пискунов. Да видно громко вышло, потому как встрепенулась русалка, вглядываясь в густые заросли.
- Кто здесь? – родниковым переливом зазвенел голос девушки.
Не было смысла укрываться дальше. Вышел Красен из тени на свет лунный, стоит, не жив, не мертв под взглядом изучающим.
- Кто ты? – зажурчала водицей ключевой красавица.
- Незваном меня зовут, - в последний момент опомнился юноша. Имя настоящее сказать, дать власть над собой нечисти.
- А я, Русалина, - мавка повела покатым плечом, откинув подсохшие волосы назад.
Ни тени смущения не было в ее зеленых, словно болотная тина, глазах, а лишь интерес и обещание. Не укрылось от нее, как судорожно сглотнул юноша, завороженно осматривая ее обнаженное тело. Отступив назад, она сладко улыбнулась, протянув ему тонкую руку.
- Потанцуй со мной Незван. Скучно мне среди батюшкиных подданных. Шишиги да болотницы воду целыми днями мутят; топляки сети людские рвут, рыб выпутывая, а сестры, когда не хороводят, то на сомах большебрюхих катаются. Племя озерное обширно, только бескровное и хладное оно, а ты теплый и желанный.
Не хуже меда хмельного пьянили речи девичьи. Сделал шаг он навстречу Русалине, и закружилась земля под ногами боярыча, остались лишь ее очи искрящиеся, и смех журчащий. Сам не заметил Красен, как оказался в объятьях страстных, отдаваясь на волю ласкам умелым, поцелуям дразнящим. Налилась плоть огнем желания, затуманивая разум. И вот уже боярыч нависает над девушкой обнаженной, оглаживая стан ее стройный. На миг он оторвался от Русалины, снять рубаху мешавшую, но хватило этой заминки, чтобы рассудок прояснился, и туман в голове Красена рассеялся. С ужасом он осознал, что чуть не случилось непоправимое, и отпрянул юноша от мавки озерной. Скривилось лицо у девушки, будто вот-вот заплачет, и жалобно зазвучал голос ее, обращенный к Красену.
- Иди ко мне, желанный мой, ненаглядный. Полюблю тебя так, что забудешь обо всем на свете. Единственным будешь, сокол мой ясный.
Зашумело в голове у Красена. Голос Русалины проникал прямо в сердце, и хотелось ему довериться и подчиниться. Закрыл глаза боярыч, борясь с чарами русальими и вызывая в памяти образ Заряны.
- Неужто краше меня встречал? – горячо шептала Русалина, - посмотри на меня, Незван.
Велик был соблазн, и с каждым словом мавки все труднее становилось ему противиться. Опять потянулась Русалина к Красену, увлекая на траву мягкую. Весь облик ее дышал страстью неутоленной, сладостью запретной. Чувствовал боярыч, что проигрывает борьбу с самим с собой. В отчаянье схватил он рубаху смятую, и натянул на стан девичий, прикрывая наготу бесстыдную. Вскрикнула русалка, отталкивая юношу. Болью подернулись глаза ее прекрасные, и жемчугом перламутровым скатились слезы по щекам порозовевшим.
- Сними, прошу, - взмолилась она жалобно, – жжет рубаха, печет, мочи нет.
Выгнулась дугой Русалина и закачалась по траве росистой, царапая землю когтями острыми. Кожа ее покраснела и покрылась волдырями, как при ожогах от крапивы жгучей. Завыла девушка надрывно, и каждый стон ее был пропитан мукой нестерпимой, страданием невыносимым.
Испугался Красен, что сестры могут Русалину услышать: сбегутся на шум, тогда точно беды не миновать. Словно отвечая на его мысли, вода в озере забурлила, поднимая волны беспокойные. Неужто сам водяной пожаловал?
Схватил боярыч девушку и, не разбирая дороги, кинулся сквозь крапивник высокий в сторону стен городских. И ноша была легкая и путь близкий, но из сил выбился Красен, пока до ворот добежал. Дыхание перевел лишь у тына, а девушка казалось, и не дышала вовсе. Слишком тихо она лежала на его руках, не подавая признаков жизни.
- Умаял, девку, – оскалилась ночная стража, пропуская Красена через городские ворота.
Непотребные шутки и веселый смех дозорных резали слух боярыча, но он, не обращая на них внимания, нес свою ношу к терему отчему. Рассвет алый, костром, пылающим загорался над окоёмом, когда Красен, наконец, добрался до дома. Челядь в такое время уже не спала, и сонная сновала по двору, окунаясь в ежедневную рутину. С удивлением она косилась на сына хозяйского и на девушку, прижатую, к его голой груди. Рыжие волосы незнакомки стелились по земле и тонкие лодыжки с узкими ступнями неприкрытой белизной бросались в глаза всякому. В дверях столкнулся Красен с сенной девкой Малашкой и, окинув ее быстрым взглядом, коротко обронил:
- Следом ступай.
В ткацкую занес он русалку, бережно опустив на лавку. По-прежнему Русалина не приходила в себя, но кожа ее была теплая, и синяя жилка билась на девичьей шее. Малаша запалила лучину и с любопытством взирала на спутницу боярыча.
- Будь с ней, не куда не уходи. Очнется, немедля зови, - приказал Красен.
Будет теперь, о чем черни посудачить. Но Красену было не до того, усталость неодолимая навалилась на него тяжестью пудовой. Оставил он русалку под приглядом Малаши, а сам поднялся в клеть просторную, упав на постель застеленную, и тут же забылся сном глубоким.
4 глава
Разбудила Красена матушка, боярыня Добронега. Сквозь сон он услышал ее ласковый голос, обращенный к сыну:
- Поднимайся, сынок. Вставай, солнце уже высоко.
Нехотя разлепил он опухшие веки, щурясь от ослепительного света, проникающего в раскрытые ставни. Перевернулся и застонал: голова была тяжелая и дурная, как после знатной попойки.
- Все на свете проспишь, - по-доброму журила Добронега сына, а у самой беспокойство плескалось в глазах серых, и тревога.
Сперва не разобрался Красен, почему одетым почивал и заспался так поздно, а потом вспомнил, что с ним приключилось ночью. Всплыли в памяти и пронеслись вереницей картинки, как он ходил за советом к колдуну и на ловы русалки. Знать спит еще девка, раз Малашка не приходила.
Нехотя поднялся Красен с налёжанной постели и подошел к ушату с водой родниковой. С головой окунулся боярыч, прогоняя остатки сна, а Добронега уже протягивала ему рушник и рубаху свежую следом.
- Во что ты ввязался, сынок? – допытывалась Добронега. – Ночь дома не ночевал. Дворня шепчется, что по заре с девицей воротился. Знаю, замыслил что-то, только добром ли твоя затея обернется?
- Заряну я хочу спасти, нет жизни мне без нее, - твердо произнес Красен. – Русалку я давеча поймал, она сейчас в ткацкой спит под присмотром Малаши.
- Нешто так можно, - охнула женщина, в испуге прикрывая рот рукой.
- Не волнуйся матушка, - задержался юноша на пороге. – Коли выгорит дело, быть свадьбе по осени.
- Куда ты опять собрался? – вдогонку спросила Добронега.
- К князю мне надо, - обронил Красен, выходя из опочивальни.
Богаты и обширны княжеские хоромы. Доводилась в них уже бывать Красену на пирах праздничных и из братины золотой пить вино заморское. Потому без слов пропустили его дозорные в терем, а тиун проводил боярыча к володарю.
Собрались в гриднице нарочитые мужи. Был среди них и отец Красена, боярин Наум. Удивление промелькнуло на его лице, а боярыч уже склонился перед князем Богуславом в поклоне.
- Что, за срочность привела тебя ко мне, - откинувшись на спинку высокого кресла, князь с любопытством посмотрел на юношу.
Смолкли голоса собравшихся, и муху можно было бы услышать, пролети она сейчас.
- Великий княже, беда привела меня к тебе, - начал Красен. – Завтра на закате, невесту мою, Заряну, отдадут на погибель верную Змею-Горынычу. Но не одну жизнь заберет чудовище трехглавое, а две. Связаны наши судьбы с ней, и как тень пропадет без света, так и я сгину без Заряны.
Помрачнел князь и оттого резче обозначались морщины на его обветренном лице. Много времени он проводил в походах, оттачивая умение свое воинское в битвах с врагами, но даже ему с его дружиной не под силу было истребить зло крылатое.
- Каждый год мы отдаем Змею чьих-то невест и дочерей. Думаешь, горе их женихов и родителей меньше твоего? Так было, и будет, что одна жертва спасает многие жизни. Ни тебе и ни мне менять этот уклад.
Богуслав гневался. Стало это понятно по яростному блеску в его глазах и плотно сжатой челюсти. Вперед вышел боярин Наум, заслоняя собой сына.
- Прости его княже. Молод, Красен и горяч, сам не ведает, что говорит.
- От слов своих я не отказываюсь, - отстранился боярыч от широкой фигуры батюшки. - Есть у меня на примете та, что заменит Заряну.
Поднялся шум в гриднице, заволновались нарочитые мужи, а князь поднял вверх руку, призывая бояр к тишине.
- Продолжай, - велел Богуслав юноше.
- Русалку я изловил ночью. Можешь проверить и спросить у стражников. Видели они, как я проходил мимо них с девушкой. Откупимся мавкой. Она такая же нечисть, как и Змей, никто по ней не будет печалиться, и слез не пройлет.
- Дивные речи ты говоришь, боярский сын, - задумчиво оглаживая бороду, произнес князь. – Сам додумался, али кто научил.
Смутился Красен, но глаз от Богуслава не отвел, прямо сказал:
- Старый колдун Ведан, что возле озера живет, подсказал.
- Что ж, взглянуть я хочу на водяницу, - князь поднялся с кресла, оправляя кафтан. – Веди меня к ней, а там и волю свою озвучу.
Быстро по граду разлетелась весть о ночной вылазке Красена. Обступили терем боярина Наума зеваки, авось русалку удастся увидеть. И даже гридни княжеские, сопровождавшие Богуслава, не смогли их разогнать.
Не приходилось еще Добронеге привечать у себя столь знатного гостя. Бегала челядь, выполняя наказы хозяйки, а сама она в низком поклоне предлагала князю угоститься хлебом румяным и чаркой меда пенного. Отказался Богуслав от угощения, не за тем он наведался к Науму. Велел сразу его отвести к мавке.
Заливал свет ткацкую сквозь открытые окна, играя бликами на лице спящей девушки. Отбрасывали ресницы тень на ее дивный лик, из приоткрытых губ виднелись жемчужно-белые зубы, а медные локоны лишь подчеркивали бледность русалочьей кожи.
Не обратил князь внимания на Малашку, сразу подойдя к русалке. Следом за ним проследовал верховный волхв. Склонился Богуслав над девушкой, всматриваясь в ее лицо, и не удержался, коснувшись золота девичьих волос.
- Отчего же не просыпается она? - спросил князь у волхва.
- Потому что не живая она еще, но уже и не мертвая, - пояснил мудрый кудесник. – Одной ногой она на порог яви ступила, а вторая все еще остается за чертой бытия. Не дает вода разогнаться крови по венам, как борются зима с весной, так и в ней борются два начала. И будет спать она сном непробудным, пока одно из них не одержит победу.
- Есть ли способ разбудить ее? – нахмурился князь.
- Подумать надобно, - отступил волхв в тень и ничего больше он от него не добьется, понял Богуслав.
- Что скажешь, княже, - с надеждой в голосе обратился Красен к покидавшему терем князю.
- Найдет волхв средство оживить озерную деву, исполню твою просьбу, потому как не обманешь Змея.
***
Силен был волхв и могущественен, но и он не ведал всех тайн мироздания. Трудную задачу задал ему князь, за чертоги нави придется заглянуть, чтобы разгадать ее. Вглядывался чародей в наговоренную воду священного источника, шепча слова заветные, наговоры древние. Долго боги не внимали его мольбам, уже и не чаял он дождаться ответа, когда подернулась вода легкой рябью, открывая чародею врата в нижний мир. Взгляд волхва застыл, уносясь в дали, недоступные смертным.
Неизменно приходилось чародею расплачиваться за помощь духов. И в этот раз, рассекая руку острым ножом, отдал он каплю своей крови, утоляя их жажду. Уже ночью опять волхв переступил порог боярского терема. Обращаясь к Красену, вручил кудесник ему амулет:
- Силу он имеет необычайную: с одной его стороны начертан Коловрат, что символизирует победу света над тьмой, жизни над смертью, а Жива с обратной стороны, олицетворяет единство и неразрывную связь яви с навью. Повяжи водянице его на шею, и пока он будет на ней, она останется человеком. Никто не сможет снять амулет, и даже она. Только тебе будет подвластно освободить ее от бремени человеческой жизни.
Все сделал Красен, как наказал ему волхв. Не потревожил он глубокий сон Русалины, когда повязывал тесьму с оберегом на ее тонкую шею. По-прежнему она спала, только вздрогнула, когда амулет коснулся ее белой кожи. Еще какое-то время Красен постоял, всматриваясь в девушку, а после вышел из покоев, тихо затворив за собой дверь.
Беспокойным был сон боярыча этой ночью, и лишь рассеялась мгла черничная, как он был на ногах. Не терпелось Красену взглянуть на Русалину, к ней он заявился, уповая на чудо.
Прижав покрывало к груди, с испугом взирала девушка на вошедшего юношу. Словно затравленный зверек она сидела на лавке, и страх волнами исходил от нее.
