Так что первые два года сидела я тихо-мирно в тюрьме для военных преступников, в одиночной камере, чтобы никому ничего рассказать не могла. Хотели добиться от меня имен тех, кто вместе с нами бежал, и деталей побега – наши товарищи по несчастью предусмотрительно запустили в базу НИИ вирус, уничтоживший данные о сотрудниках. Так что пришлось следователям работать по старинке, как в прошлом веке: свидетелей опрашивать и так далее. Я ничего говорить не стала, выбрала молчание. Мне через многое пришлось пройти… Но страшнее всего была неизвестность. Где моя девочка? Что с ней? Жива ли вообще? К счастью, стране мои знания и умения оказались еще нужны, и меня переправили в другой закрытый НИИ, на этот раз на военной базе, где мне пришлось двигать вперед бактериологические исследования за еду и кров. Порядки там были, как в тюрьме. Но жить можно было. Можно было даже отвлечься от переживаний и душевной боли… А через пару лет на меня обратил внимание один из местных начальников, а я не стала ломаться. Увидела в нем возможность узнать хоть что-то о Соне…
– И узнала? – с замиранием сердца спросила я.
Эльвира кивнула.
– Да. Через долгих два года, по крупицам… Тот поезд шел в дальневосточном направлении, а на одной из станций по пути его следования в железнодорожное отделение полиции обратилась семья с тремя грудничками, написала заявление о краже багажа и обнулении документов и попросила временные для восстановления. Барышев, любовник мой, пробил по своим каналам. Так вот, оказалось, что названные ФИО – липовые. Придумали они их, чтобы «чистые» документы получить. И, видимо, проворачивали такой финт еще не раз, чтобы окончательно запутать следы – да, такое в глубокой провинции еще возможно. Так вот, те люди, коллеги наши, в благодарность за заминку с патрулем оставили Соню себе. Их и полицейские на дальних полустанках запоминали, потому что они с тройней путешествовали. Два мальчика и девочка. Причем мальчишки светленькие, а девочка темноволосая, крупнее братьев… Увы, на этом след Сонечки оборвался, так как узнать, под каким именем и фамилией моя дочь живет сейчас, я так и не смогла. Ей в феврале этого года пятнадцать исполнилось…
Тихий всхлип прервал рассказ Эльвиры.
Какое-то время мы обе молчали. Потом Кочетова заговорила вновь.
– Когда прошел слух о том, что набираются добровольцы для полета на Марс, я не раздумывала ни секунды. Не могла оставаться на Земле. Благо, к тому времени история с Песчанском улеглась, покровитель мой ушел на пенсию, а сменщику его я была не интересна. Но тот хорошим человеком оказался, помог мне с отправкой. Так здесь и оказалась. Должна сказать, здесь мне жилось лучше, чем там. Приняли, как родную. Гедеон начал опекать, Дубровцев о внеочередном оперативном лечении с Даменецким договорился – у меня нос был сломан, перелом ноги сросся плохо…
– Неужели ты не проходила медкомиссию перед отлетом? – не поверила я. – Меня туда каждые полгода гоняли!
– Ты – другое дело, Надя, – сухо ответила Эльвира. – Ты и такие же контрактники из инкубатора – это, грубо говоря, материал на разводку. Потому в эту программу и набирают подростков, чтобы воспитать правильно, связи их с оставленными на Земле семьями оборвать, чтобы Марс им вторым домом стал, да плодиться тут заставить. Надо же планету заселять! А для этого производители должны быть здоровыми! Неужто не доводили это до твоего сведения прямым текстом?
Я не торопилась с ответом. Доводили вообще-то. Но я это восприняла как пожелание, а не как руководство к действию. Кто ж в здравом уме в условиях Марса детей рожать будет? Климат не тот, природные условия тоже, и это не говоря уж о полном отсутствии инфраструктуры для их развития и обучения!
Пока я подбирала слова, чтобы поведать о том Эльвире, она успела рассказать, что при наборе в первую и вторую волну колонистов требования к состоянию здоровья были гораздо ниже, потому что задачей их было обустройство колонии и научные исследования, а не рождение детей.
- Вроде как мозги есть, есть ученая степень, ноги передвигают, и ладно, – невесело усмехнулась моя собеседница. – Остальное роботы сделают. На деле, конечно, получилось иначе. Как, впрочем, и всегда.
И, широко поведя рукой, будто в танце, запела:
«Как на красной на планете
Колонисты завелись.
Им бы базу здесь построить,
И все будет… хорошо!
От работы здесь, на Марсе,
Дохнет робот, вашу мать!
Взял лопату академик
И копать, копать, копать!
Плечом к плечу копают дружно
Военный, повар, инженер,
Под жилой модуль и ангары
Марсу портят экстерьер»
Я даже не улыбнулась. Я хоть и недавно здесь, но отлично знаю, с какими трудностями столкнулись колонисты первой и второй волн. Вот кто настоящие герои! Конечно, копать котлованы под фундамент и технический этаж, бурить скважины и заниматься прочими строительными работами им на постоянной основе не пришлось. И это не говоря уже о перемещении с орбиты Фобоса частей корпусов космических кораблей и составлении из них зданий колонии или возведение периметра колонии – такое людям точно не под силу, даже при условии выставленных на максимум параметров экзоскелета. Только эпизодически – в ожидании, пока техники починят вышедших из строя роботов. А чинить их приходилось постоянно. Чинить, чистить от марсианского песка подвижные сочленения, смазывать их… Техники-ремонтники трудились в три смены, но успевали далеко не всегда. А вообще, век строительных роботов на красной планете оказался, увы, недолог – то, что на Земле было рассчитано лет на десять-пятнадцать работы, здесь убивалось за два года.
Так что, насколько я знаю, часть котлованов под ангары пришлось-таки рыть вручную. И производить сварку внутренних и внешних швов зданий. И еще много чего. М-да, большая часть строительных работ пришлась на период до активации купола жизнеобеспечения. Метеориты, ветра, слишком резкие перепады температур, пониженная по сравнению с земной гравитация, вездесущая красная пыль, которая, как оказалось, набивается буквально повсюду… Неудивительно, что такие суровые испытания нашли отражение в народном творчестве колонистов. Может, криво, косо и не всегда в рифму, но дух того времени передают верно. И это Эльвира еще цензурные вспомнила! А то доводилось мне слышать такие, где литературными были только предлоги. И это сейчас рассказы о времени основания колонии кажутся смешными – а вот колонистам первой и второй волн, прилетевшим на пустую планету, было не до смеха…
– Была в позапрошлом веке детская песенка со словами: «Вкалывают роботы, а не человек», – продолжала вспоминать Эльвира. – Так вот, сейчас, в век роботизированного труда, она выглядит даже не наивно, а злой насмешкой! Потому что, Наденька, на одного введенного в эксплуатацию робота требуются, в среднем, пять обеспечивающих специалистов – два техника, программист, специалист по закупкам и уборщица. В среднем! А вообще, в зависимости от сложности конструкции, количество персонала может и до пятидесяти подскочить. В этом свете фантастические сюжеты о восстании машин смотрятся, мягко говоря, высосанными из пальца. А еще, представь себе, в двадцать первом веке народ всерьез верил, что автоматизация процессов сведет на «нет» полезность человеческого труда…
– Ты и Даменецкого знала, оказывается, – перебила я, направив беседу в нужное мне русло. – Просто Ван Хауэр сказал, что он меня, оказывается, тоже лечил, когда я бактерий подцепила. Недолго, правда, в тот же день умер.
Да, невежливо. Но слушать ее философствования у меня нет ни желания, ни времени.
– Тебя? С инфекцией? – вскинула брови Кочетова. – Нет, он что-то путает. Ты с инфекцией поступила, это не его профиль. Даменецкий – хирург, да еще и со специализацией пластического. Нос мне отличный сделал, как в молодости. Ну, и все лицо заодно. Потому я и выгляжу моложе своих лет. Но ты ничего не слышала!
Я заверила Эльвиру, что ее тайна умрет со мной. А потом поинтересовалась:
– А ты сама где была вчера утром?
После новой порции шуток по поводу моего участия в расследовании я все-таки получила ответ:
– В лаборатории. Пошла туда сразу после завтрака, и не одна, а в компании подчиненных – Чжу-Гао, Саамади и Зимовченко. Там и была до обеда. Потом сходила на обед в жилой модуль опять вместе с подчиненными. Вернулись всей толпой и работали спокойно, пока…
Но прежде, чем она озвучила причину досрочного прекращения трудового дня, в оранжерею вошла Даша. Вошла, увидела Эльвиру и быстро выскочила вон. Так быстро, что я ей даже не успела рукой махнуть.
– О, видела? – усмешка Кочетовой стала поистине зловещей. – Бегает от меня. Не рискует на глаза попадаться, зараза. И правильно…
– Ты все еще злишься из-за Хоффмайера? – сделала я предположение насчет того, почему Даше следует держаться подальше от новой начальницы.
– Злюсь, конечно, – не стала отрицать Эльвира. – А еще сильнее злюсь из-за того, что эта идиотка сорвала нам всю работу лаборатории! Уронила пробирку с биоматериалом, а потом, видимо, чтобы наверняка, еще и раздавила ее! Оступилась на каблучищах своих, и вот, пожалуйста! А там прототип был, понимаешь! Гибрид! Агрессивный для человека! Естественно, датчик засекает в воздухе лаборатории опасное содержание микроорганизмов, звучит сигнал тревоги, все в спешке и респираторах покидают лабораторию, потом еще два часа торчат в дезинфекционной. Сам ангар 3-3 тоже закрыт на дезинфекцию, дня на два работа встала. Почему я, думаешь, тут сижу, а не над микроскопом корплю, последнюю загадку Гедеона решая?
Я только головой покачала. Происшествие в биолаборатории стало для меня новостью! Странно, что Даша еще не написала мне о нем… С другой стороны, я, уточнив у Кочетовой, когда именно произошел инцидент с пробиркой, уверена: мою подругу можно вычеркнуть из списка подозреваемых – на время убийства Хоффмайера у нее точно алиби. Хотя она, теоретически, вполне могла бы надеть скафандр Вика – высокая, стройная…
– Ладно, иди уж, – Эльвира кивком указала на дверь оранжереи. – А то заждалась подружка, аж подпрыгивает… Ты, Надя, не принимай близко к сердцу то, что я тебе тут наговорила. И я надеюсь, что все это останется между нами.
Я пообещала, что так и будет. И поспешила к выходу из оранжереи, решив, что с ботаниками поговорю позже.
– Надя, там «Шершень» прилетел! – обрадовала меня Даша, указывая рукой в небо.
«Шершнем» тут называли мобильный модуль, летающий по воздуху, который доставлял космопилотов на Фобос и обратно. Егор вернулся!
И в подтверждение тому на мой голопланшет тут же поступило сообщение от него: «Зайка, я уже в шлюзовой! Встречай!».
Конечно, мы с Дашей побежали к шлюзовой платформе. Однако, как не радовалась я возвращению любимого, прояснить ситуацию с Хоффмайером все-таки стоило. Не люблю лезть в личную жизнь других людей, даже подруги, но другого выхода нет.
– Даш, у тебя что-то с Хоффмайером было? – пересилив себя, спросила я.
Подруга резко остановилась и, обернувшись ко мне, удивленно вскинула брови.
– С чего ты взяла? – спросила она таким тоном, будто я объявила ей, что Марс плоский.
Потом бросила взгляд в сторону оранжереи и скривилась, будто лимон разжевала.
– А, понятно, Кочетова напела… Вот змея! Повезло ей на старости лет – Хоффмайер на нее позарился, вот и видит угрозу своему счастью в любой представительнице женского пола. А уж если она молодая и красивая, то вообще туши свет! Ты даже не представляешь, как она меня прессует! Ну, начальник не выдержал, заступился пару раз за меня, так она ему потом такие сцены ревности закатывала, что стены дрожали. Мрак! И меня, видимо, в его любовницы записала, ходит теперь, сплетничает!
– Извини, но… я должна была спросить, – стушевалась я.
Дарья с ироничной полуулыбкой постучала мне пальцем по лбу.
- Надежда! Думай головой, прежде чем принять на веру чьи-либо слова! Ну, сама подумай, зачем мне Хоффмайер? Он же старый, страшный, зануда, да еще и ниже меня ростом! Совершенно не мой тип.
Тон ее был столь уверенным, а удивление от того, что я записала ее в любовницы Хоффмайера, столь натуральным, что я ей поверила. Более того, ощутила укол стыда – и как я могла подумать о ней такое?! Нет, все, конечно, может быть, но… В общем, развивать тему взаимоотношений моей подруги и ее покойного начальника я не стала. Перевела тему на вчерашнее происшествие в биолаборатории:
– Кочетова на тебя еще и за вчерашнее злится…
Даша помрачнела.
– Сама не понимаю, как такое произошло… Но, по уму, она тоже виновата – знает же, что я личный ассистент герра Хоффмайера, но отправляет меня в криохранилище за биоматериалом как какого-то младшего научного сотрудника! Начлаб так ни за что не поступил бы – он педант до мозга кости, скорей съест инструкцию, чем ее нарушит! А Эльвира в его отсутствие всегда распоясывается. Вот и отправила меня. А дальше… Как-то само собой получилось. Пишем теперь объяснительные всей лабораторией.
Я окончательно успокоилась – Даша к убийству Хоффмайера не имеет никакого отношения. Более того, ей невыгодна его смерть, ведь других защитников от Эльвиры у нее нет.
– Но есть и плюс: два, а то и три дня выходных, – Даша вдруг заулыбалась и подмигнула. – Есть возможность, хоть и с опозданием, но отпраздновать мой день рождения, а?
– Отличная идея! – одобрила я. – Может, пообедаем все вместе?
– И пообедаем, и поужинаем, и потанцуем, – с уверенностью заявила Даша. – День рождения только раз в году бывает!
Мы поспешили к шлюзовой платформе, к которой уже пристыковался «Шершень». Мысль о том, что Даша не очень-то опечалена гибелью начальника, я старательно гнала прочь. И все никак не могла понять, что царапнуло меня в рассказе Эльвиры – какая-то смутная мысль плавала на самом краю сознания, но, стоило мне попытаться рассмотреть ее, как она тут же ускользала. Раз так, решила я, шероховатость большого значения не имеет. И с легкостью забыла о ней – еще бы, у меня за спиной будто крылья выросли. Ведь еще немного, и я обниму Егора! Тут уже не до шероховатости…
Жизнь нас разлучает, как и прежде… (с)
"Надежда"
Н.Добронравов, А. Пахмутова
По-прежнему 11 ноября
Надя
Я бросилась к Егору, едва он вышел из шлюзовой, обняла его крепко, заглянула в любимые карие глаза, поцеловала подумала, что Егору, определенно, было бы некомфортно в скафандре Вика – он ниже всего на пол головы, но телом гораздо мощнее. Впрочем, о чем это я? У него стопроцентное алиби и на момент гибели Хоффмайера и на время, когда неизвестные резали стену каюты Полторахина – он в это время дежурил на модуль-станции, а оттуда просто так на полчаса не отойдешь.
- Зайчонок! – он привлек меня к себе, обняв одной рукой. – Рад тебя видеть! Соскучилась?
- Конечно! – я, счастливая, прижалась к нему всем телом. – Я тоже очень рада!
- Зая, все смотрят, – шепнул он, отстраняя меня.
Мягко, но уверенно, лишив меня возможности обнять его снова. Меня это не то чтобы обидело, но царапнуло неприятно. Со стороны все выглядело вполне прилично, а о том, чтобы держать наши отношения в тайне уговора у нас не было. Впрочем, Егор, наверное, устал за двое суток на модуль-станции, вот и нервничает. Он, когда устает, раздражается на все. Зато, как выспится, снова становится милым и спокойным. Как и все мы.
– И узнала? – с замиранием сердца спросила я.
Эльвира кивнула.
– Да. Через долгих два года, по крупицам… Тот поезд шел в дальневосточном направлении, а на одной из станций по пути его следования в железнодорожное отделение полиции обратилась семья с тремя грудничками, написала заявление о краже багажа и обнулении документов и попросила временные для восстановления. Барышев, любовник мой, пробил по своим каналам. Так вот, оказалось, что названные ФИО – липовые. Придумали они их, чтобы «чистые» документы получить. И, видимо, проворачивали такой финт еще не раз, чтобы окончательно запутать следы – да, такое в глубокой провинции еще возможно. Так вот, те люди, коллеги наши, в благодарность за заминку с патрулем оставили Соню себе. Их и полицейские на дальних полустанках запоминали, потому что они с тройней путешествовали. Два мальчика и девочка. Причем мальчишки светленькие, а девочка темноволосая, крупнее братьев… Увы, на этом след Сонечки оборвался, так как узнать, под каким именем и фамилией моя дочь живет сейчас, я так и не смогла. Ей в феврале этого года пятнадцать исполнилось…
Тихий всхлип прервал рассказ Эльвиры.
Какое-то время мы обе молчали. Потом Кочетова заговорила вновь.
– Когда прошел слух о том, что набираются добровольцы для полета на Марс, я не раздумывала ни секунды. Не могла оставаться на Земле. Благо, к тому времени история с Песчанском улеглась, покровитель мой ушел на пенсию, а сменщику его я была не интересна. Но тот хорошим человеком оказался, помог мне с отправкой. Так здесь и оказалась. Должна сказать, здесь мне жилось лучше, чем там. Приняли, как родную. Гедеон начал опекать, Дубровцев о внеочередном оперативном лечении с Даменецким договорился – у меня нос был сломан, перелом ноги сросся плохо…
– Неужели ты не проходила медкомиссию перед отлетом? – не поверила я. – Меня туда каждые полгода гоняли!
– Ты – другое дело, Надя, – сухо ответила Эльвира. – Ты и такие же контрактники из инкубатора – это, грубо говоря, материал на разводку. Потому в эту программу и набирают подростков, чтобы воспитать правильно, связи их с оставленными на Земле семьями оборвать, чтобы Марс им вторым домом стал, да плодиться тут заставить. Надо же планету заселять! А для этого производители должны быть здоровыми! Неужто не доводили это до твоего сведения прямым текстом?
Я не торопилась с ответом. Доводили вообще-то. Но я это восприняла как пожелание, а не как руководство к действию. Кто ж в здравом уме в условиях Марса детей рожать будет? Климат не тот, природные условия тоже, и это не говоря уж о полном отсутствии инфраструктуры для их развития и обучения!
Пока я подбирала слова, чтобы поведать о том Эльвире, она успела рассказать, что при наборе в первую и вторую волну колонистов требования к состоянию здоровья были гораздо ниже, потому что задачей их было обустройство колонии и научные исследования, а не рождение детей.
- Вроде как мозги есть, есть ученая степень, ноги передвигают, и ладно, – невесело усмехнулась моя собеседница. – Остальное роботы сделают. На деле, конечно, получилось иначе. Как, впрочем, и всегда.
И, широко поведя рукой, будто в танце, запела:
«Как на красной на планете
Колонисты завелись.
Им бы базу здесь построить,
И все будет… хорошо!
От работы здесь, на Марсе,
Дохнет робот, вашу мать!
Взял лопату академик
И копать, копать, копать!
Плечом к плечу копают дружно
Военный, повар, инженер,
Под жилой модуль и ангары
Марсу портят экстерьер»
Я даже не улыбнулась. Я хоть и недавно здесь, но отлично знаю, с какими трудностями столкнулись колонисты первой и второй волн. Вот кто настоящие герои! Конечно, копать котлованы под фундамент и технический этаж, бурить скважины и заниматься прочими строительными работами им на постоянной основе не пришлось. И это не говоря уже о перемещении с орбиты Фобоса частей корпусов космических кораблей и составлении из них зданий колонии или возведение периметра колонии – такое людям точно не под силу, даже при условии выставленных на максимум параметров экзоскелета. Только эпизодически – в ожидании, пока техники починят вышедших из строя роботов. А чинить их приходилось постоянно. Чинить, чистить от марсианского песка подвижные сочленения, смазывать их… Техники-ремонтники трудились в три смены, но успевали далеко не всегда. А вообще, век строительных роботов на красной планете оказался, увы, недолог – то, что на Земле было рассчитано лет на десять-пятнадцать работы, здесь убивалось за два года.
Так что, насколько я знаю, часть котлованов под ангары пришлось-таки рыть вручную. И производить сварку внутренних и внешних швов зданий. И еще много чего. М-да, большая часть строительных работ пришлась на период до активации купола жизнеобеспечения. Метеориты, ветра, слишком резкие перепады температур, пониженная по сравнению с земной гравитация, вездесущая красная пыль, которая, как оказалось, набивается буквально повсюду… Неудивительно, что такие суровые испытания нашли отражение в народном творчестве колонистов. Может, криво, косо и не всегда в рифму, но дух того времени передают верно. И это Эльвира еще цензурные вспомнила! А то доводилось мне слышать такие, где литературными были только предлоги. И это сейчас рассказы о времени основания колонии кажутся смешными – а вот колонистам первой и второй волн, прилетевшим на пустую планету, было не до смеха…
– Была в позапрошлом веке детская песенка со словами: «Вкалывают роботы, а не человек», – продолжала вспоминать Эльвира. – Так вот, сейчас, в век роботизированного труда, она выглядит даже не наивно, а злой насмешкой! Потому что, Наденька, на одного введенного в эксплуатацию робота требуются, в среднем, пять обеспечивающих специалистов – два техника, программист, специалист по закупкам и уборщица. В среднем! А вообще, в зависимости от сложности конструкции, количество персонала может и до пятидесяти подскочить. В этом свете фантастические сюжеты о восстании машин смотрятся, мягко говоря, высосанными из пальца. А еще, представь себе, в двадцать первом веке народ всерьез верил, что автоматизация процессов сведет на «нет» полезность человеческого труда…
– Ты и Даменецкого знала, оказывается, – перебила я, направив беседу в нужное мне русло. – Просто Ван Хауэр сказал, что он меня, оказывается, тоже лечил, когда я бактерий подцепила. Недолго, правда, в тот же день умер.
Да, невежливо. Но слушать ее философствования у меня нет ни желания, ни времени.
– Тебя? С инфекцией? – вскинула брови Кочетова. – Нет, он что-то путает. Ты с инфекцией поступила, это не его профиль. Даменецкий – хирург, да еще и со специализацией пластического. Нос мне отличный сделал, как в молодости. Ну, и все лицо заодно. Потому я и выгляжу моложе своих лет. Но ты ничего не слышала!
Я заверила Эльвиру, что ее тайна умрет со мной. А потом поинтересовалась:
– А ты сама где была вчера утром?
После новой порции шуток по поводу моего участия в расследовании я все-таки получила ответ:
– В лаборатории. Пошла туда сразу после завтрака, и не одна, а в компании подчиненных – Чжу-Гао, Саамади и Зимовченко. Там и была до обеда. Потом сходила на обед в жилой модуль опять вместе с подчиненными. Вернулись всей толпой и работали спокойно, пока…
Но прежде, чем она озвучила причину досрочного прекращения трудового дня, в оранжерею вошла Даша. Вошла, увидела Эльвиру и быстро выскочила вон. Так быстро, что я ей даже не успела рукой махнуть.
– О, видела? – усмешка Кочетовой стала поистине зловещей. – Бегает от меня. Не рискует на глаза попадаться, зараза. И правильно…
– Ты все еще злишься из-за Хоффмайера? – сделала я предположение насчет того, почему Даше следует держаться подальше от новой начальницы.
– Злюсь, конечно, – не стала отрицать Эльвира. – А еще сильнее злюсь из-за того, что эта идиотка сорвала нам всю работу лаборатории! Уронила пробирку с биоматериалом, а потом, видимо, чтобы наверняка, еще и раздавила ее! Оступилась на каблучищах своих, и вот, пожалуйста! А там прототип был, понимаешь! Гибрид! Агрессивный для человека! Естественно, датчик засекает в воздухе лаборатории опасное содержание микроорганизмов, звучит сигнал тревоги, все в спешке и респираторах покидают лабораторию, потом еще два часа торчат в дезинфекционной. Сам ангар 3-3 тоже закрыт на дезинфекцию, дня на два работа встала. Почему я, думаешь, тут сижу, а не над микроскопом корплю, последнюю загадку Гедеона решая?
Я только головой покачала. Происшествие в биолаборатории стало для меня новостью! Странно, что Даша еще не написала мне о нем… С другой стороны, я, уточнив у Кочетовой, когда именно произошел инцидент с пробиркой, уверена: мою подругу можно вычеркнуть из списка подозреваемых – на время убийства Хоффмайера у нее точно алиби. Хотя она, теоретически, вполне могла бы надеть скафандр Вика – высокая, стройная…
– Ладно, иди уж, – Эльвира кивком указала на дверь оранжереи. – А то заждалась подружка, аж подпрыгивает… Ты, Надя, не принимай близко к сердцу то, что я тебе тут наговорила. И я надеюсь, что все это останется между нами.
Я пообещала, что так и будет. И поспешила к выходу из оранжереи, решив, что с ботаниками поговорю позже.
– Надя, там «Шершень» прилетел! – обрадовала меня Даша, указывая рукой в небо.
«Шершнем» тут называли мобильный модуль, летающий по воздуху, который доставлял космопилотов на Фобос и обратно. Егор вернулся!
И в подтверждение тому на мой голопланшет тут же поступило сообщение от него: «Зайка, я уже в шлюзовой! Встречай!».
Конечно, мы с Дашей побежали к шлюзовой платформе. Однако, как не радовалась я возвращению любимого, прояснить ситуацию с Хоффмайером все-таки стоило. Не люблю лезть в личную жизнь других людей, даже подруги, но другого выхода нет.
– Даш, у тебя что-то с Хоффмайером было? – пересилив себя, спросила я.
Подруга резко остановилась и, обернувшись ко мне, удивленно вскинула брови.
– С чего ты взяла? – спросила она таким тоном, будто я объявила ей, что Марс плоский.
Потом бросила взгляд в сторону оранжереи и скривилась, будто лимон разжевала.
– А, понятно, Кочетова напела… Вот змея! Повезло ей на старости лет – Хоффмайер на нее позарился, вот и видит угрозу своему счастью в любой представительнице женского пола. А уж если она молодая и красивая, то вообще туши свет! Ты даже не представляешь, как она меня прессует! Ну, начальник не выдержал, заступился пару раз за меня, так она ему потом такие сцены ревности закатывала, что стены дрожали. Мрак! И меня, видимо, в его любовницы записала, ходит теперь, сплетничает!
– Извини, но… я должна была спросить, – стушевалась я.
Дарья с ироничной полуулыбкой постучала мне пальцем по лбу.
- Надежда! Думай головой, прежде чем принять на веру чьи-либо слова! Ну, сама подумай, зачем мне Хоффмайер? Он же старый, страшный, зануда, да еще и ниже меня ростом! Совершенно не мой тип.
Тон ее был столь уверенным, а удивление от того, что я записала ее в любовницы Хоффмайера, столь натуральным, что я ей поверила. Более того, ощутила укол стыда – и как я могла подумать о ней такое?! Нет, все, конечно, может быть, но… В общем, развивать тему взаимоотношений моей подруги и ее покойного начальника я не стала. Перевела тему на вчерашнее происшествие в биолаборатории:
– Кочетова на тебя еще и за вчерашнее злится…
Даша помрачнела.
– Сама не понимаю, как такое произошло… Но, по уму, она тоже виновата – знает же, что я личный ассистент герра Хоффмайера, но отправляет меня в криохранилище за биоматериалом как какого-то младшего научного сотрудника! Начлаб так ни за что не поступил бы – он педант до мозга кости, скорей съест инструкцию, чем ее нарушит! А Эльвира в его отсутствие всегда распоясывается. Вот и отправила меня. А дальше… Как-то само собой получилось. Пишем теперь объяснительные всей лабораторией.
Я окончательно успокоилась – Даша к убийству Хоффмайера не имеет никакого отношения. Более того, ей невыгодна его смерть, ведь других защитников от Эльвиры у нее нет.
– Но есть и плюс: два, а то и три дня выходных, – Даша вдруг заулыбалась и подмигнула. – Есть возможность, хоть и с опозданием, но отпраздновать мой день рождения, а?
– Отличная идея! – одобрила я. – Может, пообедаем все вместе?
– И пообедаем, и поужинаем, и потанцуем, – с уверенностью заявила Даша. – День рождения только раз в году бывает!
Мы поспешили к шлюзовой платформе, к которой уже пристыковался «Шершень». Мысль о том, что Даша не очень-то опечалена гибелью начальника, я старательно гнала прочь. И все никак не могла понять, что царапнуло меня в рассказе Эльвиры – какая-то смутная мысль плавала на самом краю сознания, но, стоило мне попытаться рассмотреть ее, как она тут же ускользала. Раз так, решила я, шероховатость большого значения не имеет. И с легкостью забыла о ней – еще бы, у меня за спиной будто крылья выросли. Ведь еще немного, и я обниму Егора! Тут уже не до шероховатости…
Глава 5
Жизнь нас разлучает, как и прежде… (с)
"Надежда"
Н.Добронравов, А. Пахмутова
По-прежнему 11 ноября
Надя
Я бросилась к Егору, едва он вышел из шлюзовой, обняла его крепко, заглянула в любимые карие глаза, поцеловала подумала, что Егору, определенно, было бы некомфортно в скафандре Вика – он ниже всего на пол головы, но телом гораздо мощнее. Впрочем, о чем это я? У него стопроцентное алиби и на момент гибели Хоффмайера и на время, когда неизвестные резали стену каюты Полторахина – он в это время дежурил на модуль-станции, а оттуда просто так на полчаса не отойдешь.
- Зайчонок! – он привлек меня к себе, обняв одной рукой. – Рад тебя видеть! Соскучилась?
- Конечно! – я, счастливая, прижалась к нему всем телом. – Я тоже очень рада!
- Зая, все смотрят, – шепнул он, отстраняя меня.
Мягко, но уверенно, лишив меня возможности обнять его снова. Меня это не то чтобы обидело, но царапнуло неприятно. Со стороны все выглядело вполне прилично, а о том, чтобы держать наши отношения в тайне уговора у нас не было. Впрочем, Егор, наверное, устал за двое суток на модуль-станции, вот и нервничает. Он, когда устает, раздражается на все. Зато, как выспится, снова становится милым и спокойным. Как и все мы.
