Одни семьи вели строго замкнутый образ жизни, скрывая свое детище от внешнего мира, как редкое сокровище от глаз завистливых соседей.
В других, наоборот, их ставили в особое положение – единственного наследника, к примеру, или единственного мальчика в сонме двоюродных сестер – и настраивали всех остальных членов семейного клана на защиту их интересов с самого их рождения.
В третьих их изо всех сил старались подогнать под рамки обычных детей, отдавая их в воспитание в закрытые учебные заведения – по возможности, со строгой дисциплиной.
В четвертых их пытались замаскировать, спрятать в толпе сверстников, и – при малейшем ущемлении их прав со стороны тех или взрослых – привлечь к таким случаям максимально пристальное внимание всевозможных обществ защиты детей, заранее обеспечивая широчайшую огласку любым, подчеркиваю, любым выпадам против них.
И многие из таких семей – в первую очередь, их ангельская часть, конечно – активно общались между собой. А в странах с развитыми технологиями коммуникаций так и вообще двадцать четыре часа в сутки. И не только друг с другом – нам удалось зафиксировать несколько фактов привлечения к такому общению и взрослых полукровок.
Когда ко мне поступили эти данные, я прямо кулаком по столу грохнул. Если мы такие контакты обнаружили, то наблюдатели и подавно. Почему до моего сведения не довели? Через мою голову компромат собирать? Не допускать меня к его проверке, чтобы и дальше нагнетать панику в нашем сообществе? Только избранные умы допускать к оценке мелких – а рукам, которым, в случае чего, ими заниматься придется, думать не положено?
Впрочем, после длительного и скрупулезного наблюдения за немногочисленными взрослыми ангельскими потомками, я с облегчением убедился, что никакие противоправные действия в вину им поставить как-то не получается. Обвинить, может, и можно, а вот уличить – не очень. Не нашлось ни одного неопровержимого свидетельства в пользу того, что они знают о своей сущности. Более того, знакомясь с материалами по их жизни на земле, я едва успевал давить ростки крамольных мыслей в голове.
Неприкаянными какими-то они оказались. Словно им места на земле не было. Среди людей чувствовали они себя неуютно – и дружеские и семейные связи рвались у них, как паутинка, если ею лодку к причалу привязать. И на работе – если им случалось, редко, правда, не свободными художниками, а в коллективе трудиться – их как будто вакуумная оболочка окружала.
Не то, чтобы люди к ним не тянулись – все они были, как на подбор, личностями яркими и талантливыми. Особо ушлые человеческие экземпляры частенько пытались определить их в лидеры очередного духовного/философского/религиозного движения. Но они, вскипев энтузиазмом, так же быстро остывали и уставали от земной суеты – и снова в себя уходили, глядя поверх голов окружающих и слушая их пламенные речи с отсутствующим видом. А люди такого не любят.
И начал я задумываться. Непорядок, знаете ли. Вроде как наше продолжение, а зависло между небом и землей – и здесь, и там без надобности. Зачем было их на свет производить, зачем было им способности наши по наследству передавать, которые многие из них потом вообще в уникальные таланты развили? Может, лучше их нам на пользу поставить? Может, лучше эти шары воздушные, которые туда-сюда ветром без толку гоняет, к себе привязать? Потихоньку, с самого детства, обучая их и приучая к мысли, что где-то они очень нужны? А где, необязательно сразу рассказывать – подрастут, поймут, что среди людей им тесно, тогда можно и все карты на стол.
Кстати, ответственно заявляю, что и среди мелких не удалось нам с ребятами выявить ни единого случая нарушения режима секретности. Молодцы, хранители – букву закона держали железно! С соблюдением его духа мы разбираться не рискнули – издалека наблюдение вели, чтобы не провоцировать их. Но из опыта общения с той моей ненормальной троицей почти уверен, что они и в мысленном общении не оплошали, оправдали доверие.
К ним я тоже, конечно, наведывался – редко, но нужно же было течение наших дел с Мариной контролировать. И инспектировать состояние морального духа среди прикомандированных сотрудников. И отслеживать, чтобы они не дали внештатникам повода уничтожить мою единственную возможность сбора сведений о мелких из самых, что ни на есть, первых рук.
Видел я их не чаще, чем пару раз в год, и потому, наверно, перемены в них мне так в глаза бросались. И все прочнее в голове у меня укоренялись те самые ростки. Уже сомнений. В правильности нашего исходного отношения к ним, ограничивающегося пассивным за ними наблюдением. К другим мелким мне подступиться не удалось, признаю, но все равно – эти, по-моему, от всех остальных отличались.
Возможно, в связи с тем, что они с самого рождения в компании себе подобных росли. И имели возможность, не дожидаясь ничьей помощи, заниматься без излишнего шума и суеты самообразованием – в то время еще трудно было однозначно судить, но, как по мне, младшая девчонка еще проще старших к окружающей среде адаптировалась. А у меня и от тех дух захватывало.
Среди людей они вели себя практически безукоризненно – невооруженным взглядом от обычных человеческих детенышей не отличишь. Утомившись от них, они не замыкались в гордыне и одиночестве, а уединялись вдвоем где-то в сторонке и продолжали оживленную беседу – обычное среди людей дело. Они не противопоставляли себя им, не кичились своими отличиями, несли их уверенно и естественно, как свою неотъемлемую часть. А цельные натуры люди всегда принимают – пусть и не сразу, но зато прочно. И даже стараются им следовать и подражать – что, по-моему, вовсе не противоречит нашей миссии на земле.
С ангелами они тоже держались дружелюбно. Открыто, но без панибратства. Уважительно, но без заискивания. С сонмом своих родителей – понятное дело, но они и Кису, вечно в свой панцирь, как черепаха, все конечности втягивающего, распечатали. И Анабель, которая и спит, наверно, в своем строгом мундире хранителя, в их присутствии пару пуговиц на нем расстегивала и позволяла себе время от времени подышать прерывисто и плечиком дернуть. Про себя я уже сказал.
Но самое главное – Дара наблюдателей таки расколола! Те, которых к ней и ее сестре приставили, уже давненько перестали жаром ненависти исходить. Любопытство в них появилось, настоящий интерес к порученному делу, открытость восприятия, готовность изучить, понять, а там, глядишь, и принять не вписывающиеся в исходную концепцию факты. Третий наблюдатель, правда, так на ней и остался, но согласитесь, две пораженные цели из трех – для новичков, да еще и самостоятельно стрельбу изучивших, результат весьма недурственный. Мелкие на него просто внимания не обращали – без типичного человеческого раздражения, а очень даже с нашим спокойствием, выдержкой и достоинством.
А теперь подведем итог. Существа, связанные с нами плотью и кровью. Унаследовавшие от нас весьма полезные на земле качества. Способные к развитию этих качеств – в том числе, своими силами. Проявляющие доброжелательность в равной степени как к нам, так и к людям. Не теряющие самообладания под стрессовой нагрузкой. Обладающие врожденным чувством меры, чутьем на острые ситуации и умением их разруливать. Склонные к работе в команде и распределению обязанностей по способностям. Да-да – главную скрипку у них с виду Дара играла, но я не раз замечал, как она перед каждым своим выступлением на Игоря вопросительные взгляды бросает.
Да у меня уже руки чесались их обоих к себе в отдел взять! И я ничуть не сомневался, что при возможности, как следует, присмотреться и в других мелких масса достоинств обнаружится. Их бы поизучать попристальнее, да с практической точки зрения, в смысле профориентации и с прицелом на будущее прикрепление к тому или иному подразделению, да инструкторов оттуда, чтобы на профессиональные тонкости сразу же их настраивать…
Вооружившись данными наблюдений и своими выводами, я сунулся было с этой идеей в Высший Совет. Послали меня – куда я еще никогда не ходил. А именно, отдыхать. От не имеющих ко мне никакого отношения вопросов. Отвлекающих меня от добросовестного выполнения своей собственной работы. И велели впредь выступать с предложениями исключительно в ее рамках.
Хорошо, что я в докладе не успел до фактов, свидетельствующих об усилении напряжения вокруг мелких, дойти. С таким отношением могло сразу к распоряжениям принимать меры перейти. Минуя мои предложения.
Ладно, не созрела еще ситуация для открытых действий. Можно бы ее, конечно, создать, но в окопной войне выигрывает тот, у кого терпения и средств для маневров больше. А в этом у наблюдателей еще нос не дорос со мной тягаться. Плотный надзор за мелкими я снял, оставил только ребятам регулярные инспекционные проверки обстановки, чтобы руку на пульсе ее развития держать. И сам своих психов время от времени навещал – не по одним же докладам подчиненных картину себе в голове рисовать, нужно же ее и личными впечатлениями оживить.
У них там все шло по-прежнему. В смысле, то и дело фонтанчики возмущения в обычной жизни всплескивали – но они все, по-моему, без них ее себе уже не представляли и гасили их оперативно и самостоятельно. Мелкие, насмотревшись на невменяемых предков, и себе начали газу им в топку добавлять, давая им на своей шкуре прочувствовать, каково другим с их непредсказуемостью мириться. Пару раз я даже чуть слезу не пустил. От хохота. И дал себе слово любой ценой заполучить их к себе в отдел.
Науки всякие они щелкали, как орехи, и даже с дополнительной нагрузкой, которой их родители утихомирить пытались, справлялись, играючи. А любопытство их росло вместе с ними. К нему еще и цепкость прибавилась – на зависть любому из моих ребят. Особо я повеселился, прослышав, что они вообразили себе какие-то шуры-муры среди старшего поколения. И только головой повертел, узнав, как мастерски они провели опрос свидетелей, умудрившись поначалу даже не всполошить подозреваемых. Те, правда, тоже красиво выкрутились – пришлось признать.
В псевдо-отцовстве Дара тоже Тошу уличила в перерыве между моими посещениями. И хорошо – а то мало бы им не показалось. Когда я появился, они уже все трещины заполировали, и каждый жизнерадостно рапортовал мне о полной тишине и благодати. Марина даже от напоминания Максу о подписанных им документах меня удержала – сказала, что сама инструктаж с ним провела. Пару слов я им всем, конечно, сказал – они опять друг на друга зубами клацать начали и Дару с Игорем тем же заразили, что меня в будущих подчиненных никак не устраивало. Но не слишком усердствовал, вспомнив, что им нужно лбами стукаться, чтобы мысли в головах утрясти.
Наверно, поэтому однажды зимой, спустя несколько лет, когда Марина срочно вызвала меня на землю, в первую очередь я подумал о совершенно других причинах.
– Кого теперь вытаскивать? – чуть не плюнул я с досады.
– Игоря и Дару, – коротко ответила она.
Задержавшись только лишь для того, чтобы спрятать новые сводки с мест в сейф, я нырнул к ним. И оторопел, увидев мелких целыми и невредимыми. В обществе одних только Марины с Татьяной.
– Не понял, – медленно произнес я, настороженно оглядываясь.
Татьяна затараторила, как заведенная. Я выхватил из ее сбивчивой речи отдельные слова, которые никак не складывались вместе – наблюдатель, дети, наблюдатель, Анатолий, случайно, Тоша, Максим, внештатники, все пропало. Глянув на меня, Марина остановила ее и сухо и сжато доложила обстановку. Мелкие узнали о том, кто они. Наблюдателя Игоря пришлось временно вывести из строя. За Анатолием явились внештатники. Тоша и Макс составили ему компанию.
– Так, – опустился я на стоящий, к счастью, рядом стул. – Так. Доигрались.
– Нужно их как-то вытаскивать! – вновь включилась Татьяна. – Здесь мы сами справимся. Отобьемся как-нибудь.
– Вы что сделаете?! – вытаращил я на нее глаза.
– Отобьемся-отобьемся, – уверенно поддержала ее Марина. – Малые ваших внештатников почувствуют, и Дарин наблюдатель обещал помочь. Он сейчас у Гали, Кису ждет – я того на такси отправила, Аленка его впустит – представит его тому, другому, чтобы они вдвоем ее покараулили.
– Каких внештатников! – заорал я. – Они же не наши! Пока. С ними разбираться меня пошлют.
– А Вы кто? – вдруг подала голос Дара с другого конца стола, где они с Игорем до сих пор тихо, как мышки, сидели.
– Ну так – вообще отлично! – пропустила ее вопрос мимо ушей Марина. – Ты же их хватать не будешь!
– Да ну? – скрипнул я зубами. – А ты про… как это у вас называется, трибунал? ... за отказ от выполнения приказа слышала?
– Ах, вы, мирные наши! – зашипела Марина, ощетинившись. – Что же вы людям терпимость и не насильственность проповедуете?
– Ты от меня такое когда-нибудь слышала? – огрызнулся я. – Это во-первых. А во-вторых, ты к любому пацифисту попробуй в дом вломиться – он вмиг на кухню рванет, хоть за вилкой, хоть за ножиком.
– Да кто Вы такой? – спросила погромче Дара.
Я глянул на нее с досадой – не так, вот не так представлял я себе момент официального знакомства с будущими сотрудниками! Сглазил я его, что ли?
– Начальник отдела по внешней защите, – мрачно буркнул я.
– От нас? – процедил сквозь зубы Игорь, явно не испытывая ни малейшего почтения, обычно изъявляемого если не ко мне, то хоть к моей должности.
– От всех, от кого извне угроза исходит! – рявкнул я в сердцах. – А вы тут такого наворотили, что на вас именно этот ярлык и повесят! Я сколько лет благоприятное мнение формировал? Я сколько лет по крупицам положительные отзывы собирал? Я сколько лет просил, уговаривал, требовал, в конце концов, чтобы вы здесь в рамках держались, чтобы к вам придраться не к чему было? А вы – покушение на наблюдателя? И не надо мне рассказывать про несчастный случай – у нас в него, может, и поверят, а я вас всех не первый день знаю. Вы представляете, какой он кипеж поднимет?
– Вполне, – ответила мне Татьяна, сосредоточенно хмурясь и моргая. – А также и то, что вам положено подчиняться распоряжением начальства. Но Даринин наблюдатель сказал, что у него достаточно полномочий, чтобы не допустить насильственный увод детей. Можно его подождать, чтобы он подтвердил. А потом нужно туда, к вам, их же там сейчас наизнанку выворачивают…
– А с чего это этот наблюдатель к вам в адвокаты записался? – перебил я ее, подозрительно прищурившись.
Татьяна с Мариной переглянулись и нерешительно повернулись к Даре с Игорем.
– Это он сказал, кто вы, – помолчав, неохотно бросила Дара, и тут же добавила: – Не нарочно, я просто случайно подслушала.
Я замер. Почувствовав, что где-то рядом – только руку протяни! – есть шанс нащупать тот самый рычаг, которым можно попробовать перевернуть весь этот инцидент весьма неприятной для наблюдателей стороной кверху.
– Вот эту часть, – прихлопнул я ладонью по столу, подобравшись и впившись пристальным взглядом в лицо Дары, – во всех подробностях.
Герой Дариного рассказа появился, когда она мне, как минимум, по пятому разу повторяла – слово в слово – все, что от него услышала. И с каждым разом перспективы, открывающиеся перед моим мысленным взором, становились все светлее. Добровольный выход на запрещенную связь с представителем
В других, наоборот, их ставили в особое положение – единственного наследника, к примеру, или единственного мальчика в сонме двоюродных сестер – и настраивали всех остальных членов семейного клана на защиту их интересов с самого их рождения.
В третьих их изо всех сил старались подогнать под рамки обычных детей, отдавая их в воспитание в закрытые учебные заведения – по возможности, со строгой дисциплиной.
В четвертых их пытались замаскировать, спрятать в толпе сверстников, и – при малейшем ущемлении их прав со стороны тех или взрослых – привлечь к таким случаям максимально пристальное внимание всевозможных обществ защиты детей, заранее обеспечивая широчайшую огласку любым, подчеркиваю, любым выпадам против них.
И многие из таких семей – в первую очередь, их ангельская часть, конечно – активно общались между собой. А в странах с развитыми технологиями коммуникаций так и вообще двадцать четыре часа в сутки. И не только друг с другом – нам удалось зафиксировать несколько фактов привлечения к такому общению и взрослых полукровок.
Когда ко мне поступили эти данные, я прямо кулаком по столу грохнул. Если мы такие контакты обнаружили, то наблюдатели и подавно. Почему до моего сведения не довели? Через мою голову компромат собирать? Не допускать меня к его проверке, чтобы и дальше нагнетать панику в нашем сообществе? Только избранные умы допускать к оценке мелких – а рукам, которым, в случае чего, ими заниматься придется, думать не положено?
Впрочем, после длительного и скрупулезного наблюдения за немногочисленными взрослыми ангельскими потомками, я с облегчением убедился, что никакие противоправные действия в вину им поставить как-то не получается. Обвинить, может, и можно, а вот уличить – не очень. Не нашлось ни одного неопровержимого свидетельства в пользу того, что они знают о своей сущности. Более того, знакомясь с материалами по их жизни на земле, я едва успевал давить ростки крамольных мыслей в голове.
Неприкаянными какими-то они оказались. Словно им места на земле не было. Среди людей чувствовали они себя неуютно – и дружеские и семейные связи рвались у них, как паутинка, если ею лодку к причалу привязать. И на работе – если им случалось, редко, правда, не свободными художниками, а в коллективе трудиться – их как будто вакуумная оболочка окружала.
Не то, чтобы люди к ним не тянулись – все они были, как на подбор, личностями яркими и талантливыми. Особо ушлые человеческие экземпляры частенько пытались определить их в лидеры очередного духовного/философского/религиозного движения. Но они, вскипев энтузиазмом, так же быстро остывали и уставали от земной суеты – и снова в себя уходили, глядя поверх голов окружающих и слушая их пламенные речи с отсутствующим видом. А люди такого не любят.
И начал я задумываться. Непорядок, знаете ли. Вроде как наше продолжение, а зависло между небом и землей – и здесь, и там без надобности. Зачем было их на свет производить, зачем было им способности наши по наследству передавать, которые многие из них потом вообще в уникальные таланты развили? Может, лучше их нам на пользу поставить? Может, лучше эти шары воздушные, которые туда-сюда ветром без толку гоняет, к себе привязать? Потихоньку, с самого детства, обучая их и приучая к мысли, что где-то они очень нужны? А где, необязательно сразу рассказывать – подрастут, поймут, что среди людей им тесно, тогда можно и все карты на стол.
Кстати, ответственно заявляю, что и среди мелких не удалось нам с ребятами выявить ни единого случая нарушения режима секретности. Молодцы, хранители – букву закона держали железно! С соблюдением его духа мы разбираться не рискнули – издалека наблюдение вели, чтобы не провоцировать их. Но из опыта общения с той моей ненормальной троицей почти уверен, что они и в мысленном общении не оплошали, оправдали доверие.
К ним я тоже, конечно, наведывался – редко, но нужно же было течение наших дел с Мариной контролировать. И инспектировать состояние морального духа среди прикомандированных сотрудников. И отслеживать, чтобы они не дали внештатникам повода уничтожить мою единственную возможность сбора сведений о мелких из самых, что ни на есть, первых рук.
Видел я их не чаще, чем пару раз в год, и потому, наверно, перемены в них мне так в глаза бросались. И все прочнее в голове у меня укоренялись те самые ростки. Уже сомнений. В правильности нашего исходного отношения к ним, ограничивающегося пассивным за ними наблюдением. К другим мелким мне подступиться не удалось, признаю, но все равно – эти, по-моему, от всех остальных отличались.
Глава 14.6
Возможно, в связи с тем, что они с самого рождения в компании себе подобных росли. И имели возможность, не дожидаясь ничьей помощи, заниматься без излишнего шума и суеты самообразованием – в то время еще трудно было однозначно судить, но, как по мне, младшая девчонка еще проще старших к окружающей среде адаптировалась. А у меня и от тех дух захватывало.
Среди людей они вели себя практически безукоризненно – невооруженным взглядом от обычных человеческих детенышей не отличишь. Утомившись от них, они не замыкались в гордыне и одиночестве, а уединялись вдвоем где-то в сторонке и продолжали оживленную беседу – обычное среди людей дело. Они не противопоставляли себя им, не кичились своими отличиями, несли их уверенно и естественно, как свою неотъемлемую часть. А цельные натуры люди всегда принимают – пусть и не сразу, но зато прочно. И даже стараются им следовать и подражать – что, по-моему, вовсе не противоречит нашей миссии на земле.
С ангелами они тоже держались дружелюбно. Открыто, но без панибратства. Уважительно, но без заискивания. С сонмом своих родителей – понятное дело, но они и Кису, вечно в свой панцирь, как черепаха, все конечности втягивающего, распечатали. И Анабель, которая и спит, наверно, в своем строгом мундире хранителя, в их присутствии пару пуговиц на нем расстегивала и позволяла себе время от времени подышать прерывисто и плечиком дернуть. Про себя я уже сказал.
Но самое главное – Дара наблюдателей таки расколола! Те, которых к ней и ее сестре приставили, уже давненько перестали жаром ненависти исходить. Любопытство в них появилось, настоящий интерес к порученному делу, открытость восприятия, готовность изучить, понять, а там, глядишь, и принять не вписывающиеся в исходную концепцию факты. Третий наблюдатель, правда, так на ней и остался, но согласитесь, две пораженные цели из трех – для новичков, да еще и самостоятельно стрельбу изучивших, результат весьма недурственный. Мелкие на него просто внимания не обращали – без типичного человеческого раздражения, а очень даже с нашим спокойствием, выдержкой и достоинством.
А теперь подведем итог. Существа, связанные с нами плотью и кровью. Унаследовавшие от нас весьма полезные на земле качества. Способные к развитию этих качеств – в том числе, своими силами. Проявляющие доброжелательность в равной степени как к нам, так и к людям. Не теряющие самообладания под стрессовой нагрузкой. Обладающие врожденным чувством меры, чутьем на острые ситуации и умением их разруливать. Склонные к работе в команде и распределению обязанностей по способностям. Да-да – главную скрипку у них с виду Дара играла, но я не раз замечал, как она перед каждым своим выступлением на Игоря вопросительные взгляды бросает.
Да у меня уже руки чесались их обоих к себе в отдел взять! И я ничуть не сомневался, что при возможности, как следует, присмотреться и в других мелких масса достоинств обнаружится. Их бы поизучать попристальнее, да с практической точки зрения, в смысле профориентации и с прицелом на будущее прикрепление к тому или иному подразделению, да инструкторов оттуда, чтобы на профессиональные тонкости сразу же их настраивать…
Вооружившись данными наблюдений и своими выводами, я сунулся было с этой идеей в Высший Совет. Послали меня – куда я еще никогда не ходил. А именно, отдыхать. От не имеющих ко мне никакого отношения вопросов. Отвлекающих меня от добросовестного выполнения своей собственной работы. И велели впредь выступать с предложениями исключительно в ее рамках.
Хорошо, что я в докладе не успел до фактов, свидетельствующих об усилении напряжения вокруг мелких, дойти. С таким отношением могло сразу к распоряжениям принимать меры перейти. Минуя мои предложения.
Ладно, не созрела еще ситуация для открытых действий. Можно бы ее, конечно, создать, но в окопной войне выигрывает тот, у кого терпения и средств для маневров больше. А в этом у наблюдателей еще нос не дорос со мной тягаться. Плотный надзор за мелкими я снял, оставил только ребятам регулярные инспекционные проверки обстановки, чтобы руку на пульсе ее развития держать. И сам своих психов время от времени навещал – не по одним же докладам подчиненных картину себе в голове рисовать, нужно же ее и личными впечатлениями оживить.
У них там все шло по-прежнему. В смысле, то и дело фонтанчики возмущения в обычной жизни всплескивали – но они все, по-моему, без них ее себе уже не представляли и гасили их оперативно и самостоятельно. Мелкие, насмотревшись на невменяемых предков, и себе начали газу им в топку добавлять, давая им на своей шкуре прочувствовать, каково другим с их непредсказуемостью мириться. Пару раз я даже чуть слезу не пустил. От хохота. И дал себе слово любой ценой заполучить их к себе в отдел.
Науки всякие они щелкали, как орехи, и даже с дополнительной нагрузкой, которой их родители утихомирить пытались, справлялись, играючи. А любопытство их росло вместе с ними. К нему еще и цепкость прибавилась – на зависть любому из моих ребят. Особо я повеселился, прослышав, что они вообразили себе какие-то шуры-муры среди старшего поколения. И только головой повертел, узнав, как мастерски они провели опрос свидетелей, умудрившись поначалу даже не всполошить подозреваемых. Те, правда, тоже красиво выкрутились – пришлось признать.
В псевдо-отцовстве Дара тоже Тошу уличила в перерыве между моими посещениями. И хорошо – а то мало бы им не показалось. Когда я появился, они уже все трещины заполировали, и каждый жизнерадостно рапортовал мне о полной тишине и благодати. Марина даже от напоминания Максу о подписанных им документах меня удержала – сказала, что сама инструктаж с ним провела. Пару слов я им всем, конечно, сказал – они опять друг на друга зубами клацать начали и Дару с Игорем тем же заразили, что меня в будущих подчиненных никак не устраивало. Но не слишком усердствовал, вспомнив, что им нужно лбами стукаться, чтобы мысли в головах утрясти.
Наверно, поэтому однажды зимой, спустя несколько лет, когда Марина срочно вызвала меня на землю, в первую очередь я подумал о совершенно других причинах.
– Кого теперь вытаскивать? – чуть не плюнул я с досады.
– Игоря и Дару, – коротко ответила она.
Задержавшись только лишь для того, чтобы спрятать новые сводки с мест в сейф, я нырнул к ним. И оторопел, увидев мелких целыми и невредимыми. В обществе одних только Марины с Татьяной.
– Не понял, – медленно произнес я, настороженно оглядываясь.
Татьяна затараторила, как заведенная. Я выхватил из ее сбивчивой речи отдельные слова, которые никак не складывались вместе – наблюдатель, дети, наблюдатель, Анатолий, случайно, Тоша, Максим, внештатники, все пропало. Глянув на меня, Марина остановила ее и сухо и сжато доложила обстановку. Мелкие узнали о том, кто они. Наблюдателя Игоря пришлось временно вывести из строя. За Анатолием явились внештатники. Тоша и Макс составили ему компанию.
– Так, – опустился я на стоящий, к счастью, рядом стул. – Так. Доигрались.
– Нужно их как-то вытаскивать! – вновь включилась Татьяна. – Здесь мы сами справимся. Отобьемся как-нибудь.
– Вы что сделаете?! – вытаращил я на нее глаза.
– Отобьемся-отобьемся, – уверенно поддержала ее Марина. – Малые ваших внештатников почувствуют, и Дарин наблюдатель обещал помочь. Он сейчас у Гали, Кису ждет – я того на такси отправила, Аленка его впустит – представит его тому, другому, чтобы они вдвоем ее покараулили.
– Каких внештатников! – заорал я. – Они же не наши! Пока. С ними разбираться меня пошлют.
– А Вы кто? – вдруг подала голос Дара с другого конца стола, где они с Игорем до сих пор тихо, как мышки, сидели.
– Ну так – вообще отлично! – пропустила ее вопрос мимо ушей Марина. – Ты же их хватать не будешь!
– Да ну? – скрипнул я зубами. – А ты про… как это у вас называется, трибунал? ... за отказ от выполнения приказа слышала?
– Ах, вы, мирные наши! – зашипела Марина, ощетинившись. – Что же вы людям терпимость и не насильственность проповедуете?
– Ты от меня такое когда-нибудь слышала? – огрызнулся я. – Это во-первых. А во-вторых, ты к любому пацифисту попробуй в дом вломиться – он вмиг на кухню рванет, хоть за вилкой, хоть за ножиком.
– Да кто Вы такой? – спросила погромче Дара.
Я глянул на нее с досадой – не так, вот не так представлял я себе момент официального знакомства с будущими сотрудниками! Сглазил я его, что ли?
– Начальник отдела по внешней защите, – мрачно буркнул я.
– От нас? – процедил сквозь зубы Игорь, явно не испытывая ни малейшего почтения, обычно изъявляемого если не ко мне, то хоть к моей должности.
– От всех, от кого извне угроза исходит! – рявкнул я в сердцах. – А вы тут такого наворотили, что на вас именно этот ярлык и повесят! Я сколько лет благоприятное мнение формировал? Я сколько лет по крупицам положительные отзывы собирал? Я сколько лет просил, уговаривал, требовал, в конце концов, чтобы вы здесь в рамках держались, чтобы к вам придраться не к чему было? А вы – покушение на наблюдателя? И не надо мне рассказывать про несчастный случай – у нас в него, может, и поверят, а я вас всех не первый день знаю. Вы представляете, какой он кипеж поднимет?
– Вполне, – ответила мне Татьяна, сосредоточенно хмурясь и моргая. – А также и то, что вам положено подчиняться распоряжением начальства. Но Даринин наблюдатель сказал, что у него достаточно полномочий, чтобы не допустить насильственный увод детей. Можно его подождать, чтобы он подтвердил. А потом нужно туда, к вам, их же там сейчас наизнанку выворачивают…
– А с чего это этот наблюдатель к вам в адвокаты записался? – перебил я ее, подозрительно прищурившись.
Татьяна с Мариной переглянулись и нерешительно повернулись к Даре с Игорем.
– Это он сказал, кто вы, – помолчав, неохотно бросила Дара, и тут же добавила: – Не нарочно, я просто случайно подслушала.
Я замер. Почувствовав, что где-то рядом – только руку протяни! – есть шанс нащупать тот самый рычаг, которым можно попробовать перевернуть весь этот инцидент весьма неприятной для наблюдателей стороной кверху.
– Вот эту часть, – прихлопнул я ладонью по столу, подобравшись и впившись пристальным взглядом в лицо Дары, – во всех подробностях.
Герой Дариного рассказа появился, когда она мне, как минимум, по пятому разу повторяла – слово в слово – все, что от него услышала. И с каждым разом перспективы, открывающиеся перед моим мысленным взором, становились все светлее. Добровольный выход на запрещенную связь с представителем
