Когда мы расстались у палисадника и я вернулась к себе в комнату, моя эйфория немного осела. При виде телефона с совершенно немыслимым числом пропущенных звонков от Стаса. Странно, еще подумала я, он ведь теперь прямо ко мне обратиться может. Неужели совесть заговорила из-за обмана, которым он этого добился? Да нет — скорее, пребывая в полном восторге, я просто не заметила его вызовы.
Нужно сообщить ему, что все в порядке. И Винни тоже. Иначе они мне могут спасательную экспедицию устроить — вот прямо к моменту подписания обязательства по сохранению служебной тайны.
Ни тот, ни другой мне опять не поверили. В том отношении, что у меня все в порядке и даже лучше. Но со Стасом хоть разговор быстро закончился. Услышав, что я наконец-то нашла ангельский отдел, который идеально мне подходит и в котором я смогу полностью реализовать и себя, и все свои мечты и чаяния, он тут же надулся и даже не поинтересовался, что это за отдел. Что вполне меня устроило. Его же вполне устроило мое заверение, что я нахожусь я себя в комнате и никаких препятствий на пути в нее не встретила.
Винни оказался настойчивее. Никак отвязаться от него не удавалось, как я ни старалась отключиться. Пришлось сказать ему, что нет — это не аналитический отдел. И нет — ни один из тех, в которых мы с Тенью побывали. Да, я впервые услышала об этом отделе — как он догадался? И да, я не могу сказать, как он называется — откуда я знаю, если он еще только создается? И да, в нем мне пригодится мой земной опыт — с чего это он именно после этого со мной попрощался?
Но последняя мысль мелькнула не с досадой, а с облегчением. Мне еще Игорю нужно было позвонить. Подготовить его к тому, что мы пока не сможем увидеться. Некоторое время.
Конечно, он расстроился. Как ни старался скрыть это. Но в то же время я убедилась, что мой сын действительно вырос. Он нашел в себе силы сказать, что очень рад за меня. И гордится мной. И моим ангелом. Потому что мы умеем достигать даже недостижимые цели. Вместе. И поэтому он за нас спокоен. А мы должны быть спокойны за него. До того момента, когда мы сможем, наконец, встретиться.
Положив трубку, я подумала, что есть все же что-то хорошее в том, что этот момент наступит нескоро. Пусть до тех пор Игорь не знает, что моему ангелу уже все равно.
Но слова моего сына также напомнили мне, что я своей недостижимой цели достигла вовсе не сама. Не дали бы мне возможность создать Игорю безоблачное будущее, если бы мой ангел не вернул мне память о его прошлом.
И не важно, что все это осталось позади. Мой ангел помог мне в самый нужный момент — и сейчас я могу дать ему то, что ему нужнее всего. Свободу. Кстати, будет возможность напомнить ему, чтобы Игорю не проболтался. И еще более кстати, что он не раз и не два мне хвастался, как нужно говорить с ангельским начальством, чтобы добиться своего.
Продумав во всех деталях свои аргументы, я пошла спать. Нужно отдохнуть. завтра не просто большой день — завтра поворотный момент всей моей жизни.
И не только моей.
Хоть бы сны не снились.
Я добрался до Татьяны еще до наступления утра.
Да-да, я помню, что учебный центр ближе к зданию темных, чем к нашему, и что расстояния на нижних горизонтах меньше, чем на верхних. Но и я даже для себя невиданный темп взял. Прямо от той смертельной полосы, которой темные вход к себе окружили.
Очень она меня разозлила. Ваше право, святые отцы-архангелы, ставки в гонке поднимать, но не до такой же степени! Мы, что, к открытым военным действиям перешли вместо соревнования в смекалке и сноровке? В смысле — смотрите, бессмертный Ангел, не зарывайтесь, не такой уж Вы и бессмертный?
Так я не помню, чтобы мне войну объявляли. И вызов я никому не бросал — вы же сами меня законом надобности снабдили! А если предполагалось, что я им только на земле пользоваться буду, так предупреждать надо было.
Вскоре я убедился, что отцы-архангелы взъелись на меня всерьез. Говорить, что я добрался до Татьяны, можно было с очень большой натяжкой — подходы к учебному центру просто кишели внештатниками. Инвертированными. Только я ступил из леса, как от кустарника вокруг центра подвальным, затхлым холодом повеяло.
Я бы обошел их всех, играючи, но двое прямо на входе в Татьянин двор расположились! Подойдя к ним и ежась от пробирающей до костей липкой промозглости, я тщательно взвесил свои возможности.
Можно расчистить проход от установленных там заграждений. Вот только установлены они по обе стороны от кустарника и устранить их одновременно я точно не смогу — один из них обязательно успеет сигнал остальным подать. Поймать меня они, конечно, не поймают, но более бездарного способа выдать до срока свое присутствие я даже представить себе не мог.
Можно просто перенестись за кустарник. Но со своего наблюдательного пункта я отлично видел, что стеклянная дверь в Татьянину комнату закрыта. Никакой гарантии, что она откроется — штурмовал я ее уже в свое время. Точно также никакой уверенности, что закона надобности хватит, чтобы меня и через нее переправить. Или назад через кустарник. С некоторых пор перспектива оказаться в замкнутом пространстве без широкого, легко доступного и беспрепятственного выхода из него вызывала у меня некоторые сомнения.
Можно попробовать переместиться к Татьяне в комнату в один заход. Снова все упирается в непредсказуемость отклика закона надобности. А если не допрыгну? Смотри предыдущий абзац. А если перепрыгну? Очутившись не просто в комнате, а прямо рядом с Татьяной — определенно же притянет. И еще определеннее, что она спросонья не будет разбираться, кто это пожаловал, и сразу крик поднимет. Тогда смотри абзац, предшествующий предыдущему.
Можно… А можно перестать быть круглым идиотом, изобретающим велосипед. Можно просто вспомнить обходной путь, открытый давным давно, когда мне точно также пытались перекрыть доступ к Татьяне.
Я еще раз, напоследок, бросил взгляд в ее комнату. Она мирно, как я надеялся, спала. На чем было сосредоточено внимание внештатников, я определить, конечно, не мог, но простая логика подсказывала, что оно направлено от Татьяниной комнаты, а не внутрь ее.
Осторожно отступив, я пошел вдоль кустарника, старательно обходя натыканные повсюду невидимые статуи, замершие в плотоядном ожидании. По правде говоря, число внештатников, брошенных против одного меня отцами-архангелами, произвело на меня глубокое впечатление. Такого признания своего мастерства я еще никогда не получал.
Впрочем, на другой стороне круглого учебного центра засады не оказалось. Они, что, всерьез думали, что я в лобовую атаку брошусь? Обидно даже. Я спокойно и комфортно прошел в подстриженный проем в кустарнике во двор того лоботряса из бывшей Татьяниной группы, который вечно свою стеклянную дверь открытой оставлял.
Сейчас она, правда, оказалось запертой. За отсутствием постояльца, скорее всего. А жаль — мне было бы приятнее думать, что отцы-архангелы проявили особую скрупулезность, законопатив мне все лазейки.
Эту стеклянную преграду я преодолел легчайшим обращением к закону надобности, после чего мне оставалось лишь сделать пару широких шагов до внутренней двери, ведущей в учебную аудиторию и, по совместительству, зал заседаний квалификационной комиссии.
Слава Всевышнему! За то, что проявил интерес к мелкому местному турниру среди сотрудников одного из своих филиалов. За то, что вмешался в систематическое нарушений правил одной из сторон и приструнил ее.
Внутренняя дверь в комнате разгильдяя не распахнулась мне навстречу — ее заклинило. Мой мощный рывок лишь чуть сдвинул ее с места, и через образовавшуюся узкую щель до меня донеслось ледяное дыхание подземелья. Медленно и беззвучно закрыв дверь, я через мгновенное оказался по другую ее сторону. Сомнений не было — предполагаемый зал заседаний был также полон инвертированных внештатников.
Ну что ж, спасибо, отцы-архангелы, за еще более высокую оценку! Вдохновляет она, и окрыляет, второе дыхание открывает и к новым высотам зовет. Я бы, правда, на данном, конкретном участке гонки менее плотные ряды болельщиков предпочел, но мне все равно четкий момент вступления в нее предписан, так что осмотримся.
К двери в Татьянину комнату я даже подходить не стал — там целый почетный караул выстроился. Прорываться мне сейчас никуда не надо — рано или поздно Татьяна сама в этот зал выйдет. А вот потом меня будут больше интересовать пути отступления.
Я отправился обследовать ту часть аудитории, на которую никогда раньше не обращал внимания. Когда я был здесь в прошлый раз, в ее центре располагался преподаватель со своими наглядными пособиями. Сейчас же их заменил длинный стол — для комиссии, надо полагать. Я еще могу себе представить, что обучающий новичков персонал постоянно здесь обитает, но комиссия должна же как-то сюда попасть!
Позади стола действительно обнаружилось два выхода. Оба вели в непривычно слабо освещенные коридоры с голыми стенами и с добрым десятком поворотов. Прямо кулисы для выхода на сцену, честное слово! Что-то становитесь вы, отцы-архангелы, слегка предсказуемыми, как автор бестселлера, начавший штамповать его копии — с каждым разом все более бледные.
И в конце коридора, на выходе из учебного центра, не обнаружилось ничего неожиданного. В смысле, там оказалась куча внештатников, но я бы уже удивился, если бы их там не было. Когда я добрался до конца второго коридора, там как раз какое-то оживление началось, и я рванул назад. Пути отхода определены — теперь мне самое время исходную позицию выбрать.
Располагаться Татьяна где-то в этом секторе будет — так, чтобы лицом к лицу с комиссией. Приближаться к ней раньше времени чревато — учует и может прямо там на шею броситься. Возле нее, правда, бледная немочь крутиться будет, и столы здесь на одного рассчитаны. Можно с его стороны устроиться, а потом его в сторону внештатников отшвырнуть — по возможности, им под ноги…
Шныряя глазами по аудитории для расстановки ключевых точек своих перемещений, я не сразу заметил, что места за столом начали постепенно заполняться. Из пяти членов комиссии, усевшихся там, я узнал только одного — и то условно. Прилизанный манекен с вежливой полу-улыбкой и холодными глазами — точно аналитик.
Остальные четверо разительно от него отличались. Они и друг на друга внешне не походили — ни лицом, ни одеждой, ни прической, ни осанкой. Но от каждого катилась волна такой уверенности, властности, я бы даже сказал, авторитарности, которых я никогда не встречал даже у своего руководителя. Не говоря уже про Стаса.
И тут-то меня и накрыло. Пониманием.
Я столько мечтал на земле хоть краем глаза, хоть вполуха насладиться тем, как Татьяна под орех разделает наше руководство, когда ее к нам принимать будут.
Я столько сетовал уже здесь, что меня лишили и этого зрелища, и триумфального принятия Татьяны в мое собственное подразделение.
Столько возможностей было ей предоставлено, чтобы склонить ее к другому выбору.
Столько мер было предпринято, чтобы лишить меня малейшего шанса оказать влияние на этот выбор.
А вот на финальную сцену этого спектакля я все же как-то пробрался. Похоже, ту самую, в которой прежде неуловимые авторы его сценария решили лик свой явить. Заставив меня лицезреть его в полной беспомощности. Равно как и внимать добровольному решению Татьяны провести вечность … похоже, даже темные не знают, где, но главное, что вдали от меня.
Так я же только за! Окрылила меня высокая оценка до невозможности. И второе дыхание уже наружу рвется — чтобы вот так, лицом к лицу, поблагодарить неуловимых и безликих за нее. А там и посмотрим, за кем последнее слово останется. Вот только выхода главной героини дождемся.
Она появилась, словно в ответ на мой призыв. Или не мой — не важно. Важно было то, что появилась она в плотном окружении внештатников. Инвертированных, естественно.
Они сопровождали ее на некотором расстоянии, но ей и этого хватило — даже издалека я заметил, что на лбу у нее появилась испарина, а на лице страдальческая гримаса. Которую она изо всех сил сдерживала, сжав губы в тонкую ниточку.
От ярости у меня в глазах потемнело. Меня в одиночке гноить, в безжизненную ссылку отправлять, в одну западню за другой загонять — это сколько угодно. Но Татьяну пытать?! Чтобы добровольность решения не ослабела?
Я сорвался с места, перенеся свою исходную позицию за спины внештатников. Меня за ними она уже не распознает, а их плотоядное ожидание будет-таки сегодня удовлетворено. До пресыщения.
Приблизившись к ним с тыла, я понял, чего Татьяне стоило всего лишь морщиться от отвращения. Такое количество внештатников, сбившихся в плотную массу в замкнутом помещении — это уже было ощущение не подвала, а подземелья. Такого, в которое никогда луч света не проникает. Такого, в котором стоит мороз даже в самый жаркий летний день. Такого, в котором дыхание перехватывает и сердце начинает колотиться, разгоняя кровь в жилах…
Минуточку! У меня эти ощущения обычно с другой картиной ассоциируются. Подземелье — да, но, скорее, пещера…
Возникший тут же образ наполнился многоголосым приветственным одобрением.
— Вы что здесь делаете? — заорал я мысленно подручным Стаса.
— Командир прислал, — раздалось у меня в голове возбужденное бормотание.
— Вот вас мне только не хватало! — простонал я, безуспешно пытаясь отличить пещерный холод от подвального.
— Командир так и сказал, — сделалось бормотание самодовольным.
Образ пещеры перед моим внутренним взором начал меняться. Самый дальний и мрачный край ее вытянулся в ровный туннель, стены в нем выровнялись и сгладились, в них откуда-то появились двери…
— Так, я вижу, все на месте, — донесся оттуда сосредоточенный голос Стаса.
— И ты здесь? — задохнулся я от ощущения погружения в прорубь.
— Настоящий военачальник, — наставительно произнес он, — наблюдает за сражением из стратегического далека.
Фу ты, померещилось!
— За каким сражением? — Странно, а почему кровь все же быстрее побежала?
— Обеспечивающим ваш отход, — проинформировал меня Стас. — Мои орлы расчистят тебе подход к Татьяне. Твоя задача: по моей команде — повторяю: по моей команде! — хватаешь ее и уходите через левый выход. Повторяю: через левый выход. Там пост тоже будет нейтрализован. Больше ты ничего не делаешь. Повторяю: больше ничего. Никакой самодеятельности. Можно хоть раз на тебя понадеяться?
Я оскорбленно заметил, что и сам уже выходы обследовал и левый мне тоже более надежным показался…
— Никаких показался! — загремело у меня в голове. — Повторяю: у тебя одна задача — два шага к Татьяне, на плечо ее, наружу через левый выход, там к ранее оговоренному месту назначения. Все по моей команде. Вопросы есть?
— Есть, — с готовностью ответил я.
— Ответы получишь после операции, — отрезал он. — Любой шаг в сторону будет приравнен к ее саботажу. Все по местам!
Оказалось, что пока Стас зачитывал мне мои обязанности — прав меня здесь уже все, по-моему, лишили! — заседание комиссии началось.
Разговор велся с Татьяной. И слава Всевышнему, подумал я — значит, ей первой придется подписать этот контракт на вечное рабство, а нам не придется долго ждать.
Я прислушался, чтобы команда Стаса не застала меня врасплох.
Нужно сообщить ему, что все в порядке. И Винни тоже. Иначе они мне могут спасательную экспедицию устроить — вот прямо к моменту подписания обязательства по сохранению служебной тайны.
Ни тот, ни другой мне опять не поверили. В том отношении, что у меня все в порядке и даже лучше. Но со Стасом хоть разговор быстро закончился. Услышав, что я наконец-то нашла ангельский отдел, который идеально мне подходит и в котором я смогу полностью реализовать и себя, и все свои мечты и чаяния, он тут же надулся и даже не поинтересовался, что это за отдел. Что вполне меня устроило. Его же вполне устроило мое заверение, что я нахожусь я себя в комнате и никаких препятствий на пути в нее не встретила.
Винни оказался настойчивее. Никак отвязаться от него не удавалось, как я ни старалась отключиться. Пришлось сказать ему, что нет — это не аналитический отдел. И нет — ни один из тех, в которых мы с Тенью побывали. Да, я впервые услышала об этом отделе — как он догадался? И да, я не могу сказать, как он называется — откуда я знаю, если он еще только создается? И да, в нем мне пригодится мой земной опыт — с чего это он именно после этого со мной попрощался?
Но последняя мысль мелькнула не с досадой, а с облегчением. Мне еще Игорю нужно было позвонить. Подготовить его к тому, что мы пока не сможем увидеться. Некоторое время.
Конечно, он расстроился. Как ни старался скрыть это. Но в то же время я убедилась, что мой сын действительно вырос. Он нашел в себе силы сказать, что очень рад за меня. И гордится мной. И моим ангелом. Потому что мы умеем достигать даже недостижимые цели. Вместе. И поэтому он за нас спокоен. А мы должны быть спокойны за него. До того момента, когда мы сможем, наконец, встретиться.
Положив трубку, я подумала, что есть все же что-то хорошее в том, что этот момент наступит нескоро. Пусть до тех пор Игорь не знает, что моему ангелу уже все равно.
Но слова моего сына также напомнили мне, что я своей недостижимой цели достигла вовсе не сама. Не дали бы мне возможность создать Игорю безоблачное будущее, если бы мой ангел не вернул мне память о его прошлом.
И не важно, что все это осталось позади. Мой ангел помог мне в самый нужный момент — и сейчас я могу дать ему то, что ему нужнее всего. Свободу. Кстати, будет возможность напомнить ему, чтобы Игорю не проболтался. И еще более кстати, что он не раз и не два мне хвастался, как нужно говорить с ангельским начальством, чтобы добиться своего.
Продумав во всех деталях свои аргументы, я пошла спать. Нужно отдохнуть. завтра не просто большой день — завтра поворотный момент всей моей жизни.
И не только моей.
Хоть бы сны не снились.
Глава 20.4
***
Я добрался до Татьяны еще до наступления утра.
Да-да, я помню, что учебный центр ближе к зданию темных, чем к нашему, и что расстояния на нижних горизонтах меньше, чем на верхних. Но и я даже для себя невиданный темп взял. Прямо от той смертельной полосы, которой темные вход к себе окружили.
Очень она меня разозлила. Ваше право, святые отцы-архангелы, ставки в гонке поднимать, но не до такой же степени! Мы, что, к открытым военным действиям перешли вместо соревнования в смекалке и сноровке? В смысле — смотрите, бессмертный Ангел, не зарывайтесь, не такой уж Вы и бессмертный?
Так я не помню, чтобы мне войну объявляли. И вызов я никому не бросал — вы же сами меня законом надобности снабдили! А если предполагалось, что я им только на земле пользоваться буду, так предупреждать надо было.
Вскоре я убедился, что отцы-архангелы взъелись на меня всерьез. Говорить, что я добрался до Татьяны, можно было с очень большой натяжкой — подходы к учебному центру просто кишели внештатниками. Инвертированными. Только я ступил из леса, как от кустарника вокруг центра подвальным, затхлым холодом повеяло.
Я бы обошел их всех, играючи, но двое прямо на входе в Татьянин двор расположились! Подойдя к ним и ежась от пробирающей до костей липкой промозглости, я тщательно взвесил свои возможности.
Можно расчистить проход от установленных там заграждений. Вот только установлены они по обе стороны от кустарника и устранить их одновременно я точно не смогу — один из них обязательно успеет сигнал остальным подать. Поймать меня они, конечно, не поймают, но более бездарного способа выдать до срока свое присутствие я даже представить себе не мог.
Можно просто перенестись за кустарник. Но со своего наблюдательного пункта я отлично видел, что стеклянная дверь в Татьянину комнату закрыта. Никакой гарантии, что она откроется — штурмовал я ее уже в свое время. Точно также никакой уверенности, что закона надобности хватит, чтобы меня и через нее переправить. Или назад через кустарник. С некоторых пор перспектива оказаться в замкнутом пространстве без широкого, легко доступного и беспрепятственного выхода из него вызывала у меня некоторые сомнения.
Можно попробовать переместиться к Татьяне в комнату в один заход. Снова все упирается в непредсказуемость отклика закона надобности. А если не допрыгну? Смотри предыдущий абзац. А если перепрыгну? Очутившись не просто в комнате, а прямо рядом с Татьяной — определенно же притянет. И еще определеннее, что она спросонья не будет разбираться, кто это пожаловал, и сразу крик поднимет. Тогда смотри абзац, предшествующий предыдущему.
Можно… А можно перестать быть круглым идиотом, изобретающим велосипед. Можно просто вспомнить обходной путь, открытый давным давно, когда мне точно также пытались перекрыть доступ к Татьяне.
Я еще раз, напоследок, бросил взгляд в ее комнату. Она мирно, как я надеялся, спала. На чем было сосредоточено внимание внештатников, я определить, конечно, не мог, но простая логика подсказывала, что оно направлено от Татьяниной комнаты, а не внутрь ее.
Осторожно отступив, я пошел вдоль кустарника, старательно обходя натыканные повсюду невидимые статуи, замершие в плотоядном ожидании. По правде говоря, число внештатников, брошенных против одного меня отцами-архангелами, произвело на меня глубокое впечатление. Такого признания своего мастерства я еще никогда не получал.
Впрочем, на другой стороне круглого учебного центра засады не оказалось. Они, что, всерьез думали, что я в лобовую атаку брошусь? Обидно даже. Я спокойно и комфортно прошел в подстриженный проем в кустарнике во двор того лоботряса из бывшей Татьяниной группы, который вечно свою стеклянную дверь открытой оставлял.
Сейчас она, правда, оказалось запертой. За отсутствием постояльца, скорее всего. А жаль — мне было бы приятнее думать, что отцы-архангелы проявили особую скрупулезность, законопатив мне все лазейки.
Эту стеклянную преграду я преодолел легчайшим обращением к закону надобности, после чего мне оставалось лишь сделать пару широких шагов до внутренней двери, ведущей в учебную аудиторию и, по совместительству, зал заседаний квалификационной комиссии.
Слава Всевышнему! За то, что проявил интерес к мелкому местному турниру среди сотрудников одного из своих филиалов. За то, что вмешался в систематическое нарушений правил одной из сторон и приструнил ее.
Внутренняя дверь в комнате разгильдяя не распахнулась мне навстречу — ее заклинило. Мой мощный рывок лишь чуть сдвинул ее с места, и через образовавшуюся узкую щель до меня донеслось ледяное дыхание подземелья. Медленно и беззвучно закрыв дверь, я через мгновенное оказался по другую ее сторону. Сомнений не было — предполагаемый зал заседаний был также полон инвертированных внештатников.
Ну что ж, спасибо, отцы-архангелы, за еще более высокую оценку! Вдохновляет она, и окрыляет, второе дыхание открывает и к новым высотам зовет. Я бы, правда, на данном, конкретном участке гонки менее плотные ряды болельщиков предпочел, но мне все равно четкий момент вступления в нее предписан, так что осмотримся.
К двери в Татьянину комнату я даже подходить не стал — там целый почетный караул выстроился. Прорываться мне сейчас никуда не надо — рано или поздно Татьяна сама в этот зал выйдет. А вот потом меня будут больше интересовать пути отступления.
Я отправился обследовать ту часть аудитории, на которую никогда раньше не обращал внимания. Когда я был здесь в прошлый раз, в ее центре располагался преподаватель со своими наглядными пособиями. Сейчас же их заменил длинный стол — для комиссии, надо полагать. Я еще могу себе представить, что обучающий новичков персонал постоянно здесь обитает, но комиссия должна же как-то сюда попасть!
Позади стола действительно обнаружилось два выхода. Оба вели в непривычно слабо освещенные коридоры с голыми стенами и с добрым десятком поворотов. Прямо кулисы для выхода на сцену, честное слово! Что-то становитесь вы, отцы-архангелы, слегка предсказуемыми, как автор бестселлера, начавший штамповать его копии — с каждым разом все более бледные.
И в конце коридора, на выходе из учебного центра, не обнаружилось ничего неожиданного. В смысле, там оказалась куча внештатников, но я бы уже удивился, если бы их там не было. Когда я добрался до конца второго коридора, там как раз какое-то оживление началось, и я рванул назад. Пути отхода определены — теперь мне самое время исходную позицию выбрать.
Располагаться Татьяна где-то в этом секторе будет — так, чтобы лицом к лицу с комиссией. Приближаться к ней раньше времени чревато — учует и может прямо там на шею броситься. Возле нее, правда, бледная немочь крутиться будет, и столы здесь на одного рассчитаны. Можно с его стороны устроиться, а потом его в сторону внештатников отшвырнуть — по возможности, им под ноги…
Шныряя глазами по аудитории для расстановки ключевых точек своих перемещений, я не сразу заметил, что места за столом начали постепенно заполняться. Из пяти членов комиссии, усевшихся там, я узнал только одного — и то условно. Прилизанный манекен с вежливой полу-улыбкой и холодными глазами — точно аналитик.
Остальные четверо разительно от него отличались. Они и друг на друга внешне не походили — ни лицом, ни одеждой, ни прической, ни осанкой. Но от каждого катилась волна такой уверенности, властности, я бы даже сказал, авторитарности, которых я никогда не встречал даже у своего руководителя. Не говоря уже про Стаса.
И тут-то меня и накрыло. Пониманием.
Я столько мечтал на земле хоть краем глаза, хоть вполуха насладиться тем, как Татьяна под орех разделает наше руководство, когда ее к нам принимать будут.
Я столько сетовал уже здесь, что меня лишили и этого зрелища, и триумфального принятия Татьяны в мое собственное подразделение.
Столько возможностей было ей предоставлено, чтобы склонить ее к другому выбору.
Столько мер было предпринято, чтобы лишить меня малейшего шанса оказать влияние на этот выбор.
А вот на финальную сцену этого спектакля я все же как-то пробрался. Похоже, ту самую, в которой прежде неуловимые авторы его сценария решили лик свой явить. Заставив меня лицезреть его в полной беспомощности. Равно как и внимать добровольному решению Татьяны провести вечность … похоже, даже темные не знают, где, но главное, что вдали от меня.
Так я же только за! Окрылила меня высокая оценка до невозможности. И второе дыхание уже наружу рвется — чтобы вот так, лицом к лицу, поблагодарить неуловимых и безликих за нее. А там и посмотрим, за кем последнее слово останется. Вот только выхода главной героини дождемся.
Она появилась, словно в ответ на мой призыв. Или не мой — не важно. Важно было то, что появилась она в плотном окружении внештатников. Инвертированных, естественно.
Они сопровождали ее на некотором расстоянии, но ей и этого хватило — даже издалека я заметил, что на лбу у нее появилась испарина, а на лице страдальческая гримаса. Которую она изо всех сил сдерживала, сжав губы в тонкую ниточку.
От ярости у меня в глазах потемнело. Меня в одиночке гноить, в безжизненную ссылку отправлять, в одну западню за другой загонять — это сколько угодно. Но Татьяну пытать?! Чтобы добровольность решения не ослабела?
Я сорвался с места, перенеся свою исходную позицию за спины внештатников. Меня за ними она уже не распознает, а их плотоядное ожидание будет-таки сегодня удовлетворено. До пресыщения.
Приблизившись к ним с тыла, я понял, чего Татьяне стоило всего лишь морщиться от отвращения. Такое количество внештатников, сбившихся в плотную массу в замкнутом помещении — это уже было ощущение не подвала, а подземелья. Такого, в которое никогда луч света не проникает. Такого, в котором стоит мороз даже в самый жаркий летний день. Такого, в котором дыхание перехватывает и сердце начинает колотиться, разгоняя кровь в жилах…
Минуточку! У меня эти ощущения обычно с другой картиной ассоциируются. Подземелье — да, но, скорее, пещера…
Возникший тут же образ наполнился многоголосым приветственным одобрением.
— Вы что здесь делаете? — заорал я мысленно подручным Стаса.
— Командир прислал, — раздалось у меня в голове возбужденное бормотание.
— Вот вас мне только не хватало! — простонал я, безуспешно пытаясь отличить пещерный холод от подвального.
— Командир так и сказал, — сделалось бормотание самодовольным.
Образ пещеры перед моим внутренним взором начал меняться. Самый дальний и мрачный край ее вытянулся в ровный туннель, стены в нем выровнялись и сгладились, в них откуда-то появились двери…
— Так, я вижу, все на месте, — донесся оттуда сосредоточенный голос Стаса.
— И ты здесь? — задохнулся я от ощущения погружения в прорубь.
— Настоящий военачальник, — наставительно произнес он, — наблюдает за сражением из стратегического далека.
Фу ты, померещилось!
— За каким сражением? — Странно, а почему кровь все же быстрее побежала?
— Обеспечивающим ваш отход, — проинформировал меня Стас. — Мои орлы расчистят тебе подход к Татьяне. Твоя задача: по моей команде — повторяю: по моей команде! — хватаешь ее и уходите через левый выход. Повторяю: через левый выход. Там пост тоже будет нейтрализован. Больше ты ничего не делаешь. Повторяю: больше ничего. Никакой самодеятельности. Можно хоть раз на тебя понадеяться?
Я оскорбленно заметил, что и сам уже выходы обследовал и левый мне тоже более надежным показался…
— Никаких показался! — загремело у меня в голове. — Повторяю: у тебя одна задача — два шага к Татьяне, на плечо ее, наружу через левый выход, там к ранее оговоренному месту назначения. Все по моей команде. Вопросы есть?
— Есть, — с готовностью ответил я.
— Ответы получишь после операции, — отрезал он. — Любой шаг в сторону будет приравнен к ее саботажу. Все по местам!
Оказалось, что пока Стас зачитывал мне мои обязанности — прав меня здесь уже все, по-моему, лишили! — заседание комиссии началось.
Глава 20.5
Разговор велся с Татьяной. И слава Всевышнему, подумал я — значит, ей первой придется подписать этот контракт на вечное рабство, а нам не придется долго ждать.
Я прислушался, чтобы команда Стаса не застала меня врасплох.
