Хранителям было отведено в архиве два полных стеллажа, к которым нас с Тенью, впрочем, не допустили. Пришлось нам ждать, пока сотрудники архива принесут нам необходимые документы, и Винни заикнулся было о еще одной небольшой экскурсии в ожидании их. Я язвительно напомнила ему о сомкнутых устах и обещании помощи. Своевременной.
Он снова продемонстрировал свое высочайшее мнение о моих способностях — помощи я не дождалась. Впрочем, не очень-то и нужно было — в том ворохе старых решений, приказов и резолюций, который передо мной выложили, аргументы в пользу моего ангела просто в глаза бросались.
Дело в том, что развитие подразделения хранителей происходило рывками и большей частью после нарушения его сотрудниками прежних правил.
Сначала они просто реяли над землей, наблюдая за людьми, как дети за стайками рыб в бассейне. Наверно, отсюда взялись человеческие иконы с ангелами, парящими в облаках. Потом один спустился из любопытства на землю.
Любопытного немедленно вернули наверх, отчитали — и велели всем его коллегам последовать его примеру.
Затем они шатались среди людей, прислушиваясь к их речам и присматриваясь к поступкам, как иностранец в чужой городе, пытающийся понять устройство его жизни. Наверно, отсюда взялось наше поверье о благостно умиротворяющем воздействии невидимого духа. Потом один из них решил сосредоточиться только на самых бескорыстных и самодостаточных людях.
Селекционера немедленно вернули наверх, отчитали — и придали каждому из его коллег свою группу людей.
Затем они метались каждый в своей группе, как пресловутые пастухи, пытаясь удержать всех на уровне лучших и периодически хватаясь за голову от неизменного стремления остальных убрести куда подальше от праведного пути. Наверно, отсюда взялось наше представление об одном и том же ангеле хранителе у целой толпы людей, родившихся в один день. Потом один из них плюнул на количество и решил довести самого достойного с его точки зрения человека в своей группе до совершенства.
Индивидуалиста немедленно вернули наверх, отчитали — и закрепили каждого из его коллег за одним потенциальным кандидатом на пополнение своих рядов.
Затем они все пыхтели над своими людьми, как тренер над будущим олимпийцем, неустанно совершенствуя их качества, направляя их взгляды исключительно к сияющим высотам, отсекая всевозможные искушения и нашептывая мантры о величии духа. Наверно, отсюда взялась наша вера в снисходящее откровение, вещие сны, видения и голос совести. Потом один из них увидел в своем многообещающем питомце человека и решил не провести его по пути к Олимпу, а разделить с ним этот путь.
А дальше это уже была история моего ангела.
Ни в одном из этих документов все эти ангелы, взломавшие узкие рамки устаревших законов, никак, конечно же, не назывались, и меня пару раз царапнуло колючей мыслью: а не случалось ли моему ангелу и раньше увлечься за всю его бесконечную жизнь? Но эти шипы я безжалостно обломала, уверив себя, что даже если и так, то те его увлечения оказались не вечными, в отличие от нашей с ним привязанности.
А если он решил, что и она вовсе не вечна, потому и молчит и прячется, пережидая, пока я от него отстану? — вновь пошли в рост колючки. Значит, решительно оборвала я их, морщась от боли, ему нужно просто объяснить, что он опять очевидного в упор не видит. Как всегда. А для этого его сначала нужно на белый свет вытащить.
Что после всех этих документов уже вовсе не представлялось мне такой уж невыполнимой задачей. Я бы даже больше сказала: все его земные проступки можно скорее ему в актив записать, как поспособствовавшие совершенствованию работы всего его отдела. Что, кстати, подтверждается его стабильным продвижением по службе. И я не вижу ни малейших причин, чтобы его руководство отказалось от столь результативной практики в случае его практически ребяческой выходки здесь…
— Простите, пожалуйста, я могу задать вопрос? — вырвал меня из оптимистического мысленного построения голос Тени.
Вскинув голову от вороха бумаг, я увидела архивариуса, поспешно семенящего к Тени.
— Я не мог не заметить, — обратился к нему Тень, — что далеко не в одном документе указано, что подследственный хранитель, получив разрешение на пребывание на земле в видимости, вступал в брак со своим человеком. Но нигде нет указаний на последствия этого шага. Возможно ли, что у таких хранителей появилось потомство?
Я затаила дыхание в ожидании ответа архивариуса.
— Возможности ангелов все еще до конца не изучены, — с важным видом провозгласил он.
— А есть ли возможность ознакомиться с такими случаями? — упорно двигался Тень к своей цели.
— Конечно, — доброжелательно улыбнулся архивариус. — Если Вы являетесь сотрудником отдела, имеющего доступ к таким материалам.
Когда мы спускались к выходу из центрального офиса в тот день, мне не составило никакого труда подергать ручки всех дверей, ведущих наружу — Тень ушел в мрачное молчание, не замечая ничего вокруг. Все двери оказались закрыты, и я от всей души согласилась с Тенью, когда он процедил сквозь зубы перед самым выходом: «Я воспользуюсь любой возможностью, чтобы получить этот доступ!». Несмотря на то, что мы с ним явно не об одном и том же думали, в моем сознании четко ощутилось горячее одобрение Винни.
Обсудить с ними обоими эти возможности по пути в наше здание мне не удалось — на выходе нас с Тенью предупредили, чтобы мы завтра пораньше пришли.
— Почему? — коротко осведомился Тень, обменявшись со мной настороженным взглядом.
— Завтра у вас направление в отдел наблюдателей, — равнодушно бросил внештатник, давая нам знак рукой проходить, — а они почти на самом верху.
Я не знаю, почему меня так поразило это известие. Я ведь хотела попасть к этим бездушным камерам слежения за нашими детьми, планы строила, как доказать и разоблачить их намеренное искажение фактов, под колеса машины бросилась, чтобы до них добраться.
Но как выяснилось, одно дело — умозрительные картины себе рисовать, и совсем другое — оказаться в полушаге от вполне реальной встречи с ними лицом к лицу. В памяти у меня замелькали земные сцены, когда я, не выдержав прочно поселившегося у нас в доме напряжения, чуть не с кулаками на наблюдателя Игоря бросалась.
— Татьяна, может, Вам не стоит… — пробился через них обеспокоенный голос Винни.
Я оборвала связь с ним с неменьшей яростью, чем те колючки, которые только что пытались у меня в голове прорасти. Должен же быть хоть какой-то предел в бесцеремонности! Должно же быть хоть какое-то понимание о том, за чем можно подглядывать, а за чем - нет!
Тень оказался намного тактичнее и милосердно молчал всю дорогу, лишь изредка бросая на меня короткие встревоженные взгляды.
— Если хотите, — негромко предложил он мне у входа в мой дворик, — я могу завтра взять на себя все общение.
— Посмотрим, — ответила я то ли ему, то ли себе.
Мне нужно было подумать. Как завтра стоять, что говорить, куда смотреть и — главное — каким образом контролировать свои слова, взгляды и движения.
Но только кого же это интересовало — все же лучше меня всегда знали, что, когда, где и как мне делать.
Не успела я усесться на кровать у себя в комнате, как на ней запрыгал телефон. Стас, естественно. Сбросив его, я обнаружила, что это был восьмой звонок от него.
Я со злостью отбросила телефон — он снова завибрировал. На этот раз это был Игорь. Вот что мне ему сказать, спрашивается? Особенно, если он спросит, как у меня дела. Все нормально, сынок, завтра иду на встречу с теми, которые отравили нам с тобой всю твою жизнь. Так что не исключено, что встреча окажется горячей и твоя мать очутится где-то неподалеку от твоего отца — только в списке нарушителей общественного порядка, а не в месте заключения. Особенно, если ей сосредоточиться на самоконтроле не дадут.
Я послала Игорю короткое сообщение, что у меня все хорошо и что я обязательно свяжусь с ним завтра, а сейчас у меня впереди важный день, и я должна к нему подготовиться.
После чего я отключила телефон, повесила мысленно на поляне в лесу табличку «Не беспокоить» и принялась думать, как мне себя завтра отключать.
Где-то через полчаса меня вызвал мой ангел.
Его вызов был настолько неожиданным, и настолько неожиданно было то, что он оказался неожиданным, что я ответила.
— Татьяна, я тебя очень прошу, не ходи туда завтра! — скороговоркой выпалил он.
И вот это была последняя капля. Он заговорил со мной только потому, что другим не удалось? В полной уверенности, что ему-то я обязательно отвечу? Раньше незачем было хоть парой слов со мной перекинуться?
— Это все, что ты хотел мне сказать? — сдержанно спросила я.
— Нет, но это сейчас главное, — так же быстро произнес он. — Я не хочу, чтобы ты туда шла.
— Почему? — коротко поинтересовалась я.
— Я не знаю, как ты их выдержишь, — не стал он ходить вокруг да около.
— Да уж как-нибудь постараюсь, — усмехнулась я.
— Татьяна, не надо! — ловко ввернул он почти умоляющую нотку. — Скажи завтра, что ты уже приняла решение — к Стасу, он тебя сразу на землю переправит.
Недавние колючки буквально взорвались бешеным ростом у меня в голове.
— Ты хочешь, чтобы я отсюда ушла? — медленно спросила я.
— Ну, конечно! — воскликнул он, ни на секунду не задумавшись. — Пока ты здесь, я не смогу выбраться.
Шипы на колючках затвердели и заострились.
— Не сможешь или не захочешь? — уточнила я.
— Татьяна, что ты несешь? — нетерпеливо бросил он. — Если бы не твое упрямство, вы бы с Игорем уже давно в безопасности были, и я бы здесь не сидел в полной неопределенности.
Колючки разрослись так густо, что на них прочно зацепились его слова о нас с Игорем — отдельно от него.
— Я поняла, — с трудом принялась я складывать слова во фразу: — Ты сможешь освободиться, только когда я уйду?
— Да, — с явным облегчением произнес он. — Сейчас у меня никакого пространства для маневра нет…
— Я поняла, — повторила я, чтобы больше не слушать. — Хорошо, я дам тебе это пространство.
— Татьяна? — В голосе у него послышалась легкая озадаченность. — Ты чего?
— Неопределенность — это плохо, — согласилась я с ним. — И упрямство тоже. Нужно было раньше мне объяснить — я не думала, что мешаю тебе.
Он опять словно из пулемета застрочил, но я медленно и спокойно отключилась. От всего.
Когда-то давно мой ангел рассказывал мне, что в то время, когда он еще в невидимости рядом со мной находился, больше всего его пугало, когда я в свою раковину заползала, как он выражался. Ему казалось, что я тогда отгораживалась от мира, чтобы не видеть его, и уходила в свой собственный, в котором он не мог до меня достучаться.
Ничего он не понимал, этот всезнающий обитатель небесных вершин! Раковина моя была прозрачной и вовсе не мешала мне предаваться любимому занятию — наблюдать за этим миром. Но со стороны, не толкаясь в нем локтями с другими представителями человечества и не получая от них удары со всех сторон. Неуязвимые и бессмертные ангелы, разнеженные своим мирком без борьбы и потребностей, в котором во главу угла поставлены уравновешенность и рациональность! Что могут знать они о неистребимом стремлении людей к безрассудному рывку в неведомое, в открытый космос, от убийственного воздействия которого только скафандр и защищает?
Земные привычки оказались не менее живучи, чем память — я нырнула в свой скафандр мгновенно и без малейшего усилия. И то, что он меня и от моего ангела отсек, показалось мне лишь еще одним его преимуществом.
Главное — что я оказалась вне пределов досягаемости наблюдателей.
Из их курса я почти ничего не запомнила.
Да, подниматься к ним было действительно бесконечно долго, и спускаться тоже — но это сокращало наше с Тенью пребывание у них. В первый раз по дороге на той лестнице я пару раз протянула руку к периодически проявляющимся в поле моего зрения дверям наружу — пока не вспомнила, что это уже больше не имеет значения.
Да, у наблюдателей нам предоставили инструктора как раз из тех, которые были глубоко убеждены в абсолютной бесперспективности ангельских потомков — но все его высказывания казались мне набором слов из далекого далека, исправно переносимыми передатчиками прямо в наушники моего скафандра. Точно так же исправно я их все конспектировала — для последующей расшифровки их значения.
Да, все переговоры с этим инструктором вел Тень — меня периодически коробило то явно нездоровое любопытство, с которым он выпытывал у инструктора все возможное обоснования просто убийственных выводов в отношении себе подобных.
Игорь к последним почему-то перестал в моем сознании относиться — как будто, отказавшись от него, мой ангел и сомнительного статуса его лишил. Я злорадно представляла себе соглядатая моего сына, если Макс сумеет этот факт законодательно обосновать.
Любопытство Тени иссякало, как только мы покидали этаж наблюдателей. В первый день по дороге из центрального офиса он пару раз спросил, все ли у меня в порядке и все ли я застенографировала, а потом всю дорогу на занятия и с них просто молча шел рядом, погрузившись в свои мрачные и, судя по лицу, отнюдь не мирные размышления.
Я была ему за это признательна, хотя необходимость отвечать на его вопросы не вызывала у меня совершенно никакой неприязни. И не только на его вопросы: мне снова вдруг все начали звонить. Раз за разом я терпеливо отвечала, что у меня все хорошо, что никаких больше проверок я не заметила, равно как и агрессивности со стороны наблюдателей, что я без всяких усилий держу себя в руках. Судя по не спадающему обилию звонков, они мне не верили, и это казалось мне странным — я действительно никаких эмоций больше не ощущала.
Даже когда мой ангел попытался меня вызвать. Дважды. Я не ответила. Совсем не от обиды или в отместку — я просто представить себе не могла, о чем нам говорить. Вся необходимая ясность уже внесена, и если его интересуют сроки моего исчезновения, то придется ему еще немного подождать. Возможно, ему ответственность велит проследить за устройством моей дальнейшей жизни — а мне моя не позволит бросить на полдороге начатое обучение.
Окончание его этапа у наблюдателей ознаменовалось завершением обета молчания Тени. Я даже не помню, сколько дней они оба продлились, но однажды, уже в лесу, Тень вдруг забормотал что-то вполголоса, ударяя себя кулаком по ноге и раз за разом повторяя: «Я этого так не оставлю!». Я никак не отреагировала - захочет что-то мне сказать, прямо ко мне и обратится.
— Татьяна, их нужно остановить! — так он и сделал буквально через несколько шагов.
Я вопросительно глянула на него.
— Я не перестаю восхищаться Вашей выдержкой, — горячо продолжил он, — но не понимаю, как Вы можете оставаться настолько спокойной! Хорошо, что этот курс закончился — не знаю, насколько бы меня еще хватило.
— А он закончился? — недоуменно нахмурилась я.
Тень уставился на меня круглыми глазами.
— Вы вообще слушали, что нам там говорили? — озадаченно спросил он.
— Я записывала, — напомнила ему я.
— И это прекрасно! — просветлело у него лицо. — Я думаю, этим записям цены нет. Это прямые, из первых рук, свидетельства подтасовки фактов, манипуляции информацией с мест и, не побоюсь этого слова, заговора против новой ветви ангельского сообщества. Мы должны сообщить о них.
Он снова продемонстрировал свое высочайшее мнение о моих способностях — помощи я не дождалась. Впрочем, не очень-то и нужно было — в том ворохе старых решений, приказов и резолюций, который передо мной выложили, аргументы в пользу моего ангела просто в глаза бросались.
Дело в том, что развитие подразделения хранителей происходило рывками и большей частью после нарушения его сотрудниками прежних правил.
Сначала они просто реяли над землей, наблюдая за людьми, как дети за стайками рыб в бассейне. Наверно, отсюда взялись человеческие иконы с ангелами, парящими в облаках. Потом один спустился из любопытства на землю.
Любопытного немедленно вернули наверх, отчитали — и велели всем его коллегам последовать его примеру.
Затем они шатались среди людей, прислушиваясь к их речам и присматриваясь к поступкам, как иностранец в чужой городе, пытающийся понять устройство его жизни. Наверно, отсюда взялось наше поверье о благостно умиротворяющем воздействии невидимого духа. Потом один из них решил сосредоточиться только на самых бескорыстных и самодостаточных людях.
Селекционера немедленно вернули наверх, отчитали — и придали каждому из его коллег свою группу людей.
Затем они метались каждый в своей группе, как пресловутые пастухи, пытаясь удержать всех на уровне лучших и периодически хватаясь за голову от неизменного стремления остальных убрести куда подальше от праведного пути. Наверно, отсюда взялось наше представление об одном и том же ангеле хранителе у целой толпы людей, родившихся в один день. Потом один из них плюнул на количество и решил довести самого достойного с его точки зрения человека в своей группе до совершенства.
Индивидуалиста немедленно вернули наверх, отчитали — и закрепили каждого из его коллег за одним потенциальным кандидатом на пополнение своих рядов.
Затем они все пыхтели над своими людьми, как тренер над будущим олимпийцем, неустанно совершенствуя их качества, направляя их взгляды исключительно к сияющим высотам, отсекая всевозможные искушения и нашептывая мантры о величии духа. Наверно, отсюда взялась наша вера в снисходящее откровение, вещие сны, видения и голос совести. Потом один из них увидел в своем многообещающем питомце человека и решил не провести его по пути к Олимпу, а разделить с ним этот путь.
А дальше это уже была история моего ангела.
Ни в одном из этих документов все эти ангелы, взломавшие узкие рамки устаревших законов, никак, конечно же, не назывались, и меня пару раз царапнуло колючей мыслью: а не случалось ли моему ангелу и раньше увлечься за всю его бесконечную жизнь? Но эти шипы я безжалостно обломала, уверив себя, что даже если и так, то те его увлечения оказались не вечными, в отличие от нашей с ним привязанности.
А если он решил, что и она вовсе не вечна, потому и молчит и прячется, пережидая, пока я от него отстану? — вновь пошли в рост колючки. Значит, решительно оборвала я их, морщась от боли, ему нужно просто объяснить, что он опять очевидного в упор не видит. Как всегда. А для этого его сначала нужно на белый свет вытащить.
Что после всех этих документов уже вовсе не представлялось мне такой уж невыполнимой задачей. Я бы даже больше сказала: все его земные проступки можно скорее ему в актив записать, как поспособствовавшие совершенствованию работы всего его отдела. Что, кстати, подтверждается его стабильным продвижением по службе. И я не вижу ни малейших причин, чтобы его руководство отказалось от столь результативной практики в случае его практически ребяческой выходки здесь…
— Простите, пожалуйста, я могу задать вопрос? — вырвал меня из оптимистического мысленного построения голос Тени.
Глава 18.5
Вскинув голову от вороха бумаг, я увидела архивариуса, поспешно семенящего к Тени.
— Я не мог не заметить, — обратился к нему Тень, — что далеко не в одном документе указано, что подследственный хранитель, получив разрешение на пребывание на земле в видимости, вступал в брак со своим человеком. Но нигде нет указаний на последствия этого шага. Возможно ли, что у таких хранителей появилось потомство?
Я затаила дыхание в ожидании ответа архивариуса.
— Возможности ангелов все еще до конца не изучены, — с важным видом провозгласил он.
— А есть ли возможность ознакомиться с такими случаями? — упорно двигался Тень к своей цели.
— Конечно, — доброжелательно улыбнулся архивариус. — Если Вы являетесь сотрудником отдела, имеющего доступ к таким материалам.
Когда мы спускались к выходу из центрального офиса в тот день, мне не составило никакого труда подергать ручки всех дверей, ведущих наружу — Тень ушел в мрачное молчание, не замечая ничего вокруг. Все двери оказались закрыты, и я от всей души согласилась с Тенью, когда он процедил сквозь зубы перед самым выходом: «Я воспользуюсь любой возможностью, чтобы получить этот доступ!». Несмотря на то, что мы с ним явно не об одном и том же думали, в моем сознании четко ощутилось горячее одобрение Винни.
Обсудить с ними обоими эти возможности по пути в наше здание мне не удалось — на выходе нас с Тенью предупредили, чтобы мы завтра пораньше пришли.
— Почему? — коротко осведомился Тень, обменявшись со мной настороженным взглядом.
— Завтра у вас направление в отдел наблюдателей, — равнодушно бросил внештатник, давая нам знак рукой проходить, — а они почти на самом верху.
Я не знаю, почему меня так поразило это известие. Я ведь хотела попасть к этим бездушным камерам слежения за нашими детьми, планы строила, как доказать и разоблачить их намеренное искажение фактов, под колеса машины бросилась, чтобы до них добраться.
Но как выяснилось, одно дело — умозрительные картины себе рисовать, и совсем другое — оказаться в полушаге от вполне реальной встречи с ними лицом к лицу. В памяти у меня замелькали земные сцены, когда я, не выдержав прочно поселившегося у нас в доме напряжения, чуть не с кулаками на наблюдателя Игоря бросалась.
— Татьяна, может, Вам не стоит… — пробился через них обеспокоенный голос Винни.
Я оборвала связь с ним с неменьшей яростью, чем те колючки, которые только что пытались у меня в голове прорасти. Должен же быть хоть какой-то предел в бесцеремонности! Должно же быть хоть какое-то понимание о том, за чем можно подглядывать, а за чем - нет!
Тень оказался намного тактичнее и милосердно молчал всю дорогу, лишь изредка бросая на меня короткие встревоженные взгляды.
— Если хотите, — негромко предложил он мне у входа в мой дворик, — я могу завтра взять на себя все общение.
— Посмотрим, — ответила я то ли ему, то ли себе.
Мне нужно было подумать. Как завтра стоять, что говорить, куда смотреть и — главное — каким образом контролировать свои слова, взгляды и движения.
Но только кого же это интересовало — все же лучше меня всегда знали, что, когда, где и как мне делать.
Не успела я усесться на кровать у себя в комнате, как на ней запрыгал телефон. Стас, естественно. Сбросив его, я обнаружила, что это был восьмой звонок от него.
Я со злостью отбросила телефон — он снова завибрировал. На этот раз это был Игорь. Вот что мне ему сказать, спрашивается? Особенно, если он спросит, как у меня дела. Все нормально, сынок, завтра иду на встречу с теми, которые отравили нам с тобой всю твою жизнь. Так что не исключено, что встреча окажется горячей и твоя мать очутится где-то неподалеку от твоего отца — только в списке нарушителей общественного порядка, а не в месте заключения. Особенно, если ей сосредоточиться на самоконтроле не дадут.
Я послала Игорю короткое сообщение, что у меня все хорошо и что я обязательно свяжусь с ним завтра, а сейчас у меня впереди важный день, и я должна к нему подготовиться.
После чего я отключила телефон, повесила мысленно на поляне в лесу табличку «Не беспокоить» и принялась думать, как мне себя завтра отключать.
Где-то через полчаса меня вызвал мой ангел.
Его вызов был настолько неожиданным, и настолько неожиданно было то, что он оказался неожиданным, что я ответила.
— Татьяна, я тебя очень прошу, не ходи туда завтра! — скороговоркой выпалил он.
И вот это была последняя капля. Он заговорил со мной только потому, что другим не удалось? В полной уверенности, что ему-то я обязательно отвечу? Раньше незачем было хоть парой слов со мной перекинуться?
— Это все, что ты хотел мне сказать? — сдержанно спросила я.
— Нет, но это сейчас главное, — так же быстро произнес он. — Я не хочу, чтобы ты туда шла.
— Почему? — коротко поинтересовалась я.
— Я не знаю, как ты их выдержишь, — не стал он ходить вокруг да около.
— Да уж как-нибудь постараюсь, — усмехнулась я.
— Татьяна, не надо! — ловко ввернул он почти умоляющую нотку. — Скажи завтра, что ты уже приняла решение — к Стасу, он тебя сразу на землю переправит.
Недавние колючки буквально взорвались бешеным ростом у меня в голове.
— Ты хочешь, чтобы я отсюда ушла? — медленно спросила я.
— Ну, конечно! — воскликнул он, ни на секунду не задумавшись. — Пока ты здесь, я не смогу выбраться.
Шипы на колючках затвердели и заострились.
— Не сможешь или не захочешь? — уточнила я.
— Татьяна, что ты несешь? — нетерпеливо бросил он. — Если бы не твое упрямство, вы бы с Игорем уже давно в безопасности были, и я бы здесь не сидел в полной неопределенности.
Колючки разрослись так густо, что на них прочно зацепились его слова о нас с Игорем — отдельно от него.
— Я поняла, — с трудом принялась я складывать слова во фразу: — Ты сможешь освободиться, только когда я уйду?
— Да, — с явным облегчением произнес он. — Сейчас у меня никакого пространства для маневра нет…
— Я поняла, — повторила я, чтобы больше не слушать. — Хорошо, я дам тебе это пространство.
— Татьяна? — В голосе у него послышалась легкая озадаченность. — Ты чего?
— Неопределенность — это плохо, — согласилась я с ним. — И упрямство тоже. Нужно было раньше мне объяснить — я не думала, что мешаю тебе.
Он опять словно из пулемета застрочил, но я медленно и спокойно отключилась. От всего.
Когда-то давно мой ангел рассказывал мне, что в то время, когда он еще в невидимости рядом со мной находился, больше всего его пугало, когда я в свою раковину заползала, как он выражался. Ему казалось, что я тогда отгораживалась от мира, чтобы не видеть его, и уходила в свой собственный, в котором он не мог до меня достучаться.
Ничего он не понимал, этот всезнающий обитатель небесных вершин! Раковина моя была прозрачной и вовсе не мешала мне предаваться любимому занятию — наблюдать за этим миром. Но со стороны, не толкаясь в нем локтями с другими представителями человечества и не получая от них удары со всех сторон. Неуязвимые и бессмертные ангелы, разнеженные своим мирком без борьбы и потребностей, в котором во главу угла поставлены уравновешенность и рациональность! Что могут знать они о неистребимом стремлении людей к безрассудному рывку в неведомое, в открытый космос, от убийственного воздействия которого только скафандр и защищает?
Земные привычки оказались не менее живучи, чем память — я нырнула в свой скафандр мгновенно и без малейшего усилия. И то, что он меня и от моего ангела отсек, показалось мне лишь еще одним его преимуществом.
Главное — что я оказалась вне пределов досягаемости наблюдателей.
Из их курса я почти ничего не запомнила.
Да, подниматься к ним было действительно бесконечно долго, и спускаться тоже — но это сокращало наше с Тенью пребывание у них. В первый раз по дороге на той лестнице я пару раз протянула руку к периодически проявляющимся в поле моего зрения дверям наружу — пока не вспомнила, что это уже больше не имеет значения.
Да, у наблюдателей нам предоставили инструктора как раз из тех, которые были глубоко убеждены в абсолютной бесперспективности ангельских потомков — но все его высказывания казались мне набором слов из далекого далека, исправно переносимыми передатчиками прямо в наушники моего скафандра. Точно так же исправно я их все конспектировала — для последующей расшифровки их значения.
Да, все переговоры с этим инструктором вел Тень — меня периодически коробило то явно нездоровое любопытство, с которым он выпытывал у инструктора все возможное обоснования просто убийственных выводов в отношении себе подобных.
Игорь к последним почему-то перестал в моем сознании относиться — как будто, отказавшись от него, мой ангел и сомнительного статуса его лишил. Я злорадно представляла себе соглядатая моего сына, если Макс сумеет этот факт законодательно обосновать.
Любопытство Тени иссякало, как только мы покидали этаж наблюдателей. В первый день по дороге из центрального офиса он пару раз спросил, все ли у меня в порядке и все ли я застенографировала, а потом всю дорогу на занятия и с них просто молча шел рядом, погрузившись в свои мрачные и, судя по лицу, отнюдь не мирные размышления.
Я была ему за это признательна, хотя необходимость отвечать на его вопросы не вызывала у меня совершенно никакой неприязни. И не только на его вопросы: мне снова вдруг все начали звонить. Раз за разом я терпеливо отвечала, что у меня все хорошо, что никаких больше проверок я не заметила, равно как и агрессивности со стороны наблюдателей, что я без всяких усилий держу себя в руках. Судя по не спадающему обилию звонков, они мне не верили, и это казалось мне странным — я действительно никаких эмоций больше не ощущала.
Даже когда мой ангел попытался меня вызвать. Дважды. Я не ответила. Совсем не от обиды или в отместку — я просто представить себе не могла, о чем нам говорить. Вся необходимая ясность уже внесена, и если его интересуют сроки моего исчезновения, то придется ему еще немного подождать. Возможно, ему ответственность велит проследить за устройством моей дальнейшей жизни — а мне моя не позволит бросить на полдороге начатое обучение.
Окончание его этапа у наблюдателей ознаменовалось завершением обета молчания Тени. Я даже не помню, сколько дней они оба продлились, но однажды, уже в лесу, Тень вдруг забормотал что-то вполголоса, ударяя себя кулаком по ноге и раз за разом повторяя: «Я этого так не оставлю!». Я никак не отреагировала - захочет что-то мне сказать, прямо ко мне и обратится.
— Татьяна, их нужно остановить! — так он и сделал буквально через несколько шагов.
Я вопросительно глянула на него.
— Я не перестаю восхищаться Вашей выдержкой, — горячо продолжил он, — но не понимаю, как Вы можете оставаться настолько спокойной! Хорошо, что этот курс закончился — не знаю, насколько бы меня еще хватило.
— А он закончился? — недоуменно нахмурилась я.
Тень уставился на меня круглыми глазами.
— Вы вообще слушали, что нам там говорили? — озадаченно спросил он.
— Я записывала, — напомнила ему я.
— И это прекрасно! — просветлело у него лицо. — Я думаю, этим записям цены нет. Это прямые, из первых рук, свидетельства подтасовки фактов, манипуляции информацией с мест и, не побоюсь этого слова, заговора против новой ветви ангельского сообщества. Мы должны сообщить о них.
