— Кому? — снова нахмурилась я.
— Кому угодно! — непривычно решительно взмахнул он рукой. — Любому, кто согласится нас выслушать. Я даже готов признаться, что знаю, кто я.
— Нет! — вырвалось у меня мгновенно.
Чувства вернулись. Мой скафандр выдержал садистский напор наблюдателей, но не устоял перед двойным ударом страха за моего ангела и отвращения при мысли, что он увидит в раскрытии инкогнито Тени месть с моей стороны.
Тень, наоборот, явно взял себя в руки.
— Хорошо, — согласно кивнул он. — Я понимаю Ваше положение. Вы можете дать мне свои записи? Там были примеры, как будто прямо из моей жизни взятые. Я скажу, что благодаря им и догадался.
Я нерешительно глянула на пачку исписанных листов бумаги у себя в руках. Понятия ведь не имею, что в них содержится! Нет, лучше самой проверить, чтобы Тень на свой лад факты не переиначил, исключительно для восстановления баланса.
— И поверьте мне, — принял он мою нерешительность за сомнения, — мне будет, что рассказать о своей жизни. Вспомните атмосферу, созданную вокруг Вашего сына, и представьте, что она преследует его до самого последнего дня его земной жизни.
А вот этого уже ни одна раковина, ни один скафандр не выдержали бы! Я почувствовала, что меня распирает от привычной ярости, подхлестываемой злостью на саму себя. С какой стати я решила, что наблюдатели забудут об Игоре вслед за его отцом? И поскольку у моего сына никого, кроме меня, больше не осталось, придется мне принять любую помощь, откуда бы она ни явилась.
— Я передам Вам записи завтра, — пообещала я Тени. — Сегодня хочу сама их еще раз просмотреть.
— Спасибо, — с чувством произнес Тень. — Я думаю, что, поскольку у нас только один курс остался, нам самое время начать готовить обращение к руководству.
— Один? — переспросила я, лихорадочно пытаясь вспомнить наш выход из центрального офиса.
— Я на контроле документов спросил, — извиняющимся тоном объяснил Тень, — Вы уже вперед прошли. Аналитический отдел, еще выше, чем наблюдатели, — добавил он, морщась.
Наконец-то — хоть одна положительная эмоция путь назад нашла! Зато такая ослепительно яркая, что мне выход на этом пути осветила и затмила все страхи и сомнения.
Аналитический отдел.
Я вспомнила свои прогнозы и выводы во время обучения сотрудников Стаса проникновению в инвертацию.
Я вспомнила увлечение Игоря анализом деятельности и Марининой фирмы, и даже подразделения Стаса.
Я вспомнила свою вечную страсть к упорядочиваю и структуризации всей своей работы и как это стремление пришлось по душе администраторам.
Может, и у этих аналитиков я ко двору прийдусь? Особенно, если на меня теперь никто во время стажировки шикать не будет.
И если я окажусь им полезна, может, и за Игоря словечко замолвить удастся? Особенно, если Стас подтвердит, что у него уже опыт такой работы есть.
И если Игоря возьмут внештатным, скажем, сотрудником, может, наблюдатели, наконец, от него отстанут? Особенно, если им самим расследование грозить будет.
Я взялась за подготовку оснований для такого расследования, как только вернулась к себе в комнату.
Хорошо, что вместе со всеми эмоциями и интуиция моя проснулась. Она строго-настрого приказала мне не вчитываться в сделанные у наблюдателей записи, а лишь просматривать их. Мне и этого хватило. Уже после нескольких страниц меня так затрясло, что разлетелся мой и так уже пошедший трещинами скафандр на мелкие кусочки.
Дочитать до конца я не успела — телефон мой решил проявить солидарность с хозяйкой. Поймать скачущий аппарат трясущимися руками оказалось непросто, и когда я, наконец, прижала его к уху, у меня и барабанная перепонка завибрировала от напряжения в голосе Стаса.
— Что у наблюдателей? — отрывисто спросил он без всяких вежливых вступлений.
— Ничего нового, — не стала и я расшаркиваться. — Побочный продукт ангельской миссии на земле выходит из-под контроля и несет ей угрозу. Требует привилегированного положения среди людей и имеет тенденцию к аналогичным притязаниям среди ангелов. Является глубоко токсичным в общении и способен вызывать разлагающее привыкание. Требует радикального решения…
— Татьяна, все. — Голос у Стаса неожиданно смягчился. — Это уже позади. Держалась молодцом, хвалю. Они тебя явно провоцировали. Потому что с радикальным решением у них ничего не выходит. Так что плюнь на них. Что у тебя дальше?
Обычно Стас требовал у меня куда более подробного отчета. У меня мелькнула мысль: уж не подослал ли его мой ангел, не добившийся у меня ответа, сколько ему еще ждать моего возвращения на землю.
— Один отдел остался, — ответила я обоим. — Аналитический.
Едва я договорила, у меня возникло стойкое убеждение, что телефоны не только с хозяевами солидарны, но и друг с другом. Теперь на том конце связи аппарат, похоже, задрожал — и в ушах у меня запульсировала звенящая тишина.
— Что случилось? — поспешила я разрушить ее, чувствуя, что мой телефон подхватывает импульс, передавая мне мелкую дрожь.
— Вас — допустили — в аналитический — отдел? — медленно, чуть ли не по слогам, произнес Стас тихим, вкрадчивым, почти угрожающим тоном.
— Так внештатники на входе сказали, — ответила я, невольно передернув плечами — меня уже нервный озноб бил.
— Так, — обронил он. — Так. Значит, так. Ты помнишь мой павильон? Точнее, место, где ты с моими орлами работала? Где мы с тобой однажды по душам говорили?
После каждого вопроса я открывала рот, но молча, как рыба — по всей видимости, в моих ответах он не нуждался.
— Представь себе тот разговор, — продолжали сыпаться на меня команды. — Как можно подробнее. Нет, не весь, — вдруг спохватился он, — только последнюю часть, о будущем.
Это воспоминание вернулось ко мне без малейших усилий. Именно тогда я впервые услышала, что к совместной работе у хранителей нам с моим ангелом дорога закрыта.
Я прямо снова увидела полный непонятной жалости взгляд Стаса. А может, речь тогда шла о невозможности нашей совместной работы где бы то ни было? Может, Стас уже тогда знал о намерениях моего ангела?
— Отлично! — прервал мои невеселые мысли его голос, но только более ясный и отчетливый.
Отняв телефон от уха, я удивленно глянула на него.
— Вот так и знал, что придется к вашей с моими орлами сети подключаться! — снова донеслось до меня и отнюдь не из трубки.
Я изо всех сил грохнула ею о кровать. Да это же просто свинство! Даже люди не позволяют себе в список контактов навязываться. Даже темный Винни сначала поинтересовался, не возражаю ли я против мысленного общения с ним.
— А меня спрашивать не надо? — вырвалось из меня яростное шипение.
— Дело такое, что не до политесов, — ответил он без малейшего смущения. — Нужно, чтобы ты мне у аналитиков все транслировала.
— Я не буду шпионить! — задохнулась я.
— Что-то с темными тебя это не беспокоило, — зазвенел его голос сталью.
— Они меня попросили! — окончательно разозлилась я — он же сам предложил Максу архив показать! — По-человечески. И тогда речь об Игоре шла и … об Анатолии.
— По-человечески — это они насобачились, — зазубрилась сталь в его голосе. — И с чего ты взяла, что сейчас это только мне надо?
— А кому еще? — неуверенно спросила я.
— Аналитики — это самый засекреченный отдел, — тоже сдал назад Стас.
Если он рассчитывал произвести на меня впечатление своим рассказом, то это ему не очень удалось.
К аналитикам стекается вся информация, в особенности, по земле — естественно, должны же они что-то анализировать.
По косвенным данным, они уделяют повышенное внимание ангельским потомкам — слава Богу, должен же хоть кто-то заняться их объективной оценкой.
При этом у них почему-то вызвала особый интерес наша группа — более чем объяснимо, если вспомнить, что в ней оказался первый ангельский ребенок, попавший в среду родителя.
Но были в рассказе Стаса и моменты, которые не показались мне ни естественными, ни объяснимыми.
Я понимаю, милосердные ангелы не оставили заблудшего коллегу без работы и пристроили его за нашей группой следить.
Я понимаю, эта заблудшая овца ухватилась за это предложение, чтобы и дальше производить впечатление незаменимого и высокочтимого сотрудника, а не бродяги бесприютного.
Я понимаю, в центре каждого отчета этого сотрудника должен был стоять объект интереса его работодателей, а не его знакомые среди других учащихся.
Но мне-то зачем было голову морочить?
Я совсем в другом свете увидела возмущение моего ангела, когда я открыла Тени глаза на его природу. И ту крайнюю неохоту, с которой он говорил о нем. И его почти отчаяние, когда мне удавалось обойти Тень по результатам.
Это что же получается? Он сделал все возможное, чтобы ни один отдел, кроме подразделения Стаса, на меня заявку не подал? Он уже тогда намеревался меня на землю сплавить? Он ведь так и не рассказал мне, что с ним происходило до того, как ко мне память вернулась. Зачем было мне ее возвращать? Чтобы я на проблемах Игоря сосредоточилась?
Что ж, и на том спасибо. Все он правильно просчитал, многоопытный и великомудрый ангел — по сравнению с опасностью, грозящей моему сыну, все остальное на второй план отошло. Вот только где и как устранять эту опасность, я отныне сама решать буду.
Я согласилась побыть глазами Стаса, чтобы он от меня отстал. И чтобы Винни не вообразил себе никаких привилегий с моей стороны. И чтобы я сама смогла, наконец, вернуться к своим записям — более внимательно на сей раз. Хорошо бы к этим аналитикам сразу с выполненным тестовым заданием прийти.
Под таким углом все откровения наблюдателей больше не вызывали у меня никаких сильных ощущений. Наверно, криминалисты на земле так выживают — не седея и не глотая таблетки среди крови и жестокости, а упорно и методично вычленяя их закономерности, чтобы предотвратить последующие вспышки насилия.
В этом состоянии холодной отстраненности меня и застал звонок моего ангела. Я ответила — чтобы купировать его дальнейшую настойчивость.
— Татьяна, ты там поосторожнее у аналитиков, хорошо? — снова выпалил он на одном дыхании, словно учуяв мое настроение. — Лучше вообще ничего не говори, только слушай.
— Я постараюсь не испортить созданное тобой впечатление, — пообещала я. — С тобой сейчас мне тоже лучше только слушать?
— Что случилось? — сухо поинтересовался он.
— Если мне можно не только слушать, — невозмутимо пояснила я, — я хотела бы узнать, почему услышала об аналитиках не от тебя.
— Что мне было рассказывать? — начал оправдываться он, подтверждая все мои предположения. — Они вообще автоматы какие-то и со мной обращались, как с диктофоном — по нажатию кнопки воспроизведи им, что слышал, а в остальном помалкивай. Я так и не успел понять, что им нужно.
— А не интересовались ли они Тенью? — намекнула ему я.
— Да, — помолчав, неохотно признал он. — На пару с тобой. Поэтому я и прошу тебя…
— И именно в этом порядке, я уверена, — перебила я его. — Жаль, что ты не заметил, что некто, подобный Игорю, вызывает у них настоящий живой интерес. Но не беспокойся, дальше я сама этим займусь.
— Татьяна, что ты задумала? — послышалось, наконец, искреннее оживление в его голосе. — Чем ты займешься?
— И отвечая на твой основной вопрос, — продолжила я, — после этого последнего курса можешь спокойно освобождаться. Я думаю, что к тому времени я уже определю наше с Игорем будущее.
— Какое, ко всем темным…? — взревел он, но я уже отключилась.
Пришлось признать, что он опять оказался прав: ничто не способствует душевному равновесию лучше, чем ясно выраженная определенность.
Если бы только все мое понятие о равновесии разделяли.
— О, как же горько мне признанье, — раздался у меня в голове меланхоличный голос, едва я вернулась к своим записям, — что мне другого предпочли…
— Да вы дадите мне, в конце концов, поработать?! — взорвалась я, подскочив от неожиданности на кровати.
Мои записи разлетелись во все стороны.
— А над чем Вы работаете? — Томная меланхоличность в голосе Винни сменилась острым любопытством.
— Признания наблюдателей обрабатываю, — буркнула я, ползая по полу и собирая упавшие листки бумаги.
— Уже сгораю от желанья, — настигло меня под кроватью, куда залетел один из них, — хоть бы глазком в них заглянуть.
Отдуваясь, я выбралась из-под кровати и опустилась на нее, бережно положив рядом собранный урожай. Текстом вниз.
— Вам страницы переворачивать, когда скажете, — ехидно поинтересовалась я, — или по своему усмотрению?
— Все понял, — вежливо хихикнул Винни. — Тайна рукописи, авторские права — не смею. Пристыжен. Полон раскаяния. Посему взываю не к справедливости, а к милосердию.
— Чего? — насторожилась я.
— Коль спутника нашли другого, — запричитал он, — позвольте тенью быть его.
А Тень здесь при чем? Нет, это он, наверно, образно выразился. Ну, вот как здесь непоколебимое душевное равновесие сохранить, когда один руки выкручивает, другой святой невинностью прикидывается, а третий вообще с толку сбивает?
— Вы можете мне нормальным языком объяснить, что хотите? — потребовала я очередной порции ясности и определенности.
— Вы отправляетесь завтра в самый интригующий отдел нашего сообщества, — отозвался он замогильным тоном, — и почему-то вооружаетесь не еще одним блестящим умом, а грубой силой.
— Да я же Вас в архив водила! — рассмеялась я против своей воли.
— Как дела давно минувших дней, так мне, — скорбно отметил он, — а как прямо сейчас творящуюся историю, так ему.
— Ну, не знаю, — засомневалась я, — Стас говорит, что это абсолютно секретный отдел…
— И он совершенно прав, — подхватил Винни серьезным тоном. — Настолько секретный, что сам он ничего не смог разобрать из того, что получил оттуда через Анатолия, и передал все это мне для расшифровки. Можно, конечно, и сейчас подождать, пока он признает пределы своих возможностей…
Вот меня только одно интересует: этой страсти изображать значимость на пустом месте мой ангел у Стаса научился, или тот ею от него заразился, или она вообще всем ангелам без исключения присуща? Тогда я точно еще не ангел и вряд ли им когда-то стану — не умею я прикидываешься, что умею то, что не умею.
— Наверно, Вы правы, — честно призналась я, — но я сомневаюсь, что смогу сразу вам обоим изображение передавать. Такое вообще возможно?
— Таланту не к лицу сомненья, — опять принялся бессовестно льстить мне Винни, — и мысли о пределах сил. Завтра просто вызовите нас обоих, одновременно, и больше ни о чем не думайте.
Нет-нет-нет, так не пойдет! Что значит — не думайте? Так я тоже не умею. Особенно, если понятия не имею, как сделать то, на что соглашаюсь.
Как там архивариус говорил? Все возможности ангелов еще не изучены? Воображение, посланное в отгул холодной отстраненностью, охотно встрепенулось. И принялось бомбить меня совсем не ангельскими, а очень даже земными картинками.
Очень важная и эмоционально насыщенная сцена фильма, снимаемая одновременно с двух камер.
Вызов на видеоконференцию в Интернете, посылаемый сразу нескольким собеседникам.
Не говоря уже о стримах, передающих картинку с места событий хоть всему миру сразу.
Ну да, может, возможности ангелов и не знают пределов, но только чего бы они стоили без предыдущего человеческого опыта? Которого меня почти лишили. С далеко не легкой руки наблюдателей, без всякого сомнения. А теперь, похоже, и у меня появилась возможность отплатить им. Взяв в руку для весомости вот эти записи и мои заключения по ним.
— Кому угодно! — непривычно решительно взмахнул он рукой. — Любому, кто согласится нас выслушать. Я даже готов признаться, что знаю, кто я.
— Нет! — вырвалось у меня мгновенно.
Чувства вернулись. Мой скафандр выдержал садистский напор наблюдателей, но не устоял перед двойным ударом страха за моего ангела и отвращения при мысли, что он увидит в раскрытии инкогнито Тени месть с моей стороны.
Глава 18.6
Тень, наоборот, явно взял себя в руки.
— Хорошо, — согласно кивнул он. — Я понимаю Ваше положение. Вы можете дать мне свои записи? Там были примеры, как будто прямо из моей жизни взятые. Я скажу, что благодаря им и догадался.
Я нерешительно глянула на пачку исписанных листов бумаги у себя в руках. Понятия ведь не имею, что в них содержится! Нет, лучше самой проверить, чтобы Тень на свой лад факты не переиначил, исключительно для восстановления баланса.
— И поверьте мне, — принял он мою нерешительность за сомнения, — мне будет, что рассказать о своей жизни. Вспомните атмосферу, созданную вокруг Вашего сына, и представьте, что она преследует его до самого последнего дня его земной жизни.
А вот этого уже ни одна раковина, ни один скафандр не выдержали бы! Я почувствовала, что меня распирает от привычной ярости, подхлестываемой злостью на саму себя. С какой стати я решила, что наблюдатели забудут об Игоре вслед за его отцом? И поскольку у моего сына никого, кроме меня, больше не осталось, придется мне принять любую помощь, откуда бы она ни явилась.
— Я передам Вам записи завтра, — пообещала я Тени. — Сегодня хочу сама их еще раз просмотреть.
— Спасибо, — с чувством произнес Тень. — Я думаю, что, поскольку у нас только один курс остался, нам самое время начать готовить обращение к руководству.
— Один? — переспросила я, лихорадочно пытаясь вспомнить наш выход из центрального офиса.
— Я на контроле документов спросил, — извиняющимся тоном объяснил Тень, — Вы уже вперед прошли. Аналитический отдел, еще выше, чем наблюдатели, — добавил он, морщась.
Наконец-то — хоть одна положительная эмоция путь назад нашла! Зато такая ослепительно яркая, что мне выход на этом пути осветила и затмила все страхи и сомнения.
Аналитический отдел.
Я вспомнила свои прогнозы и выводы во время обучения сотрудников Стаса проникновению в инвертацию.
Я вспомнила увлечение Игоря анализом деятельности и Марининой фирмы, и даже подразделения Стаса.
Я вспомнила свою вечную страсть к упорядочиваю и структуризации всей своей работы и как это стремление пришлось по душе администраторам.
Может, и у этих аналитиков я ко двору прийдусь? Особенно, если на меня теперь никто во время стажировки шикать не будет.
И если я окажусь им полезна, может, и за Игоря словечко замолвить удастся? Особенно, если Стас подтвердит, что у него уже опыт такой работы есть.
И если Игоря возьмут внештатным, скажем, сотрудником, может, наблюдатели, наконец, от него отстанут? Особенно, если им самим расследование грозить будет.
Я взялась за подготовку оснований для такого расследования, как только вернулась к себе в комнату.
Хорошо, что вместе со всеми эмоциями и интуиция моя проснулась. Она строго-настрого приказала мне не вчитываться в сделанные у наблюдателей записи, а лишь просматривать их. Мне и этого хватило. Уже после нескольких страниц меня так затрясло, что разлетелся мой и так уже пошедший трещинами скафандр на мелкие кусочки.
Дочитать до конца я не успела — телефон мой решил проявить солидарность с хозяйкой. Поймать скачущий аппарат трясущимися руками оказалось непросто, и когда я, наконец, прижала его к уху, у меня и барабанная перепонка завибрировала от напряжения в голосе Стаса.
— Что у наблюдателей? — отрывисто спросил он без всяких вежливых вступлений.
— Ничего нового, — не стала и я расшаркиваться. — Побочный продукт ангельской миссии на земле выходит из-под контроля и несет ей угрозу. Требует привилегированного положения среди людей и имеет тенденцию к аналогичным притязаниям среди ангелов. Является глубоко токсичным в общении и способен вызывать разлагающее привыкание. Требует радикального решения…
— Татьяна, все. — Голос у Стаса неожиданно смягчился. — Это уже позади. Держалась молодцом, хвалю. Они тебя явно провоцировали. Потому что с радикальным решением у них ничего не выходит. Так что плюнь на них. Что у тебя дальше?
Обычно Стас требовал у меня куда более подробного отчета. У меня мелькнула мысль: уж не подослал ли его мой ангел, не добившийся у меня ответа, сколько ему еще ждать моего возвращения на землю.
— Один отдел остался, — ответила я обоим. — Аналитический.
Едва я договорила, у меня возникло стойкое убеждение, что телефоны не только с хозяевами солидарны, но и друг с другом. Теперь на том конце связи аппарат, похоже, задрожал — и в ушах у меня запульсировала звенящая тишина.
— Что случилось? — поспешила я разрушить ее, чувствуя, что мой телефон подхватывает импульс, передавая мне мелкую дрожь.
— Вас — допустили — в аналитический — отдел? — медленно, чуть ли не по слогам, произнес Стас тихим, вкрадчивым, почти угрожающим тоном.
— Так внештатники на входе сказали, — ответила я, невольно передернув плечами — меня уже нервный озноб бил.
— Так, — обронил он. — Так. Значит, так. Ты помнишь мой павильон? Точнее, место, где ты с моими орлами работала? Где мы с тобой однажды по душам говорили?
После каждого вопроса я открывала рот, но молча, как рыба — по всей видимости, в моих ответах он не нуждался.
— Представь себе тот разговор, — продолжали сыпаться на меня команды. — Как можно подробнее. Нет, не весь, — вдруг спохватился он, — только последнюю часть, о будущем.
Это воспоминание вернулось ко мне без малейших усилий. Именно тогда я впервые услышала, что к совместной работе у хранителей нам с моим ангелом дорога закрыта.
Я прямо снова увидела полный непонятной жалости взгляд Стаса. А может, речь тогда шла о невозможности нашей совместной работы где бы то ни было? Может, Стас уже тогда знал о намерениях моего ангела?
— Отлично! — прервал мои невеселые мысли его голос, но только более ясный и отчетливый.
Отняв телефон от уха, я удивленно глянула на него.
— Вот так и знал, что придется к вашей с моими орлами сети подключаться! — снова донеслось до меня и отнюдь не из трубки.
Я изо всех сил грохнула ею о кровать. Да это же просто свинство! Даже люди не позволяют себе в список контактов навязываться. Даже темный Винни сначала поинтересовался, не возражаю ли я против мысленного общения с ним.
— А меня спрашивать не надо? — вырвалось из меня яростное шипение.
— Дело такое, что не до политесов, — ответил он без малейшего смущения. — Нужно, чтобы ты мне у аналитиков все транслировала.
— Я не буду шпионить! — задохнулась я.
— Что-то с темными тебя это не беспокоило, — зазвенел его голос сталью.
— Они меня попросили! — окончательно разозлилась я — он же сам предложил Максу архив показать! — По-человечески. И тогда речь об Игоре шла и … об Анатолии.
— По-человечески — это они насобачились, — зазубрилась сталь в его голосе. — И с чего ты взяла, что сейчас это только мне надо?
— А кому еще? — неуверенно спросила я.
— Аналитики — это самый засекреченный отдел, — тоже сдал назад Стас.
Если он рассчитывал произвести на меня впечатление своим рассказом, то это ему не очень удалось.
К аналитикам стекается вся информация, в особенности, по земле — естественно, должны же они что-то анализировать.
По косвенным данным, они уделяют повышенное внимание ангельским потомкам — слава Богу, должен же хоть кто-то заняться их объективной оценкой.
При этом у них почему-то вызвала особый интерес наша группа — более чем объяснимо, если вспомнить, что в ней оказался первый ангельский ребенок, попавший в среду родителя.
Но были в рассказе Стаса и моменты, которые не показались мне ни естественными, ни объяснимыми.
Я понимаю, милосердные ангелы не оставили заблудшего коллегу без работы и пристроили его за нашей группой следить.
Я понимаю, эта заблудшая овца ухватилась за это предложение, чтобы и дальше производить впечатление незаменимого и высокочтимого сотрудника, а не бродяги бесприютного.
Я понимаю, в центре каждого отчета этого сотрудника должен был стоять объект интереса его работодателей, а не его знакомые среди других учащихся.
Но мне-то зачем было голову морочить?
Я совсем в другом свете увидела возмущение моего ангела, когда я открыла Тени глаза на его природу. И ту крайнюю неохоту, с которой он говорил о нем. И его почти отчаяние, когда мне удавалось обойти Тень по результатам.
Это что же получается? Он сделал все возможное, чтобы ни один отдел, кроме подразделения Стаса, на меня заявку не подал? Он уже тогда намеревался меня на землю сплавить? Он ведь так и не рассказал мне, что с ним происходило до того, как ко мне память вернулась. Зачем было мне ее возвращать? Чтобы я на проблемах Игоря сосредоточилась?
Что ж, и на том спасибо. Все он правильно просчитал, многоопытный и великомудрый ангел — по сравнению с опасностью, грозящей моему сыну, все остальное на второй план отошло. Вот только где и как устранять эту опасность, я отныне сама решать буду.
Я согласилась побыть глазами Стаса, чтобы он от меня отстал. И чтобы Винни не вообразил себе никаких привилегий с моей стороны. И чтобы я сама смогла, наконец, вернуться к своим записям — более внимательно на сей раз. Хорошо бы к этим аналитикам сразу с выполненным тестовым заданием прийти.
Под таким углом все откровения наблюдателей больше не вызывали у меня никаких сильных ощущений. Наверно, криминалисты на земле так выживают — не седея и не глотая таблетки среди крови и жестокости, а упорно и методично вычленяя их закономерности, чтобы предотвратить последующие вспышки насилия.
В этом состоянии холодной отстраненности меня и застал звонок моего ангела. Я ответила — чтобы купировать его дальнейшую настойчивость.
Глава 18.7
— Татьяна, ты там поосторожнее у аналитиков, хорошо? — снова выпалил он на одном дыхании, словно учуяв мое настроение. — Лучше вообще ничего не говори, только слушай.
— Я постараюсь не испортить созданное тобой впечатление, — пообещала я. — С тобой сейчас мне тоже лучше только слушать?
— Что случилось? — сухо поинтересовался он.
— Если мне можно не только слушать, — невозмутимо пояснила я, — я хотела бы узнать, почему услышала об аналитиках не от тебя.
— Что мне было рассказывать? — начал оправдываться он, подтверждая все мои предположения. — Они вообще автоматы какие-то и со мной обращались, как с диктофоном — по нажатию кнопки воспроизведи им, что слышал, а в остальном помалкивай. Я так и не успел понять, что им нужно.
— А не интересовались ли они Тенью? — намекнула ему я.
— Да, — помолчав, неохотно признал он. — На пару с тобой. Поэтому я и прошу тебя…
— И именно в этом порядке, я уверена, — перебила я его. — Жаль, что ты не заметил, что некто, подобный Игорю, вызывает у них настоящий живой интерес. Но не беспокойся, дальше я сама этим займусь.
— Татьяна, что ты задумала? — послышалось, наконец, искреннее оживление в его голосе. — Чем ты займешься?
— И отвечая на твой основной вопрос, — продолжила я, — после этого последнего курса можешь спокойно освобождаться. Я думаю, что к тому времени я уже определю наше с Игорем будущее.
— Какое, ко всем темным…? — взревел он, но я уже отключилась.
Пришлось признать, что он опять оказался прав: ничто не способствует душевному равновесию лучше, чем ясно выраженная определенность.
Если бы только все мое понятие о равновесии разделяли.
— О, как же горько мне признанье, — раздался у меня в голове меланхоличный голос, едва я вернулась к своим записям, — что мне другого предпочли…
— Да вы дадите мне, в конце концов, поработать?! — взорвалась я, подскочив от неожиданности на кровати.
Мои записи разлетелись во все стороны.
— А над чем Вы работаете? — Томная меланхоличность в голосе Винни сменилась острым любопытством.
— Признания наблюдателей обрабатываю, — буркнула я, ползая по полу и собирая упавшие листки бумаги.
— Уже сгораю от желанья, — настигло меня под кроватью, куда залетел один из них, — хоть бы глазком в них заглянуть.
Отдуваясь, я выбралась из-под кровати и опустилась на нее, бережно положив рядом собранный урожай. Текстом вниз.
— Вам страницы переворачивать, когда скажете, — ехидно поинтересовалась я, — или по своему усмотрению?
— Все понял, — вежливо хихикнул Винни. — Тайна рукописи, авторские права — не смею. Пристыжен. Полон раскаяния. Посему взываю не к справедливости, а к милосердию.
— Чего? — насторожилась я.
— Коль спутника нашли другого, — запричитал он, — позвольте тенью быть его.
А Тень здесь при чем? Нет, это он, наверно, образно выразился. Ну, вот как здесь непоколебимое душевное равновесие сохранить, когда один руки выкручивает, другой святой невинностью прикидывается, а третий вообще с толку сбивает?
— Вы можете мне нормальным языком объяснить, что хотите? — потребовала я очередной порции ясности и определенности.
— Вы отправляетесь завтра в самый интригующий отдел нашего сообщества, — отозвался он замогильным тоном, — и почему-то вооружаетесь не еще одним блестящим умом, а грубой силой.
— Да я же Вас в архив водила! — рассмеялась я против своей воли.
— Как дела давно минувших дней, так мне, — скорбно отметил он, — а как прямо сейчас творящуюся историю, так ему.
— Ну, не знаю, — засомневалась я, — Стас говорит, что это абсолютно секретный отдел…
— И он совершенно прав, — подхватил Винни серьезным тоном. — Настолько секретный, что сам он ничего не смог разобрать из того, что получил оттуда через Анатолия, и передал все это мне для расшифровки. Можно, конечно, и сейчас подождать, пока он признает пределы своих возможностей…
Вот меня только одно интересует: этой страсти изображать значимость на пустом месте мой ангел у Стаса научился, или тот ею от него заразился, или она вообще всем ангелам без исключения присуща? Тогда я точно еще не ангел и вряд ли им когда-то стану — не умею я прикидываешься, что умею то, что не умею.
— Наверно, Вы правы, — честно призналась я, — но я сомневаюсь, что смогу сразу вам обоим изображение передавать. Такое вообще возможно?
— Таланту не к лицу сомненья, — опять принялся бессовестно льстить мне Винни, — и мысли о пределах сил. Завтра просто вызовите нас обоих, одновременно, и больше ни о чем не думайте.
Нет-нет-нет, так не пойдет! Что значит — не думайте? Так я тоже не умею. Особенно, если понятия не имею, как сделать то, на что соглашаюсь.
Как там архивариус говорил? Все возможности ангелов еще не изучены? Воображение, посланное в отгул холодной отстраненностью, охотно встрепенулось. И принялось бомбить меня совсем не ангельскими, а очень даже земными картинками.
Очень важная и эмоционально насыщенная сцена фильма, снимаемая одновременно с двух камер.
Вызов на видеоконференцию в Интернете, посылаемый сразу нескольким собеседникам.
Не говоря уже о стримах, передающих картинку с места событий хоть всему миру сразу.
Ну да, может, возможности ангелов и не знают пределов, но только чего бы они стоили без предыдущего человеческого опыта? Которого меня почти лишили. С далеко не легкой руки наблюдателей, без всякого сомнения. А теперь, похоже, и у меня появилась возможность отплатить им. Взяв в руку для весомости вот эти записи и мои заключения по ним.
