Девушку бил озноб, мешая собрать метущиеся мысли. Все, о чем она мечтала все эти годы, оказалось погубленным рукой брата отца Жюля. Среди мешанины и хаоса, выцепилось главное: надо ли теперь стремиться в Витри? Как показаться на глаза графу заклейменной?
Анна первый раз в жизни помянула Господа Бога, и, если б сумела – заплакала, но глаза были сухими, каждый вздох давался с усилием, и отчаянно щемило сердце. Дала себе передышку, ненадолго прикрыв веки. Восстановила дыхание, облизнула пересохшие губы и ощутила, как внутри всего ее существа разгорается дотоле не испытываемая ярость. Я не позволю сломать себе жизнь, вот так, ни за что. Заживет ли ожог до свадьбы с графом до такой степени, что я смогу спрятать его под рубашкой? Неужели Оливье когда-нибудь увидит на мне эту отметину? Есть ли возможность ее свести, замаскировать, изничтожить? Не может быть, чтобы выдумка автора авантюрного романа претворилась в жизнь! Так не бывает! Да потому, что я, хоть режьте, не поеду ни на какую охоту. А граф будет любить меня больше, чем тот, придуманный Дюма! И не поднимет на меня руку! Ни за что и никогда! Анна перевела взгляд на склянку с мазью – этот дебил оставил лекарство от ожогов? Дотянулась до снадобья. Не озаботилась останками ридера. Опираясь на деревце и перехватывая рукой по стволу, поднялась с колен. Скривясь на левый бок, огляделась. Сделала шаг. Изогнулась еще больше и потихоньку побрела в сторону деревни. Такой ее и увидел Дидье, когда проспавшись, вышел на рассвете из амбара на поиски жены. Бросившись к покачивающейся от боли Анне, которая смотрела на мужа полубезумными глазами, он пораженно выдавил из себя, показывая на ее левое плечо:
- Господи, кто это сделал?
- Помоги дойти…
Дидье подхватил жену на руки, стараясь не касаться изувеченного плеча, но все равно сделал больно.
Подавив крик, Анна шепнула ему:
- Скорее…
Он почти бегом внес ее в амбар и осторожно опустил на бок, на солому, подальше от входа. Анна протянула ему склянку с мазью палача. Дидье, зачерпнул немного снадобья и, не касаясь места ожога, положил его чуть выше, слегка приподняв девушку, чтобы мазь, разогревшись от кожи, сама стекла на обожженное место. Анне стало чуть легче, и, сцепив зубы, она смогла сесть, но пересохший рот отказывался произнести хоть слово. Муж понял, опрометью метнувшись к колодцу, и девушка припала прямо к ведру, которое он держал перед ней, не сводя глаз с ее отметины. Мокрая от пролившейся мимо рта ледяной колодезной воды рубашка прилипла к ее груди, но это не было неприятно – холод отвлекал от горевшего огнем плеча, отчасти погашая боль. Анна прилегла на правый бок, постаравшись выгнуться так, чтобы кожа на левом плече не натягивалась, Дидье подгреб ей под голову солому и сел рядом. Потом тихонько погладил ее по спутавшимся волосам. Жена ответила прерывистым вздохом, и он провел рукой по ее голове еще раз.
- Прикрой глаза, так легче будет.
Анна зажмурилась – вроде, и правда - легче. Дидье легонько подул ей на плечо – еще получше.
Во дворе послышались шаги, и он подскочил с места, кинувшись к двери. Послышался грубоватый голос:
- Эй, вы, там!
- Моя жена приболела – простудилась по дороге, мы останемся тут еще на несколько дней. Я заплачу.
Анна услышала, как дверь в амбар захлопнулась, оставив ее в полутьме. Свет проникал в небольшое окошко, почти что под крышей. Подумала: хорошо, никто не заглянет, и неожиданно для себя начала задремывать. Муж вернулся, накрыл своей курткой всю, кроме левого плеча, и опять сел рядом. В его присутствии ужас пережитого будто становился не таким навязчивым, и девушка даже сумела уснуть ненадолго, пока плечо опять не начало жечь со страшной силой. Дидье еще положил на ожог мазь, подув ей на кожу, потом опять дал напиться. Так и хлопотал возле нее, когда жена приходила в себя, и раздобывал молока, чтобы она могла подкрепиться. Анна утоляла голод и жажду, и опять засыпала. Однажды, проснувшись, она почувствовала, что может встать. Подняла голову – Дидье спал рядом, протянув к ней руку и свернувшись калачиком. Темные волосы растрепались во сне, на осунувшихся щеках - отросшая щетина. Почувствовав ее взгляд, парень моментально вскинулся:
- Анна-Шарлотта, как ты?
- Бывало, и получше.
- Поешь?
- Давай.
Она жевала подсохшую краюху, запивая молоком, а он с мягкой улыбкой смотрел, как жена ест, проглотив все до крошки и выпив все до капли.
- В Монлюсон через Орлеан ехать нельзя.
- Почему?
Анна покосилась на свое левое плечо:
- Нас могут искать.
- Тот, кто это сделал?
- Это был лилльский палач.
- О!
- Похоже, меня осудили заочно, без присутствия. А он сделал свое дело.
- Но как он нас нашел?
Вместо ответа Анна усмехнулась, и Дидье понял, кто их выдал, помянув друга-предателя, как только сумелось. Да, на Орлеан ехать нельзя!
- Ты никому не говорила про Монлюсон?
- Еще чего!
- Так мы поедем?
- Обязательно! Только в объезд.
Девушка задумалась, припоминая карту Франции:
- Париж надо обойти стороной. Сначала – через Руа на Санлис, там - через Шеси на Мелён, дальше – Немур, Монтаржи, Кон-кур-сюр-Луар, Авор…
От Авора - около 5 лье до Буржа! Там она может бросить этого недотепу, не тащить же его, в самом деле, в Витри!
- Так, Авор, а там и 20 лье до Монлюсона. Итого, - она наморщила лоб, заканчивая урок географии, - около 120 лье.
- Это мы будем ехать... - теперь Дидье напряг мозговые извилины, - примерно…
- Неделю, а то и больше, - жестко прервала Анна размышления мужа.
- Есть, куда спешить? - сориентировался Дидье.
- Тебе не нужны деньги?
- А тебе?
- Учитывая, что с предавшим нас твоим другом мы делиться не станем…
Дидье в упор взглянул на жену:
- А ты не забыла, что мы женаты?
Анна скривилась:
- Как я могу, ты же это помнишь за двоих!
- А ты? – продолжал настаивать муж.
Девушка взглянула на нечаянного спутника жизни: кажется, его отношение к семье и браку может стать проблемой. Остается надеяться, что это будут только его трудности - после того, как она оставит его в Аворе. Он кинется искать ее в Монлюсоне. Бог в помощь, Христос навстречу! Даже когда болван догадается вернуться в Авор, она уже будет в Витри. А если ему придет в голову устроить прочесывание близлежащей местности? На кону – оплата труда, зря, что ли, он в такую даль тащился? Ближе к Авору надо посмотреть, может, удрать пораньше - как пойдет.
Задержавшись в деревушке на день – купить провизию в дорогу, да и Анне еще поднабраться сил, чета Дюма выехала на Санлис. Путь лежал неблизкий.
Отмахав двадцать с лишним лье, Гедеон Дюпон добрался до дому и провалился в сон. Наутро, выбрившись до блеска и отмывшись с дороги, появился в полиции Лилля с докладом, что найти беглую монашку не удалось. Начальник полиции, отмахнувшись от почти не заинтересовавшего сообщения, засыпал его списком дел, накопившихся в городе – не может правосудие простаивать во время отсутствия палача! И заплечных дел мастер приступил к исполнению своих обязанностей с целью освободить вечер завтрашнего дня и всю последующую ночь.
До Санта, где мэтр Дюпон намеревался перехватить тюремную карету – чуть больше пары лье, надо будет выехать загодя, чтобы осмотреться на месте. Он проезжал там несколько раз, но теперь цель поездки была ощутимо иной, и Гедеон не сразу нашел подходящее местечко для засады, устроившись неподалеку от дороги, чтобы еще раз все обдумать.
Тюремная карета показалась немного раньше, чем Дюпон ожидал – кучер торопился добраться в Лилль до темноты. Карету сопровождал всего один полицейский – при доставке каторжников никогда не случалось неожиданностей. Выехав навстречу карете, лилльский палач приветственно замахал рукой. Узнавший его полицейский сделал знак кучеру остановиться и подъехал поближе.
- Мэтр Дюпон, что…
Гедеон не дал ему договорить, резко взмахнув рукой с припрятанным в рукаве кинжалом. Полицейский не упал тут же с лошади, а продолжал, сидя, смотреть на палача выпученными от изумления и боли глазами, схватившись рукой за раненое горло, а не за висящий на поясе пистолет. Кучер, сидящий на лошади, не сразу понял, что происходит, и вместо того, чтобы пустить карету вскачь, растерянно хлопал глазами. Брошенный кинжал, воткнувшийся уже ему в горло, оставил карету на месте. Не слезая с лошади, палач, обернувшись к полицейскому, сбил того с лошади. Спрыгнув сверху, одним движением свернул мужчине шею и вытер испачканные в крови руки о камзол убитого. Подскочив к все еще хрипевшему, сползшему на землю кучеру и выдернув кинжал, добил, увернувшись от брызнувшей крови. Было шагнул к карете, чтобы голыми руками выдернуть замок, но вернулся к недвижимому полицейскому и, обшарив карманы, нашел ключ. Распахнув дверцу кареты, мэтр Дюпон увидел две пары растерянных глаз и приказал:
- Выходите!
Тихо ахнув, Жюль выбрался первым, не решившись кинуться брату на шею.
- Ты кто? – строго спросил палач у покинувшего карету вторым.
Молоденький парнишка посмотрел на него круглыми, как у совенка, глазами, и ответил не сразу:
- Франсуа Левассёр, из Нормандии.
- Как попал в Бетюн?
- Приехал к тетушке.
- Когда?
- Четыре года назад.
- За что осужден?
- Вы примете ответ, не знаю?
Палач покачал головой. Парнишка молча развел руками.
- Просто так на каторгу не попадают – насупился палач.
- Я не знаю, - повторил юноша. – Полиция ввалилась в дом, все перевернула, искали карты, потом меня арестовали. Видите ли, кузен моего отца и тетушки – ее девичья фамилии тоже Левассёр…
- Карты?
- О, нет, месье, не игральные, настоящие, карты Франции и Востока…
- Ты в них понимаешь?
- Да, месье, мой дядя…
Гедеон прервал мальчишку, парой слов решившего свою судьбу:
- Едешь с нами.
Они выпрягли лошадь из кареты, бросив все, как есть, и, прихватив еще лошадь полицейского, поскакали к дому лилльскому палача, где тот и продолжил допрос. Спасенные каторжане, наевшись и отмывшись, давно спали, а непривычный к длительной и, главное, молниеносной умственной работе, Гедеон все сидел у разожженного очага. Подарок судьбы, как мэтр Дюпон прозвал про себя Левассёра, натолкнул на ряд соображений, которые нужно было рассмотреть со всех сторон. Поначалу палач хотел избавиться от нежелательного попутчика Жюля, разумеется, не на глазах брата, для чего и привез парнишку к себе, а не бросил по дороге, но выслушанная им история заставила задуматься, как распорядиться полученными сведениями.
Франсуа приходился родней коменданту одной из нормандских крепостей, утратившему свою должность после падения покровителя - всесильного маршала д’Анкра, и сбежавшего несколько лет назад из Франции на Восток. Бывший комендант - инженер и картограф, прихватив с собой не деньги и драгоценности, а куда более интересное для властей – собственноручно созданные карты французского королевства и некоторых восточных государств, подробные и точные, что являлось по тем временам огромной ценностью, а то и большой редкостью. После бегства родственника воспитывавшийся в его доме Франсуа был отправлен к тетке в Бетюн, где и прожил благополучно четыре года, помогая ей в книжной лавке, которую та содержала на средства, оставленные почившим мужем. Никаких изменений в судьбе мальчугана не предвиделось до того самого дня, когда порог дома не переступил незнакомец, назвавшийся сослуживцем опального коменданта. Уверения тетки Франсуа, что они не имеют никаких сведений о родственнике, с самого момента его отъезда из страны, действия не возымели. Тщетными остались и попытки незнакомца купить оставшиеся после коменданта бумаги, поскольку в доме ничего такого не имелось – только предназначенные для перепродажи книги да своя, неплохая для Бетюна, библиотека, доставшаяся по наследству и при аресте конфискованная полицией. Спустя некоторое время, насмерть перепуганную владелицу книжной лавки все же выпустили, оставив Франсуа в тюрьме, до выяснения обстоятельств, так и оставшихся для мальчика нераскрытой тайной. Нескорый бетюнский суд постановил Франсуа Левассёра виновным в соучастии в злодеяниях родственника, приговорив к клейму и каторге, но отсрочив исполнение наказания до прибытия в Лилль - по месту сбора каторжан для отправки в Кале. Надо полагать, именно отъезд палача из Бетюна спас юношу от немедленного клеймения.
Дальнейшие планы Франсуа теперь были связаны с незамедлительным отъездом из Франции и расчетами на помощь тулонской родни в поисках опального дяди, по слухам, обосновавшегося где-то в Вест-Индии. Перед мэтром Дюпоном, имевшим смутное представление не только о восточных странах, но и о французской географии, поскольку ни разу в жизни не уезжал от Лилля далее Бетюна, стояла непростая задача. Было ясно, что брата одного в путь отпускать не следует не только из соображений безопасности. Пребывание в тюрьме оставило пагубный след на священнике, посеяв сомнения в праве заниматься своим родом деятельности, и мэтр Дюпон рассчитывал время, проведенное в дороге до Буржа, употребить с пользой, рассеяв все колебания и неуверенность брата, трагически невиновного в произошедшем с ним несчастии. Кроме того, следовало придумать, как объяснить, что отец Жюль, выехавший более трех недель назад из Тамплемара, по сей день находится в Лилле. Не подлежало сомнению и то, что прямой дорогой, через Париж, где бежавшего с каторги Жюля Мартена может поджидать полиция, до Буржа добираться не стоит, стало быть, необходимо было продумать не только обходной путь, но и убедительную причину отъезда палача из Лилля. Словом, подумать было, о чем!
Поутру, прослушав на свежую голову варианты дороги на юг, предложенные Франсуа, и, отметив для себя знакомое название, палач отправился в Безье, к той единственной, что могла им помочь. В первый раз он встретил ее лет через десять после того, как занялся своим нелегким ремеслом. Обычно мэтр Дюпон не вникал в суть преступлений осужденных, но мужа Мари обсуждал весь город. Не сумев вовремя выплатить опрометчиво взятый заем, лилльский купец средней руки получил от ростовщика предложение расплатиться женой с целью продления срока кредита. Оскорбленный муж, не сдержавший праведного гнева, ненароком превысил меру воздаяния и прибил поганца на месте. Схваченный вызванной свидетелями полицией, нечаянный убийца не думал отрицать вину и на суде мужественно принял свою участь, одновременно получив и справедливо вынесенный приговор, и поголовное сочувствие горожан. Мари принесла палачу плату, чтобы приговоренный к повешению муж не мучился долго в петле, и, неверно истолковав молчание пораженного ее красотой мэтра Дюпона, потянулась за крестиком, висящим на шее – добавить в уплату. Еле выдавив из себя, что принесенного кошелька достаточно, Гедеон сделал для ее мужа, что только смог. Повторно он встретил ее через пару лет, в Безьё, куда Мари после смерти ребенка перебралась из Лилля в доставшийся от родни мужа домишко. И опять она пришла к нему, снова – почти за тем же, только кошелек был потоньше, а просьба – не совсем законной. Женщина просила смягчить наказание приговоренной к порке подруге, и палач вылил пузырек снадобья с лауданумом в уже замоченные розги. А еще через месяц Мари возникла в Лилле, на пороге его жилища, с вопросом, не задолжала ли она ему, и мэтр Дюпон, немного поколебавшись, не отказался.
Анна первый раз в жизни помянула Господа Бога, и, если б сумела – заплакала, но глаза были сухими, каждый вздох давался с усилием, и отчаянно щемило сердце. Дала себе передышку, ненадолго прикрыв веки. Восстановила дыхание, облизнула пересохшие губы и ощутила, как внутри всего ее существа разгорается дотоле не испытываемая ярость. Я не позволю сломать себе жизнь, вот так, ни за что. Заживет ли ожог до свадьбы с графом до такой степени, что я смогу спрятать его под рубашкой? Неужели Оливье когда-нибудь увидит на мне эту отметину? Есть ли возможность ее свести, замаскировать, изничтожить? Не может быть, чтобы выдумка автора авантюрного романа претворилась в жизнь! Так не бывает! Да потому, что я, хоть режьте, не поеду ни на какую охоту. А граф будет любить меня больше, чем тот, придуманный Дюма! И не поднимет на меня руку! Ни за что и никогда! Анна перевела взгляд на склянку с мазью – этот дебил оставил лекарство от ожогов? Дотянулась до снадобья. Не озаботилась останками ридера. Опираясь на деревце и перехватывая рукой по стволу, поднялась с колен. Скривясь на левый бок, огляделась. Сделала шаг. Изогнулась еще больше и потихоньку побрела в сторону деревни. Такой ее и увидел Дидье, когда проспавшись, вышел на рассвете из амбара на поиски жены. Бросившись к покачивающейся от боли Анне, которая смотрела на мужа полубезумными глазами, он пораженно выдавил из себя, показывая на ее левое плечо:
- Господи, кто это сделал?
- Помоги дойти…
Дидье подхватил жену на руки, стараясь не касаться изувеченного плеча, но все равно сделал больно.
Подавив крик, Анна шепнула ему:
- Скорее…
Он почти бегом внес ее в амбар и осторожно опустил на бок, на солому, подальше от входа. Анна протянула ему склянку с мазью палача. Дидье, зачерпнул немного снадобья и, не касаясь места ожога, положил его чуть выше, слегка приподняв девушку, чтобы мазь, разогревшись от кожи, сама стекла на обожженное место. Анне стало чуть легче, и, сцепив зубы, она смогла сесть, но пересохший рот отказывался произнести хоть слово. Муж понял, опрометью метнувшись к колодцу, и девушка припала прямо к ведру, которое он держал перед ней, не сводя глаз с ее отметины. Мокрая от пролившейся мимо рта ледяной колодезной воды рубашка прилипла к ее груди, но это не было неприятно – холод отвлекал от горевшего огнем плеча, отчасти погашая боль. Анна прилегла на правый бок, постаравшись выгнуться так, чтобы кожа на левом плече не натягивалась, Дидье подгреб ей под голову солому и сел рядом. Потом тихонько погладил ее по спутавшимся волосам. Жена ответила прерывистым вздохом, и он провел рукой по ее голове еще раз.
- Прикрой глаза, так легче будет.
Анна зажмурилась – вроде, и правда - легче. Дидье легонько подул ей на плечо – еще получше.
Во дворе послышались шаги, и он подскочил с места, кинувшись к двери. Послышался грубоватый голос:
- Эй, вы, там!
- Моя жена приболела – простудилась по дороге, мы останемся тут еще на несколько дней. Я заплачу.
Анна услышала, как дверь в амбар захлопнулась, оставив ее в полутьме. Свет проникал в небольшое окошко, почти что под крышей. Подумала: хорошо, никто не заглянет, и неожиданно для себя начала задремывать. Муж вернулся, накрыл своей курткой всю, кроме левого плеча, и опять сел рядом. В его присутствии ужас пережитого будто становился не таким навязчивым, и девушка даже сумела уснуть ненадолго, пока плечо опять не начало жечь со страшной силой. Дидье еще положил на ожог мазь, подув ей на кожу, потом опять дал напиться. Так и хлопотал возле нее, когда жена приходила в себя, и раздобывал молока, чтобы она могла подкрепиться. Анна утоляла голод и жажду, и опять засыпала. Однажды, проснувшись, она почувствовала, что может встать. Подняла голову – Дидье спал рядом, протянув к ней руку и свернувшись калачиком. Темные волосы растрепались во сне, на осунувшихся щеках - отросшая щетина. Почувствовав ее взгляд, парень моментально вскинулся:
- Анна-Шарлотта, как ты?
- Бывало, и получше.
- Поешь?
- Давай.
Она жевала подсохшую краюху, запивая молоком, а он с мягкой улыбкой смотрел, как жена ест, проглотив все до крошки и выпив все до капли.
- В Монлюсон через Орлеан ехать нельзя.
- Почему?
Анна покосилась на свое левое плечо:
- Нас могут искать.
- Тот, кто это сделал?
- Это был лилльский палач.
- О!
- Похоже, меня осудили заочно, без присутствия. А он сделал свое дело.
- Но как он нас нашел?
Вместо ответа Анна усмехнулась, и Дидье понял, кто их выдал, помянув друга-предателя, как только сумелось. Да, на Орлеан ехать нельзя!
- Ты никому не говорила про Монлюсон?
- Еще чего!
- Так мы поедем?
- Обязательно! Только в объезд.
Девушка задумалась, припоминая карту Франции:
- Париж надо обойти стороной. Сначала – через Руа на Санлис, там - через Шеси на Мелён, дальше – Немур, Монтаржи, Кон-кур-сюр-Луар, Авор…
От Авора - около 5 лье до Буржа! Там она может бросить этого недотепу, не тащить же его, в самом деле, в Витри!
- Так, Авор, а там и 20 лье до Монлюсона. Итого, - она наморщила лоб, заканчивая урок географии, - около 120 лье.
- Это мы будем ехать... - теперь Дидье напряг мозговые извилины, - примерно…
- Неделю, а то и больше, - жестко прервала Анна размышления мужа.
- Есть, куда спешить? - сориентировался Дидье.
- Тебе не нужны деньги?
- А тебе?
- Учитывая, что с предавшим нас твоим другом мы делиться не станем…
Дидье в упор взглянул на жену:
- А ты не забыла, что мы женаты?
Анна скривилась:
- Как я могу, ты же это помнишь за двоих!
- А ты? – продолжал настаивать муж.
Девушка взглянула на нечаянного спутника жизни: кажется, его отношение к семье и браку может стать проблемой. Остается надеяться, что это будут только его трудности - после того, как она оставит его в Аворе. Он кинется искать ее в Монлюсоне. Бог в помощь, Христос навстречу! Даже когда болван догадается вернуться в Авор, она уже будет в Витри. А если ему придет в голову устроить прочесывание близлежащей местности? На кону – оплата труда, зря, что ли, он в такую даль тащился? Ближе к Авору надо посмотреть, может, удрать пораньше - как пойдет.
Задержавшись в деревушке на день – купить провизию в дорогу, да и Анне еще поднабраться сил, чета Дюма выехала на Санлис. Путь лежал неблизкий.
Глава 18. Все дороги ведут в Бурж.
Отмахав двадцать с лишним лье, Гедеон Дюпон добрался до дому и провалился в сон. Наутро, выбрившись до блеска и отмывшись с дороги, появился в полиции Лилля с докладом, что найти беглую монашку не удалось. Начальник полиции, отмахнувшись от почти не заинтересовавшего сообщения, засыпал его списком дел, накопившихся в городе – не может правосудие простаивать во время отсутствия палача! И заплечных дел мастер приступил к исполнению своих обязанностей с целью освободить вечер завтрашнего дня и всю последующую ночь.
До Санта, где мэтр Дюпон намеревался перехватить тюремную карету – чуть больше пары лье, надо будет выехать загодя, чтобы осмотреться на месте. Он проезжал там несколько раз, но теперь цель поездки была ощутимо иной, и Гедеон не сразу нашел подходящее местечко для засады, устроившись неподалеку от дороги, чтобы еще раз все обдумать.
Тюремная карета показалась немного раньше, чем Дюпон ожидал – кучер торопился добраться в Лилль до темноты. Карету сопровождал всего один полицейский – при доставке каторжников никогда не случалось неожиданностей. Выехав навстречу карете, лилльский палач приветственно замахал рукой. Узнавший его полицейский сделал знак кучеру остановиться и подъехал поближе.
- Мэтр Дюпон, что…
Гедеон не дал ему договорить, резко взмахнув рукой с припрятанным в рукаве кинжалом. Полицейский не упал тут же с лошади, а продолжал, сидя, смотреть на палача выпученными от изумления и боли глазами, схватившись рукой за раненое горло, а не за висящий на поясе пистолет. Кучер, сидящий на лошади, не сразу понял, что происходит, и вместо того, чтобы пустить карету вскачь, растерянно хлопал глазами. Брошенный кинжал, воткнувшийся уже ему в горло, оставил карету на месте. Не слезая с лошади, палач, обернувшись к полицейскому, сбил того с лошади. Спрыгнув сверху, одним движением свернул мужчине шею и вытер испачканные в крови руки о камзол убитого. Подскочив к все еще хрипевшему, сползшему на землю кучеру и выдернув кинжал, добил, увернувшись от брызнувшей крови. Было шагнул к карете, чтобы голыми руками выдернуть замок, но вернулся к недвижимому полицейскому и, обшарив карманы, нашел ключ. Распахнув дверцу кареты, мэтр Дюпон увидел две пары растерянных глаз и приказал:
- Выходите!
Тихо ахнув, Жюль выбрался первым, не решившись кинуться брату на шею.
- Ты кто? – строго спросил палач у покинувшего карету вторым.
Молоденький парнишка посмотрел на него круглыми, как у совенка, глазами, и ответил не сразу:
- Франсуа Левассёр, из Нормандии.
- Как попал в Бетюн?
- Приехал к тетушке.
- Когда?
- Четыре года назад.
- За что осужден?
- Вы примете ответ, не знаю?
Палач покачал головой. Парнишка молча развел руками.
- Просто так на каторгу не попадают – насупился палач.
- Я не знаю, - повторил юноша. – Полиция ввалилась в дом, все перевернула, искали карты, потом меня арестовали. Видите ли, кузен моего отца и тетушки – ее девичья фамилии тоже Левассёр…
- Карты?
- О, нет, месье, не игральные, настоящие, карты Франции и Востока…
- Ты в них понимаешь?
- Да, месье, мой дядя…
Гедеон прервал мальчишку, парой слов решившего свою судьбу:
- Едешь с нами.
Они выпрягли лошадь из кареты, бросив все, как есть, и, прихватив еще лошадь полицейского, поскакали к дому лилльскому палача, где тот и продолжил допрос. Спасенные каторжане, наевшись и отмывшись, давно спали, а непривычный к длительной и, главное, молниеносной умственной работе, Гедеон все сидел у разожженного очага. Подарок судьбы, как мэтр Дюпон прозвал про себя Левассёра, натолкнул на ряд соображений, которые нужно было рассмотреть со всех сторон. Поначалу палач хотел избавиться от нежелательного попутчика Жюля, разумеется, не на глазах брата, для чего и привез парнишку к себе, а не бросил по дороге, но выслушанная им история заставила задуматься, как распорядиться полученными сведениями.
Франсуа приходился родней коменданту одной из нормандских крепостей, утратившему свою должность после падения покровителя - всесильного маршала д’Анкра, и сбежавшего несколько лет назад из Франции на Восток. Бывший комендант - инженер и картограф, прихватив с собой не деньги и драгоценности, а куда более интересное для властей – собственноручно созданные карты французского королевства и некоторых восточных государств, подробные и точные, что являлось по тем временам огромной ценностью, а то и большой редкостью. После бегства родственника воспитывавшийся в его доме Франсуа был отправлен к тетке в Бетюн, где и прожил благополучно четыре года, помогая ей в книжной лавке, которую та содержала на средства, оставленные почившим мужем. Никаких изменений в судьбе мальчугана не предвиделось до того самого дня, когда порог дома не переступил незнакомец, назвавшийся сослуживцем опального коменданта. Уверения тетки Франсуа, что они не имеют никаких сведений о родственнике, с самого момента его отъезда из страны, действия не возымели. Тщетными остались и попытки незнакомца купить оставшиеся после коменданта бумаги, поскольку в доме ничего такого не имелось – только предназначенные для перепродажи книги да своя, неплохая для Бетюна, библиотека, доставшаяся по наследству и при аресте конфискованная полицией. Спустя некоторое время, насмерть перепуганную владелицу книжной лавки все же выпустили, оставив Франсуа в тюрьме, до выяснения обстоятельств, так и оставшихся для мальчика нераскрытой тайной. Нескорый бетюнский суд постановил Франсуа Левассёра виновным в соучастии в злодеяниях родственника, приговорив к клейму и каторге, но отсрочив исполнение наказания до прибытия в Лилль - по месту сбора каторжан для отправки в Кале. Надо полагать, именно отъезд палача из Бетюна спас юношу от немедленного клеймения.
Дальнейшие планы Франсуа теперь были связаны с незамедлительным отъездом из Франции и расчетами на помощь тулонской родни в поисках опального дяди, по слухам, обосновавшегося где-то в Вест-Индии. Перед мэтром Дюпоном, имевшим смутное представление не только о восточных странах, но и о французской географии, поскольку ни разу в жизни не уезжал от Лилля далее Бетюна, стояла непростая задача. Было ясно, что брата одного в путь отпускать не следует не только из соображений безопасности. Пребывание в тюрьме оставило пагубный след на священнике, посеяв сомнения в праве заниматься своим родом деятельности, и мэтр Дюпон рассчитывал время, проведенное в дороге до Буржа, употребить с пользой, рассеяв все колебания и неуверенность брата, трагически невиновного в произошедшем с ним несчастии. Кроме того, следовало придумать, как объяснить, что отец Жюль, выехавший более трех недель назад из Тамплемара, по сей день находится в Лилле. Не подлежало сомнению и то, что прямой дорогой, через Париж, где бежавшего с каторги Жюля Мартена может поджидать полиция, до Буржа добираться не стоит, стало быть, необходимо было продумать не только обходной путь, но и убедительную причину отъезда палача из Лилля. Словом, подумать было, о чем!
Поутру, прослушав на свежую голову варианты дороги на юг, предложенные Франсуа, и, отметив для себя знакомое название, палач отправился в Безье, к той единственной, что могла им помочь. В первый раз он встретил ее лет через десять после того, как занялся своим нелегким ремеслом. Обычно мэтр Дюпон не вникал в суть преступлений осужденных, но мужа Мари обсуждал весь город. Не сумев вовремя выплатить опрометчиво взятый заем, лилльский купец средней руки получил от ростовщика предложение расплатиться женой с целью продления срока кредита. Оскорбленный муж, не сдержавший праведного гнева, ненароком превысил меру воздаяния и прибил поганца на месте. Схваченный вызванной свидетелями полицией, нечаянный убийца не думал отрицать вину и на суде мужественно принял свою участь, одновременно получив и справедливо вынесенный приговор, и поголовное сочувствие горожан. Мари принесла палачу плату, чтобы приговоренный к повешению муж не мучился долго в петле, и, неверно истолковав молчание пораженного ее красотой мэтра Дюпона, потянулась за крестиком, висящим на шее – добавить в уплату. Еле выдавив из себя, что принесенного кошелька достаточно, Гедеон сделал для ее мужа, что только смог. Повторно он встретил ее через пару лет, в Безьё, куда Мари после смерти ребенка перебралась из Лилля в доставшийся от родни мужа домишко. И опять она пришла к нему, снова – почти за тем же, только кошелек был потоньше, а просьба – не совсем законной. Женщина просила смягчить наказание приговоренной к порке подруге, и палач вылил пузырек снадобья с лауданумом в уже замоченные розги. А еще через месяц Мари возникла в Лилле, на пороге его жилища, с вопросом, не задолжала ли она ему, и мэтр Дюпон, немного поколебавшись, не отказался.
