Глава 1. Новый дом
Противный, противный пирожок!
Флёр по-детски поджимала губы, сдерживая плач обиды. Почему, почему это случилось именно с ней? Пирожок с яблочным повидлом должен был поднять ей настроение, а не испортить его вконец. Стоило вытащить его из бумажного пакета, и пальцы сразу стали липкими – уже плохой знак. А после пары укусов случилось страшное – жидкое повидло побежало по этим самым пальцам и шлёпнулось прямо на юбку. На любимую юбку с ненавязчивыми цветочными узорами! Гадкий пирожок был казнён, отправившись до последнего кусочка в желудок, но юбке от этого не стало легче. Флёр, как могла, вытерла её платочком, но жирное пятно всё равно никуда не делось.
Теперь она стоит на станции, и люди вокруг думают, что Флёр неряха. Всем известно, что леди не пристало ходить в столь не подобающем виде. Ну и что, что она леди всего лишь в мечтах, девушка обязана прилично выглядеть, даже если она служанка.
Можно приподнять чемодан, чтобы прикрыть недоразумение на юбке, но он слишком тяжёлый. Флёр бы вытерпела эту муку, если бы плечо не оттягивал объёмный ридикюль, забитый всякой всячиной. Не могла же она уехать в незнакомое место, не прихватив с собой самые-самые необходимые вещи.
Девушка достала из кармана мятый платочек и, выбрав уголок почище, аккуратно промокнула глаза. От следов косметики он стал ещё грязнее, и Флёр решила, что в дальнейшем постарается держать себя в руках. И так почти всю ночь проплакала из-за отсутствия в мире справедливости, потом утром с трудом накрасилась.
Но как же, как же жалко себя!
Если бы Марси не вышла замуж, всё было бы как прежде. Однако прежние хозяева сочли нужным отказаться от услуг Флёр, ведь в доме не нужна лишняя горничная. Муж Марси, напыщенный денежный мешок, набор прислуги доверяет лишь своей маменьке, а эта змеюка не желает видеть рядом с невесткой её бывшую служанку. Устроиться в театр, как и прежде, не получилось, поэтому пришлось искать работу согласно незавидному статусу. Стыдно в двадцать лет сидеть на шее у родителей.
Конец мирной жизни бок о бок с подругой детства. Мечта о сцене вновь растоптана. И ещё этот проклятый пирожок!
Флёр огляделась. Полупустой перрон наводил тоску. Никто её не встретил, все равнодушно проходили мимо. Случайные попутчики закупались нехитрой снедью и газетами и вновь исчезали в вагонах, навсегда забыв о дурочке с заляпанной юбкой.
Обещали же встретить. И обманули.
Если через полчаса ситуация не изменится, Флёр купит билет в обратную сторону. Нечего так издеваться над бедной девушкой.
Поезд, привёзший её сюда, должен был вот-вот тронуться. Уже зашёл внутрь последний пассажир с безвкусным клетчатым чемоданом.
Протяжным рёвом возвещал о своём прибытии другой поезд. Флёр даже позавидовала – кто-то ехал в столицу, а не оттуда, как она.
Молодой человек, уже несколько минут, стоявший на рельсах, даже не пошевелился. Он сосредоточенно сверлил взглядом что-то у себя под ногами и явно не собирался уходить. Наверное, это какой-нибудь работник станции, который сам знает, когда лучше убраться с рельсов. Флёр тешила себя этой мыслью ровно до тех пор, пока вдалеке не появилась железная морда паровоза.
Кто-то окликнул парня, но тот будто ничего не слышал.
Прибавились новые голоса. Люди смотрели на безумца с откровенным испугом и жалостью. Одна пожилая дама в жарком шерстяном костюме заставила отвернуться свою молодую попутчицу.
– Отойдите оттуда! – звонко заголосила Флёр. – Э-э-эй!
Страх за совершенно незнакомого человека прилип к ней, будто смазанный яблочным повидлом. Она не могла понять, что дрожит, её ноги или земля от скорого приближения поезда.
Ну кто-нибудь, отгоните же этого дурака!
Флёр выпустила ручку чемодана, сбросила с плеча сумку и, подхватив юбки, кинулась на рельсы. Сердце её едва не выскочило из груди, когда она благополучно перебежала перед пока стоящим поездом. Что будет дальше!
– Уйдите! Уйдите! – это уже кричали самой Флёр.
Она бы рада, но поздно отступать.
Дыхание сбилось от бега, грудь сдавливал корсет, в лёгкие каким-то чудом проникал тяжёлый, пахнущий горячим металлом воздух.
Неумолимо приближался поезд. Нарастал стук колёс.
Молодой человек совершенно не обращал ни на что внимания. Несущаяся на бешеной скорости смерть не пугала его.
– Уходите! – возглас Флёр потонул в общем шуме. Люди на перроне, полностью осознав опасность, неистово вопили.
Девушка резко набросилась на странного самоубийцу и что было сил толкнула его. Уже лёжа на нём, она услышала, как позади промчалось нечто огромное, бряцающее металлом о металл. Встревоженные людские голоса доносились нечётко. Перед глазами кружили чёрные мушки, верные предвестницы обморока.
– Вы идиот! – крик против воли превратился в слабое шипение. Флёр всё ещё сжимала ткань мужского жилета дрожащими пальцами.
К ним, пыхтя, подбежал начальник станции с флаконом нюхательных солей. Прекрасно! Лучшее средство от всех напастей. Что бы он делал этими солями, если бы кому-то отрезало ногу? Да, злости Флёр хватало на двоих.
– В-вот, это поможет, – пробормотал тот. На его полном лице блестели круглые, размером с горошины, капельки пота.
Думать забыв об обмороке, девушка гордо привстала, как охотник на поверженным звере перед фотоаппаратом.
– Оставьте себе, вам нужнее.
– Простите, мири, – вдруг заговорил самоубийца, – что вы на мне делаете?
Вспыхнув от смущения, Флёр отползла в сторону, старясь коленями не причинять ему боль.
– Не обижайтесь. Мне даже приятно.
– А мне – нет, – Флёр яростно похлопала запылившуюся юбку. – Вы что, совсем не видели поезда?! Да нас с вами чуть не задавило!
Молодой человек стыдливо потянулся за валявшимся рядом кепи.
– Припоминаю.
– Очень хорошо, а я-то считала, что только у меня память дырявая, как сыр. Признавайтесь, вы хотели покончить с собой или просто башмаками своими любовались?
Он промолчал. Напялил на голову кепи, пряча русые, вьющиеся крупными кольцами волосы.
– Простите, пожалуйста, мири. Я не хотел причинять вам неудобства. Со мной иногда такое бывает. Доктора говорят, что это не лечится.
Злость сменилась жалостью, быстро, словно картинка в волшебном фонаре.
– Раз всё хорошо закончилось, я вас прощаю. Но вы бы не заслужили моего прощения, если бы испортили такую чудесную погоду. Говорят, когда умирает хороший человек, небеса плачут, а у меня нет с собой зонтика.
В ответ она получила робкую, но вполне располагающую улыбку.
– Как вас зовут?
– Энтон, – парень воспитанно стянул кепи. – А вас?
– Флёр.
На лице Энтона мелькнула тень испуга.
– Вы же новая горничная? Простите, Флёр! Я должен был встретить вас, но пока ждал ваш поезд…
– Я поняла, – прервала его девушка, не давая утопить себя в извинениях и оправданиях. – Пойдёмте, я оставила свои вещи без присмотра.
Было самое время биться в истерике, в деталях вспоминая чудесную историю спасения от гибели, однако Энтон невольно отнял у новенькой горничной эту милую женскую привилегию. Он вёл себя настолько обаятельно, что Флёр была готова ради него ещё раз броситься под поезд. Ничего, придёт время, тогда и порыдает всласть.
Энтон донёс её чемодан до старомодного автомобиля, похожего на кабриолет без коней, и предложил поднять крышу, чтобы мири не докучало яркое солнце. Флёр ни слова не сказала про внешний вид машины, которая морально устарела лет на пятнадцать: не стоило выдавать свою капризную натуру, при знакомстве мужчины этого не любят. Так было написано в «Дамском несессере». А ещё там писали, что леди не должны сидеть рядом с шофёром, поэтому Флёр устроилась сзади.
Чем дальше они отъезжали от станции, тем больше девушка погружалась в уныние. Бесспорно, Энтон мил, воздух свеж, не то что в Лендвере, но разве это может заменить прежнюю жизнь? Деревенька, мимо которой проходил их путь, не имела ничего общего с пасторальными пейзажами с календарей и открыток. Одноэтажные домишки с соломенными крышами, поначалу принятые Флёр за сараи, выглядели ветхими и грязными. Во дворе, не огороженном даже самым захудалым забором, чумазый малыш вместе с курами с упоением что-то ковырял в земле. Рядом находились, видимо, родители и в не самых лучших для детских ушей выражениях спорили о судьбе переставшей давать молоко коровы.
– Не переживайте, наш дом совсем не такой, – сказал Энтон, давя на тормоз, явно ожидая подвоха от глубокой лужи посередине дороги.
Было бы неплохо, если бы его слова оказались правдивыми. Флёр внутренне содрогалась, представляя, что ей придётся убирать за свиньями или хватать руками коровье вымя. Лучше бы её приставили к леди личной горничной, знакомо и не так уж противно.
– У хозяев есть дочери?
– Надеюсь, я вас не сильно расстрою, если скажу, что у хозяев вообще нет детей?
– Да нет. Я не очень хорошо лажу с детьми.
– Наверное, потому что вам попадались очень непослушные дети.
Флёр молча приняла завуалированный комплимент и вновь вернулась к тревожным мыслям. Хоть бы хозяйка не была вредной старухой или чем-то вроде этого. Не все старые женщины способны терпеть рядом с собой привлекательных девушек. А об их вечных болячках и причудах аж думать тошно.
Энтон посигналил клаксоном, разгоняя пару ленивых гусей. Где-то бдительно залаяла собака.
– Здесь так… некрасиво, – Флёр прижала к себе сумку, как бы защищая её от нападения тех же гусей. – Я в детстве была в деревне у тётки, но там было гораздо лучше. Повсюду клумбы с цветами, дорожки из песка. В честь моего приезда дядя Монти даже качели мне в саду повесил.
И не так сильно воняло навозом. Правда, девушкам нежелательно произносить это слух, чтобы не прослыть деревенщиной.
– Согласен, здесь отвратительные условия. Как видите, мири, деревни бывают разными. В этой живут очень бедные люди. Они фактически нищие, но убогое хозяйство хотя бы напоминает им о том, что они свободные люди. А свобода всегда лучше тюрьмы или работного дома.
– Не понимаю, как можно нанимать прислугу и при этом жить рядом с этим!
– А здесь местность тихая. Далеко от суеты. Многие богачи строят и покупают себе усадьбы в престижных областях, считая, что становятся ближе к природе, а на самом деле получают город в миниатюре. Соседей же вокруг много. Никакого отдыха, то балы, то чаепития, то совместные завтраки.
Флёр тихонько захихикала.
– Здесь очень спокойно, – как ни в чём не бывало продолжал Энтон. – Никто ведь не хочет селиться рядом с «Первой надеждой».
Упоминание одной из самых печально известных психбольниц напрочь отбило желание хихикать. Кошмар, неужели есть в этом мире что-то похуже грязных коров?!
– Мы… мы же не туда едем?
– Простите, я не хотел вас пугать. Конечно, не туда.
С облегчением выдохнув, Флёр стала наглаживать потёртые края ридикюля.
– Название какое-то странное. Не знаете почему?
Чего-чего, а её любопытства хватило бы на десять кошек.
– Наверное, это пошло от выражения «последняя надежда». Если есть последняя, то должна быть и первая. Мири, вам правда нравится эта тема для разговора?
– Не особо, – уступила Флёр, уловив напряжение в его голосе. – Можете выбрать любую, какая вам больше по душе. Я такая болтушка, не люблю долго молчать.
– Вы квитарийка?
Девушку не смутил столь крутой поворот. Не слишком неожиданный вопрос, из-за насыщенного фиалкового цвета глаз многие принимали Флёр за представительницу другой нации. Она безмерно гордилась этой особенностью и часто подмечала, глядя в зеркало, как её глаза замечательно подходят к тёмно-каштановым локонам. Остальные части собственного тела, будь то круглые мягкие мочки ушей или нежно-розовые пятки, так же приводили Флёр в состояние, близкое к блаженству.
– Нет, я аландрийка. У папы в роду были квитарийцы, только он сам не может точно сказать, в каком поколении. Он вообще плохо разбирается в родственных связях, никак не может запомнить, кто кем ему приходится. В прошлом году мы ездили на свадьбу к дальним родственникам, я думала, мама прямо там его прибьёт.
За незатейливой беседой время пролетело незаметно. Автомобиль остановился на заднем дворе старенького, но симпатичного особняка из жёлтого камня. Первый этаж почти целиком был окутан плющом. Других шедевров садового искусства здесь не наблюдалось, но Флёр была рада и одичалому газону с плющом. Зелень в любом случае лучше грязи и луж. Поправив на плече сумку, она уверенно пошла за Энтоном ко входу для прислуги.
На кухне разыгрывалась сцена личного характера, участников действия было двое. Очень худой молодой человек не старше тридцати лет, с острыми чертами лица и не менее острыми локтями. Зачёсанные назад русые с рыжинкой волосы придавали ему интеллигентный вид, а вот наручные часы с большим циферблатом и обмотанным несколько раз вокруг запястья ремешком, наоборот, комичный. Его на все лады распекала дородная тётка, по возрасту годящаяся ему в матери. Не замолкая ни на секунду, она прижимала к его лицу мокрое полотенце.
– Послушайте меня, мир! Я вам уже много раз говорила, хоть в этот услышьте меня, наконец! Вам надо больше отдыхать и меньше работать. Гулять в саду, спать после обеда, а вы!.. Работаете, не разгибаясь, дышите всякой дрянью!
Энтон с грохотом опустил на пол чемодан.
– Что случилось, Карл?
Карл забрал у женщины смятое полотенце и, расстелив его на столе, принялся аккуратно складывать. Под правым глазом у него темнел свежий синяк.
– Пчела, – коротко ответил он и, поморщившись, приложил облагороженное полотенце к больному месту.
– Не хотел бы я встретиться с этой пчелой. Удар у неё будь здоров.
– Я пришёл попить, а тут она. У меня тут же в глазах потемнело, я стал падать и ударился. По-моему, об стол.
– Бедняга, – посочувствовал Энтон. – Пожалуйста, будь осторожней. Тебе Фред говорил, чтобы ты садился, когда в глазах темнеет. С высоты своего роста ты просто расшибёшься.
Карл отмахнулся от суетившейся над ним тётки.
– Я помнил об этом. Не успел… Здравствуйте, мири. Вы новая горничная?
Сообразив, что о её существовании всё-таки вспомнили, Флёр поздоровалась и сделала книксен.
– Флёр очень храбрая девушка. Если бы не она, меня бы сбил поезд.
От удивления Карл даже полотенце от лица убрал.
– Что? Как так получилось?
– Не хочу знать подробности, – перебила его тётка, которая нравилась Флёр всё меньше. – Мир Энтон, а вам надо быть внимательней и прекратить витать в облаках. Реальная жизнь не такая, как в ваших книжках. В ней есть и поезда, и пчёлы.
Мир? Флёр самой чуть снова не стало дурно. Она-то думала, что Энтон слуга. Выходит, это и есть её работодатель. Или Карл, ну очень фамильярно они друг с другом общаются.
Идея купить обратный билет была не такой уж плохой.
Всякая настороженность исчезла без следа. К чему волнения, если и так всё понятно? Мир Энтон и мир Карл – люди творческие, поэтому им простительны невинные выходки. Конечно, попадание под поезд невинной выходкой не назовёшь, но Флёр была по своей природе отходчива и, если уж начистоту, немного забывчива. Как же повезло оказаться под одной крышей с такими интересными личностями! Энтон не какой-то там слуга, как она раньше думала, а самый настоящий писатель. Интересно, что же он пишет? Лишь бы не книжки о поиске смысла жизни, они же такие скучные.
