Надо быть последним занудой, чтобы читать подобную чушь и уж тем более писать. Нет, Энтон, то есть мир Энтон, славный, вряд ли его произведения плохие. Было бы просто замечательно, если бы у него было что-нибудь про любовь. И чтоб там были жаркие страсти, погони, похищения и, конечно же, красавцы, спасающие героинь от всяческих напастей. А мир Карл – художник. Вот бы глянуть на его работы хоть глазочком. Человек, который до потери сознания боится пчёлок, не может рисовать гадость вроде картин нынче модного сообщества художников «Реалисты». Флёр как-то раз угораздило попасть на их выставку, и полотна вроде «Смерть обезноженного солдата», «Должник вешается» и «Нищие дети хоронят мать» отбили всякое желание ближе знакомиться с современным изобразительным искусством. Вероятно, мир Карл творит загородом, потому что пишет пасторальные пейзажи.
Размышления о новых хозяевах скрашивали работу. Ворчливая тётка, мира Августа, даже не предложила Флёр отдохнуть с дороги или привести в порядок юбку и сразу загрузила поручениями. В доме она была на должностях управляющей, кухарки и немного горничной, так что спорить с такой влиятельной персоной было нельзя. Стараясь не выглядеть выскочкой и нахалкой, Флёр пыталась для начала подсунуть ей рекомендательное письмо или хотя бы выпросить пару резиновых перчаток, но та отмахивалась от неё, как от жужжащей мухи. И перчаток резиновых, как выяснилось, у неё не было. Раз нет, надо будет достать. Не портить же руки из-за женщины, у которой уже портить нечего.
Вторая, то есть, первая горничная также не слишком тепло приняла новенькую. Сюзанна, так её звали, смотрела на Флёр откровенно косо и цедила слова сквозь зубы, когда та к ней обращалась. К этой буке даже не хочется набиваться в подружки, хотя дружба с Флёр несомненно пошла бы ей на пользу. Сюзанну следовало научить правильно выщипывать брови и изготавливать крема для лица и тела – не зря Марси плакала навзрыд, расставаясь с со своей любимой служанкой.
Помогая в готовке обеда и одновременно прибираясь на кухне, Флёр узнала, что домочадцев больше, как минимум, ещё трое хозяев. Как бы ни было ей любопытно, мира Августа не разрешила ей шататься по дому, и прислуживала господам Сюзанна. Обед самих слуг прошёл в траурном молчании, как будто им абсолютно неинтересно, что за новенькая к ним приехала. Кошмар, в прежней людской было веселее, хотя у родителей Марси был почти полный набор слуг, в том числе любитель анекдотов дворецкий и, по-матерински заботящаяся обо всех вокруг, экономка. Здесь же все молчали, как в начале поминок, когда родственники и друзья усопшего ещё не отошли от самой скорбной части мероприятия. Несмотря на любовь к нравоучениям, мира Августа за трапезой не сдерживала отрыжку, чем разочаровала новую горничную окончательно. Сюзанна не отставала. Она была ровесницей Флёр, а в её манерах было что-то старушачье, ни дать ни взять от миры Августы нахваталась. От злости Флёр крепко сжимала столовые приборы, стоило ей услышать от одной из соседок по столу плотоядное «ха-а-а-м-м-м». Сколько же придётся так мучиться? Без сомнений, каждый завтрак, обед и ужин будет проходить так же мерзко. Надо либо придумать, как кушать в одиночестве, либо подсунуть коллегам пару статей из «Дамского несессера».
На десерт был осмотр вещей новенькой. Под злорадным взглядом Сюзанны мира Августа беспардонно перебирала чужое нижнее бельё и грозилась выкинуть то перламутровые гребни, то атласные ленточки, то любовный романчик в обложке с розами. Негодяйка, как она посмела покуситься на святое! Естественно, такого Флёр стерпеть не смогла и, вырвав у злой управляющей из рук ночнушку с кружевами, высказала свои претензии. Мама будет ругаться за то, что бестолковая дочь упустила хорошо оплачиваемую работу, ну и пусть. Правда, Флёр об этом быстро пожалела. Мира Августа холодно сообщила, что вынуждена доложить о её неподобающем поведении миру Карлу, и он сам разберётся, как поступить с негодной служанкой, и вышла. Сюзанна – за ней. Флёр показала их спинам язык. Вот вам! Творческая личность творческой личности – друг. Ещё посмотрим, кто получит нагоняй. Однако вернувшаяся мира Августа добила остатки хорошего настроения Флёр: мир Карл передал через неё сожаление по поводу дерзкого поведения новой горничной и заодно предупреждение, что сразу после следующего проступка девушку уволят. Гадкий художник! Флёр была о нём лучшего мнения. Пусть тогда его драгоценные работы сгорят, утонут или их уронят в грязь, раз он тоже вредина.
Полный впечатлений день перетёк в вечер.
Звонок в дверь заставил Флёр забыть о своей кислой мине. В прихожей она спешно поправила причёску перед зеркалом и впустила гостя.
На пороге стоял порочно красивый мужчина, благодаря лихой улыбке и кожаной куртке с заклёпками похожий на искателя приключений. Он снял шляпу, продемонстрировав коротко стриженую шевелюру без единого седого волоска.
– Добрый вечер, мир, – Флёр сделала книксен, в глубине души надеясь, что не перепутала статус входящего, и тот в свою очередь не перепутал чёрный вход с парадной дверью. В любом случае, нет ничего плохого в том, чтобы вежливо обращаться к человеку, который старше тебя по возрасту.
Ей под ноги вдруг кинулось золотистое существо размером со среднюю собаку и приветливо курлыкнуло.
– Мой грифон порой бывает не слишком учтивым, – у незнакомца был потрясающий обволакивающий голос. – Шустрый, извинись перед девочкой.
Грифон по-собачьи изобразил поклон. Флёр едва не захлопала в ладоши.
– Ай, умница… Ой, прошу вас…
Она протянула руки к гостю, но тот бросил шляпу и большие кожаные перчатки на комод и без посторонней помощи снял куртку, оставшись в дорогом тёмно-коричневом костюме.
– М, новое лицо. Я рад, что в этом доме наконец появилось хоть что-то красивое, – мужчина ущипнул Флёр за щёчку. – Милочка, принеси в гостиную маслин. Шустрый их заслужил. Вынес полёт без капризов.
Девушка мельком взглянула на сложенные на спине крылья грифона, однако всё равно не поняла, о каком полёте шла речь. Только на пути в кладовую она увидела в окне короткокрылый летающий аппарат цвета шампанского.
Гость был непрост.
За двадцать семь лет Карл так и не смог обуздать это чувство. Оно всегда появлялось в те моменты, когда он этого не ждал, и отравляло его жизнь, руша связь с реальным миром и репутацию.
Он задыхался. Медленно, с усилием втягивая в себя воздух.
Ступни закоченели от кончиков пальцев до пяток настолько, что превратились в воображении Карла в две ледышки.
Верхнюю губу закололо, словно кровь под кожей стала как мелко пузырящийся лимонад.
Разум упорно твердил, что хозяин гораздо опасней своего животного. Однако на страх не действовали никакие доводы. Карл не был для него авторитетом.
Грифон крутился перед Фредом и Джоли, ожидая получить свою порцию ласки. Он ставил львиные лапы то одному, то другому на ноги и заискивающе курлыкал. Отстал он только тогда, когда Фред без энтузиазма потрепал его по голове.
Теперь вниманием животного завладел Карл.
Страх мгновенно морозным холодом перетёк от пяток до самых колен. Закололо вторую губу.
Не смотреть в янтарные глаза грифона. Не смотреть.
Нет. Сам он не выберется из ловушки.
Цокот дамских каблуков. Зацепиться хотя бы за него.
Цокот сменился менее звонким постукиванием – женщина ступила на ковёр.
Грифон растерял свой интерес к Карлу и, нетерпеливо похлопывая крыльями, подбежал к горничной. Смущенно оглядев присутствующих, девушка присела перед животным и поставила на пол блюдечко с чёрными блестящим маслинами. Неуверенно посмотрела на гостя, будто того мог оскорбить её жест. Вдруг благородный зверь не будет есть с пола?
– Без косточек? – осведомился лорд Уолтер.
– Конечно, мир, – ответила она, явно не осознавая, с кем говорит. – Вы сами ничего не хотите?
Какая простота.
Лорд Уолтер закинул одну ногу на другую, поудобней устраиваясь в кресле.
– Раз уж я здесь тоже гость, может, вы и мне макушку почешете?
Девушка тоненько пискнула и отпрянула от грифона.
Смех гостя никто не поддержал.
– Спасибо, Флёр. Ты можешь идти, – сдержанно сказал Карл. Было трудно, губы почти онемели.
– Вы меня увольняете?
Её большие фиолетовые глаза влажно заблестели. Бедный ребёнок.
– Никто тебя не увольняет. Ты не сделала ничего плохого.
– Но мира Августа сказала, что вы очень недовольны моим поведением и хотите меня уволить.
– Я?
– Вы, мир Карл, – Флёр сложила руки в замочек и пристыжено опустила взгляд.
На память Карл никогда не жаловался. Она была одним из его достоинств, и слова новенькой горничной чуть было не поколебали его веру в себя.
– Я ничего подобного ей не говорил. И запомни: если я захочу тебе что-то сказать, то сделаю это лично.
Нехорошо настраивать девочку против управляющей, однако мира Августа этого бы не заслужила, если бы не начала тиранить подчинённую.
Лорд Уолтер не дал Флёр отреагировать на выявленную подлость.
– Милочка, уведи отсюда Шустрого и развлеки. Он всегда скучает за нашей беседой. Боюсь, как бы не стал безобразничать, чтобы обратить на себя внимание.
Флёр восприняла поручение с нескрываемой радостью. Она подняла с пола опустевшее блюдце и, подгоняя грифона ласковым тоном, вышла из гостиной.
Невидимый иней стал таять. К конечностям возвращалось тепло.
– Тебе лучше, Карл? – в вопросе лорда Уолтера было не сочувствие, а любопытство мучившего пойманную живность мальчишки.
– Намного, милорд.
Гость обвёл присутствующих выжидающим взглядом.
– Надеюсь, дорогие мои, вы сегодня порадуете меня. Сроки поджимают, времени уже нет.
Он быстро-быстро побарабанил пальцем по подлокотнику кресла, и у Карла возникла ассоциация с ускорившимся падением песчинок в песочных часах.
Не ожидая ответа от товарищей, Джоли встал и взял с обшарпанного журнального столика прямоугольную коробку. Без комментариев передал её лорду Уолтеру. Слова эрлису были не нужны, вся его кожа более чем красноречиво поменяла обычный цвет на сиреневый. Лёгкое раздражение, будет хуже, если потемнеет на несколько оттенков – тогда лорд Уолтер сразу поймёт, что его присутствие выводит Джоли из себя.
Лорд Уолтер с улыбкой принял коробку.
– Обожаю эрлисов. Ты как открытая книга.
Кожа Джоли многообещающе потемнела.
– Это какой? Плоский и в буквах?
Ещё одна особенность эрлисов, которая подпортила много драгоценных минут, отведённых для совместной работы. Представители этой расы многое из человеческой речи понимают буквально, что создаёт определённые трудности в общении. Джоли можно было бы простить, всё-таки он недавно приехал в Аландрию, но его склочный характер всё портил. Даже флегматичному Карлу порой было нелегко с ним.
Оставив эрлиса в дразнящем неведении, лорд Уолтер достал из коробки металлический предмет овальной формы. Без уточняющих вопросов и разрешения нажал на выпуклую кнопку, отчего неведомый прибор раскрылся, как расколотый орех.
– А что это за стеклянные трубки? Похоже на термометры без делений.
– По ним течёт алхимический состав, – пояснил Карл. – Проще говоря, он и делает прибор живым, как кровь, когда бежит по венам.
Деталь про то, что пришлось действительно задействовать собственную кровь, он опустил. Это было отдельное, не особо героическое, приключение.
– Он работает?
Карл ждал этого вопроса.
– Это можно узнать лишь на практике.
– Что ж, дорогие мои, – лорд Уолтер с кощунственным щелчком закрыл результат чужого труда. – Завтра вам выпадёт уникальная возможность провести это испытание. И только попробуйте меня разочаровать.
– А можно без «дорогие мои»? – отозвался стоявший у слабо горевшего камина Дитрих.
Эта фраза была первой, которую Карл услышал от него за весь день. Как и Джоли, маг тоже не отличался учтивостью, однако его тяга к молчанию делала его почти незаметным членом команды.
Из интонации лорда Уолтера исчез неестественный оптимизм.
– Дело в том, дорогие мои, что вы обходитесь мне дороже моих женщин. Готов поклясться, вы в жизни столько денег не видели. Поразительная неблагодарность. Я дал им крышу над головой, оборудовал за свой счёт мастерскую и лабораторию, ещё награду посулил, хотя я бы на вашем месте был счастлив работать за одну еду. Нет же! Вечно найдутся какие-то претензии.
Карл был бы счастлив получать еду другим способом. И работать в другом месте. На другого человека.
Собранные в конский хвост волосы Джоли взметнулись в воздухе от резкого поворота. Недовольный эрлис сел обратно на диван рядом с Фредом.
На столике зашипел небольшой приёмник. Карл по традиции вздрогнул, чувствуя, как от внезапного испуга кровь ударила в виски.
– Вы правы, милорд, – донёсся из приёмника мерзкий, как у робота, механический голос.
– Мы ценим всё, что вы для нас делаете, – угодливо подхватил Энтон.
На породистом лице лорда Уолтера вновь заиграло удовлетворение.
– Фред и Энтон никогда меня не огорчают, берите с них пример.
Джоли вновь начал окрашиваться в сиреневый, а радиоволна зашипела, как будто Фред собирался сказать что-то ещё, но в последний момент передумал.
Необычный прибор со стеклянными трубками был убран в коробку.
– Молитесь, чтобы он работал. А пока обсудим детали.
Этой ночью Дайан не плакала.
Флакон с рубиновой, дарящей утешение, жидкостью остался нетронутым.
Женщина с кошачьей грацией перевернулась набок и провела рукой по второй половине кровати.
Несмятая. Холодная.
После визита любимого постель всегда была такой. Словно он ей приснился.
Но это был не сон. Любимый приходил почти каждую ночь, и его ласки всегда были желанны. Он больно прикусывал её губы, со страстью собственника сдавливал запястья…
До него были и другие. Из плоти и крови. Но никто из них не любил Дайан. Никто больше не признавался ей в любви. Открыто, без фальши. Никаких скользких обещаний и намёков оплатить чужие карточные долги.
И он говорил с ней. Не о моде или интрижках сиятельных особ. Он слушал истории из её жизни, которые она не доверяла даже дневнику. Его интересовали её истинные мысли, настроение, чувства, и он всегда находил слова для поддержки. С ним она ощущала себя по-настоящему свободной.
Дайан знала толк в удовольствиях. Знала их цену. Но измерить в пошлой денежной системе то, что давал ей любимый, было ей не под силу. Непередаваемое блаженство. Наверное, это и есть то самое женское счастье, которое для многих так и остаётся недосягаемым.
Любимый изменил её мир. Сначала она боялась его. Потом её страх стал иным – потерять его. Если она соберёт всё своё мужество, то они всегда будут вместе, и слёзы, пролитые из страха одиночества, больше не потревожат её.
Потянувшись, Дайан встала с кровати и надела шёлковый халат на голое тело. Вторая туфля не желала находиться, поэтому женщина прошла в ванную босиком. Идея понежиться в мыльной пене ей быстро разонравилась, потому что хотелось как можно скорее оказаться в тёплой воде. Выручила душевая кабина – роскошь, которую она могла себе позволить, и, что немаловажно, была оценена ею по достоинству. Не все современницы Дайан были готовы так же легко расстаться с деньгами и консервативным мнением. Сквозь шум воды Дайна расслышала, как в спальню зашёл Рой. Вот он распахнул окна, теперь сервирует столик для завтрака.
Размышления о новых хозяевах скрашивали работу. Ворчливая тётка, мира Августа, даже не предложила Флёр отдохнуть с дороги или привести в порядок юбку и сразу загрузила поручениями. В доме она была на должностях управляющей, кухарки и немного горничной, так что спорить с такой влиятельной персоной было нельзя. Стараясь не выглядеть выскочкой и нахалкой, Флёр пыталась для начала подсунуть ей рекомендательное письмо или хотя бы выпросить пару резиновых перчаток, но та отмахивалась от неё, как от жужжащей мухи. И перчаток резиновых, как выяснилось, у неё не было. Раз нет, надо будет достать. Не портить же руки из-за женщины, у которой уже портить нечего.
Вторая, то есть, первая горничная также не слишком тепло приняла новенькую. Сюзанна, так её звали, смотрела на Флёр откровенно косо и цедила слова сквозь зубы, когда та к ней обращалась. К этой буке даже не хочется набиваться в подружки, хотя дружба с Флёр несомненно пошла бы ей на пользу. Сюзанну следовало научить правильно выщипывать брови и изготавливать крема для лица и тела – не зря Марси плакала навзрыд, расставаясь с со своей любимой служанкой.
Помогая в готовке обеда и одновременно прибираясь на кухне, Флёр узнала, что домочадцев больше, как минимум, ещё трое хозяев. Как бы ни было ей любопытно, мира Августа не разрешила ей шататься по дому, и прислуживала господам Сюзанна. Обед самих слуг прошёл в траурном молчании, как будто им абсолютно неинтересно, что за новенькая к ним приехала. Кошмар, в прежней людской было веселее, хотя у родителей Марси был почти полный набор слуг, в том числе любитель анекдотов дворецкий и, по-матерински заботящаяся обо всех вокруг, экономка. Здесь же все молчали, как в начале поминок, когда родственники и друзья усопшего ещё не отошли от самой скорбной части мероприятия. Несмотря на любовь к нравоучениям, мира Августа за трапезой не сдерживала отрыжку, чем разочаровала новую горничную окончательно. Сюзанна не отставала. Она была ровесницей Флёр, а в её манерах было что-то старушачье, ни дать ни взять от миры Августы нахваталась. От злости Флёр крепко сжимала столовые приборы, стоило ей услышать от одной из соседок по столу плотоядное «ха-а-а-м-м-м». Сколько же придётся так мучиться? Без сомнений, каждый завтрак, обед и ужин будет проходить так же мерзко. Надо либо придумать, как кушать в одиночестве, либо подсунуть коллегам пару статей из «Дамского несессера».
На десерт был осмотр вещей новенькой. Под злорадным взглядом Сюзанны мира Августа беспардонно перебирала чужое нижнее бельё и грозилась выкинуть то перламутровые гребни, то атласные ленточки, то любовный романчик в обложке с розами. Негодяйка, как она посмела покуситься на святое! Естественно, такого Флёр стерпеть не смогла и, вырвав у злой управляющей из рук ночнушку с кружевами, высказала свои претензии. Мама будет ругаться за то, что бестолковая дочь упустила хорошо оплачиваемую работу, ну и пусть. Правда, Флёр об этом быстро пожалела. Мира Августа холодно сообщила, что вынуждена доложить о её неподобающем поведении миру Карлу, и он сам разберётся, как поступить с негодной служанкой, и вышла. Сюзанна – за ней. Флёр показала их спинам язык. Вот вам! Творческая личность творческой личности – друг. Ещё посмотрим, кто получит нагоняй. Однако вернувшаяся мира Августа добила остатки хорошего настроения Флёр: мир Карл передал через неё сожаление по поводу дерзкого поведения новой горничной и заодно предупреждение, что сразу после следующего проступка девушку уволят. Гадкий художник! Флёр была о нём лучшего мнения. Пусть тогда его драгоценные работы сгорят, утонут или их уронят в грязь, раз он тоже вредина.
Полный впечатлений день перетёк в вечер.
Звонок в дверь заставил Флёр забыть о своей кислой мине. В прихожей она спешно поправила причёску перед зеркалом и впустила гостя.
На пороге стоял порочно красивый мужчина, благодаря лихой улыбке и кожаной куртке с заклёпками похожий на искателя приключений. Он снял шляпу, продемонстрировав коротко стриженую шевелюру без единого седого волоска.
– Добрый вечер, мир, – Флёр сделала книксен, в глубине души надеясь, что не перепутала статус входящего, и тот в свою очередь не перепутал чёрный вход с парадной дверью. В любом случае, нет ничего плохого в том, чтобы вежливо обращаться к человеку, который старше тебя по возрасту.
Ей под ноги вдруг кинулось золотистое существо размером со среднюю собаку и приветливо курлыкнуло.
– Мой грифон порой бывает не слишком учтивым, – у незнакомца был потрясающий обволакивающий голос. – Шустрый, извинись перед девочкой.
Грифон по-собачьи изобразил поклон. Флёр едва не захлопала в ладоши.
– Ай, умница… Ой, прошу вас…
Она протянула руки к гостю, но тот бросил шляпу и большие кожаные перчатки на комод и без посторонней помощи снял куртку, оставшись в дорогом тёмно-коричневом костюме.
– М, новое лицо. Я рад, что в этом доме наконец появилось хоть что-то красивое, – мужчина ущипнул Флёр за щёчку. – Милочка, принеси в гостиную маслин. Шустрый их заслужил. Вынес полёт без капризов.
Девушка мельком взглянула на сложенные на спине крылья грифона, однако всё равно не поняла, о каком полёте шла речь. Только на пути в кладовую она увидела в окне короткокрылый летающий аппарат цвета шампанского.
Гость был непрост.
Глава 2. Бал
За двадцать семь лет Карл так и не смог обуздать это чувство. Оно всегда появлялось в те моменты, когда он этого не ждал, и отравляло его жизнь, руша связь с реальным миром и репутацию.
Он задыхался. Медленно, с усилием втягивая в себя воздух.
Ступни закоченели от кончиков пальцев до пяток настолько, что превратились в воображении Карла в две ледышки.
Верхнюю губу закололо, словно кровь под кожей стала как мелко пузырящийся лимонад.
Разум упорно твердил, что хозяин гораздо опасней своего животного. Однако на страх не действовали никакие доводы. Карл не был для него авторитетом.
Грифон крутился перед Фредом и Джоли, ожидая получить свою порцию ласки. Он ставил львиные лапы то одному, то другому на ноги и заискивающе курлыкал. Отстал он только тогда, когда Фред без энтузиазма потрепал его по голове.
Теперь вниманием животного завладел Карл.
Страх мгновенно морозным холодом перетёк от пяток до самых колен. Закололо вторую губу.
Не смотреть в янтарные глаза грифона. Не смотреть.
Нет. Сам он не выберется из ловушки.
Цокот дамских каблуков. Зацепиться хотя бы за него.
Цокот сменился менее звонким постукиванием – женщина ступила на ковёр.
Грифон растерял свой интерес к Карлу и, нетерпеливо похлопывая крыльями, подбежал к горничной. Смущенно оглядев присутствующих, девушка присела перед животным и поставила на пол блюдечко с чёрными блестящим маслинами. Неуверенно посмотрела на гостя, будто того мог оскорбить её жест. Вдруг благородный зверь не будет есть с пола?
– Без косточек? – осведомился лорд Уолтер.
– Конечно, мир, – ответила она, явно не осознавая, с кем говорит. – Вы сами ничего не хотите?
Какая простота.
Лорд Уолтер закинул одну ногу на другую, поудобней устраиваясь в кресле.
– Раз уж я здесь тоже гость, может, вы и мне макушку почешете?
Девушка тоненько пискнула и отпрянула от грифона.
Смех гостя никто не поддержал.
– Спасибо, Флёр. Ты можешь идти, – сдержанно сказал Карл. Было трудно, губы почти онемели.
– Вы меня увольняете?
Её большие фиолетовые глаза влажно заблестели. Бедный ребёнок.
– Никто тебя не увольняет. Ты не сделала ничего плохого.
– Но мира Августа сказала, что вы очень недовольны моим поведением и хотите меня уволить.
– Я?
– Вы, мир Карл, – Флёр сложила руки в замочек и пристыжено опустила взгляд.
На память Карл никогда не жаловался. Она была одним из его достоинств, и слова новенькой горничной чуть было не поколебали его веру в себя.
– Я ничего подобного ей не говорил. И запомни: если я захочу тебе что-то сказать, то сделаю это лично.
Нехорошо настраивать девочку против управляющей, однако мира Августа этого бы не заслужила, если бы не начала тиранить подчинённую.
Лорд Уолтер не дал Флёр отреагировать на выявленную подлость.
– Милочка, уведи отсюда Шустрого и развлеки. Он всегда скучает за нашей беседой. Боюсь, как бы не стал безобразничать, чтобы обратить на себя внимание.
Флёр восприняла поручение с нескрываемой радостью. Она подняла с пола опустевшее блюдце и, подгоняя грифона ласковым тоном, вышла из гостиной.
Невидимый иней стал таять. К конечностям возвращалось тепло.
– Тебе лучше, Карл? – в вопросе лорда Уолтера было не сочувствие, а любопытство мучившего пойманную живность мальчишки.
– Намного, милорд.
Гость обвёл присутствующих выжидающим взглядом.
– Надеюсь, дорогие мои, вы сегодня порадуете меня. Сроки поджимают, времени уже нет.
Он быстро-быстро побарабанил пальцем по подлокотнику кресла, и у Карла возникла ассоциация с ускорившимся падением песчинок в песочных часах.
Не ожидая ответа от товарищей, Джоли встал и взял с обшарпанного журнального столика прямоугольную коробку. Без комментариев передал её лорду Уолтеру. Слова эрлису были не нужны, вся его кожа более чем красноречиво поменяла обычный цвет на сиреневый. Лёгкое раздражение, будет хуже, если потемнеет на несколько оттенков – тогда лорд Уолтер сразу поймёт, что его присутствие выводит Джоли из себя.
Лорд Уолтер с улыбкой принял коробку.
– Обожаю эрлисов. Ты как открытая книга.
Кожа Джоли многообещающе потемнела.
– Это какой? Плоский и в буквах?
Ещё одна особенность эрлисов, которая подпортила много драгоценных минут, отведённых для совместной работы. Представители этой расы многое из человеческой речи понимают буквально, что создаёт определённые трудности в общении. Джоли можно было бы простить, всё-таки он недавно приехал в Аландрию, но его склочный характер всё портил. Даже флегматичному Карлу порой было нелегко с ним.
Оставив эрлиса в дразнящем неведении, лорд Уолтер достал из коробки металлический предмет овальной формы. Без уточняющих вопросов и разрешения нажал на выпуклую кнопку, отчего неведомый прибор раскрылся, как расколотый орех.
– А что это за стеклянные трубки? Похоже на термометры без делений.
– По ним течёт алхимический состав, – пояснил Карл. – Проще говоря, он и делает прибор живым, как кровь, когда бежит по венам.
Деталь про то, что пришлось действительно задействовать собственную кровь, он опустил. Это было отдельное, не особо героическое, приключение.
– Он работает?
Карл ждал этого вопроса.
– Это можно узнать лишь на практике.
– Что ж, дорогие мои, – лорд Уолтер с кощунственным щелчком закрыл результат чужого труда. – Завтра вам выпадёт уникальная возможность провести это испытание. И только попробуйте меня разочаровать.
– А можно без «дорогие мои»? – отозвался стоявший у слабо горевшего камина Дитрих.
Эта фраза была первой, которую Карл услышал от него за весь день. Как и Джоли, маг тоже не отличался учтивостью, однако его тяга к молчанию делала его почти незаметным членом команды.
Из интонации лорда Уолтера исчез неестественный оптимизм.
– Дело в том, дорогие мои, что вы обходитесь мне дороже моих женщин. Готов поклясться, вы в жизни столько денег не видели. Поразительная неблагодарность. Я дал им крышу над головой, оборудовал за свой счёт мастерскую и лабораторию, ещё награду посулил, хотя я бы на вашем месте был счастлив работать за одну еду. Нет же! Вечно найдутся какие-то претензии.
Карл был бы счастлив получать еду другим способом. И работать в другом месте. На другого человека.
Собранные в конский хвост волосы Джоли взметнулись в воздухе от резкого поворота. Недовольный эрлис сел обратно на диван рядом с Фредом.
На столике зашипел небольшой приёмник. Карл по традиции вздрогнул, чувствуя, как от внезапного испуга кровь ударила в виски.
– Вы правы, милорд, – донёсся из приёмника мерзкий, как у робота, механический голос.
– Мы ценим всё, что вы для нас делаете, – угодливо подхватил Энтон.
На породистом лице лорда Уолтера вновь заиграло удовлетворение.
– Фред и Энтон никогда меня не огорчают, берите с них пример.
Джоли вновь начал окрашиваться в сиреневый, а радиоволна зашипела, как будто Фред собирался сказать что-то ещё, но в последний момент передумал.
Необычный прибор со стеклянными трубками был убран в коробку.
– Молитесь, чтобы он работал. А пока обсудим детали.
Этой ночью Дайан не плакала.
Флакон с рубиновой, дарящей утешение, жидкостью остался нетронутым.
Женщина с кошачьей грацией перевернулась набок и провела рукой по второй половине кровати.
Несмятая. Холодная.
После визита любимого постель всегда была такой. Словно он ей приснился.
Но это был не сон. Любимый приходил почти каждую ночь, и его ласки всегда были желанны. Он больно прикусывал её губы, со страстью собственника сдавливал запястья…
До него были и другие. Из плоти и крови. Но никто из них не любил Дайан. Никто больше не признавался ей в любви. Открыто, без фальши. Никаких скользких обещаний и намёков оплатить чужие карточные долги.
И он говорил с ней. Не о моде или интрижках сиятельных особ. Он слушал истории из её жизни, которые она не доверяла даже дневнику. Его интересовали её истинные мысли, настроение, чувства, и он всегда находил слова для поддержки. С ним она ощущала себя по-настоящему свободной.
Дайан знала толк в удовольствиях. Знала их цену. Но измерить в пошлой денежной системе то, что давал ей любимый, было ей не под силу. Непередаваемое блаженство. Наверное, это и есть то самое женское счастье, которое для многих так и остаётся недосягаемым.
Любимый изменил её мир. Сначала она боялась его. Потом её страх стал иным – потерять его. Если она соберёт всё своё мужество, то они всегда будут вместе, и слёзы, пролитые из страха одиночества, больше не потревожат её.
Потянувшись, Дайан встала с кровати и надела шёлковый халат на голое тело. Вторая туфля не желала находиться, поэтому женщина прошла в ванную босиком. Идея понежиться в мыльной пене ей быстро разонравилась, потому что хотелось как можно скорее оказаться в тёплой воде. Выручила душевая кабина – роскошь, которую она могла себе позволить, и, что немаловажно, была оценена ею по достоинству. Не все современницы Дайан были готовы так же легко расстаться с деньгами и консервативным мнением. Сквозь шум воды Дайна расслышала, как в спальню зашёл Рой. Вот он распахнул окна, теперь сервирует столик для завтрака.
