Мы всегда были на грани нищеты. Не голодали только благодаря маминому умению экономить. Я была старшим ребенком и, можно сказать, единственным. Братья и сестры погибали во младенчестве. Я хорошо помню только Бетти, малышка умерла в пять лет от холеры. Мне давали все что могли. К четырнадцати годам я могла вести хозяйство, умела читать и писать. Пожилая гувернантка, снимавшая комнату в том же доме, что и мы, кое-как обучила меня французскому языку по бульварным романам и элементарным навыкам игры на пианино. Когда отец от отчаяния потянулся к бутылке, я пошла работать. Многим, даже не особо богатым людям, требовались служанки, и я, не брезгуя трудом и скудным заработком, целыми днями мыла, стирала, шила… У меня были красивые белые руки, но от бесконечной работы они стали такими, что первое время я не могла смотреть на них без слез: сухие, в трещинах, как у больной старухи. Теперь я понимаю, что было хуже всего – моя зависть. Я завидовала хозяйкам, которые дни напролет занимались только собой. Зачем им было напрягаться, если в доме, как минимум, было несколько слуг? Ведь кухарка приготовит обед, а няня приглядит за детьми. Особенно мне казалось несправедливым, что их мужья незаслуженно одаривали лентяек платьями и прочей чепухой, к который мы, женщины, неравнодушны. Из-за этого я стала воровать.
Элен замолчала. Как бы ожидая упреков с моей стороны, опустила глаза, затеребила бахрому на бархатной подушке с огромной вышитой розой.
– Сначала я брала мелочи. Приглянувшийся гребешок, брошь, колечко… Может, ты не поверишь, из-за первых украденных вещей я плакала. Я с вожделением смотрела на них и ненавидела себя за слабость. Потом привыкла, вошла во вкус. Пыталась внушить себе, что не делаю ничего плохого. Да и во многих случаях хозяйки не замечали пропаж. Уверенная в своей правоте, однажды я покусилась на шкатулку с драгоценностями. В этот раз я не собиралась ничего оставлять себе: лендлорд повысил плату за проживание, и единственный для меня выход был продать украденное. Так получилось, что, когда я выносила шкатулку из комнаты, меня заметил гость хозяев. Мало того, что он угадал, что я прячу в стопке белья, так еще и сказал, что мне воровству еще учиться и учиться. Так мягко, по-доброму. Его проницательность потрясла меня до глубины души, – на губах женщины появилась стыдливая улыбка. – Естественно, я влюбилась без памяти. Его звали Шарль, он был вдвое старше меня, и тогда он мне казался безумно красивым. Герой французского романа, о котором я столько мечтала. Ох, я была такой глупой, не хотела замечать очевидного. Шарль был тот еще прохиндей.
Тут я еле удержался от комментария. Что ж женщин так тянет ко всяким негодяям?
– Он убедил меня сбежать из дома, чтобы быть с ним, – с горечью продолжила Элен. – Мы ездили по стране, заводили «друзей», которых обчищали при первом удобном случае. У меня впервые появились красивые наряды, я полюбила ходить в театр. Мне это очень нравилось. Спустя несколько месяцев такой жизни, Шарль вознамерился показать мне свою родину. К тому времени моя совесть давно была погребена под любовью и безграничным доверием, поэтому я с радостью приняла его предложение. Какой же я была дурой… – тетя остановилась, сделала глубокий вдох и заговорила быстрее. Не все воспоминания позволяли ей сохранять хладнокровие. – В порту нас встретила женщина. Шарль сказал, что это его мать, попросил ее приглядеть за мной пару часов, а сам исчез. Навсегда. Впоследствии выяснилось, что я не первая девчонка, которую он соблазнил и продал мамаше Пикур в ее злачное заведение.
Господи…
Я потянулся к воротнику. Верхняя пуговица была расстегнута, но я все равно ощущал что-то вроде удушья. Мой жест не остался незамеченным.
– Не ожидал, что твоя тетя воровка и потаскуха? – поежилась Элен.
– Не говорите так. Это была ошибка. Иногда ложные пути кажутся правильными.
Несмотря на поддержку, она стала еще мрачней.
– Кристиан тоже меня не осуждал за прошлое. Мне продолжить?
Я кивнул.
– Помнишь, раньше ты хотел узнать, как я стала дворянкой? Эта история действительно невероятная. Дом мамаши Пикур часто навещали влиятельные люди, в том числе самых благородных кровей. И в один прекрасный день я встретила Фердинанда де ла Белль-Форе. Хорошо помню, старый граф расплакался, едва увидел меня. Он хватал меня за руки и спрашивал: «Дитя, как тебя зовут? Как тебя зовут?». Сначала я испугалась, подумала, что он перебрал вечером. На самом деле все вышло менее прозаично. Когда-то молодая жена графа сбежала с любовником, с пройдохой вроде Шарля, и забрала с собой дочку – Элен. Старик так тосковал по девочке, что помешался на своей печали. У него весь особняк был в ее детских портретах. Когда он забрал меня к себе, поначалу было жутко: ребенок и вправду походил на меня. Конечно, приглядевшись, я заметила, что общие у нас только овал лица, цвет волос и глаз. Но это мелочи. Я не пыталась его разубедить. «Возвращение дочери» после стольких лет хоть и всколыхнуло общественность, не стало грандиозным скандалом, как побег жены. Первое время было трудно привыкнуть к такому повороту судьбы. Я боялась, что мой обман раскроется, или, что граф просто-напросто заменит меня другой сероглазой блондинкой. Однако мы с ним жили душа в душу, я даже успела искренне его полюбить. Каждый год я навещаю его могилу.
– Это он заставил вас выйти за де Ришандруа?
Женщина покачала головой.
– Фердинанд не причем. Я вышла замуж за Паскаля из корыстных побуждений. Сам видел, никакой любви между нами не было.
Это точно. Отношения между этими двумя, в лучшем случае, можно было назвать тихой ненавистью. Последние годы они даже жить предпочитали порознь.
– И это еще не самые страшные мои поступки, – трагично возвестила Элен. Она выпрямилась и сцепила пальцы замком. – Как ты отнесешься к тому, что я – убийца?
На ум пришло одно из любимых ругательств Ренара. Я им буквально подавился – еще не хватало сквернословить при даме.
– Кхм! Ну… Я… Вы не похожи на убийцу. И на воровку тоже, и на... Я, наверное, неправильно выразился…
– Не надо, дорогой. Не старайся облечь эмоции в слова, все равно приличных слов не найдешь. Да, я убийца. Ты не все знаешь о смерти Люси.
Я стиснул зубы и поморщился, как будто мне на открытую рану вылили спирт. Если Элен виновна в гибели мамы, я вряд ли смогу ее простить. Точно не смогу.
Мать была компаньонкой Элен, и она обычно сопровождала ее в поездках. В тот день они возвращались из Парижа от ювелира. Тетя обожает дорогие украшения, выполненные под заказ, и тогда она не захотела ждать курьера, поэтому лично отправилась за обновками. Где-то в глуши на них напали слуги: кучер и лакей прознали о драгоценностях и рискнули пойти на грабеж. В результате нападения выжила только Элен.
– Те олухи не поубивали друг друга от жадности. Одного я зарезала его же ножом, тем самым… Я попала в живот, он долго умирал… А второго задушила. Порой мне это снится, и, просыпаясь, я жалею не о своем грехе, а о том, что не сумела защитить твою мать.
Элен беззвучно расплакалась. Я взял ее за руку и в следующую секунду неловко обнял. Никогда прежде она не была для меня такой родной.
Может, оно и к лучшему, что она мне ничего не рассказывала? После последних событий я стал смотреть на многое по-другому.
И вот настал мой черед каяться.
Для Элен не стало новостью то, что Родерик был членом клуба авантюристов «Рука славы». Мало того, что она имела отдаленное, но все же хоть какое-то представление о его жизни, так это благодаря ей до меня не доходили приглашения на собрания. Письма появлялись примерно раз в год, независимо от сезона, поэтому тетя ничего не заподозрила. Что ж, по крайней мере, мне теперь понятно, почему всю корреспонденцию сначала проглядывает дворецкий, а уже потом я.
Больше всего Элен потрясли истории о вампирах. Она не могла поверить, что я просто взял и отказался от сверхъестественных возможностей.
– Ты гораздо сильнее меня, Роберт. Я бы не устояла, тем более в твоем возрасте. Твои родители гордились бы тобой.
Это прозвучало так искренне. Аж на сердце полегчало. Такого светлого чувства я не испытывал даже после победы над Филдвиком.
Рано расслабляться.
Элен не захотела сидеть сложа руки и наблюдать за моими неуклюжими попытками спастись от тюрьмы. Она собралась помочь мне встретиться с графом де Сен-Клодом. Детали еще стоило как следует обдумать, но времени было мало, – полиция могла нагрянуть в поместье в любую минуту. Прятаться в кошачьем образе я наотрез отказался, мало ли, что со мной случится. К новому телу я слишком быстро приспосабливаюсь, еще забуду, каково быть человеком. Ведь не зря же Андрей предупреждал, что злоупотреблять этой магией не следует. Да и где гарантия, что меня не заметит никто из прислуги, если мне вдруг приспичит расколдоваться? Элен не растерялась и предложила укрытие в парижском особняке де Ришандруа.
– Не спорь, я даже знаю, кто тебе поможет до него добраться.
Авантюра явно шла тете на пользу. Она отбросила грустные мысли и как будто вернулась в свои двадцать два года. В мой возраст.
Только…
– Разве не вы мне поможете? – изумился я. – Кому вы можете доверять больше, чем себе?
Гордо выпрямив спину, она прошествовала к зеркалу в стиле рококо и поправила прическу.
– Не догадался? А как же твой друг Жак? Преданный, смелый, неболтливый – в самый раз.
Видеть Жака в Цветочной комнате было, по меньшей мере, странно. Судя по затравленному взгляду, ему было неудобно находиться в непривычной для него среде. Его семье такая роскошь и не снилась. Он боялся пройтись по ковру, сказать лишнее слово. Невинное приглашение от Элен сесть на диван не принял, даже руками замахал. Как назло вместе с ним в комнату прошмыгнула Жужу, напугавшая его разноцветными глазами куда больше, чем мой арест.
– Так что… Мы, это… когда отправляемся? – парень сглотнул и зачем-то взлохматил свою и без того лохматую гриву.
– Чем скорее, тем лучше, – ответила Элен.
Я почесал кошку за ухом, и она, чавкнув, цапнула меня за палец. Зараза, позволяет себя ласкать только когда хочет.
Из коридора донеслись подозрительные звуки: возбужденный топот и до дрожи знакомый голос.
Мне конец – это инспектор Легран!
– Мсье Эмиль, зачем вы их впустили! – возмущалась Шарлотт и, не обращая внимания на бубнеж дворецкого, воскликнула: – Не пущу! Госпожа сегодня никого не принимает! Нельзя!
Девушка вдруг взвизгнула, как от резкой боли. Я подскочил к двери, но Элен схватила меня за воротник и, притянув к себе, прошипела:
– Вам надо уходить.
Она метнулась к окну, приоткрыла занавеску и кратко выругалась сквозь зубы.
– Там садовники. Вас заметят.
На дверь обрушились удары.
– Полиция! Именем закона, откройте!
– Да хоть папа римский, я занята! – тетя хищно накинулась на Жака. – Снял рубашку, живо, – прошептала она. – А ты, – быстрый взгляд на меня, – превращайся.
– Мадам… – почти хором простонали мы с Жаком.
Бесполезно. Альтернативы-то нет.
Легран ворвался в комнату так стремительно, что едва не пришиб Элен дверью. Выпавший из ее руки ключ с глухим стуком упал на пол.
Инспектор тяжело дышал, его щеки были красными, лоб блестел от пота.
– Как понимать ваше вторжение? – пронзительно ледяным тоном произнесла Элен.
– Здрасьте, – пролепетал Жак. Он засунул руки в карманы мятых брюк и, болезненно скривившись, уставился на свою рубашку, как флаг, висевшую на бронзовом торшере. Как он загорел, наверняка все лето на речке проторчал.
Чуть ли не заикаясь, Легран начал излагать цель своего визита. Ну и ну, похоже, тетин маленький спектакль его немало смутил. И не думал, что полицейский может быть таким щепетильным.
Я смотрел на них снизу вверх, малодушно выглядывая из-под дивана и всем сердцем желая не расколдоваться не вовремя.
Подошла Жужу и потерлась об меня головой. Я отстранился, но кошка стояла на своем. Эта вредина приветливо мурлыкала и всячески добивалась моего расположения. Какие перемены… А кто меня раньше кусал? Кто дрался со мной за место на кровати? Кто однажды разлил чернила на моем столе? Ух, негодяйка.
Что – меня уже лижут?! Я дернулся.
Послышался сдавленный вопль, и в гостиную впорхнула Шарлотт. Кажется, боевая служанка все-таки отомстила обидчику.
– Госпожа, я делала, что вы велели, а они…
– Не переживай, милая, ты не виновата, – неожиданно мягко сказала Элен. – Ты его укусила? Иди, прополощи рот. За риск получишь духи, которые тебе так нравились.
Расстались с Леграном полюбовно. Элен даже поклялась ему, что даст знать, если «паршивец Сандерс» осмелиться заявиться в ее дом.
Снова оставшись втроем (не считая Жужу), я немедленно превратился обратно. Опять поторопился – меня зажало между деревянным каркасом и полом. Жак кинулся мне на выручку. Он приподнял диван, и я выполз на свободу. Жужу сердито заворчала, как собака.
– Мадам, вы были бесподобны, – выдохнул я.
Элен одарила меня надменной ухмылкой.
– А ты сомневался в своей тете?
Бедняга Жак икнул, и, промахнувшись, не попал в рукав рубашки.
– Мама дорогая… Так вы это… То есть, Роберт ваш племянник? Ну и чудеса!
В этом весь Жак. Вскрывать могилы и превращаться в животное это еще туда-сюда, а быть в родстве с графиней – чудо из чудес.
РОБЕРТ САНДЕРС
Рука славы не только сильный магический артефакт, но и замечательный источник света. В этом я убедился, когда мы с Жаком вторглись в особняк на рю де Ги Дюбуа. Скромный по меркам богачей дом за тихим Тисовым бульваром идеально подходил на роль временного убежища. Далеко от шумного центра, тут тебе ни соседей, ни вездесущих торговцев, ни полицейских. Можно спокойно дожидаться весточки от Элен.
С воротами и замком, висящим на двери черного входа, я справился играючи. Рука славы, почувствовав во мне хозяина, вела себя прилежно и без слов понимала, чего я от нее хочу. Отпереть дверь, добавить света – моментально. Я старался не думать о происхождении столь полезной вещицы, и это мне помогало с ней сладить. Жак поначалу всему удивлялся, ахал, охал, а потом перестал. То ли привык, то ли засыпал на ходу. Судя по напряженной борьбе с зевками и ответам невпопад, скорее всего, второе. В какой-то момент я даже устыдился. Сам-то всю дорогу в поезде проспал, свернувшись клубком, на коленях у друга. Бедный, во что я его втянул…
Дом пустовал несколько лет. Раньше он считался негласной резиденцией графа де Ришандруа, в то время как Элен, его супруга, в свое удовольствие жила в поместье. Для них это был идеальный вариант, потому что друг друга они не выносили. Когда я был ребенком, мне не верилось, что эти двое муж и жена, потому что у меня всегда перед глазами был пример порядочного брака. Мать с отцом при мне никогда не ругались и очень тосковали, если приходилось разлучиться всего на пару дней. Граф переселился в поместье за несколько месяцев до своей смерти, якобы по совету доктора. Мол, загородом дышится легче. С тех пор особняк стоял заброшенный, как храм забытого божества.
Мы вошли в первую попавшуюся комнату для прислуги и немедленно открыли окно. Воздух в пахнущей пылью комнате был таким плотным, что казалось, еще чуть-чуть, и его можно будет резать ножом. Кровати, конечно же, были не застелены, но нас это не смутило.
Элен замолчала. Как бы ожидая упреков с моей стороны, опустила глаза, затеребила бахрому на бархатной подушке с огромной вышитой розой.
– Сначала я брала мелочи. Приглянувшийся гребешок, брошь, колечко… Может, ты не поверишь, из-за первых украденных вещей я плакала. Я с вожделением смотрела на них и ненавидела себя за слабость. Потом привыкла, вошла во вкус. Пыталась внушить себе, что не делаю ничего плохого. Да и во многих случаях хозяйки не замечали пропаж. Уверенная в своей правоте, однажды я покусилась на шкатулку с драгоценностями. В этот раз я не собиралась ничего оставлять себе: лендлорд повысил плату за проживание, и единственный для меня выход был продать украденное. Так получилось, что, когда я выносила шкатулку из комнаты, меня заметил гость хозяев. Мало того, что он угадал, что я прячу в стопке белья, так еще и сказал, что мне воровству еще учиться и учиться. Так мягко, по-доброму. Его проницательность потрясла меня до глубины души, – на губах женщины появилась стыдливая улыбка. – Естественно, я влюбилась без памяти. Его звали Шарль, он был вдвое старше меня, и тогда он мне казался безумно красивым. Герой французского романа, о котором я столько мечтала. Ох, я была такой глупой, не хотела замечать очевидного. Шарль был тот еще прохиндей.
Тут я еле удержался от комментария. Что ж женщин так тянет ко всяким негодяям?
– Он убедил меня сбежать из дома, чтобы быть с ним, – с горечью продолжила Элен. – Мы ездили по стране, заводили «друзей», которых обчищали при первом удобном случае. У меня впервые появились красивые наряды, я полюбила ходить в театр. Мне это очень нравилось. Спустя несколько месяцев такой жизни, Шарль вознамерился показать мне свою родину. К тому времени моя совесть давно была погребена под любовью и безграничным доверием, поэтому я с радостью приняла его предложение. Какой же я была дурой… – тетя остановилась, сделала глубокий вдох и заговорила быстрее. Не все воспоминания позволяли ей сохранять хладнокровие. – В порту нас встретила женщина. Шарль сказал, что это его мать, попросил ее приглядеть за мной пару часов, а сам исчез. Навсегда. Впоследствии выяснилось, что я не первая девчонка, которую он соблазнил и продал мамаше Пикур в ее злачное заведение.
Господи…
Я потянулся к воротнику. Верхняя пуговица была расстегнута, но я все равно ощущал что-то вроде удушья. Мой жест не остался незамеченным.
– Не ожидал, что твоя тетя воровка и потаскуха? – поежилась Элен.
– Не говорите так. Это была ошибка. Иногда ложные пути кажутся правильными.
Несмотря на поддержку, она стала еще мрачней.
– Кристиан тоже меня не осуждал за прошлое. Мне продолжить?
Я кивнул.
– Помнишь, раньше ты хотел узнать, как я стала дворянкой? Эта история действительно невероятная. Дом мамаши Пикур часто навещали влиятельные люди, в том числе самых благородных кровей. И в один прекрасный день я встретила Фердинанда де ла Белль-Форе. Хорошо помню, старый граф расплакался, едва увидел меня. Он хватал меня за руки и спрашивал: «Дитя, как тебя зовут? Как тебя зовут?». Сначала я испугалась, подумала, что он перебрал вечером. На самом деле все вышло менее прозаично. Когда-то молодая жена графа сбежала с любовником, с пройдохой вроде Шарля, и забрала с собой дочку – Элен. Старик так тосковал по девочке, что помешался на своей печали. У него весь особняк был в ее детских портретах. Когда он забрал меня к себе, поначалу было жутко: ребенок и вправду походил на меня. Конечно, приглядевшись, я заметила, что общие у нас только овал лица, цвет волос и глаз. Но это мелочи. Я не пыталась его разубедить. «Возвращение дочери» после стольких лет хоть и всколыхнуло общественность, не стало грандиозным скандалом, как побег жены. Первое время было трудно привыкнуть к такому повороту судьбы. Я боялась, что мой обман раскроется, или, что граф просто-напросто заменит меня другой сероглазой блондинкой. Однако мы с ним жили душа в душу, я даже успела искренне его полюбить. Каждый год я навещаю его могилу.
– Это он заставил вас выйти за де Ришандруа?
Женщина покачала головой.
– Фердинанд не причем. Я вышла замуж за Паскаля из корыстных побуждений. Сам видел, никакой любви между нами не было.
Это точно. Отношения между этими двумя, в лучшем случае, можно было назвать тихой ненавистью. Последние годы они даже жить предпочитали порознь.
– И это еще не самые страшные мои поступки, – трагично возвестила Элен. Она выпрямилась и сцепила пальцы замком. – Как ты отнесешься к тому, что я – убийца?
На ум пришло одно из любимых ругательств Ренара. Я им буквально подавился – еще не хватало сквернословить при даме.
– Кхм! Ну… Я… Вы не похожи на убийцу. И на воровку тоже, и на... Я, наверное, неправильно выразился…
– Не надо, дорогой. Не старайся облечь эмоции в слова, все равно приличных слов не найдешь. Да, я убийца. Ты не все знаешь о смерти Люси.
Я стиснул зубы и поморщился, как будто мне на открытую рану вылили спирт. Если Элен виновна в гибели мамы, я вряд ли смогу ее простить. Точно не смогу.
Мать была компаньонкой Элен, и она обычно сопровождала ее в поездках. В тот день они возвращались из Парижа от ювелира. Тетя обожает дорогие украшения, выполненные под заказ, и тогда она не захотела ждать курьера, поэтому лично отправилась за обновками. Где-то в глуши на них напали слуги: кучер и лакей прознали о драгоценностях и рискнули пойти на грабеж. В результате нападения выжила только Элен.
– Те олухи не поубивали друг друга от жадности. Одного я зарезала его же ножом, тем самым… Я попала в живот, он долго умирал… А второго задушила. Порой мне это снится, и, просыпаясь, я жалею не о своем грехе, а о том, что не сумела защитить твою мать.
Элен беззвучно расплакалась. Я взял ее за руку и в следующую секунду неловко обнял. Никогда прежде она не была для меня такой родной.
Может, оно и к лучшему, что она мне ничего не рассказывала? После последних событий я стал смотреть на многое по-другому.
И вот настал мой черед каяться.
Для Элен не стало новостью то, что Родерик был членом клуба авантюристов «Рука славы». Мало того, что она имела отдаленное, но все же хоть какое-то представление о его жизни, так это благодаря ей до меня не доходили приглашения на собрания. Письма появлялись примерно раз в год, независимо от сезона, поэтому тетя ничего не заподозрила. Что ж, по крайней мере, мне теперь понятно, почему всю корреспонденцию сначала проглядывает дворецкий, а уже потом я.
Больше всего Элен потрясли истории о вампирах. Она не могла поверить, что я просто взял и отказался от сверхъестественных возможностей.
– Ты гораздо сильнее меня, Роберт. Я бы не устояла, тем более в твоем возрасте. Твои родители гордились бы тобой.
Это прозвучало так искренне. Аж на сердце полегчало. Такого светлого чувства я не испытывал даже после победы над Филдвиком.
Рано расслабляться.
Элен не захотела сидеть сложа руки и наблюдать за моими неуклюжими попытками спастись от тюрьмы. Она собралась помочь мне встретиться с графом де Сен-Клодом. Детали еще стоило как следует обдумать, но времени было мало, – полиция могла нагрянуть в поместье в любую минуту. Прятаться в кошачьем образе я наотрез отказался, мало ли, что со мной случится. К новому телу я слишком быстро приспосабливаюсь, еще забуду, каково быть человеком. Ведь не зря же Андрей предупреждал, что злоупотреблять этой магией не следует. Да и где гарантия, что меня не заметит никто из прислуги, если мне вдруг приспичит расколдоваться? Элен не растерялась и предложила укрытие в парижском особняке де Ришандруа.
– Не спорь, я даже знаю, кто тебе поможет до него добраться.
Авантюра явно шла тете на пользу. Она отбросила грустные мысли и как будто вернулась в свои двадцать два года. В мой возраст.
Только…
– Разве не вы мне поможете? – изумился я. – Кому вы можете доверять больше, чем себе?
Гордо выпрямив спину, она прошествовала к зеркалу в стиле рококо и поправила прическу.
– Не догадался? А как же твой друг Жак? Преданный, смелый, неболтливый – в самый раз.
Видеть Жака в Цветочной комнате было, по меньшей мере, странно. Судя по затравленному взгляду, ему было неудобно находиться в непривычной для него среде. Его семье такая роскошь и не снилась. Он боялся пройтись по ковру, сказать лишнее слово. Невинное приглашение от Элен сесть на диван не принял, даже руками замахал. Как назло вместе с ним в комнату прошмыгнула Жужу, напугавшая его разноцветными глазами куда больше, чем мой арест.
– Так что… Мы, это… когда отправляемся? – парень сглотнул и зачем-то взлохматил свою и без того лохматую гриву.
– Чем скорее, тем лучше, – ответила Элен.
Я почесал кошку за ухом, и она, чавкнув, цапнула меня за палец. Зараза, позволяет себя ласкать только когда хочет.
Из коридора донеслись подозрительные звуки: возбужденный топот и до дрожи знакомый голос.
Мне конец – это инспектор Легран!
– Мсье Эмиль, зачем вы их впустили! – возмущалась Шарлотт и, не обращая внимания на бубнеж дворецкого, воскликнула: – Не пущу! Госпожа сегодня никого не принимает! Нельзя!
Девушка вдруг взвизгнула, как от резкой боли. Я подскочил к двери, но Элен схватила меня за воротник и, притянув к себе, прошипела:
– Вам надо уходить.
Она метнулась к окну, приоткрыла занавеску и кратко выругалась сквозь зубы.
– Там садовники. Вас заметят.
На дверь обрушились удары.
– Полиция! Именем закона, откройте!
– Да хоть папа римский, я занята! – тетя хищно накинулась на Жака. – Снял рубашку, живо, – прошептала она. – А ты, – быстрый взгляд на меня, – превращайся.
– Мадам… – почти хором простонали мы с Жаком.
Бесполезно. Альтернативы-то нет.
Легран ворвался в комнату так стремительно, что едва не пришиб Элен дверью. Выпавший из ее руки ключ с глухим стуком упал на пол.
Инспектор тяжело дышал, его щеки были красными, лоб блестел от пота.
– Как понимать ваше вторжение? – пронзительно ледяным тоном произнесла Элен.
– Здрасьте, – пролепетал Жак. Он засунул руки в карманы мятых брюк и, болезненно скривившись, уставился на свою рубашку, как флаг, висевшую на бронзовом торшере. Как он загорел, наверняка все лето на речке проторчал.
Чуть ли не заикаясь, Легран начал излагать цель своего визита. Ну и ну, похоже, тетин маленький спектакль его немало смутил. И не думал, что полицейский может быть таким щепетильным.
Я смотрел на них снизу вверх, малодушно выглядывая из-под дивана и всем сердцем желая не расколдоваться не вовремя.
Подошла Жужу и потерлась об меня головой. Я отстранился, но кошка стояла на своем. Эта вредина приветливо мурлыкала и всячески добивалась моего расположения. Какие перемены… А кто меня раньше кусал? Кто дрался со мной за место на кровати? Кто однажды разлил чернила на моем столе? Ух, негодяйка.
Что – меня уже лижут?! Я дернулся.
Послышался сдавленный вопль, и в гостиную впорхнула Шарлотт. Кажется, боевая служанка все-таки отомстила обидчику.
– Госпожа, я делала, что вы велели, а они…
– Не переживай, милая, ты не виновата, – неожиданно мягко сказала Элен. – Ты его укусила? Иди, прополощи рот. За риск получишь духи, которые тебе так нравились.
Расстались с Леграном полюбовно. Элен даже поклялась ему, что даст знать, если «паршивец Сандерс» осмелиться заявиться в ее дом.
Снова оставшись втроем (не считая Жужу), я немедленно превратился обратно. Опять поторопился – меня зажало между деревянным каркасом и полом. Жак кинулся мне на выручку. Он приподнял диван, и я выполз на свободу. Жужу сердито заворчала, как собака.
– Мадам, вы были бесподобны, – выдохнул я.
Элен одарила меня надменной ухмылкой.
– А ты сомневался в своей тете?
Бедняга Жак икнул, и, промахнувшись, не попал в рукав рубашки.
– Мама дорогая… Так вы это… То есть, Роберт ваш племянник? Ну и чудеса!
В этом весь Жак. Вскрывать могилы и превращаться в животное это еще туда-сюда, а быть в родстве с графиней – чудо из чудес.
ГЛАВА 17
РОБЕРТ САНДЕРС
Рука славы не только сильный магический артефакт, но и замечательный источник света. В этом я убедился, когда мы с Жаком вторглись в особняк на рю де Ги Дюбуа. Скромный по меркам богачей дом за тихим Тисовым бульваром идеально подходил на роль временного убежища. Далеко от шумного центра, тут тебе ни соседей, ни вездесущих торговцев, ни полицейских. Можно спокойно дожидаться весточки от Элен.
С воротами и замком, висящим на двери черного входа, я справился играючи. Рука славы, почувствовав во мне хозяина, вела себя прилежно и без слов понимала, чего я от нее хочу. Отпереть дверь, добавить света – моментально. Я старался не думать о происхождении столь полезной вещицы, и это мне помогало с ней сладить. Жак поначалу всему удивлялся, ахал, охал, а потом перестал. То ли привык, то ли засыпал на ходу. Судя по напряженной борьбе с зевками и ответам невпопад, скорее всего, второе. В какой-то момент я даже устыдился. Сам-то всю дорогу в поезде проспал, свернувшись клубком, на коленях у друга. Бедный, во что я его втянул…
Дом пустовал несколько лет. Раньше он считался негласной резиденцией графа де Ришандруа, в то время как Элен, его супруга, в свое удовольствие жила в поместье. Для них это был идеальный вариант, потому что друг друга они не выносили. Когда я был ребенком, мне не верилось, что эти двое муж и жена, потому что у меня всегда перед глазами был пример порядочного брака. Мать с отцом при мне никогда не ругались и очень тосковали, если приходилось разлучиться всего на пару дней. Граф переселился в поместье за несколько месяцев до своей смерти, якобы по совету доктора. Мол, загородом дышится легче. С тех пор особняк стоял заброшенный, как храм забытого божества.
Мы вошли в первую попавшуюся комнату для прислуги и немедленно открыли окно. Воздух в пахнущей пылью комнате был таким плотным, что казалось, еще чуть-чуть, и его можно будет резать ножом. Кровати, конечно же, были не застелены, но нас это не смутило.
