– Доброе утро, молодой человек.
Я обернулся на голос и увидел пожилого человека, вертящего в пухлых пальцах пенсне. Он смотрел на меня подозрительно ласково, почти с отеческой улыбкой, и словно ждал ответа.
– Что это за место? – я удивился тому, что снова могу себя контролировать. – Что вообще происходит?
Я неосторожно опустил взгляд и обомлел. Мое тело было прозрачным! Потеряв дар речи, я поднял перед собой серые ладони, сквозь которые просвечивался земляной пол. Нет, не может быть…
– Все поначалу пугаются, – заметил старик.
– Я… умер?
– Не знаю. Да и вам не все равно?
– Что со мной произошло?
– Не знаю, – так же беспечно отмахнулся он. – Вас это не должно волновать. С этого дня для вас начинается совершенно новая жизнь. Прошлое теперь не имеет значения.
Я встал, чтобы подойти ближе к нему и наткнулся на невидимое препятствие, почти такое, какое использовала Ивана, когда я был вампиром. Под ногами ничего похожего на зерна не оказалось. Я находился в круге с начерченной по центру пятиконечной звездой.
– Выпустите меня.
– Даже не мечтайте, я за вас деньги заплатил, причем немалые.
– Кому? – от шока я не мог угнаться ни за одной мыслью.
Старик надел пенсне и стал медленно прохаживаться вокруг меня.
– Мда-а-а… Внешний вид неидеальный, но могло быть и хуже. Расслабьтесь. И не хмурьтесь, я хочу получше рассмотреть ваше лицо.
Да он сумасшедший!
– Я не товар!
– Дерзить не надо, я этого не люблю. Вы даже не представляете, какой вы счастливый, другим на вашем месте редко так везет. Вы должны быть благодарны мне за то, что я выкупил вашу душу у демона.
– У какого еще демона? – прошептал я, с ужасом вникая в каждое его слово.
– Эх, молодость. Душа бунтарская, а память короткая, – гадко хохотнул старик. – У того, кому вы ее продали.
– Не было такого!
Он ухмыльнулся, покачал головой и взял с ближайшей полки синий граненый флакон, безыдейно закупоренный пробкой.
– К чему эта бравада? Вы сейчас никто и ничто, всего лишь бесплотный дух. Если не хотите неприятностей, слушайте меня и перебивайте. Времени мало, а нас ждет клиент. Все, что от вас требуется – беспрекословное послушание. Повторяю – беспрекословное. Никаких споров и уж тем более вопросов не по делу. Вести вы себя должны гораздо прилежней, чем сейчас.
– Не то что?
Не запугает. Ситуация сложилась настолько плачевная, что усугубить ее уже ничто не сможет.
– Думаете, что вам нечего терять? Напрасно, – этот тип показал рукой на полки, заставленные разноцветными флаконами. – Среди них есть и те, кто тоже решил показать характер. Вместо того чтобы оставаться среди людей, они бесконечно созерцают свою жизнь. Я человек милосердный и даю им второй шанс, однако его надо заслужить. Хотите еще годик-другой провести в стекле?
Я невольно вздрогнул, представив, что недавно сам был помещен в столь крошечный сосуд.
– Хотите? – напирал старик.
– Нет.
– Вот и славненько. К сожалению, вам придется ненадолго в него вернуться. До скорой встречи.
Не успел я и глазом моргнуть, как весь подвал сузился до одного синего флакона.
Как надоело быть беспомощным. Сколько можно позволять совершенно посторонним личностям глумиться над собой? За что мне все это? Риторических вопросов у меня накопилось немало, и их было трудно отделить от более практичных мыслей. А они, как назло, не отличались оптимизмом. Господи, я же не мог умереть, я бы обязательно это заметил… Бред, какой бред. Даже думать об этом не хочу!
А думать мне некогда. Память любезно подкинула эпизод, в котором я без особой надежды на спасение бежал через еврейское кладбище в Праге. Даже зная, что в этой битве Филдвик потерпит поражение, было нелегче. Темно, везде надгробия, и чертовски болит изрезанная рука. Короче говоря, это не то, о чем приятно вспоминать и рассказывать друзьям.
С кладбища я переместился прямиком в поместье де Ришандруа. Здесь вроде все тихо-спокойно. Никто не действует мне на нервы, как обычно. Только коридор слишком широкий, и картины отчего-то высоко висят… Обычное дело для памяти – вернуться в детство, когда мир кажется таким большим. Наверное, в тот день мужа Элен не было дома, иначе я не могу объяснить, почему осмелился устроить променад. Я бродил по коридору, как по картинной галерее, разглядывая, обрамленные позолотой, полотна. Мне нравились те, что изображали животных, например, лошадей и собак на охоте, а портреты предков графа вызывали стойкую неприязнь. Не потому, что они состояли с ним в родстве, просто лица у них были слишком суровые и неприветливые. Злые, одним словом.
– Что… Что ты здесь делаешь?
Папа! Я кинулся на голос. Завернул за угол и встал у приоткрытой двери в кабинет. Да, у меня не получится с ним поговорить, но так хочется его увидеть.
– В чем дело, сын? Ты не рад меня видеть?
– Как ты проник сюда?
– Окно было открыто.
– Не паясничай, это второй этаж.
Заинтригованный, я затаил дыхание и припал к стене. Слава Богу, маленький Роберт тогда не прошел мимо. Если меня не вынесет в другое воспоминание, я увижу главного виновника своих злоключений.
– Успокойся. Ты как будто дьявола увидел.
– Не сказал бы, что твое общество приятнее.
Дети не умеют отличать мнимую опасность от настоящей, поэтому я зашел внутрь. Вот и отец, жаль, что не вижу его лица.
Взгляд непроизвольно наткнулся на Родерика. Невысокий, абсолютно седой, он стоял напротив меня в расслабленной позе, опершись о стол. Только сейчас, будучи взрослым, я понимаю, как несолидно выглядел мой дед в почтенном возрасте. Странно наблюдать за старцем с юношескими повадками, даже дико.
Удивительно, я тогда не спрятался за отца, хотя с детства был стеснительным и не любил посторонних. Дети такие непредсказуемые…
– Кто этот юный джентльмен? – Родерик сделал шаг мне навстречу. – Познакомь нас.
– Роберт! – воскликнул отец. Вряд ли он горел желанием представить меня Родерику. Похожий по интонации возглас я спустя годы услышал от него, когда на прогулке ко мне подползла змея.
Проклятый демон! Проклятый старик с флаконами! Рядом со мной люди, с которыми мне надо столько всего обсудить, а я всего лишь наблюдаю за ними в теле неразумного ребенка. Ужасная пытка. Врагу не пожелаешь.
Родерик протянул руку, чтобы прикоснуться ко мне, но отец схватил его за запястье.
Обрывки памяти без порядка сменяли друг друга, подавляя мою волю и заставляя переживать все заново. Не знаю, сколько это продолжалось, по-моему, целую вечность. Может, это неправильно, но после такого истязания я даже порадовался, когда вновь увидел свое прозрачное тело. Пусть так, зато я выбрался из ловушки. Для начала было бы неплохо понять, куда я попал в этот раз.
Как на редкий экспонат в музее, на меня смотрели двое: уже знакомый старик из подвала и крепкий, но очень сутулый угрюмец в черном костюме. Где я, и что им от меня нужно? Помня наставления, я проглотил оба вопроса. Даже здороваться с этими гадами не буду.
– Сандерс?
– Катрин! – вырвалось у меня.
Девушка находилась рядом, по правую руку. Ее вид был способен загнать в гроб любого впечатлительного обывателя. Лицо почти белое, платье какого-то грязно-серого оттенка, а с горла по груди струилось что-то черное. Не все призрачные тени в Праге производили столь гнетущее впечатление.
Не может быть. Она же мертва, я собственными глазами видел ее рану. Неужели это значит, что и я…
– Надо же! – восхитился гадкий старик. – Богом клянусь, и не подозревал, что они знают друг друга. Грех разлучать влюбленных, не желаете приобрести сразу пару? Я сделаю скидку.
Потенциальный клиент еще сильнее сгорбился и, отвернувшись, погладил узор на лакированном бюро.
– Это все, что вы можете мне предложить, – утвердительно пробормотал он.
– Я специально отобрал самых лучших. Вы же не себе берете, а дочке, поэтому я взял на себя смелость предложить самых молодых и привлекательных.
– Хм.
– Поймите, сейчас не сезон, – залебезил продавец. – Да и вряд ли мадемуазель придутся по нраву призраки людей не ее круга. К сожалению, плебеев всегда больше, а вида они, как правило, непотребного. Ума не приложу, чем вам не нравятся эти прекрасные создания? Вы только взгляните на это, – он указал на Катрин, – дева, принявшая мученическую смерть. При жизни принадлежала к знатному роду и великолепно играла на фортепьяно.
Несколько секунд покупатель, молча, оценивал Катрин.
– Рану бы прикрыть и кровь смыть, – резюмировал он.
И это все, что он может сказать. Эти двое что, газет не читают?
– Увы, во внешнем облике невозможно ничего изменить, – с фальшивым огорчением откликнулся старик. – Тогда обратите внимание на юношу.
Я напрягся. Унизительно, когда тебя продают, как лошадь на ярмарке. Ох, лишь бы не нагрубить сгоряча, не хочу возвращаться в стеклянную тюрьму.
– Конечно, не принц благородных кровей, зато очень культурный и благовоспитанный. По профессии школьный учитель. Хорош собой…
– Неодет, – отрезал покупатель.
От возмущения я чуть было не начал спор. Да, я готовился ко сну. Снял жилет, спустил подтяжки – и все. Больше я ничего не успел сделать, даже не разулся. Вид, конечно, не парадный, но это не повод для того, чтобы косо на меня смотреть.
– Согласен, – покладисто ответил старик, с трудом скрывая беспокойство.
– И я не хотел бы, чтобы возле моей дочери крутился посторонний мужчина.
– Понимаю. Так как насчет девушки? На первой встрече вы говорили, что ваша дочь обожает готическую литературу. Да она придет в восторг от призрака с кровавой раной. Тем более, смотрите, в ней нет ничего отталкивающего. И если призрак распустит волосы, рана не будет так бросаться глаза. Вы и не заметите, как привыкните.
Катрин всхлипнула не хуже привидения из готического романа.
– Это просто смешно, – давясь рыданиями, простонала она. – Вы знаете, кто я такая? Я – дочь графа де Сен-Клода. Меня нельзя продавать. Я не буду вещью в этом доме, ни за что!
Слезы оставляли на ее щеках длинные блестящие дорожки, но она словно не замечала этого.
Отчаяние Катрин вызвало во мне столько жалости, что я в порыве чувств был готов простить ее за то, что она когда-то хотела убить меня, чтобы угодить Филдвику, и жестоко отомстить Франсуа. Как можно сердиться на бесплотную, трясущуюся от плача девушку?
– Катрин, успокойся, – прошептал я в ожидании надвигающейся угрозы.
– Нет, нет, – она уже переходила на крик. – Нет!
Ее очертания в мгновение поблекли, и душа девушки струйкой дыма перенеслась во флакон из бордового стекла. Старик закрыл его пробкой и начал суетливо возиться с маленьким чемоданом. От волнения он никак не мог его открыть.
– Паршивый у вас товар, – клиент произнес это таким тоном, будто был готов сию минуту выставить его за порог.
– Что вы! Что вы! – неудачливый продавец поместил флакон в чемодан и встал с колен. – Брак бывает у всех, так что не надо судить обо всем ассортименте только по одной вещи. Признаю, вероятно, вы ожидали большего, но поймите, я все же не волшебник. Товар редкий, и поставщики не балуют меня по-настоящему ценными экземплярами. Конечно, вы можете обратиться к кому-нибудь другому, только где гарантия, что вас не обманут, подсунув вместо призрака неизвестно что? Мошенников на этой почве развелось хоть пруд пруди. Вы же не хотите потерять кучу денег и оставить дочку без подарка?
Любящий отец даже не удостоил меня взглядом. Мол, лучше без подарка обойтись.
Меня просто раздирало пополам. С одной стороны, я не желал становиться аксессуаром капризной девчонки, с другой – до ужаса боялся вновь застрять в собственных воспоминаниях. Черт, и я даже не в праве выбрать меньшее из двух зол.
– Так ты учитель.
От неожиданности я подумал, что ослышался. Странно, ко мне обратились лично, пускай и на «ты». Ладно, утешусь тем, что я уже не безмолвный предмет в глазах этого человека.
– Да, мсье.
– Будешь заниматься с моим сыном.
Я не ответил, лишь слабо кивнул. Разыгрывать покорного раба было невмоготу, в тот момент я ненавидел себя за беспомощность.
Довольно ухмыляясь, продавец снова потянулся к чемоданчику. К счастью, он извлек из него не мой флакон, а исписанные листы бумаги с печатью. Погодите, я назвал флакон своим? Боже, что со мной творится!
– Вы не пожалеете, – вдохновенно заговорил старик, надевая пенсне и раскладывая на столе договор купли-продажи. – Прекрасный экземпляр, аж расставаться жалко. И видите, какой послушный, точно ягненок.
Я стиснул зубы, подавив возглас возмущения. Надо же было через столько всего пройти, чтобы меня снова сравнивали со скотом… Это нечестно!
Следующие полчаса я, будучи в самом что ни на есть подавленном состоянии, слушал лекцию на тему своего поведения. Почти каждый пункт начинался со слова «нельзя». Итак, мне было запрещено появляться в кабинете хозяина, в его спальне, в спальнях детей, в ванных комнатах и в столовой во время трапезы. Классная комната, коридоры, кухня и подсобные помещения были в моем распоряжении с условием, что я не должен пугать прислугу. Так же строжайше запрещено прикасаться к вещам (наверное, чтобы не сломал и не украл, не иначе). Нельзя выть, стонать, рыдать, смеяться, пока не прикажут. А приказать могут в случае прихода важных гостей. Разумеется, гости попроще будут обходиться без моего присутствия. Раскрыть тайну появления призрака, то есть рассказать о пошлой покупке – верный путь попасть обратно в синий флакон без шанса на дальнейшее помилование.
Помимо запретов, на меня налагались обязательства: составлять компанию дочери хозяина и проверять уроки его сына. При этом мне грозили всяческими карами, в случае если мое влияние дурно на них скажется.
Мне ничего не оставалось, как со всем соглашаться и кивать. Периодически мое негодование вытеснялось недоумением. Нормальный человек купил бы детям собаку или пони, но уж никак не привидение.
Привидение…
Я не верил, что все закончилось вот так. Жалко и нелепо. Я только недавно разобрался в себе, понял, что способен на многое, увидел свой истинный характер… А теперь все стало гораздо хуже, чем было до приглашения на собрание клуба. У меня снова нет будущего, и в этот раз меня это не печалит, как раньше, а по-настоящему пугает.
В отличие от Катрин, никаких сделок с демонами я не заключал. Да и, если рассуждать практично, как я мог обещать кому-то свою душу, если даже не получил ничего взамен? Ни умений, ни славы, ни богатства, или что там еще можно выпросить у нечистой силы. Ничего. Одноглазый забрал душу в ущерб мечте размазать меня по мостовой.
Так получается, что Жак остался в особняке один с моим бездыханным телом. Наверное, он уже обнаружил меня на лестнице и места себе не находит от горя. Бедняга. Сколько прошло времени? Если больше, чем я думаю, то возможно, скорбная новость дошла и до Элен. Она этого не выдержит, ведь у нее больше почти нет родных. С яростью тигрицы она защищала меня от своего супруга, норовившего избавиться от ненужного сироты. Во флаконе я успел увидеть пару таких эпизодов, от которых тоскливо сжимается сердце и хочется закрыть уши руками, чтобы не слышать вопли в духе «Выгоню приблудыша к чертовой матери!». Надеюсь, Франсуа будет достойным племянником, и никогда не огорчит Элен. Черт, Франсуа. Он же с ума сойдет.
Я обернулся на голос и увидел пожилого человека, вертящего в пухлых пальцах пенсне. Он смотрел на меня подозрительно ласково, почти с отеческой улыбкой, и словно ждал ответа.
– Что это за место? – я удивился тому, что снова могу себя контролировать. – Что вообще происходит?
Я неосторожно опустил взгляд и обомлел. Мое тело было прозрачным! Потеряв дар речи, я поднял перед собой серые ладони, сквозь которые просвечивался земляной пол. Нет, не может быть…
– Все поначалу пугаются, – заметил старик.
– Я… умер?
– Не знаю. Да и вам не все равно?
– Что со мной произошло?
– Не знаю, – так же беспечно отмахнулся он. – Вас это не должно волновать. С этого дня для вас начинается совершенно новая жизнь. Прошлое теперь не имеет значения.
Я встал, чтобы подойти ближе к нему и наткнулся на невидимое препятствие, почти такое, какое использовала Ивана, когда я был вампиром. Под ногами ничего похожего на зерна не оказалось. Я находился в круге с начерченной по центру пятиконечной звездой.
– Выпустите меня.
– Даже не мечтайте, я за вас деньги заплатил, причем немалые.
– Кому? – от шока я не мог угнаться ни за одной мыслью.
Старик надел пенсне и стал медленно прохаживаться вокруг меня.
– Мда-а-а… Внешний вид неидеальный, но могло быть и хуже. Расслабьтесь. И не хмурьтесь, я хочу получше рассмотреть ваше лицо.
Да он сумасшедший!
– Я не товар!
– Дерзить не надо, я этого не люблю. Вы даже не представляете, какой вы счастливый, другим на вашем месте редко так везет. Вы должны быть благодарны мне за то, что я выкупил вашу душу у демона.
– У какого еще демона? – прошептал я, с ужасом вникая в каждое его слово.
– Эх, молодость. Душа бунтарская, а память короткая, – гадко хохотнул старик. – У того, кому вы ее продали.
– Не было такого!
Он ухмыльнулся, покачал головой и взял с ближайшей полки синий граненый флакон, безыдейно закупоренный пробкой.
– К чему эта бравада? Вы сейчас никто и ничто, всего лишь бесплотный дух. Если не хотите неприятностей, слушайте меня и перебивайте. Времени мало, а нас ждет клиент. Все, что от вас требуется – беспрекословное послушание. Повторяю – беспрекословное. Никаких споров и уж тем более вопросов не по делу. Вести вы себя должны гораздо прилежней, чем сейчас.
– Не то что?
Не запугает. Ситуация сложилась настолько плачевная, что усугубить ее уже ничто не сможет.
– Думаете, что вам нечего терять? Напрасно, – этот тип показал рукой на полки, заставленные разноцветными флаконами. – Среди них есть и те, кто тоже решил показать характер. Вместо того чтобы оставаться среди людей, они бесконечно созерцают свою жизнь. Я человек милосердный и даю им второй шанс, однако его надо заслужить. Хотите еще годик-другой провести в стекле?
Я невольно вздрогнул, представив, что недавно сам был помещен в столь крошечный сосуд.
– Хотите? – напирал старик.
– Нет.
– Вот и славненько. К сожалению, вам придется ненадолго в него вернуться. До скорой встречи.
Не успел я и глазом моргнуть, как весь подвал сузился до одного синего флакона.
Как надоело быть беспомощным. Сколько можно позволять совершенно посторонним личностям глумиться над собой? За что мне все это? Риторических вопросов у меня накопилось немало, и их было трудно отделить от более практичных мыслей. А они, как назло, не отличались оптимизмом. Господи, я же не мог умереть, я бы обязательно это заметил… Бред, какой бред. Даже думать об этом не хочу!
А думать мне некогда. Память любезно подкинула эпизод, в котором я без особой надежды на спасение бежал через еврейское кладбище в Праге. Даже зная, что в этой битве Филдвик потерпит поражение, было нелегче. Темно, везде надгробия, и чертовски болит изрезанная рука. Короче говоря, это не то, о чем приятно вспоминать и рассказывать друзьям.
С кладбища я переместился прямиком в поместье де Ришандруа. Здесь вроде все тихо-спокойно. Никто не действует мне на нервы, как обычно. Только коридор слишком широкий, и картины отчего-то высоко висят… Обычное дело для памяти – вернуться в детство, когда мир кажется таким большим. Наверное, в тот день мужа Элен не было дома, иначе я не могу объяснить, почему осмелился устроить променад. Я бродил по коридору, как по картинной галерее, разглядывая, обрамленные позолотой, полотна. Мне нравились те, что изображали животных, например, лошадей и собак на охоте, а портреты предков графа вызывали стойкую неприязнь. Не потому, что они состояли с ним в родстве, просто лица у них были слишком суровые и неприветливые. Злые, одним словом.
– Что… Что ты здесь делаешь?
Папа! Я кинулся на голос. Завернул за угол и встал у приоткрытой двери в кабинет. Да, у меня не получится с ним поговорить, но так хочется его увидеть.
– В чем дело, сын? Ты не рад меня видеть?
– Как ты проник сюда?
– Окно было открыто.
– Не паясничай, это второй этаж.
Заинтригованный, я затаил дыхание и припал к стене. Слава Богу, маленький Роберт тогда не прошел мимо. Если меня не вынесет в другое воспоминание, я увижу главного виновника своих злоключений.
– Успокойся. Ты как будто дьявола увидел.
– Не сказал бы, что твое общество приятнее.
Дети не умеют отличать мнимую опасность от настоящей, поэтому я зашел внутрь. Вот и отец, жаль, что не вижу его лица.
Взгляд непроизвольно наткнулся на Родерика. Невысокий, абсолютно седой, он стоял напротив меня в расслабленной позе, опершись о стол. Только сейчас, будучи взрослым, я понимаю, как несолидно выглядел мой дед в почтенном возрасте. Странно наблюдать за старцем с юношескими повадками, даже дико.
Удивительно, я тогда не спрятался за отца, хотя с детства был стеснительным и не любил посторонних. Дети такие непредсказуемые…
– Кто этот юный джентльмен? – Родерик сделал шаг мне навстречу. – Познакомь нас.
– Роберт! – воскликнул отец. Вряд ли он горел желанием представить меня Родерику. Похожий по интонации возглас я спустя годы услышал от него, когда на прогулке ко мне подползла змея.
Проклятый демон! Проклятый старик с флаконами! Рядом со мной люди, с которыми мне надо столько всего обсудить, а я всего лишь наблюдаю за ними в теле неразумного ребенка. Ужасная пытка. Врагу не пожелаешь.
Родерик протянул руку, чтобы прикоснуться ко мне, но отец схватил его за запястье.
Обрывки памяти без порядка сменяли друг друга, подавляя мою волю и заставляя переживать все заново. Не знаю, сколько это продолжалось, по-моему, целую вечность. Может, это неправильно, но после такого истязания я даже порадовался, когда вновь увидел свое прозрачное тело. Пусть так, зато я выбрался из ловушки. Для начала было бы неплохо понять, куда я попал в этот раз.
Как на редкий экспонат в музее, на меня смотрели двое: уже знакомый старик из подвала и крепкий, но очень сутулый угрюмец в черном костюме. Где я, и что им от меня нужно? Помня наставления, я проглотил оба вопроса. Даже здороваться с этими гадами не буду.
– Сандерс?
– Катрин! – вырвалось у меня.
Девушка находилась рядом, по правую руку. Ее вид был способен загнать в гроб любого впечатлительного обывателя. Лицо почти белое, платье какого-то грязно-серого оттенка, а с горла по груди струилось что-то черное. Не все призрачные тени в Праге производили столь гнетущее впечатление.
Не может быть. Она же мертва, я собственными глазами видел ее рану. Неужели это значит, что и я…
– Надо же! – восхитился гадкий старик. – Богом клянусь, и не подозревал, что они знают друг друга. Грех разлучать влюбленных, не желаете приобрести сразу пару? Я сделаю скидку.
Потенциальный клиент еще сильнее сгорбился и, отвернувшись, погладил узор на лакированном бюро.
– Это все, что вы можете мне предложить, – утвердительно пробормотал он.
– Я специально отобрал самых лучших. Вы же не себе берете, а дочке, поэтому я взял на себя смелость предложить самых молодых и привлекательных.
– Хм.
– Поймите, сейчас не сезон, – залебезил продавец. – Да и вряд ли мадемуазель придутся по нраву призраки людей не ее круга. К сожалению, плебеев всегда больше, а вида они, как правило, непотребного. Ума не приложу, чем вам не нравятся эти прекрасные создания? Вы только взгляните на это, – он указал на Катрин, – дева, принявшая мученическую смерть. При жизни принадлежала к знатному роду и великолепно играла на фортепьяно.
Несколько секунд покупатель, молча, оценивал Катрин.
– Рану бы прикрыть и кровь смыть, – резюмировал он.
И это все, что он может сказать. Эти двое что, газет не читают?
– Увы, во внешнем облике невозможно ничего изменить, – с фальшивым огорчением откликнулся старик. – Тогда обратите внимание на юношу.
Я напрягся. Унизительно, когда тебя продают, как лошадь на ярмарке. Ох, лишь бы не нагрубить сгоряча, не хочу возвращаться в стеклянную тюрьму.
– Конечно, не принц благородных кровей, зато очень культурный и благовоспитанный. По профессии школьный учитель. Хорош собой…
– Неодет, – отрезал покупатель.
От возмущения я чуть было не начал спор. Да, я готовился ко сну. Снял жилет, спустил подтяжки – и все. Больше я ничего не успел сделать, даже не разулся. Вид, конечно, не парадный, но это не повод для того, чтобы косо на меня смотреть.
– Согласен, – покладисто ответил старик, с трудом скрывая беспокойство.
– И я не хотел бы, чтобы возле моей дочери крутился посторонний мужчина.
– Понимаю. Так как насчет девушки? На первой встрече вы говорили, что ваша дочь обожает готическую литературу. Да она придет в восторг от призрака с кровавой раной. Тем более, смотрите, в ней нет ничего отталкивающего. И если призрак распустит волосы, рана не будет так бросаться глаза. Вы и не заметите, как привыкните.
Катрин всхлипнула не хуже привидения из готического романа.
– Это просто смешно, – давясь рыданиями, простонала она. – Вы знаете, кто я такая? Я – дочь графа де Сен-Клода. Меня нельзя продавать. Я не буду вещью в этом доме, ни за что!
Слезы оставляли на ее щеках длинные блестящие дорожки, но она словно не замечала этого.
Отчаяние Катрин вызвало во мне столько жалости, что я в порыве чувств был готов простить ее за то, что она когда-то хотела убить меня, чтобы угодить Филдвику, и жестоко отомстить Франсуа. Как можно сердиться на бесплотную, трясущуюся от плача девушку?
Продавец же не разделял моего мнения. Его морщинистая физиономия стала похожа на злую маску.
– Катрин, успокойся, – прошептал я в ожидании надвигающейся угрозы.
– Нет, нет, – она уже переходила на крик. – Нет!
Ее очертания в мгновение поблекли, и душа девушки струйкой дыма перенеслась во флакон из бордового стекла. Старик закрыл его пробкой и начал суетливо возиться с маленьким чемоданом. От волнения он никак не мог его открыть.
– Паршивый у вас товар, – клиент произнес это таким тоном, будто был готов сию минуту выставить его за порог.
– Что вы! Что вы! – неудачливый продавец поместил флакон в чемодан и встал с колен. – Брак бывает у всех, так что не надо судить обо всем ассортименте только по одной вещи. Признаю, вероятно, вы ожидали большего, но поймите, я все же не волшебник. Товар редкий, и поставщики не балуют меня по-настоящему ценными экземплярами. Конечно, вы можете обратиться к кому-нибудь другому, только где гарантия, что вас не обманут, подсунув вместо призрака неизвестно что? Мошенников на этой почве развелось хоть пруд пруди. Вы же не хотите потерять кучу денег и оставить дочку без подарка?
Любящий отец даже не удостоил меня взглядом. Мол, лучше без подарка обойтись.
Меня просто раздирало пополам. С одной стороны, я не желал становиться аксессуаром капризной девчонки, с другой – до ужаса боялся вновь застрять в собственных воспоминаниях. Черт, и я даже не в праве выбрать меньшее из двух зол.
– Так ты учитель.
От неожиданности я подумал, что ослышался. Странно, ко мне обратились лично, пускай и на «ты». Ладно, утешусь тем, что я уже не безмолвный предмет в глазах этого человека.
– Да, мсье.
– Будешь заниматься с моим сыном.
Я не ответил, лишь слабо кивнул. Разыгрывать покорного раба было невмоготу, в тот момент я ненавидел себя за беспомощность.
Довольно ухмыляясь, продавец снова потянулся к чемоданчику. К счастью, он извлек из него не мой флакон, а исписанные листы бумаги с печатью. Погодите, я назвал флакон своим? Боже, что со мной творится!
– Вы не пожалеете, – вдохновенно заговорил старик, надевая пенсне и раскладывая на столе договор купли-продажи. – Прекрасный экземпляр, аж расставаться жалко. И видите, какой послушный, точно ягненок.
Я стиснул зубы, подавив возглас возмущения. Надо же было через столько всего пройти, чтобы меня снова сравнивали со скотом… Это нечестно!
Следующие полчаса я, будучи в самом что ни на есть подавленном состоянии, слушал лекцию на тему своего поведения. Почти каждый пункт начинался со слова «нельзя». Итак, мне было запрещено появляться в кабинете хозяина, в его спальне, в спальнях детей, в ванных комнатах и в столовой во время трапезы. Классная комната, коридоры, кухня и подсобные помещения были в моем распоряжении с условием, что я не должен пугать прислугу. Так же строжайше запрещено прикасаться к вещам (наверное, чтобы не сломал и не украл, не иначе). Нельзя выть, стонать, рыдать, смеяться, пока не прикажут. А приказать могут в случае прихода важных гостей. Разумеется, гости попроще будут обходиться без моего присутствия. Раскрыть тайну появления призрака, то есть рассказать о пошлой покупке – верный путь попасть обратно в синий флакон без шанса на дальнейшее помилование.
Помимо запретов, на меня налагались обязательства: составлять компанию дочери хозяина и проверять уроки его сына. При этом мне грозили всяческими карами, в случае если мое влияние дурно на них скажется.
Мне ничего не оставалось, как со всем соглашаться и кивать. Периодически мое негодование вытеснялось недоумением. Нормальный человек купил бы детям собаку или пони, но уж никак не привидение.
Привидение…
Я не верил, что все закончилось вот так. Жалко и нелепо. Я только недавно разобрался в себе, понял, что способен на многое, увидел свой истинный характер… А теперь все стало гораздо хуже, чем было до приглашения на собрание клуба. У меня снова нет будущего, и в этот раз меня это не печалит, как раньше, а по-настоящему пугает.
В отличие от Катрин, никаких сделок с демонами я не заключал. Да и, если рассуждать практично, как я мог обещать кому-то свою душу, если даже не получил ничего взамен? Ни умений, ни славы, ни богатства, или что там еще можно выпросить у нечистой силы. Ничего. Одноглазый забрал душу в ущерб мечте размазать меня по мостовой.
Так получается, что Жак остался в особняке один с моим бездыханным телом. Наверное, он уже обнаружил меня на лестнице и места себе не находит от горя. Бедняга. Сколько прошло времени? Если больше, чем я думаю, то возможно, скорбная новость дошла и до Элен. Она этого не выдержит, ведь у нее больше почти нет родных. С яростью тигрицы она защищала меня от своего супруга, норовившего избавиться от ненужного сироты. Во флаконе я успел увидеть пару таких эпизодов, от которых тоскливо сжимается сердце и хочется закрыть уши руками, чтобы не слышать вопли в духе «Выгоню приблудыша к чертовой матери!». Надеюсь, Франсуа будет достойным племянником, и никогда не огорчит Элен. Черт, Франсуа. Он же с ума сойдет.
