Остров он бы не пропустил — даже в тумане тот светился зеленоватым травяным сиянием, ленивыми волнами растекающимся по водной глади. Среди окружающих снегов на поверхности озера цвели кувшинки, вокруг квакали лягушки. Плескала рыба, и Бермонт не удержался — схватил одну особо наглую, зажал в пасти трепыхающееся скользкое тело и поплыл быстрее — очень хотелось поскорее сожрать добычу.
На остров он ступил через полчаса. Отряхнулся от воды, зажал рыбу лапой и в два присеста заглотил ее. Попил и обернулся в человека.
В нескольких метрах от берега травы вымахали по пояс, и дух кругом разливался сочный и летний, хвойный, яблочный. Высокими стражами вставали зеленые ели, окружая остров по периметру — искололи короля, мягко предупреждая: не ходи, не тревожь праотца. Но Бермонт шел, и взгляд его то и дело выхватывал то крепкий белый грибок, то россыпь красноголовиков в желтой хвое, то яркие пятна лисичек во мху. Шмыгали вокруг зайцы, взволнованно щебетали птицы - «стой, не ходи», и в стрекоте любопытных пушистых белок он тоже слышал предупреждение.
Недовольство своего отца Демьян почувствовал задолго до того, как вышел к могиле. Как будто кто-то крепкой рукой давил ему на шею, заставлял склонять голову, напрягать мышцы, чтобы двигаться дальше. И остров начало потряхивать едва заметно, и деревья вокруг качались, шелестели тревожно, предостерегающе.
Через несколько минут король вышел на яблоневую поляну. То тут, то там виднелись молодые яблоньки, а посреди стояла мать этого сада — высокая, крепкая, с кроной, которая, казалось, покрывает весь остров. Увидел он тут и лосиху с лосятами, поедающих нападавшие яблоки, и топочущих под ногами бесстрашных ежей, и спящих, свернувшихся клубочками волков. Здесь все сосуществовали в мире, и никто бы не посмел пролить кровь другого живого существа.
Когда-то давно, несколько тысяч лет назад, этот остров был голым камнем, монолитом поднимающимся из холодных вод озера. После смерти Михаила Бермонта прямо из скалы посреди острова выдолбили тяжелый саркофаг и положили туда почившего короля.
А через несколько лет из-под могилы поднялась яблоня. Необычная, с шестью стволами, оплетшими тяжелую гробницу великого короля и снова соединившимися над ней. Яблоня пошла в рост и вширь, подняла саркофаг на высоту нескольких человеческих ростов, пробила корнями камень, уйдя куда-то в неведомые глубины, и раскинула свою крону над островом. Саркофаг и сейчас был виден высоко над землей, мерцающий зеленью, как огромный неограненный изумруд в древесной оправе.
До яблони оставалось несколько десятков шагов, когда гневное давление стало невыносимым — и Бермонт рухнул на колени, склонил голову.
- Верни ее мне, - произнес он громко. - Отец. Я виноват, накажи, как посчитаешь нужным. Только верни ее.
Остров завибрировал от нутряного земляного рычания — и заревели, расходясь к берегам озера поднявшиеся высокие волны. Громко хрустнула отломанная яблоневая ветка — и на спину склонившегося короля обрушился тяжелый удар, оставляя красный рубец. Демьян только сжал зубы и склонился еще больше. И лишь вздрагивал, когда на спину опускался очередной удар.
Остановился праотец только когда ветка разлетелась, не выдержав силы воспитательного рвения.
- Уходи, - раздался тяжелый рык, - и не смей возвращаться. Будет тебе урок.
- Не пойду, - упрямо сказал Демьян. - Верни ее, отец. Год здесь стоять буду, два, пока не смягчишься. Верни.
- Выкину, - сердито рявкнули рядом с ним. Но уже без истовости, с усмешкой. Мохнатая лапа прошлась по спине, снимая боль, залечивая раны. Погладила по голове.
- Не за то бил, сын, - сказал уже низкий человеческий голос, - что зол на тебя, а в науку, чтобы думал впредь, за что ответственен. Раз пришел, не спрятался, не испугался, да и вину признал — скажу тебе. Над душами я не властен, однако жди Михайлова дня. Если и вернется она, то только тогда, когда звери и люди ближе всего друг к другу. Больше ничего не открою. Сейчас надо нам беречь силы, сын. И ты не подводи меня впредь.
Бермонт поклонился, так и не обернувшись, — и вдруг пространство вокруг поплыло, и он выпал на снег прямо перед ожидающим его листолетом. Выскочили из аппарата охранники, глядя, как поднимается с земли нагой король — а сверху на белый покров красно-желтым, сочным дождем сыплются спелые, ароматные яблоки.
Ренсинфорс, королевская лечебница,
Игорь Стрелковский
Игорь Иванович от уколов, примочек и виталистических процедур проспал почти два дня. Только просыпаешься — тебе вкатывают антибиотик, кормят, провожают до удобств и снова зовут виталиста. Мышцы периодически прихватывало судорогами, и тело болело так, будто он неделю в одиночку камни ворочал. «Воздействие тока, - объяснил доктор, - вы еще легко отделались, чудо, что не парализовало».
Имя чуду было Люджина Дробжек. Сколько же она влила в него резерва, что не только завела сердце, но и фактически сняла последствия стихийного разряда?
На второй день Игоря, категорически отказавшегося от очередного сеанса виталиста — чувствовал он себя уже нормально, хотя красные ветвистые ожоги на груди заживали неохотно, да и пулевое немного беспокоило, - еще раз навестил Свенсен.
Ненадолго. Хмурясь, рассказал про ситуацию в замке Бермонт. Передал желание короля Демьяна встретиться с ним и Люджиной, когда они встанут на ноги, чтобы наградить за спасение Тарьи и выигрыш времени для королевы. И ушел, торопясь, оставив Стрелковского сжавшим кулаки от тупой боли в сердце и очередной вспышки тягостного чувства вины и бессилия. Похоже, он приносит несчастье всем женщинам, которые ему дороги. И как ни изворачивайся, ни прыгай выше себя, защитить их не получается. И Полину не уберег. Был рядом, да, но в результате она и боролась сама, и победила сама — только страшной ценой.
Он сжал зубы, сел на кровати, ограждаясь от привычно уносящих его в тусклое болото безнадежности мыслей и переключаясь на рабочий режим. Нужно было связаться с Тандаджи, обсудить дальнейшие действия. Игорь поискал взглядом телефон, выругался — вспомнил, что он сгорел от разряда, — вызвал медсестру и попросил дать ему позвонить. Набрал Тандаджи, кратко описал произошедшее и потребовал перевести их в Рудлог.
- Я уже в курсе, - коротко сказал тидусс. - Запрос на перевод послал, ты мне здесь нужен. Зашиваюсь, Игорь. Как будет известен ответ — сообщу. Телефон тебе передадут. Лечись.
Зашел врач, строго и терпеливо предложил пациенту лечь в постель и принять виталиста.
- После таких травм неделями в постели лежат, - пробурчал он, - а вы уже скачете. Вам нельзя напрягаться. Хотите поскорее встать на ноги — не мешайте лечению. Что вы делаете?
- Я сейчас, доктор, - вежливо произнес Игорь, вставая. Проковылял мимо хмурого врача, открыл дверь, добрел до палаты Люджины — заглянул и медленно потащился обратно. Она спала.
- А спросить? - с невозмутимой иронией поинтересовался врач. - У вас время сна и бодрствования не совпадает. Вы спите — она просыпается. Все нормально, идет на поправку.
- Я сам увидеть хотел, - объяснил Стрелковский, растягиваясь на койке. - Зовите вашего виталиста, доктор, не буду больше нарушать режим.
Ему опять вкололи какой-то болезненный укол, намазали грудь и плечи прохладной, приятно пахнущей травой мазью — и виталист отправил его в сон.
На следующий день Игорь терпеливо перенес все процедуры, но вместо того чтобы спать, как этого требовал организм, упорно потащился до палаты напарницы. Открыл дверь. Капитан наконец-то бодрствовала - сидела в койке, опершись на спинку, и из большой кружки пила чай, периодически откусывая от огромного куска вкусно пахнущего пирога. Вся палата была уставлена цветами — так много было их, что на светлых стенках и полу плясали разноцветные отблески. И запах стоял сладковато-горький, цветочно-лекарственный. Стрелковский так изумился, что даже поздороваться забыл.
- А это откуда?
- А это, шеф, ко мне берманские гвардейцы ходят, - с иронией ответила Дробжек. Голос ее был слабым, к вене шла трубка капельницы. - Носят цветы, пироги. Кто хвалит, кто замуж зовет. Один даже с матерью пришел, в два голоса уговаривали.
- А вы? - поинтересовался Игорь небрежно, подходя к кровати. Прямо рядом с напарницей, на тумбочке стояло блюдо с большим пирогом с яблоками.
- А я отказала, - в тон ему сообщила Люджина. Потянулась, похрустела тонкими кистями. - Поскорее бы уже в силу войти и уехать отсюда, Игорь Иванович. Сил нет лежать больше. Короля-то спасли, слышали?
- Слышал, - хмуро сказал Игорь. Огляделся, взял стул, сел вплотную к кровати, вглядываясь в бледное лицо напарницы. Выглядела она довольно бодро, несмотря на заострившиеся скулы и синяки под глазами, и отросшие черные волосы, взъерошенные после сна, делали ее похожей на ежа. - И про ее величество слышал. Свенсен приходил, рассказал.
Напарница внимательно взглянула на него.
- Себя вините, шеф? Вы думаете, если б были рядом, смогли бы помешать?
Игорь помолчал.
- Полина, - произнес он суховато, - это моя ответственность перед той, кому я служил. И мой личный долг. С которым я не справился.
Люджина словно потускнела, положила пирог на тарелку.
- Вы прекрасно знаете, что сделали все, что было в ваших силах, Игорь Иванович, - медленно и осторожно сказала она. - Откуда у вас к сорока семи годам столько остаточного перфекционизма? И, знаете, я почему-то уверена, что ее величество вернется. В ней столько воли и любви, что другое и представить невозможно.
- Мать ее была такой же, - тихо проговорил Игорь. - Однако погибла.
- Но ее величество-то жива, - строго возразила Люджина. - Да и Бермонт теперь за нее отвечает — и он точно все сделает, чтобы жену вернуть. Вы посмотрите с другой стороны. Хоть и потрепаны, но все мы живы.
- Действительно, - Игорь легко улыбнулся. - Я ведь не поблагодарил вас, Люджина. Я вам, наверное, килограмм двадцати мышц стоил. Вы меня спасли.
- А вы - меня, - ворчливо ответила северянка. - Хотя, честно говоря, зря вы поскакали сломя голову меня выручать, вместо того, чтобы дождаться группу захвата. Куда это годится?
- Вы бы не продержались, Дробжек, - возразил Стрелковский. - Несмотря на виртуозное владение табуреткой.
Капитан усмехнулась, оглядела его с ног до головы. Некоторое время они так смотрели друг на друга — он перевел взгляд с осунувшегося лица на тонкие руки, наклонился и стянул с нее одеяло. В больничном костюме Дробжек действительно выглядела очень исхудавшей. Но не так страшно, как представлялось. Он скользнул взглядом по ногам, выше, остановился на опавшей груди, и Люджина ссутулилась, прикрылась рукой.
- Ушла красота-то, Игорь Иванович, - сказала она чересчур бодрым тоном.
- Мне хватит, - ответил он серьезно. - Буду вас откармливать, Люджина. Еще пару дней полежите, и домой. И беречь себя, - он коснулся ладонью ее живота и осторожно, неуверенно его погладил. Северянка неожиданно покраснела.
- Сообщили уже, Игорь Иванович? Вы не думайте, я не планировала… так. Вы не беспокойтесь, я не буду вас напрягать.
- Что за глупости, Люджина? - недоуменно спросил Стрелковский. Дробжек прерывисто вздохнула, подергала воротник зеленой больничной рубашки и прямо взглянула на него.
- Я не забеременела специально, чтобы привязать вас, - четко проговорила она. - И если вам это ни к чему, то я спокойно уеду к матери и не буду вам мешать.
- Люджина, - сказал он терпеливо, - я еще в своем уме. Естественно, вы не планировали. Вы вообще не способны на хитрость. Жить вы будете со мной, в моем доме, растить нашего ребенка. И если вы вздумаете уехать, я очень рассержусь. Мы же все обговорили.
- Дело в том, Игорь Иванович, - спокойно пояснила Люджина, - что раньше вы были свободны в своих решениях. А сейчас чувствуете ответственность. И благодарность. Я хочу, чтобы вы понимали, что вас это никак не обязывает.
- Боги, Дробжек, - Стрелковский раздраженно качнулся на стуле, - ешьте лучше ваш пирог и молчите. Когда вы начинаете показывать свою независимость и готовность исчезнуть в любой момент, у меня возникает желание вас отшлепать.
Она хмыкнула, и в звуке этом отчетливо прозвучало «Ну попробуйте». Открыла рот, чтобы что-то возразить — и Игорь аккуратно пересел к ней на кровать, подтянул к себе и обнял.
- Черт, - сказал он ей в шею, проводя ладонью ей по боку, - я чувствую ваши ребра. Я как-то привык уже к тому, что вы мягкая, Дробжек, и я не рискую ушибиться о кости или сломать пальцы, обнимая вас. Будет повару работа. Вы вставать сейчас можете?
- Могу, - голос ее был тихий — Игорь гладил по выступающему позвоночнику кончиками пальцев, и северянка как-то замерла, положив голову ему на плечо. - Но руки-ноги трясутся. Восстановлюсь. Мышцы нарастут. Главное, чтоб не жир.
- Ну, будете еще мягче, - Игорь не удержался, сжал ее грудь — увы, и правда стала меньше, - и капитан ответила смешком:
- Потеряли любимую игрушку, полковник?
Напряжение и неловкость последних минут вдруг испарились, и стало весело.
- Ничего, - сказал он, с неким даже озорством заглядывая в ворот рубахи, - кормить будете, вырастет. Хотя и так, - он погладил ее, снова сжал, и глаза Люджины потемнели, губы приоткрылись, - хорошо. Дробжек, - твердо произнес он ей в губы. - Больше никаких перестрелок, никаких заданий. Будете сидеть дома.
- Вы такой смешной, Игорь Иванович, - пробормотала она снисходительно. - Все время думаете, что я хрустальная. Не развалюсь. Я пока еще сотрудник Зеленого крыла. И уходить не собираюсь.
Он стиснул ее сильнее.
- Тогда будете в кабинете сидеть, Дробжек. Или в отпуск отправлю долгосрочный. Или вообще уволю.
- А это уже как вы пожелаете, Игорь Иванович, - согласилась северянка весело. - Ваше право. Я тогда обратно к полковнику Тандаджи попрошусь.
Скрипнула дверь. Они повернули головы — на пороге стоял Тандаджи собственной персоной и с каменным выражением на лице разглядывал их.
- Выздоровление идет полным ходом, как я погляжу, - с едва заметным ехидством произнес он. Капитан покраснела, отстранилась, и Стрелковский, с укоризной глянув на тидусса, пересел обратно на стул.
- Доброго дня, полковник, - невозмутимо поздоровался он, - присаживайся. Какими судьбами?
- Пришел лично убедиться, что вы не при смерти, - Тандаджи аккуратно сел на стул, сложил руки на коленях. - Убедился. Теперь надо дождаться выписки.
- Мне говорят, еще дня три минимум, Майло, - с сожалением ответил Игорь. - Разве что ты раньше организуешь нам транспортировку в Рудлог.
- Организую, - легко согласился Тандаджи. - Запрос одобрили, так что сегодня вечером или завтра с утра переведут вас в Иоаннесбург. В королевский лазарет.
- И нужно что-то решать с гвардией.
Тидусс легко улыбнулся.
- Решил уже. Гвардия остается в замке по личному распоряжению Бермонта. Он сказал - «жена у меня есть, королева у страны есть, не вижу причин отзывать гвардейцев». Я поставил Осинского командиром, будут при королеве, заодно и сведения нужные соберут. А тебя, Игорь Иванович, работа ждет. Судя по всему, - он взглянул на красную Дробжек, - в кабинет ты вернуться уже можешь. Хотя бы на полдня. Вот из лазарета и будешь ходить. А то я как-то привык уже к тому, что работа по внешней разведке на тебе и что я могу периодически ночевать дома.
На остров он ступил через полчаса. Отряхнулся от воды, зажал рыбу лапой и в два присеста заглотил ее. Попил и обернулся в человека.
В нескольких метрах от берега травы вымахали по пояс, и дух кругом разливался сочный и летний, хвойный, яблочный. Высокими стражами вставали зеленые ели, окружая остров по периметру — искололи короля, мягко предупреждая: не ходи, не тревожь праотца. Но Бермонт шел, и взгляд его то и дело выхватывал то крепкий белый грибок, то россыпь красноголовиков в желтой хвое, то яркие пятна лисичек во мху. Шмыгали вокруг зайцы, взволнованно щебетали птицы - «стой, не ходи», и в стрекоте любопытных пушистых белок он тоже слышал предупреждение.
Недовольство своего отца Демьян почувствовал задолго до того, как вышел к могиле. Как будто кто-то крепкой рукой давил ему на шею, заставлял склонять голову, напрягать мышцы, чтобы двигаться дальше. И остров начало потряхивать едва заметно, и деревья вокруг качались, шелестели тревожно, предостерегающе.
Через несколько минут король вышел на яблоневую поляну. То тут, то там виднелись молодые яблоньки, а посреди стояла мать этого сада — высокая, крепкая, с кроной, которая, казалось, покрывает весь остров. Увидел он тут и лосиху с лосятами, поедающих нападавшие яблоки, и топочущих под ногами бесстрашных ежей, и спящих, свернувшихся клубочками волков. Здесь все сосуществовали в мире, и никто бы не посмел пролить кровь другого живого существа.
Когда-то давно, несколько тысяч лет назад, этот остров был голым камнем, монолитом поднимающимся из холодных вод озера. После смерти Михаила Бермонта прямо из скалы посреди острова выдолбили тяжелый саркофаг и положили туда почившего короля.
А через несколько лет из-под могилы поднялась яблоня. Необычная, с шестью стволами, оплетшими тяжелую гробницу великого короля и снова соединившимися над ней. Яблоня пошла в рост и вширь, подняла саркофаг на высоту нескольких человеческих ростов, пробила корнями камень, уйдя куда-то в неведомые глубины, и раскинула свою крону над островом. Саркофаг и сейчас был виден высоко над землей, мерцающий зеленью, как огромный неограненный изумруд в древесной оправе.
До яблони оставалось несколько десятков шагов, когда гневное давление стало невыносимым — и Бермонт рухнул на колени, склонил голову.
- Верни ее мне, - произнес он громко. - Отец. Я виноват, накажи, как посчитаешь нужным. Только верни ее.
Остров завибрировал от нутряного земляного рычания — и заревели, расходясь к берегам озера поднявшиеся высокие волны. Громко хрустнула отломанная яблоневая ветка — и на спину склонившегося короля обрушился тяжелый удар, оставляя красный рубец. Демьян только сжал зубы и склонился еще больше. И лишь вздрагивал, когда на спину опускался очередной удар.
Остановился праотец только когда ветка разлетелась, не выдержав силы воспитательного рвения.
- Уходи, - раздался тяжелый рык, - и не смей возвращаться. Будет тебе урок.
- Не пойду, - упрямо сказал Демьян. - Верни ее, отец. Год здесь стоять буду, два, пока не смягчишься. Верни.
- Выкину, - сердито рявкнули рядом с ним. Но уже без истовости, с усмешкой. Мохнатая лапа прошлась по спине, снимая боль, залечивая раны. Погладила по голове.
- Не за то бил, сын, - сказал уже низкий человеческий голос, - что зол на тебя, а в науку, чтобы думал впредь, за что ответственен. Раз пришел, не спрятался, не испугался, да и вину признал — скажу тебе. Над душами я не властен, однако жди Михайлова дня. Если и вернется она, то только тогда, когда звери и люди ближе всего друг к другу. Больше ничего не открою. Сейчас надо нам беречь силы, сын. И ты не подводи меня впредь.
Бермонт поклонился, так и не обернувшись, — и вдруг пространство вокруг поплыло, и он выпал на снег прямо перед ожидающим его листолетом. Выскочили из аппарата охранники, глядя, как поднимается с земли нагой король — а сверху на белый покров красно-желтым, сочным дождем сыплются спелые, ароматные яблоки.
Ренсинфорс, королевская лечебница,
Игорь Стрелковский
Игорь Иванович от уколов, примочек и виталистических процедур проспал почти два дня. Только просыпаешься — тебе вкатывают антибиотик, кормят, провожают до удобств и снова зовут виталиста. Мышцы периодически прихватывало судорогами, и тело болело так, будто он неделю в одиночку камни ворочал. «Воздействие тока, - объяснил доктор, - вы еще легко отделались, чудо, что не парализовало».
Имя чуду было Люджина Дробжек. Сколько же она влила в него резерва, что не только завела сердце, но и фактически сняла последствия стихийного разряда?
На второй день Игоря, категорически отказавшегося от очередного сеанса виталиста — чувствовал он себя уже нормально, хотя красные ветвистые ожоги на груди заживали неохотно, да и пулевое немного беспокоило, - еще раз навестил Свенсен.
Ненадолго. Хмурясь, рассказал про ситуацию в замке Бермонт. Передал желание короля Демьяна встретиться с ним и Люджиной, когда они встанут на ноги, чтобы наградить за спасение Тарьи и выигрыш времени для королевы. И ушел, торопясь, оставив Стрелковского сжавшим кулаки от тупой боли в сердце и очередной вспышки тягостного чувства вины и бессилия. Похоже, он приносит несчастье всем женщинам, которые ему дороги. И как ни изворачивайся, ни прыгай выше себя, защитить их не получается. И Полину не уберег. Был рядом, да, но в результате она и боролась сама, и победила сама — только страшной ценой.
Он сжал зубы, сел на кровати, ограждаясь от привычно уносящих его в тусклое болото безнадежности мыслей и переключаясь на рабочий режим. Нужно было связаться с Тандаджи, обсудить дальнейшие действия. Игорь поискал взглядом телефон, выругался — вспомнил, что он сгорел от разряда, — вызвал медсестру и попросил дать ему позвонить. Набрал Тандаджи, кратко описал произошедшее и потребовал перевести их в Рудлог.
- Я уже в курсе, - коротко сказал тидусс. - Запрос на перевод послал, ты мне здесь нужен. Зашиваюсь, Игорь. Как будет известен ответ — сообщу. Телефон тебе передадут. Лечись.
Зашел врач, строго и терпеливо предложил пациенту лечь в постель и принять виталиста.
- После таких травм неделями в постели лежат, - пробурчал он, - а вы уже скачете. Вам нельзя напрягаться. Хотите поскорее встать на ноги — не мешайте лечению. Что вы делаете?
- Я сейчас, доктор, - вежливо произнес Игорь, вставая. Проковылял мимо хмурого врача, открыл дверь, добрел до палаты Люджины — заглянул и медленно потащился обратно. Она спала.
- А спросить? - с невозмутимой иронией поинтересовался врач. - У вас время сна и бодрствования не совпадает. Вы спите — она просыпается. Все нормально, идет на поправку.
- Я сам увидеть хотел, - объяснил Стрелковский, растягиваясь на койке. - Зовите вашего виталиста, доктор, не буду больше нарушать режим.
Ему опять вкололи какой-то болезненный укол, намазали грудь и плечи прохладной, приятно пахнущей травой мазью — и виталист отправил его в сон.
На следующий день Игорь терпеливо перенес все процедуры, но вместо того чтобы спать, как этого требовал организм, упорно потащился до палаты напарницы. Открыл дверь. Капитан наконец-то бодрствовала - сидела в койке, опершись на спинку, и из большой кружки пила чай, периодически откусывая от огромного куска вкусно пахнущего пирога. Вся палата была уставлена цветами — так много было их, что на светлых стенках и полу плясали разноцветные отблески. И запах стоял сладковато-горький, цветочно-лекарственный. Стрелковский так изумился, что даже поздороваться забыл.
- А это откуда?
- А это, шеф, ко мне берманские гвардейцы ходят, - с иронией ответила Дробжек. Голос ее был слабым, к вене шла трубка капельницы. - Носят цветы, пироги. Кто хвалит, кто замуж зовет. Один даже с матерью пришел, в два голоса уговаривали.
- А вы? - поинтересовался Игорь небрежно, подходя к кровати. Прямо рядом с напарницей, на тумбочке стояло блюдо с большим пирогом с яблоками.
- А я отказала, - в тон ему сообщила Люджина. Потянулась, похрустела тонкими кистями. - Поскорее бы уже в силу войти и уехать отсюда, Игорь Иванович. Сил нет лежать больше. Короля-то спасли, слышали?
- Слышал, - хмуро сказал Игорь. Огляделся, взял стул, сел вплотную к кровати, вглядываясь в бледное лицо напарницы. Выглядела она довольно бодро, несмотря на заострившиеся скулы и синяки под глазами, и отросшие черные волосы, взъерошенные после сна, делали ее похожей на ежа. - И про ее величество слышал. Свенсен приходил, рассказал.
Напарница внимательно взглянула на него.
- Себя вините, шеф? Вы думаете, если б были рядом, смогли бы помешать?
Игорь помолчал.
- Полина, - произнес он суховато, - это моя ответственность перед той, кому я служил. И мой личный долг. С которым я не справился.
Люджина словно потускнела, положила пирог на тарелку.
- Вы прекрасно знаете, что сделали все, что было в ваших силах, Игорь Иванович, - медленно и осторожно сказала она. - Откуда у вас к сорока семи годам столько остаточного перфекционизма? И, знаете, я почему-то уверена, что ее величество вернется. В ней столько воли и любви, что другое и представить невозможно.
- Мать ее была такой же, - тихо проговорил Игорь. - Однако погибла.
- Но ее величество-то жива, - строго возразила Люджина. - Да и Бермонт теперь за нее отвечает — и он точно все сделает, чтобы жену вернуть. Вы посмотрите с другой стороны. Хоть и потрепаны, но все мы живы.
- Действительно, - Игорь легко улыбнулся. - Я ведь не поблагодарил вас, Люджина. Я вам, наверное, килограмм двадцати мышц стоил. Вы меня спасли.
- А вы - меня, - ворчливо ответила северянка. - Хотя, честно говоря, зря вы поскакали сломя голову меня выручать, вместо того, чтобы дождаться группу захвата. Куда это годится?
- Вы бы не продержались, Дробжек, - возразил Стрелковский. - Несмотря на виртуозное владение табуреткой.
Капитан усмехнулась, оглядела его с ног до головы. Некоторое время они так смотрели друг на друга — он перевел взгляд с осунувшегося лица на тонкие руки, наклонился и стянул с нее одеяло. В больничном костюме Дробжек действительно выглядела очень исхудавшей. Но не так страшно, как представлялось. Он скользнул взглядом по ногам, выше, остановился на опавшей груди, и Люджина ссутулилась, прикрылась рукой.
- Ушла красота-то, Игорь Иванович, - сказала она чересчур бодрым тоном.
- Мне хватит, - ответил он серьезно. - Буду вас откармливать, Люджина. Еще пару дней полежите, и домой. И беречь себя, - он коснулся ладонью ее живота и осторожно, неуверенно его погладил. Северянка неожиданно покраснела.
- Сообщили уже, Игорь Иванович? Вы не думайте, я не планировала… так. Вы не беспокойтесь, я не буду вас напрягать.
- Что за глупости, Люджина? - недоуменно спросил Стрелковский. Дробжек прерывисто вздохнула, подергала воротник зеленой больничной рубашки и прямо взглянула на него.
- Я не забеременела специально, чтобы привязать вас, - четко проговорила она. - И если вам это ни к чему, то я спокойно уеду к матери и не буду вам мешать.
- Люджина, - сказал он терпеливо, - я еще в своем уме. Естественно, вы не планировали. Вы вообще не способны на хитрость. Жить вы будете со мной, в моем доме, растить нашего ребенка. И если вы вздумаете уехать, я очень рассержусь. Мы же все обговорили.
- Дело в том, Игорь Иванович, - спокойно пояснила Люджина, - что раньше вы были свободны в своих решениях. А сейчас чувствуете ответственность. И благодарность. Я хочу, чтобы вы понимали, что вас это никак не обязывает.
- Боги, Дробжек, - Стрелковский раздраженно качнулся на стуле, - ешьте лучше ваш пирог и молчите. Когда вы начинаете показывать свою независимость и готовность исчезнуть в любой момент, у меня возникает желание вас отшлепать.
Она хмыкнула, и в звуке этом отчетливо прозвучало «Ну попробуйте». Открыла рот, чтобы что-то возразить — и Игорь аккуратно пересел к ней на кровать, подтянул к себе и обнял.
- Черт, - сказал он ей в шею, проводя ладонью ей по боку, - я чувствую ваши ребра. Я как-то привык уже к тому, что вы мягкая, Дробжек, и я не рискую ушибиться о кости или сломать пальцы, обнимая вас. Будет повару работа. Вы вставать сейчас можете?
- Могу, - голос ее был тихий — Игорь гладил по выступающему позвоночнику кончиками пальцев, и северянка как-то замерла, положив голову ему на плечо. - Но руки-ноги трясутся. Восстановлюсь. Мышцы нарастут. Главное, чтоб не жир.
- Ну, будете еще мягче, - Игорь не удержался, сжал ее грудь — увы, и правда стала меньше, - и капитан ответила смешком:
- Потеряли любимую игрушку, полковник?
Напряжение и неловкость последних минут вдруг испарились, и стало весело.
- Ничего, - сказал он, с неким даже озорством заглядывая в ворот рубахи, - кормить будете, вырастет. Хотя и так, - он погладил ее, снова сжал, и глаза Люджины потемнели, губы приоткрылись, - хорошо. Дробжек, - твердо произнес он ей в губы. - Больше никаких перестрелок, никаких заданий. Будете сидеть дома.
- Вы такой смешной, Игорь Иванович, - пробормотала она снисходительно. - Все время думаете, что я хрустальная. Не развалюсь. Я пока еще сотрудник Зеленого крыла. И уходить не собираюсь.
Он стиснул ее сильнее.
- Тогда будете в кабинете сидеть, Дробжек. Или в отпуск отправлю долгосрочный. Или вообще уволю.
- А это уже как вы пожелаете, Игорь Иванович, - согласилась северянка весело. - Ваше право. Я тогда обратно к полковнику Тандаджи попрошусь.
Скрипнула дверь. Они повернули головы — на пороге стоял Тандаджи собственной персоной и с каменным выражением на лице разглядывал их.
- Выздоровление идет полным ходом, как я погляжу, - с едва заметным ехидством произнес он. Капитан покраснела, отстранилась, и Стрелковский, с укоризной глянув на тидусса, пересел обратно на стул.
- Доброго дня, полковник, - невозмутимо поздоровался он, - присаживайся. Какими судьбами?
- Пришел лично убедиться, что вы не при смерти, - Тандаджи аккуратно сел на стул, сложил руки на коленях. - Убедился. Теперь надо дождаться выписки.
- Мне говорят, еще дня три минимум, Майло, - с сожалением ответил Игорь. - Разве что ты раньше организуешь нам транспортировку в Рудлог.
- Организую, - легко согласился Тандаджи. - Запрос одобрили, так что сегодня вечером или завтра с утра переведут вас в Иоаннесбург. В королевский лазарет.
- И нужно что-то решать с гвардией.
Тидусс легко улыбнулся.
- Решил уже. Гвардия остается в замке по личному распоряжению Бермонта. Он сказал - «жена у меня есть, королева у страны есть, не вижу причин отзывать гвардейцев». Я поставил Осинского командиром, будут при королеве, заодно и сведения нужные соберут. А тебя, Игорь Иванович, работа ждет. Судя по всему, - он взглянул на красную Дробжек, - в кабинет ты вернуться уже можешь. Хотя бы на полдня. Вот из лазарета и будешь ходить. А то я как-то привык уже к тому, что работа по внешней разведке на тебе и что я могу периодически ночевать дома.
