- Магия, - сказала она очарованно, когда концерт закончился – Март перед этим пропал на несколько минут и вернулся с огромным букетом, который с поклоном вручил дивной Инасис.
- Магия, - согласился он, целуя Виктории руку. Глаза его были теплыми – да и у самой Вики внутри плескалась огромная, тихая нежность. – И, заметь, ни капли классического дара. Только кровь Синей и талант изменять голосом вибрации стихий так, как требует ее душа.
Виктория во все том же размякшем состоянии позволила увлечь себя на родину певицы, на пляж Маль-Серены, где без сомнений скинула юбку, оставшись в тонкой блузке, и вошла в прохладное уже море. Охладиться – как раз то, что ей было сейчас нужно.
- Я посмотрю на тебя отсюда, - крикнул ей Мартин, садясь на песок. Она усмехнулась – Март никогда не любил плавать.
А когда она вернулась – барон все так же сидел на песке и кормил неизвестно откуда взявшейся лепешкой жадных и крикливых чаек. Чайки наскакивали на него, он отбивался и ругался по-блакорийски, и так был забавен, что волшебница расхохоталась, раскинув руки и подставляя лицо солнцу.
- Тебе нужно переодеться, а меня нужно спасать, - заявил Мартин, подходя к ней. – Давай снова к тебе, а потом покажу еще пару любимых мест.
- Боги, куда ты так торопишься? – спросила она изумленно. – Я в себя прийти не успеваю. Голова кругом.
- Так и надо. Я сбиваю тебя с толку, чтобы не лезли всякие глупости. Надо спешить жить, - сказал он легко. – Ну и совсем чуть-чуть исполняю свою коварную задумку, - голос его стал таинственным. – Измотать тебя, потом на плечо – и к себе домой. Соблазнять.
- Боюсь, - Вики скрутила полы мокрой блузки, отжала их, - еще пару мест, и соблазнение придется отложить. Или оно произойдет во сне.
- Устала?
- Немножко. Но я еще искупаюсь.
- Как же женщины любят воду, - проворчал он, повернулся к чайкам, махнул рукой и проворковал: – Ждите, милые, я иду к вам!
Вики смотрела на его плечи и затылок, как завороженная. Как вообще она столько могла без него прожить?
Мартин, поняв, что пляж – это надолго, притащил из своего дома в Блакории огромное покрывало, разлегся на нем среди чаек, как эмир среди гарема, и милостиво крошил птицам лепешки, купленные у периодически подходящего к барону торговца. Иногда Март вставал у самой кромки воды, скрещивал руки и просто смотрел на нее, ничего не говоря – и ветерок бросал черные волосы ему в глаза и тепло становилось от его взглядов.
В конце концов она все-таки замерзла. Вышла из воды, стуча зубами, шагнула в открытый им переход – и очутилась в его доме, перед пылающим камином. Стянула промокшую блузку, - Март вышел, - сняла белье, закуталась в плед с головой и села поближе к огню.
Запахло корицей и горячим вином.
- Глинтвейн! – простонала она благодарно и схватила теплую кружку с дымящимся рубиновым напитком. Март рухнул рядом с ней на диван – она чуть не расплескала все, - потянул за плед, открывая руку и часть плеча.
- Синенькая Вики, - сказал смешливо, - как интересно.
- Не издевайся, - пробурчала она, - я с этой работой уже так давно нигде не была! Увлеклась, признаю.
- Сейчас спешно готовят ужин. Скоро будет, - сообщил он.
- Ооо!
- Я хороший, да? – поинтересовался он вкрадчиво. Плед спустился еще немного.
- Хороший, - подтвердила она с легкой улыбкой. И сделала еще глоток – глинтвейн согревал, Март будоражил кровь. Плед еще съехал вниз, почти обнажив грудь.
- Март, куда? – строго сказала волшебница. - Я же замерзла.
- Вики, - Март забрал у нее из кружку, и голос его был серьезным, как будто он лекцию читал. – Не поверишь - я знаю прекрасный способ согрева.
- Неужели? – улыбнулась она, глядя, как он наклоняется к ней. Что уж тут ждать, когда оба – взрослые люди, и когда нет ничего естественней, чем распахнуть плед и потянуться к пуговицам на его рубашке?
- Да, - проговорил он, прижимая ее к кровати своим горячим телом и усмехнулся ей в губы совсем по-хулигански. – Только будь снисходительней. У меня очень давно никого не было.
- Мартин, - проговорила она раздраженно и запустила руку ему в волосы. – Прекрати болтать, наконец, и поцелуй меня.
Но он не торопился. Легко коснулся ее губ губами.
- Как долго я ждал этих слов, - глаза его сверкали. – Главное, - снова короткий поцелуй и смешок, - не проснуться раньше времени.
И не успела она снова возмутиться его болтовне, как он перекатился на бок, навис над ней и мягко поцеловал, раздвигая языком губы. Все сильнее, настойчивее, но так нежно, что Вики забыла про нетерпение, замерла вдруг от поднимающихся изнутри слез, закрыла глаза и обхватила его за шею. И расслабилась. И окунулась в тягучие и настойчивые движения его губ. И потянулась за ним, отвечая так же– с полным погружением, задумчиво, нежно.
У Мартина был вкус глинтвейна, специй, мужского превосходства и ее большой любви – и не хотелось больше никуда торопиться. И они забыли о времени. Будто в планах на сегодня были только поцелуи. Как давно-давно в их общей юности. Сладкие поцелуи. Медитативные. Глубокие. Долгие. Похожие на игру.
Вики едва заметно выдохнула - руки мужские касались почти невесомо, словно изучали – но наполняли ее тягучим желанием, неспешно затягивающим рассудок. Март приподнялся немного – и волшебница потянулась за ним, посмотрела в черные глаза – ее были так же затуманены, и наверняка в них плескалось такое же безбашенное, юное счастье.
- Хорошо? – вкрадчиво и тихо поинтересовался бесстыжий маг, легко потирая сердцевинкой ладони ее грудь.
- Хорошо, Мартин, - прошептала она отзывчиво. И немного выгнулась, чтобы отчетливей ощутить его касания.
Мартин, как много раз до этого, полюбовался ее губами, спустился взглядом по шее к крупной груди с пухлыми сосками.
- Ох, Вики, - сказал он с жадным восторгом и осторожно коснулся губами одного, другого, мягко сжал грудь рукой. – Как это возможно? Они стали еще красивее. Здравствуйте, девочки мои, - горячо прошептал он, вжимаясь лицом в ложбинку – и от слов его, от губ, касающихся кожи, по телу бежало удовольствие. – Я так соскучился.
- Мааарт! – простонала она, умирая от смеха и с наслаждением гладя его по плечам. Холод уже ушел, и тело становилось мягким, разнеженным.
- Март занят, - ответил он торжественно, потерся губами о сосок – и так же неспешно, умело втянул его в рот. – Самой красивой женщиной в мире, - перешел к другому, неторопливо оглаживая ее живот и бедра, и от руки его расходилось тепло, покалывая кожу, заставляя жмуриться, как кошку. – Хорошо, Вики?
- Хорошо, - завороженно выдохнула она, глядя на черную макушку и ощущая, как сжимается все внутри в ответ на движения его языка. Первичное нетерпение рассеялось, и теперь она просто наслаждалась любовью. – Дразнишь меня, Мартин?
- Видишь ли, - он спустился губами к пупку, и она то ли засмеялась, то ли застонала, потому что было уже очень сладко и щекотно, - я, конечно, очень, очень хочу сейчас просто раздвинуть тебе ноги и отыметь до звезд в глазах… чтобы ты и думать ни о чем больше не могла, Вики…
- И… почему? – от грубоватых его слов стало еще невыносимее, и бедра сами пошли в стороны, и голос стал почти жалобным. И наглядеться она на него не могла – на спине его перекатывались мышцы, и она была уже чуть влажной под ее ладонями – и Вики с трудом вдыхала густой, напоенный запахом его возбуждения воздух. От которого голову сносило не хуже, чем от его поцелуев.
- Но раз судьба дала нам второй первый раз… тогда-то я был нетерпеливым щенком. Ох, как я тебя хотел… ты сидела за партой, а я смотрел и представлял, как на этой парте я тебя… и сейчас хочу. В глазах темнеет, как хочу, Вик. Какая ты солененькая, родная, уммм… - маг лизнул под пупком. – Как море. Был…дааа… А сейчас я… я…
Он поднял голову, тряхнул темными волосами, усмехнулся и снова потянулся к ее губам.
- А сейчас, - сказал он хрипло, и голос его теперь уже прерывался от тяжелого дыхания, - я возьму тебя не раньше, чем ты начнешь кричать и умолять меня об этом, родная. Потому что я хочу, - серьезно до иронии признался он ей на ухо, будоража горячими словами, - чтобы тебе было хорошо. И чтобы когда-нибудь потом, когда ты будешь сердиться на меня, мне достаточно было бы сделать так, - и он прикусил ей мочку зубами, и она застонала, уже не прислушиваясь к его словам, - или так, - и крепкая его ладонь погладила ее по бедру, сжала упругую ягодицу, - чтобы ты меня… простила.
И этот бессовестный, невыносимый, слишком много разговаривающий и никак не желающий относиться серьезно к такому серьезному занятию человек выполнил свое обещание. За один раз власкал, вбил, вцеловал в нее понимание, что теперь-то уж она от него никуда не денется.
Суббота
Профессор Тротт закончил отжиматься на пальцах, потянулся, выгнулся, упираясь ладонями в пол, и поднялся. Промокнул лицо полотенцем, переводя дыхание, аккуратно сложил его, недовольно повертел левой рукой, потряс кистью. Слабо, еще очень слабо. Инъекции помогают укреплять мышцы, улучшают физические параметры – но все равно последнюю сотню отжиманий он делает через боль, на чистом упрямстве.
К Четери в Пески уже какой день было не пробиться - и молчала сигналка, но это не было поводом прекращать тренировки. И лорд Макс, как истинный перфекционист, изматывал себя едва ли не больше, чем в дни занятий. Не только потому, что хотел стать лучшим. Упражнения с клинками удивительным образом укрепляли умение концентрироваться и волю, повышали работоспособность. И очищали разум от страстей и эмоций. Притупляли страх – а Макс уже очень устал бояться.
Инляндец снял влажную футболку, скинул обувь и вышел на заснеженную поляну у дома. Пока мышцы еще разогреты, понаклонялся, потянул руки, ноги, и достал из воздуха свои клинки, Дезеиды. И следующие два часа с той же одержимостью, с которой делал все остальное, повторял боевые приемы, прыгал с клинками, крутился, разворачивался, приседал, отклонялся – тело его, изначально умиравшее от нагрузок, с каждым днем становилось все гибче, а движения – точнее.
Когда он остановился, холода не ощущалось вообще. От плеч и мокрой груди тек парок, и в ушах бешено стучала кровь – а организм потряхивало от удовольствия. Макс, щурясь от вдруг появившегося солнца, заигравшего искрами на вытоптанном снегу и светлых лезвиях, убрал клинки, чувствуя холодок в ладонях, когда они скользнули в первый слой ауры, и направился к дому.
За спиной его шумели дубы-стражи. Непривычно шумели – он обернулся, присмотрелся и чуть дернул губами. Завязанная на саженцы стихия Земли давно уже вызрела в маленьких стихийных духов, подчиняющихся только ему. Много лет они жили рядом – живые деревья и нелюдимый инляндец, и странное у них было к хозяину отношение – дубы рьяно защищали дом от незваных гостей, радовались, как дети, когда он появлялся в чаще чтобы осмотреть их – нет ли болезни, не нужна ли помощь, игриво обсыпая его желудями или росой, тянулись поцарапать – привязку он делал на своей крови и иногда подпитывал их, - и погладить ветвями.
А сейчас они дергали ветками в одном ритме, повторяя его недавние наклоны и взмахи руками. И это было забавно. С охранниками-дубами получилось как всегда – решая одну задачу, он нечаянно поднял целый пласт, неосвоенный современной магнаукой.
«Надо бы, конечно, исследовать этот феномен, но нет времени, - думал он, шагая к ванной. - Или привлечь стажеров… ? Кого-то из студентов? Пусть изучат развитие привязанных духов, составят механизм их искусственного выращивания… остихийненные предметы быта могут изменить мир…»
Перед глазами тут же встала некая студентка, с визгом носящаяся среди дубов и задающая тысячу вопросов, и Тротт раздраженно поморщился, мотнул головой. Нет. Не вытерпит он в своем личном пространстве даже самых толковых из молодых ученых. А уж студентам и, особенно, студенткам вовсе грозит быть прикопанными под этими самыми дубами.
Макс разделся, тут же запустив стиральную машинку, встал под горячий душ, упершись руками об стенку и опустив голову. Пять минут отдыха, быстрый обед и работа. Любимая верная работа.
Плечо от почти-кипятка пощипывало, и Макс чуть двинулся в сторону, потер саднящую кожу ладонью. Благодаря занятиям с Четом он уже давно не использовал репеллент – но этим утром проснулся, хватая ртом воздух и чувствуя приближения приступа – и успел вколоть себе в вену дозу, всегда лежащую на прикроватном столике. А потом уже, когда успокоился, сходил в лабораторию и для верности сделал себе очередную импликацию. И хорошо, что успел до внезапного появления друзей.
Он покосился на плечо, забитое накладывающимися друг на друга знаками и вздохнул. Устойчивый портал, который Алекс закрыл утром, поднял в душе муть липкого страха. Но некуда деваться, ночью нужно уйти в Нижний мир. Два месяца по времени Туры Тротт не был там, и его дар-тени давно должен был дойти до столицы империи, Лакшии. И добыть информацию – действительно ли правитель, тха-но-арх, собирает армию – и есть ли хоть малейшая вероятность, что им удастся получить долговременный проход на Туру. И если слухи, бродящие по трактам империи, подтвердятся – придется думать, имеет ли он право скрывать это. С другой стороны, предсказания о предстоящем уходе в богатую и сытную землю, подогреваемые жрецами местного пантеона, уж очень давно будоражат умы народов нижнего мира и относятся, скорее, к религиозному мифотворчеству. Точнее, так он думал ранее. Но как не тревожиться теперь, после видений Алекса, найденных Мартом предсказаний и попыток темных сородичей открыть проход с этой стороны?
- Глупцы, - пробормотал он с досадой, растирая тело мочалкой. – Мечтатели и глупцы.
В свое время, когда Макс наконец-то принял то, что с ним произошло и освоился в мире Лортах, и, главное – научился выживать там, где правили насилие и боль, - он много лет пытался понять, как же возможно одновременное существование одного человека в двух мирах, на двух планетах, отстоящих друг от друга на невозможное количество световых лет. Это было невозможно – но это «невозможно» опровергалось каждый раз, как его утягивало в Лортах, в существующую там темную ипостась. И не его одного. Дар-тени было несколько тысяч – большая часть из тех, с кем он разговаривал, видела только редкие сны о Туре, меньшая – проживала вторую жизнь каждую ночь.
А таких, как он, Макс не встречал. Но ведь они были. Тот же Соболевский. Или другой... темный.
«Ты слаб, малыш».
Тротт снова поморщился от сожаления, поднял лицо под струи воды, смывая пену, потер рыжие волосы. Силен был его противник, очень силен. Только ошибся. Макс пределов своих сил и сам не знал – и боялся узнавать.
Проклятые обстоятельства. Встретиться бы с осведомленным собратом в других условиях, разузнать все, что можно, сравнить выводы. А сейчас приходится опираться только на те обрывки сведений, что он зацепил при ментальном контакте с убитым сородичем – и на многолетний сбор информации в нижнем мире, после которого из предположений и догадок в голове сложилась хотя бы как-то укладывающаяся в разумные рамки гипотеза.
Каким-то образом в Лортах оказалась выброшена одна из Великих стихий, базовых элементов устойчивости Туры – верующие называли ее Черным Жрецом Смерти.
- Магия, - согласился он, целуя Виктории руку. Глаза его были теплыми – да и у самой Вики внутри плескалась огромная, тихая нежность. – И, заметь, ни капли классического дара. Только кровь Синей и талант изменять голосом вибрации стихий так, как требует ее душа.
Виктория во все том же размякшем состоянии позволила увлечь себя на родину певицы, на пляж Маль-Серены, где без сомнений скинула юбку, оставшись в тонкой блузке, и вошла в прохладное уже море. Охладиться – как раз то, что ей было сейчас нужно.
- Я посмотрю на тебя отсюда, - крикнул ей Мартин, садясь на песок. Она усмехнулась – Март никогда не любил плавать.
А когда она вернулась – барон все так же сидел на песке и кормил неизвестно откуда взявшейся лепешкой жадных и крикливых чаек. Чайки наскакивали на него, он отбивался и ругался по-блакорийски, и так был забавен, что волшебница расхохоталась, раскинув руки и подставляя лицо солнцу.
- Тебе нужно переодеться, а меня нужно спасать, - заявил Мартин, подходя к ней. – Давай снова к тебе, а потом покажу еще пару любимых мест.
- Боги, куда ты так торопишься? – спросила она изумленно. – Я в себя прийти не успеваю. Голова кругом.
- Так и надо. Я сбиваю тебя с толку, чтобы не лезли всякие глупости. Надо спешить жить, - сказал он легко. – Ну и совсем чуть-чуть исполняю свою коварную задумку, - голос его стал таинственным. – Измотать тебя, потом на плечо – и к себе домой. Соблазнять.
- Боюсь, - Вики скрутила полы мокрой блузки, отжала их, - еще пару мест, и соблазнение придется отложить. Или оно произойдет во сне.
- Устала?
- Немножко. Но я еще искупаюсь.
- Как же женщины любят воду, - проворчал он, повернулся к чайкам, махнул рукой и проворковал: – Ждите, милые, я иду к вам!
Вики смотрела на его плечи и затылок, как завороженная. Как вообще она столько могла без него прожить?
Мартин, поняв, что пляж – это надолго, притащил из своего дома в Блакории огромное покрывало, разлегся на нем среди чаек, как эмир среди гарема, и милостиво крошил птицам лепешки, купленные у периодически подходящего к барону торговца. Иногда Март вставал у самой кромки воды, скрещивал руки и просто смотрел на нее, ничего не говоря – и ветерок бросал черные волосы ему в глаза и тепло становилось от его взглядов.
В конце концов она все-таки замерзла. Вышла из воды, стуча зубами, шагнула в открытый им переход – и очутилась в его доме, перед пылающим камином. Стянула промокшую блузку, - Март вышел, - сняла белье, закуталась в плед с головой и села поближе к огню.
Запахло корицей и горячим вином.
- Глинтвейн! – простонала она благодарно и схватила теплую кружку с дымящимся рубиновым напитком. Март рухнул рядом с ней на диван – она чуть не расплескала все, - потянул за плед, открывая руку и часть плеча.
- Синенькая Вики, - сказал смешливо, - как интересно.
- Не издевайся, - пробурчала она, - я с этой работой уже так давно нигде не была! Увлеклась, признаю.
- Сейчас спешно готовят ужин. Скоро будет, - сообщил он.
- Ооо!
- Я хороший, да? – поинтересовался он вкрадчиво. Плед спустился еще немного.
- Хороший, - подтвердила она с легкой улыбкой. И сделала еще глоток – глинтвейн согревал, Март будоражил кровь. Плед еще съехал вниз, почти обнажив грудь.
- Март, куда? – строго сказала волшебница. - Я же замерзла.
- Вики, - Март забрал у нее из кружку, и голос его был серьезным, как будто он лекцию читал. – Не поверишь - я знаю прекрасный способ согрева.
- Неужели? – улыбнулась она, глядя, как он наклоняется к ней. Что уж тут ждать, когда оба – взрослые люди, и когда нет ничего естественней, чем распахнуть плед и потянуться к пуговицам на его рубашке?
- Да, - проговорил он, прижимая ее к кровати своим горячим телом и усмехнулся ей в губы совсем по-хулигански. – Только будь снисходительней. У меня очень давно никого не было.
- Мартин, - проговорила она раздраженно и запустила руку ему в волосы. – Прекрати болтать, наконец, и поцелуй меня.
Но он не торопился. Легко коснулся ее губ губами.
- Как долго я ждал этих слов, - глаза его сверкали. – Главное, - снова короткий поцелуй и смешок, - не проснуться раньше времени.
И не успела она снова возмутиться его болтовне, как он перекатился на бок, навис над ней и мягко поцеловал, раздвигая языком губы. Все сильнее, настойчивее, но так нежно, что Вики забыла про нетерпение, замерла вдруг от поднимающихся изнутри слез, закрыла глаза и обхватила его за шею. И расслабилась. И окунулась в тягучие и настойчивые движения его губ. И потянулась за ним, отвечая так же– с полным погружением, задумчиво, нежно.
У Мартина был вкус глинтвейна, специй, мужского превосходства и ее большой любви – и не хотелось больше никуда торопиться. И они забыли о времени. Будто в планах на сегодня были только поцелуи. Как давно-давно в их общей юности. Сладкие поцелуи. Медитативные. Глубокие. Долгие. Похожие на игру.
Вики едва заметно выдохнула - руки мужские касались почти невесомо, словно изучали – но наполняли ее тягучим желанием, неспешно затягивающим рассудок. Март приподнялся немного – и волшебница потянулась за ним, посмотрела в черные глаза – ее были так же затуманены, и наверняка в них плескалось такое же безбашенное, юное счастье.
- Хорошо? – вкрадчиво и тихо поинтересовался бесстыжий маг, легко потирая сердцевинкой ладони ее грудь.
- Хорошо, Мартин, - прошептала она отзывчиво. И немного выгнулась, чтобы отчетливей ощутить его касания.
Мартин, как много раз до этого, полюбовался ее губами, спустился взглядом по шее к крупной груди с пухлыми сосками.
- Ох, Вики, - сказал он с жадным восторгом и осторожно коснулся губами одного, другого, мягко сжал грудь рукой. – Как это возможно? Они стали еще красивее. Здравствуйте, девочки мои, - горячо прошептал он, вжимаясь лицом в ложбинку – и от слов его, от губ, касающихся кожи, по телу бежало удовольствие. – Я так соскучился.
- Мааарт! – простонала она, умирая от смеха и с наслаждением гладя его по плечам. Холод уже ушел, и тело становилось мягким, разнеженным.
- Март занят, - ответил он торжественно, потерся губами о сосок – и так же неспешно, умело втянул его в рот. – Самой красивой женщиной в мире, - перешел к другому, неторопливо оглаживая ее живот и бедра, и от руки его расходилось тепло, покалывая кожу, заставляя жмуриться, как кошку. – Хорошо, Вики?
- Хорошо, - завороженно выдохнула она, глядя на черную макушку и ощущая, как сжимается все внутри в ответ на движения его языка. Первичное нетерпение рассеялось, и теперь она просто наслаждалась любовью. – Дразнишь меня, Мартин?
- Видишь ли, - он спустился губами к пупку, и она то ли засмеялась, то ли застонала, потому что было уже очень сладко и щекотно, - я, конечно, очень, очень хочу сейчас просто раздвинуть тебе ноги и отыметь до звезд в глазах… чтобы ты и думать ни о чем больше не могла, Вики…
- И… почему? – от грубоватых его слов стало еще невыносимее, и бедра сами пошли в стороны, и голос стал почти жалобным. И наглядеться она на него не могла – на спине его перекатывались мышцы, и она была уже чуть влажной под ее ладонями – и Вики с трудом вдыхала густой, напоенный запахом его возбуждения воздух. От которого голову сносило не хуже, чем от его поцелуев.
- Но раз судьба дала нам второй первый раз… тогда-то я был нетерпеливым щенком. Ох, как я тебя хотел… ты сидела за партой, а я смотрел и представлял, как на этой парте я тебя… и сейчас хочу. В глазах темнеет, как хочу, Вик. Какая ты солененькая, родная, уммм… - маг лизнул под пупком. – Как море. Был…дааа… А сейчас я… я…
Он поднял голову, тряхнул темными волосами, усмехнулся и снова потянулся к ее губам.
- А сейчас, - сказал он хрипло, и голос его теперь уже прерывался от тяжелого дыхания, - я возьму тебя не раньше, чем ты начнешь кричать и умолять меня об этом, родная. Потому что я хочу, - серьезно до иронии признался он ей на ухо, будоража горячими словами, - чтобы тебе было хорошо. И чтобы когда-нибудь потом, когда ты будешь сердиться на меня, мне достаточно было бы сделать так, - и он прикусил ей мочку зубами, и она застонала, уже не прислушиваясь к его словам, - или так, - и крепкая его ладонь погладила ее по бедру, сжала упругую ягодицу, - чтобы ты меня… простила.
И этот бессовестный, невыносимый, слишком много разговаривающий и никак не желающий относиться серьезно к такому серьезному занятию человек выполнил свое обещание. За один раз власкал, вбил, вцеловал в нее понимание, что теперь-то уж она от него никуда не денется.
Глава 11.
Суббота
Профессор Тротт закончил отжиматься на пальцах, потянулся, выгнулся, упираясь ладонями в пол, и поднялся. Промокнул лицо полотенцем, переводя дыхание, аккуратно сложил его, недовольно повертел левой рукой, потряс кистью. Слабо, еще очень слабо. Инъекции помогают укреплять мышцы, улучшают физические параметры – но все равно последнюю сотню отжиманий он делает через боль, на чистом упрямстве.
К Четери в Пески уже какой день было не пробиться - и молчала сигналка, но это не было поводом прекращать тренировки. И лорд Макс, как истинный перфекционист, изматывал себя едва ли не больше, чем в дни занятий. Не только потому, что хотел стать лучшим. Упражнения с клинками удивительным образом укрепляли умение концентрироваться и волю, повышали работоспособность. И очищали разум от страстей и эмоций. Притупляли страх – а Макс уже очень устал бояться.
Инляндец снял влажную футболку, скинул обувь и вышел на заснеженную поляну у дома. Пока мышцы еще разогреты, понаклонялся, потянул руки, ноги, и достал из воздуха свои клинки, Дезеиды. И следующие два часа с той же одержимостью, с которой делал все остальное, повторял боевые приемы, прыгал с клинками, крутился, разворачивался, приседал, отклонялся – тело его, изначально умиравшее от нагрузок, с каждым днем становилось все гибче, а движения – точнее.
Когда он остановился, холода не ощущалось вообще. От плеч и мокрой груди тек парок, и в ушах бешено стучала кровь – а организм потряхивало от удовольствия. Макс, щурясь от вдруг появившегося солнца, заигравшего искрами на вытоптанном снегу и светлых лезвиях, убрал клинки, чувствуя холодок в ладонях, когда они скользнули в первый слой ауры, и направился к дому.
За спиной его шумели дубы-стражи. Непривычно шумели – он обернулся, присмотрелся и чуть дернул губами. Завязанная на саженцы стихия Земли давно уже вызрела в маленьких стихийных духов, подчиняющихся только ему. Много лет они жили рядом – живые деревья и нелюдимый инляндец, и странное у них было к хозяину отношение – дубы рьяно защищали дом от незваных гостей, радовались, как дети, когда он появлялся в чаще чтобы осмотреть их – нет ли болезни, не нужна ли помощь, игриво обсыпая его желудями или росой, тянулись поцарапать – привязку он делал на своей крови и иногда подпитывал их, - и погладить ветвями.
А сейчас они дергали ветками в одном ритме, повторяя его недавние наклоны и взмахи руками. И это было забавно. С охранниками-дубами получилось как всегда – решая одну задачу, он нечаянно поднял целый пласт, неосвоенный современной магнаукой.
«Надо бы, конечно, исследовать этот феномен, но нет времени, - думал он, шагая к ванной. - Или привлечь стажеров… ? Кого-то из студентов? Пусть изучат развитие привязанных духов, составят механизм их искусственного выращивания… остихийненные предметы быта могут изменить мир…»
Перед глазами тут же встала некая студентка, с визгом носящаяся среди дубов и задающая тысячу вопросов, и Тротт раздраженно поморщился, мотнул головой. Нет. Не вытерпит он в своем личном пространстве даже самых толковых из молодых ученых. А уж студентам и, особенно, студенткам вовсе грозит быть прикопанными под этими самыми дубами.
Макс разделся, тут же запустив стиральную машинку, встал под горячий душ, упершись руками об стенку и опустив голову. Пять минут отдыха, быстрый обед и работа. Любимая верная работа.
Плечо от почти-кипятка пощипывало, и Макс чуть двинулся в сторону, потер саднящую кожу ладонью. Благодаря занятиям с Четом он уже давно не использовал репеллент – но этим утром проснулся, хватая ртом воздух и чувствуя приближения приступа – и успел вколоть себе в вену дозу, всегда лежащую на прикроватном столике. А потом уже, когда успокоился, сходил в лабораторию и для верности сделал себе очередную импликацию. И хорошо, что успел до внезапного появления друзей.
Он покосился на плечо, забитое накладывающимися друг на друга знаками и вздохнул. Устойчивый портал, который Алекс закрыл утром, поднял в душе муть липкого страха. Но некуда деваться, ночью нужно уйти в Нижний мир. Два месяца по времени Туры Тротт не был там, и его дар-тени давно должен был дойти до столицы империи, Лакшии. И добыть информацию – действительно ли правитель, тха-но-арх, собирает армию – и есть ли хоть малейшая вероятность, что им удастся получить долговременный проход на Туру. И если слухи, бродящие по трактам империи, подтвердятся – придется думать, имеет ли он право скрывать это. С другой стороны, предсказания о предстоящем уходе в богатую и сытную землю, подогреваемые жрецами местного пантеона, уж очень давно будоражат умы народов нижнего мира и относятся, скорее, к религиозному мифотворчеству. Точнее, так он думал ранее. Но как не тревожиться теперь, после видений Алекса, найденных Мартом предсказаний и попыток темных сородичей открыть проход с этой стороны?
- Глупцы, - пробормотал он с досадой, растирая тело мочалкой. – Мечтатели и глупцы.
В свое время, когда Макс наконец-то принял то, что с ним произошло и освоился в мире Лортах, и, главное – научился выживать там, где правили насилие и боль, - он много лет пытался понять, как же возможно одновременное существование одного человека в двух мирах, на двух планетах, отстоящих друг от друга на невозможное количество световых лет. Это было невозможно – но это «невозможно» опровергалось каждый раз, как его утягивало в Лортах, в существующую там темную ипостась. И не его одного. Дар-тени было несколько тысяч – большая часть из тех, с кем он разговаривал, видела только редкие сны о Туре, меньшая – проживала вторую жизнь каждую ночь.
А таких, как он, Макс не встречал. Но ведь они были. Тот же Соболевский. Или другой... темный.
«Ты слаб, малыш».
Тротт снова поморщился от сожаления, поднял лицо под струи воды, смывая пену, потер рыжие волосы. Силен был его противник, очень силен. Только ошибся. Макс пределов своих сил и сам не знал – и боялся узнавать.
Проклятые обстоятельства. Встретиться бы с осведомленным собратом в других условиях, разузнать все, что можно, сравнить выводы. А сейчас приходится опираться только на те обрывки сведений, что он зацепил при ментальном контакте с убитым сородичем – и на многолетний сбор информации в нижнем мире, после которого из предположений и догадок в голове сложилась хотя бы как-то укладывающаяся в разумные рамки гипотеза.
Каким-то образом в Лортах оказалась выброшена одна из Великих стихий, базовых элементов устойчивости Туры – верующие называли ее Черным Жрецом Смерти.
