И затем, присмиревший и тихий, обнял ее, уткнулся губами в мокрый висок – и забормотал тяжелые, виноватые слова любви и просьбы о прощении.
С каждым днем свободы его потребность в ней росла – и каждое утро он начинал с молитв божественному первопредку. Дать ему еще время. Дать ему возможность исправить все. Дать ему сделать ее своей женой, королевой, потому что он жизни без нее не представлял.
- Я не сержусь на тебя, Лици, - хрипловато и мягко проговорила леди Шарлотта, когда он замолчал, целуя ее в плечо. Погладила его по волосам, поцеловала в лоб. – Мне хорошо, жесток ты или ласков. Я люблю тебя.
От этих слов он расслабился и почти задремал рядом с ней. Можно было позволить себе еще полчаса счастья.
А змееныш подождет. Ему полезно понервничать.
Магуниверситет, вторник
- И что будем делать? – спросил Дмитро Поляна у мрачного Ситникова. Они, как всегда по вторникам и четвергам, пришли с утра на занятие к профессору Тротту. Успели уже и самостоятельно размяться в тренировочном зале университета, и поперебрасываться свернутыми разрядами, а инляндец все не появлялся.
Часы показывали шесть часов двенадцать минут. И отсутствие педантичного до дотошности Тротта казалось невероятным. Будто основы мира пошатнулись.
- Позвоню ему, - Матвей неохотно достал телефон. Нажал на кнопку, долго слушал гудки вызова, пока приятный женский голос не оповестил, что абонент не может сейчас ответить. – Не отвечает, Димыч.
- Занят? – предположил Поляна, поежившись – зал был холодным, и разогретое тело остывало. – Александра Данилыча вчера ты тоже не застал. Может, вместе работают над чем-то настолько важным, что не могут отвлекаться?
- И не предупредил? Тротт? – буркнул Ситников недоверчиво.
- Всякое бывает, - философски заметил Дмитро.
Семикурсники уселись на скамейку и принялись терпеливо ждать. Но терпения надолго не хватило.
- Попробую-ка я шагнуть к нему, - обеспокоенно сказал Матвей в половину седьмого. – Не нравится мне это.
- А если реально занят? – разумно возразил Димка. – Он же тебя в стазис кинет, чтоб не мешал, и так и оставит. Для опытов.
Они проржались, замолчали. Тишина стала тревожной. Матвей встал, молча задвигал руками, открывая Зеркало – и едва успел присесть и закрыть лицо локтем. Переход вздулся пузырем и рассыпался стихийными осколками.
- Силен, - с завистливым разочарованием прогудел Ситников, вставая и мотая головой – отдача от попытки пройти в защищенное место ударила по ушам.
- Кажется, - проговорил Поляна с иронией, - это нагляднее, чем «вход запрещен». Не лезь туда, Матюха. Нам его щиты не по зубам. Ну что, досидим, как правильные, и пойдем? Слушай, а давай сегодня в Тидусс нырнем? Там все дешево, можно погулять.
Матвей потер ухо, поморщился.
- Не с утра, - сказал он твердо, - я хочу зайти еще к Александру Данилычу. Вдруг сегодня появится? Надо спросить про Алину. Ты, кстати, Тандаджи доложился?
- Да, - уныло поведал Поляна и затих. – Вчера еще. Он сказал «приму к сведению» и все. Но, кажется, принял за паранойю. Да и я сам думаю, что пустое это, Матюха. Кошмары неприятны, но вряд ли это связано с демонами. Иначе нам бы всем пришлось плохо.
- Я все же зайду к ректору, - пробасил Матвей. – А потом можно и в Тидусс.
Около полудня он поднялся в башню ректора. Там, за секретарским столом, сидела привычная, как головная боль после пьянки, Наталья Максимовна Неуживчивая, и со скоростью пулемета набирала что-то на клавиатуре. На студента она взглянула мельком, поправила очки – как передернула затвор, и продолжила свой нелегкий труд. Но Ситников не дрогнул:
- Наталья Максимовна, ректор не появлялся?
«Демон в юбке» снова подняла голову, осмотрела посетителя так, будто он подаяние пришел просить, и проговорила неприятным голосом:
- Что-то вы зачастили, Ситников. Нет, и его сегодня не будет.
- А где он? – не отступал семикурсник.
- А это не ваше дело, - отрезала Неуживчивая и снова начала печатать, показывая, что аудиенция закончена.
- А вы не могли бы дать мне его телефон, Наталья Максимовна? – твердо продолжал Матвей.
Секретарь хмыкнула.
- А в кресле ректорском вам посидеть не дать? Нет, конечно, Ситников.
- Ну тогда, пожалуйста, сообщите ему, что мне очень нужно с ним поговорить.
- Всем нужно, Ситников, - сообщила Неуживчивая едко. – Не отнимайте мое и его время.
Матвей потоптался на месте, вздохнул, подошел к подоконнику, прислонился к нему бедрами и замер. Неуживчивая молчала и печатала, он стоял. Периодически нетерпеливо вздыхал и переминался затекшими ногами. Так прошло десять минут, пятнадцать. Двадцать. Секретарь периодически бросала на него ледяные взгляды и еще злее барабанила по клавиатуре. Наконец, встала.
- Важное дело? – проговорила она совсем другим тоном.
- Важное, Наталья Максимовна, - вздохнул Матвей.
Она наклонилась, написала что-то на бумажке.
- Он сейчас у Алмаза Григорьевича, просил не отвлекать. Я оставлю ему записку. Если появится, увидит и свяжется с вами.
- Спасибо, - обрадованно сказал Матвей в спину удаляющейся в дверь ректорского кабинета помощнице.
- Идите и не маячьте мне тут, - буркнула она, не поворачиваясь. Над ней оглушительно ухнул филин. – Весь ритм мне сбиваете своими вздохами.
Ситников вышел на крыльцо корпуса, закурил и позвонил Алине. Улыбнулся, когда она обрадованно пискнула в трубку:
- Матвей! Привет!
- Привет, - с привычной неловкостью проговорил он. – Как ты? Кошмары не мучают?
- Пока ничего не снилось больше, - так же радостно поделилась принцесса.
- Хорошо. А то ни Свидерского, ни профессора Тротта поймать не удалось.
- А может и не надо? Я своим рассказала. Мне даже няньку приставили, представляешь?
- И правильно, Алин. Что делаешь? На свадьбу собираешься?
- Ага, конечно, - сказала она с грустью. – Сижу в платье, с прической и учу вопросы к экзамену. Пройду Тротта и свобода! Каникулы! Главное сдать ему.
- Боишься? – понимающе спросил Матвей.
- Боюсь как не знаю кого. Как Тротта! – захихикала она нервно, и тоненько поинтересовалась. – Боги, неужели закончится этот ужас и он больше не будет у нас вести?
- Он же хороший преподаватель, малявочка, - справедливо, хоть и неохотно рассудил Матвей. – Сильно дает предмет.
- Это да, - протянула она жалобно. – Я его и боюсь, и восхищаюсь им, конечно, восхищаюсь, Матвей. Как им можно не восхищаться? Но мне при нем так не по себе, понимаешь? Все внутри сжимается и мурашки по коже. Я даже заикаюсь в два раза сильнее. Мне даже сейчас говорить о нем неприятно. Давай о хорошем, а? Поедем на каникулы куда-нибудь? Меня с тобой отпустят. Охранники, конечно, будут, но это не страшно. Можно будет Димку с собой взять…
Они уже попрощались, и телефон молчал – а Ситников все смотрел на него, курил и невесело качал головой.
Марина, среда, 28 января
С утра я позвонила Эльсену, чтобы поинтересоваться, не нужна ли я ему. Лучше уж работать, чем бродить по покоям и нервничать, как там дела у Люка.
Кембритч не звонил – я ежеминутно поглядывала на телефон и в конце концов обозлилась и сунула его в сумку. Если занят своими делами, то не буду и дергать. Хотя мог бы и успокоить, как-никак я с ума схожу тут и не понимаю – то ли радоваться мне, то ли трусливо бежать подальше.
Второй день мне представлялись укоризненные лица старших сестер, неизбежные упреки и обвинения, и тошно мне было от этого и горько. Но что делать? Видимо, мне всегда суждено быть Мариной-которая-все-делает-не-так-как-надо.
«Как будто ты можешь отказать ему в помощи».
«Не могу. Но надеюсь, что он справится и без меня».
Эльсен в ответ на мой звонок проворчал, что крайне рекомендует отгулять взятые выходные до конца недели и не беспокоить его. Потому что после празднования Вершины года и первого дня весны к нам потоком пойдут ломаные-перебитые, и работать придется не поднимая головы. Несмотря на дополнительно выделенные госпиталю врачебные бригады.
Я помаялась еще немного, погуляла с псом, понадоедала уткнувшейся в конспекты Алинке – ребенок неожиданно мрачно попросила меня уйти и дать ей подготовиться к расстрелу. Каролинка была в школе, Вася работала королевой, и я, уже озверев от неизвестности и безделия, вдруг вспомнила о Кате и чуть не сгорела от стыда. Номер мне отдал Тандаджи еще в понедельник с таким выражением лица, будто он мне кинжалы для самоубийства передает. Сухо и очень любезно напомнил, что просит брать с собой охрану, сообщил, что по согласованию с Марианом к моим телохранителям добавлен еще и боевой маг и удалился, не в силах выдержать мою широкую обожающую улыбку.
Все-таки у меня слабость к сложным мужикам с дурным характером.
«За одного из которых ты, возможно, завтра выйдешь замуж».
Я передернула плечами, ощущая неприятный холодок, и потянулась за сигаретой. Вчерашняя церемония наполнила меня неподдельным ужасом. Я уже ощущала его, когда выходили замуж Вася, а потом моя несчастная Полли… на Васю, помнится, я страшно срывалась, потому что всегда считала сестер своими, а тут она ушла к какому-то, пусть даже и очень хорошему Мариану. А теперь и Ани. Она была такой красивой… и такой чужой. Другая семья, другая судьба. Мужчина, с которым придется считаться всю жизнь. Никакой свободы. Вечная зависимость.
«Будто ты сейчас свободна»
«Дай мне попугать себя, а?» - огрызнулась я на внутреннего ехидну и вздохнула, вспомнив о Мартине. Нет, и ему звонить и советоваться не вариант. Он разумен и честен со мной, а я собиралась поступить неразумно.
Еще мне очень не понравился задумчивый взгляд, которым муж Ани наградил меня, когда увидел. Даже удивленный немного. Сестры ничего не заметили, а я всегда была чутка к таким вещам. И подойти спросить постеснялась.
Я докурила, набрала номер и заулыбалась, услышав Катин голос.
- Катюш, - сказала я с нежностью, - я так соскучилась. Мне наконец-то разрешили навещать тебя. Ты готова принять меня в свои объятья?
Через пятнадцать минут мы пили чай на кухне ее скромного домика на храмовых землях, а охранники угрюмо маячили в гостиной. Приходилось склоняться друг к другу и шептаться, и это придавало нашим посиделкам сахарный шпионский привкус. Периодически на кухню забегали ее дочери, визжали, воровали со стола печеньки и создавали счастливый беспорядок.
Я детей все еще немного опасалась, как существ мне непостижимых, поэтому немного напряглась, когда младшая из девчонок забралась ко мне на колени и принялась дергать за многочисленные серьги в ухе. Катя смотрела на это со снисходительной нежностью, я старалась не кривиться, ворковать и сюсюкать, но, кажется, ребенок понял, что я притворяюсь. Поэтому очень охотно ушла за няней, позвавшей детей гулять.
Катя выглядела отдохнувшей. Никакой болезненности, никаких резких движений, которые я помнила с наших прошлых встреч. Аккуратно заплетенные черные волосы, огромные глаза, белая кожа, нежное платье – розы на белом. Я смотрела и налюбоваться не могла. Тихо - тихо рассказала ей, что произошло в доме темных, где нам дали встретиться и потом, в долине. Она, немного тревожно поглядывая на меня – о том, как ее шантажировали и похитили ее детей.
- Надеюсь, они все сдохли, эти черные, - злобно прошипела я и сжала ее ладонь. – Бедная ты моя!
- Теперь все хорошо, - улыбнулась Катя и продолжила рассказ. Как начались ее отношения со Свидерским (тут я не выдержала, изумленно выдохнула – да ты чтоо?!!! – и оглянулась на гостиную), как ее сорвало – и как летала она на черной змеептице, и как потом атаковала жилище похитителей, и о приключениях в подземельях.
Я восторженно ахала.
- Поверить не могу, что это все с тобой было, - сказала я тихо.
- Да мне и самой сейчас не верится, Рудложка, - засмеялась она и кинула взгляд в окно, за занавески в мелкий цветочек – дети как раз вышли на прогулку и осыпали друг друга снегом. – Будто и не я была. Знаешь, я такого никогда в жизни не испытывала. Не знаю, как объяснить. Я творила ужасные вещи, я словно обезумела – но я жила, Марина. Жила!
Голос ее повысился – и охрана беспокойно зашевелилась, заглянула в двери. Я недовольно обернулась, сощурилась, – и маг понятливо скрылся.
- А опиши еще раз этих… сомнарисов, - попросила я с доброй долей адреналиновой зависти. Хотя чего завидовать, Марина? На огненном духе и ты покаталась.
Катя повторила свой рассказ. И, поколебавшись, добавила:
- Знаешь, ведь они иногда приходят ко мне ночью. Царапаются в окно.
- Я бы от страха умерла, - призналась я с восхищением.
- Они милые, - возразила моя незнакомая подруга. – Просят немного крови. И приносят моим детям драгоценные камушки, представляешь? Складывают их у крыльца. Необработанные, я когда первый раз увидела, даже не поняла, что это такое. Саша потом посмотрел и сказал, что это рудное гнездо с сапфирами.
- Саша, - многозначительно протянула я.
Катя немного покраснела. И куда делась та немного едкая и холодная, очень несчастная женщина, какой я ее увидела осенью?
- Вы сейчас вместе? – прошептала я тихонечко, умирая от любопытства. Что может быть лучше, чем так вот обсуждать с подругой наши маленькие девичьи тайны?
Она поднесла к губам чашку – и улыбнулась.
- Спасская, - не выдержала я, - делись!
Катя склонилась ко мне – улыбка ее была немного растерянной и недоверчивой.
- Он каждый день приходит, Мариш. Не понимаю, зачем.
- Действительно, - проворчала я насмешливо. – Зачем это взрослый половозрелый мужик приходит к невероятно красивой женщине? Кроссворды решать, видимо. Не смеши меня, Катя, все ты понимаешь.
- Да у нас все как у школьников, Рудложка, - подруга засмеялась моему возмущению. – Хотя какое там, - она махнула рукой. – У меня и в школе такого не было. Из-за парты сразу замуж.
- Кажется, я готова простить Свидерскому грубость при приеме тебя на работу, - проговорила я с теплотой и погладила ее по руке. – У него определенно есть мозги. И чувство такта. А если ты его хочешь - не пойму, что мешает тебе снова затащить его в постель?
- А если он не захочет? – с грустью спросила подруга. – Вдруг он просто меня теперь жалеет?
- Катя, - сказала я торжественно. – Тебя не захочет только мертвый. Что у нас за день самобичевания? Воистину в отношении человека, к которому мы неравнодушны, у нас отшибает рассудок.
- И у тебя? – проницательно поинтересовалась Спасская и подлила мне чай. Я вздохнула, обернулась на охрану и шепотом призналась:
- И у меня, Катюш. Куда ж без этого.
- И у меня, Катюш. Куда ж без этого. Я хотела поделиться, потому что мне очень и очень страшно. Только поклянись, что никому не скажешь ни слова!
- Клянусь, - взгляд ее загорелся любопытством. – Да и кому мне здесь рассказывать? Снеговикам? – подруга со смешком кивнула головой в сторону окна, за которым дети радостно творили из снега кого-то перекособоченного.
Я набралась духу и почти неслышным, таинственным шепотом – Кате пришлось почти вплотную ко мне склоняться – поведала о Люке. Все, с самого начала. Со встречи на парковке торгового центра. На одном дыхании, улыбаясь, хмурясь и вздыхая, когда голос прерывался от эмоций, почти скороговоркой. По мере моего рассказала глаза Кати все расширялись. Мы забыли и про чай, и про время.
- Боги, Рудложка, - выдохнула она, когда я замолчала, - я в шоке. Я-то думала, у меня страсти в жизни творятся, но куда мне до тебя!
С каждым днем свободы его потребность в ней росла – и каждое утро он начинал с молитв божественному первопредку. Дать ему еще время. Дать ему возможность исправить все. Дать ему сделать ее своей женой, королевой, потому что он жизни без нее не представлял.
- Я не сержусь на тебя, Лици, - хрипловато и мягко проговорила леди Шарлотта, когда он замолчал, целуя ее в плечо. Погладила его по волосам, поцеловала в лоб. – Мне хорошо, жесток ты или ласков. Я люблю тебя.
От этих слов он расслабился и почти задремал рядом с ней. Можно было позволить себе еще полчаса счастья.
А змееныш подождет. Ему полезно понервничать.
Глава 16
Магуниверситет, вторник
- И что будем делать? – спросил Дмитро Поляна у мрачного Ситникова. Они, как всегда по вторникам и четвергам, пришли с утра на занятие к профессору Тротту. Успели уже и самостоятельно размяться в тренировочном зале университета, и поперебрасываться свернутыми разрядами, а инляндец все не появлялся.
Часы показывали шесть часов двенадцать минут. И отсутствие педантичного до дотошности Тротта казалось невероятным. Будто основы мира пошатнулись.
- Позвоню ему, - Матвей неохотно достал телефон. Нажал на кнопку, долго слушал гудки вызова, пока приятный женский голос не оповестил, что абонент не может сейчас ответить. – Не отвечает, Димыч.
- Занят? – предположил Поляна, поежившись – зал был холодным, и разогретое тело остывало. – Александра Данилыча вчера ты тоже не застал. Может, вместе работают над чем-то настолько важным, что не могут отвлекаться?
- И не предупредил? Тротт? – буркнул Ситников недоверчиво.
- Всякое бывает, - философски заметил Дмитро.
Семикурсники уселись на скамейку и принялись терпеливо ждать. Но терпения надолго не хватило.
- Попробую-ка я шагнуть к нему, - обеспокоенно сказал Матвей в половину седьмого. – Не нравится мне это.
- А если реально занят? – разумно возразил Димка. – Он же тебя в стазис кинет, чтоб не мешал, и так и оставит. Для опытов.
Они проржались, замолчали. Тишина стала тревожной. Матвей встал, молча задвигал руками, открывая Зеркало – и едва успел присесть и закрыть лицо локтем. Переход вздулся пузырем и рассыпался стихийными осколками.
- Силен, - с завистливым разочарованием прогудел Ситников, вставая и мотая головой – отдача от попытки пройти в защищенное место ударила по ушам.
- Кажется, - проговорил Поляна с иронией, - это нагляднее, чем «вход запрещен». Не лезь туда, Матюха. Нам его щиты не по зубам. Ну что, досидим, как правильные, и пойдем? Слушай, а давай сегодня в Тидусс нырнем? Там все дешево, можно погулять.
Матвей потер ухо, поморщился.
- Не с утра, - сказал он твердо, - я хочу зайти еще к Александру Данилычу. Вдруг сегодня появится? Надо спросить про Алину. Ты, кстати, Тандаджи доложился?
- Да, - уныло поведал Поляна и затих. – Вчера еще. Он сказал «приму к сведению» и все. Но, кажется, принял за паранойю. Да и я сам думаю, что пустое это, Матюха. Кошмары неприятны, но вряд ли это связано с демонами. Иначе нам бы всем пришлось плохо.
- Я все же зайду к ректору, - пробасил Матвей. – А потом можно и в Тидусс.
Около полудня он поднялся в башню ректора. Там, за секретарским столом, сидела привычная, как головная боль после пьянки, Наталья Максимовна Неуживчивая, и со скоростью пулемета набирала что-то на клавиатуре. На студента она взглянула мельком, поправила очки – как передернула затвор, и продолжила свой нелегкий труд. Но Ситников не дрогнул:
- Наталья Максимовна, ректор не появлялся?
«Демон в юбке» снова подняла голову, осмотрела посетителя так, будто он подаяние пришел просить, и проговорила неприятным голосом:
- Что-то вы зачастили, Ситников. Нет, и его сегодня не будет.
- А где он? – не отступал семикурсник.
- А это не ваше дело, - отрезала Неуживчивая и снова начала печатать, показывая, что аудиенция закончена.
- А вы не могли бы дать мне его телефон, Наталья Максимовна? – твердо продолжал Матвей.
Секретарь хмыкнула.
- А в кресле ректорском вам посидеть не дать? Нет, конечно, Ситников.
- Ну тогда, пожалуйста, сообщите ему, что мне очень нужно с ним поговорить.
- Всем нужно, Ситников, - сообщила Неуживчивая едко. – Не отнимайте мое и его время.
Матвей потоптался на месте, вздохнул, подошел к подоконнику, прислонился к нему бедрами и замер. Неуживчивая молчала и печатала, он стоял. Периодически нетерпеливо вздыхал и переминался затекшими ногами. Так прошло десять минут, пятнадцать. Двадцать. Секретарь периодически бросала на него ледяные взгляды и еще злее барабанила по клавиатуре. Наконец, встала.
- Важное дело? – проговорила она совсем другим тоном.
- Важное, Наталья Максимовна, - вздохнул Матвей.
Она наклонилась, написала что-то на бумажке.
- Он сейчас у Алмаза Григорьевича, просил не отвлекать. Я оставлю ему записку. Если появится, увидит и свяжется с вами.
- Спасибо, - обрадованно сказал Матвей в спину удаляющейся в дверь ректорского кабинета помощнице.
- Идите и не маячьте мне тут, - буркнула она, не поворачиваясь. Над ней оглушительно ухнул филин. – Весь ритм мне сбиваете своими вздохами.
Ситников вышел на крыльцо корпуса, закурил и позвонил Алине. Улыбнулся, когда она обрадованно пискнула в трубку:
- Матвей! Привет!
- Привет, - с привычной неловкостью проговорил он. – Как ты? Кошмары не мучают?
- Пока ничего не снилось больше, - так же радостно поделилась принцесса.
- Хорошо. А то ни Свидерского, ни профессора Тротта поймать не удалось.
- А может и не надо? Я своим рассказала. Мне даже няньку приставили, представляешь?
- И правильно, Алин. Что делаешь? На свадьбу собираешься?
- Ага, конечно, - сказала она с грустью. – Сижу в платье, с прической и учу вопросы к экзамену. Пройду Тротта и свобода! Каникулы! Главное сдать ему.
- Боишься? – понимающе спросил Матвей.
- Боюсь как не знаю кого. Как Тротта! – захихикала она нервно, и тоненько поинтересовалась. – Боги, неужели закончится этот ужас и он больше не будет у нас вести?
- Он же хороший преподаватель, малявочка, - справедливо, хоть и неохотно рассудил Матвей. – Сильно дает предмет.
- Это да, - протянула она жалобно. – Я его и боюсь, и восхищаюсь им, конечно, восхищаюсь, Матвей. Как им можно не восхищаться? Но мне при нем так не по себе, понимаешь? Все внутри сжимается и мурашки по коже. Я даже заикаюсь в два раза сильнее. Мне даже сейчас говорить о нем неприятно. Давай о хорошем, а? Поедем на каникулы куда-нибудь? Меня с тобой отпустят. Охранники, конечно, будут, но это не страшно. Можно будет Димку с собой взять…
Они уже попрощались, и телефон молчал – а Ситников все смотрел на него, курил и невесело качал головой.
Марина, среда, 28 января
С утра я позвонила Эльсену, чтобы поинтересоваться, не нужна ли я ему. Лучше уж работать, чем бродить по покоям и нервничать, как там дела у Люка.
Кембритч не звонил – я ежеминутно поглядывала на телефон и в конце концов обозлилась и сунула его в сумку. Если занят своими делами, то не буду и дергать. Хотя мог бы и успокоить, как-никак я с ума схожу тут и не понимаю – то ли радоваться мне, то ли трусливо бежать подальше.
Второй день мне представлялись укоризненные лица старших сестер, неизбежные упреки и обвинения, и тошно мне было от этого и горько. Но что делать? Видимо, мне всегда суждено быть Мариной-которая-все-делает-не-так-как-надо.
«Как будто ты можешь отказать ему в помощи».
«Не могу. Но надеюсь, что он справится и без меня».
Эльсен в ответ на мой звонок проворчал, что крайне рекомендует отгулять взятые выходные до конца недели и не беспокоить его. Потому что после празднования Вершины года и первого дня весны к нам потоком пойдут ломаные-перебитые, и работать придется не поднимая головы. Несмотря на дополнительно выделенные госпиталю врачебные бригады.
Я помаялась еще немного, погуляла с псом, понадоедала уткнувшейся в конспекты Алинке – ребенок неожиданно мрачно попросила меня уйти и дать ей подготовиться к расстрелу. Каролинка была в школе, Вася работала королевой, и я, уже озверев от неизвестности и безделия, вдруг вспомнила о Кате и чуть не сгорела от стыда. Номер мне отдал Тандаджи еще в понедельник с таким выражением лица, будто он мне кинжалы для самоубийства передает. Сухо и очень любезно напомнил, что просит брать с собой охрану, сообщил, что по согласованию с Марианом к моим телохранителям добавлен еще и боевой маг и удалился, не в силах выдержать мою широкую обожающую улыбку.
Все-таки у меня слабость к сложным мужикам с дурным характером.
«За одного из которых ты, возможно, завтра выйдешь замуж».
Я передернула плечами, ощущая неприятный холодок, и потянулась за сигаретой. Вчерашняя церемония наполнила меня неподдельным ужасом. Я уже ощущала его, когда выходили замуж Вася, а потом моя несчастная Полли… на Васю, помнится, я страшно срывалась, потому что всегда считала сестер своими, а тут она ушла к какому-то, пусть даже и очень хорошему Мариану. А теперь и Ани. Она была такой красивой… и такой чужой. Другая семья, другая судьба. Мужчина, с которым придется считаться всю жизнь. Никакой свободы. Вечная зависимость.
«Будто ты сейчас свободна»
«Дай мне попугать себя, а?» - огрызнулась я на внутреннего ехидну и вздохнула, вспомнив о Мартине. Нет, и ему звонить и советоваться не вариант. Он разумен и честен со мной, а я собиралась поступить неразумно.
Еще мне очень не понравился задумчивый взгляд, которым муж Ани наградил меня, когда увидел. Даже удивленный немного. Сестры ничего не заметили, а я всегда была чутка к таким вещам. И подойти спросить постеснялась.
Я докурила, набрала номер и заулыбалась, услышав Катин голос.
- Катюш, - сказала я с нежностью, - я так соскучилась. Мне наконец-то разрешили навещать тебя. Ты готова принять меня в свои объятья?
Через пятнадцать минут мы пили чай на кухне ее скромного домика на храмовых землях, а охранники угрюмо маячили в гостиной. Приходилось склоняться друг к другу и шептаться, и это придавало нашим посиделкам сахарный шпионский привкус. Периодически на кухню забегали ее дочери, визжали, воровали со стола печеньки и создавали счастливый беспорядок.
Я детей все еще немного опасалась, как существ мне непостижимых, поэтому немного напряглась, когда младшая из девчонок забралась ко мне на колени и принялась дергать за многочисленные серьги в ухе. Катя смотрела на это со снисходительной нежностью, я старалась не кривиться, ворковать и сюсюкать, но, кажется, ребенок понял, что я притворяюсь. Поэтому очень охотно ушла за няней, позвавшей детей гулять.
Катя выглядела отдохнувшей. Никакой болезненности, никаких резких движений, которые я помнила с наших прошлых встреч. Аккуратно заплетенные черные волосы, огромные глаза, белая кожа, нежное платье – розы на белом. Я смотрела и налюбоваться не могла. Тихо - тихо рассказала ей, что произошло в доме темных, где нам дали встретиться и потом, в долине. Она, немного тревожно поглядывая на меня – о том, как ее шантажировали и похитили ее детей.
- Надеюсь, они все сдохли, эти черные, - злобно прошипела я и сжала ее ладонь. – Бедная ты моя!
- Теперь все хорошо, - улыбнулась Катя и продолжила рассказ. Как начались ее отношения со Свидерским (тут я не выдержала, изумленно выдохнула – да ты чтоо?!!! – и оглянулась на гостиную), как ее сорвало – и как летала она на черной змеептице, и как потом атаковала жилище похитителей, и о приключениях в подземельях.
Я восторженно ахала.
- Поверить не могу, что это все с тобой было, - сказала я тихо.
- Да мне и самой сейчас не верится, Рудложка, - засмеялась она и кинула взгляд в окно, за занавески в мелкий цветочек – дети как раз вышли на прогулку и осыпали друг друга снегом. – Будто и не я была. Знаешь, я такого никогда в жизни не испытывала. Не знаю, как объяснить. Я творила ужасные вещи, я словно обезумела – но я жила, Марина. Жила!
Голос ее повысился – и охрана беспокойно зашевелилась, заглянула в двери. Я недовольно обернулась, сощурилась, – и маг понятливо скрылся.
- А опиши еще раз этих… сомнарисов, - попросила я с доброй долей адреналиновой зависти. Хотя чего завидовать, Марина? На огненном духе и ты покаталась.
Катя повторила свой рассказ. И, поколебавшись, добавила:
- Знаешь, ведь они иногда приходят ко мне ночью. Царапаются в окно.
- Я бы от страха умерла, - призналась я с восхищением.
- Они милые, - возразила моя незнакомая подруга. – Просят немного крови. И приносят моим детям драгоценные камушки, представляешь? Складывают их у крыльца. Необработанные, я когда первый раз увидела, даже не поняла, что это такое. Саша потом посмотрел и сказал, что это рудное гнездо с сапфирами.
- Саша, - многозначительно протянула я.
Катя немного покраснела. И куда делась та немного едкая и холодная, очень несчастная женщина, какой я ее увидела осенью?
- Вы сейчас вместе? – прошептала я тихонечко, умирая от любопытства. Что может быть лучше, чем так вот обсуждать с подругой наши маленькие девичьи тайны?
Она поднесла к губам чашку – и улыбнулась.
- Спасская, - не выдержала я, - делись!
Катя склонилась ко мне – улыбка ее была немного растерянной и недоверчивой.
- Он каждый день приходит, Мариш. Не понимаю, зачем.
- Действительно, - проворчала я насмешливо. – Зачем это взрослый половозрелый мужик приходит к невероятно красивой женщине? Кроссворды решать, видимо. Не смеши меня, Катя, все ты понимаешь.
- Да у нас все как у школьников, Рудложка, - подруга засмеялась моему возмущению. – Хотя какое там, - она махнула рукой. – У меня и в школе такого не было. Из-за парты сразу замуж.
- Кажется, я готова простить Свидерскому грубость при приеме тебя на работу, - проговорила я с теплотой и погладила ее по руке. – У него определенно есть мозги. И чувство такта. А если ты его хочешь - не пойму, что мешает тебе снова затащить его в постель?
- А если он не захочет? – с грустью спросила подруга. – Вдруг он просто меня теперь жалеет?
- Катя, - сказала я торжественно. – Тебя не захочет только мертвый. Что у нас за день самобичевания? Воистину в отношении человека, к которому мы неравнодушны, у нас отшибает рассудок.
- И у тебя? – проницательно поинтересовалась Спасская и подлила мне чай. Я вздохнула, обернулась на охрану и шепотом призналась:
- И у меня, Катюш. Куда ж без этого.
- И у меня, Катюш. Куда ж без этого. Я хотела поделиться, потому что мне очень и очень страшно. Только поклянись, что никому не скажешь ни слова!
- Клянусь, - взгляд ее загорелся любопытством. – Да и кому мне здесь рассказывать? Снеговикам? – подруга со смешком кивнула головой в сторону окна, за которым дети радостно творили из снега кого-то перекособоченного.
Я набралась духу и почти неслышным, таинственным шепотом – Кате пришлось почти вплотную ко мне склоняться – поведала о Люке. Все, с самого начала. Со встречи на парковке торгового центра. На одном дыхании, улыбаясь, хмурясь и вздыхая, когда голос прерывался от эмоций, почти скороговоркой. По мере моего рассказала глаза Кати все расширялись. Мы забыли и про чай, и про время.
- Боги, Рудложка, - выдохнула она, когда я замолчала, - я в шоке. Я-то думала, у меня страсти в жизни творятся, но куда мне до тебя!
