А может, всё там совсем не так уж возвышенно, да по-рыцарски, а дело в банальной старческой похоти?
К горлу подкатил шершавый комок отвращения, и на этот раз не удалось привычно просто отмахнуться от мыслей об отце. Но когда получилось, Алексей продолжил размышлять о Вере. Процесс этот оказался неожиданно занятным.
Она ходила в ту же школу, что и он. Возможно, они даже виделись. Но в то время она была совсем малышкой, а он на мелюзгу внимания не обращал.
Ей нравится музыка, которая нравится и ему. А вот он сам, кажется, вызывает у девушки раздражение. Это предположение и расстроило, и позабавило, оставив легкое послевкусие досады.
Он водил Веру по коридорам больницы. Ожидал под дверями кабинетов. Смотрел снимок её грудной клетки, и черно-белые клавиши ребер казались ему такими хрупкими и беззащитными.
Вспомнил, как она напряглась, когда он взял ее под локоть. Сейчас что-то скажет резкое, выдернет руку, но она расслабилась и промолчала, позволяя касанию состояться
Он чувствовал её тепло, чистый нежный аромат. И понимал, что опасно близок к тому, чтобы зайти на территорию, где ему нечего делать. Где его не ждут, а он не может и не умеет предложить ничего, способное заинтересовать именно эту женщину. Надо скорее выбираться на ровную дорогу и чесать дальше в привычном ритме.
У него сегодня встреча с Людмилой. Она занимает определенное место и время в его жизни, и с ней нет никаких проблем. Одни удовольствия и "легкость бытия". А больше ему и не требуется.
Тогда какого черта все эти мысли ворочаются в его голове?
Почему он так явственно ощущает взгляд Веры?
Она тайком рассматривала его, уверенная, что он ничего не замечает. Но он словно испытывал на себе воздействие инфракрасного излучения, кожей чувствуя каждый возбужденный атом невидимого потока, непонятно откуда взявшегося между ними.
И снова успокоил себя, подумав, что именно так проявляется его натура. Непутевая, распутная, не обремененная обязательствами, привыкшая, не задумываясь, встречать здоровые проявления основного инстинкта. Так он обычно реагирует на привлекательных женщин, и так они реагируют на него.
Все в норме, можно жить дальше, без заходов в гавани, где он бывать не хочет.
Алексей отвез свою подопечную обратно к Антонине. Надавал Вере рекомендаций и оставил номер своего телефона. На всякий случай, если вдруг возникнут вопросы. Разозлился, глядя, как она морщится, по-кроличьи дергает носом, словно он ей не цифры диктует, а заставляет нюхать какую-то гадость.
- Вам бы отлежаться дня два-три, - монотонно заговорил он, глядя на нее в упор и забавляясь тем, как она нетерпеливо хмурится под его взглядом, уже не пряча свое очевидное желание, чтобы он поскорее убрался.
- С недельку ушиб будет беспокоить, принимайте обезболивающее по мере необходимости.
На языке вертелись слова насчет ее синяков на запястьях и шее, и уже слышалось справедливо гневное "Не ваше дело!"
Он мог быть прямолинейным, как железный лом, и сейчас почему-то до невозможности хотел спровоцировать ее возмущение, чем пересёк бы определенную черту, сократив расстояние между ними. Она, конечно, отказалась бы говорить на эту тему, но зато поняла бы, что он замечает и способен сказать больше, чем она готова открыть и услышать. Вот только ни ему, ни этой случайной женщине это не нужно.
Нажитый жизненный опыт, может, и не научил ничему особенно полезному, но одно он усвоил прочно - не стоит соваться не в свое дело. Держись стороной от чужих заморочек и тебя осколком не заденет.
- Ну, все, выздоравливайте.
Она коротко кивнула, поблагодарила и посмотрела так, что он увяз в ее взгляде, как в потоке теплой карамели. И пока обмирал, как кобра перед дудочкой факира, вкус карамели чудился во рту, а по позвоночнику растекалось самое натуральное тепло.
Неслыханные чудеса восприятия.
...Алексей развалился на диване в своей московской квартире и под бормотание телевизора решал сложную дилемму - следовать намеченному плану, ради которого тащился в столицу, или отменить все и просто выспаться.
От мыслей отвлёк звонок телефона. Звонить на городской номер могли лишь пара-тройка людей. Сейчас это была Антонина.
- Я её вспомнила. Представляешь! - возвестила сестра.
- Кого вспомнила?
- Веру.
- Поздравляю. Мозг не вывихнула, пока вспоминала?- без энтузиазма отозвался Алексей.
- Ты не понял. И это на самом деле занятно. Она действительно уже бывала в моей квартире, - нетерпеливо проговорила Тоня. - Лет двадцать назад.
- С отрядом октябрят макулатуру собирала или металлолом?
- Ага. С отрядом. Только не октябрят, а, скорее уж, тимуровцев. Тогда, кажется, уже и октябрят-то никаких не существовало,- понизив голос, задумчиво пробормотала сестра и тут же добавила уверенно: - Вы же её ко мне и привели.
- Кто это "вы"?
- Ты и Егор. Вы с ней в одной школе учились. Она совсем малышкой была, ей шубу в школе порвали. Я зашивала.
Далекий февральский день и зареванная, глазастая девчонка в истерзанной поганцами-одноклассниками шубке. Брат тогда метко назвал девочку Орешка. А ведь и, правда, похожа.
- А правильно я сделал, что убрался из столицы. Мега, мать твою, полис. Наступить некуда, чтобы не наткнуться на знакомых, - устало проговорил Алексей.
- Ну, да. Как-то так и получается, - задумчиво отозвалась Антонина. - Ладно, братец, пока. Наслаждайся жизнью.
- Ага. И ты. Вспомнишь еще чего - звони, - усмехнулся он.
Закончив разговор, с минуту наблюдал за происходящим на экране телевизора. Потом отбросил пульт и стал набирать сообщение на мобильном.
"Сдвинем встречу? Задержали дела, не успеваю подъехать. Позвоню. Целую".
Прочитал раз, другой, подумал о правиле последней фразы, о том, что врать нехорошо, а слать девушке такое смс - ребячество и свинство. Надо быть большим мальчиком и позвонить.
И тут же нажал кнопку "отправить".
Вера
Алексей ушел, а Антонина зазвала гостью на кухню и, не слушая возражений, усадила за стол - пить чай с теплыми бутербродами.
- А что вы в чай добавляете? - спросила Вера, с удовольствием отхлебывая ароматную жидкость из большой чашки.
- Конкретно в этой заварке мелисса и немного липового цвета, - ответила Тоня. - Я вообще люблю разные душистые травки добавлять в чай. И имбирь. Вам нравится имбирь?
- Нравится. Моя мама простуду лечит исключительно зеленым чаем с имбирем, - отозвалась Вера, чувствуя, что совсем разомлела после сытного перекуса.
Она зевнула, прикрывая рот.
- А знаете, Тоня, оказывается, мы с вашим братом какое-то время в одну школу ходили, - сказала она. - ЧуднО как-то всё.
Тоня удивленно вскинула брови и пристально посмотрела на свою новую знакомую.
- ЧуднО, - согласилась она. - Я и сама до сих пор не могу отмахнуться от дежа-вю, что где-то вас видела. И знаете, Вер, на фоне всего этого, уже никак нельзя считать, что вы незнакомка. Так или иначе, но получается, что вы знакомы почти со всеми членами нашей семьи.
Женщины обменялись взглядами и синхронно хихикнули. И если какое-то напряжение еще и витало в воздухе, то сейчас оно окончательно испарилось.
- А кстати, как вы с нынешним-то Алешкой познакомились? - спросила Антонина.
- Да мы, в общем-то, и не знакомились. Просто раз-другой пересекались по необходимости, - Вера откинулась на спинку стула, чувствуя приятную истому в уставшем теле. - Мы дачу достраиваем. Процесс затянулся из-за сложности найти приличных специалистов и толкового, порядочного подрядчика. Как-то в разговоре с Антоном Геннадьевичем мой муж, Стас, обмолвился об этом и...
- Погодите, ваш муж тоже Антона знает? - Тоня замерла, не донеся чашку до рта.
- Ну, в общем, да. Знает. Случайно познакомились на мероприятии в НИИ.
Вера кратко описала их встречу.
- Так вот, завязался разговор о всяких делах житейских. Стас упомянул о даче, и Антон Геннадьевич предложил знакомого подрядчика.
- Валерича? - усмехнулась Антонина.
- Да-да, его. Вот он уже посоветовал обратиться в кузнечную мастерскую. Там мы Алексея и встретили. Он нам качели делал.
- Понравились?
- Что?
- Качели понравились?
- Да, впечатлили, - отозвалась Вера. И, заметив, что Антонина смотрит на нее с интересом, добавила: - Я видела, как он наброски делает. Очень здорово рисует.
- Да, Лешка на все руки мастер, - согласилась Тоня. Вере показалось, что сказано это было с долей сожаления. – Еще умеет с деревом работать, мебель отличную изготавливает.
На волне разговора очень захотелось спросить, как получилось, что врач вдруг стал кузнецом, но Вера посчитала, что не имеет права задавать такие вопросы.
- Вер, вы сказали, что учились с Лешкой в одной школе, - Антонина завела за ухо блестящую прядь волос. Не глядя, на свою гостью, отломила кусочек кекса, и аккуратно держала в изящных пальцах, не торопясь отправлять в рот.
- Да. По его словам, он окончил школу в девяносто четвертом, а я тогда была в третьем классе. И я не помню, чтобы мы встречались.
Антонина задумчиво посмотрела поверх головы Веры, словно что-то прикидывая. Возникшая пауза заставила Веру насторожиться, замереть в непонятном ожидании.
- Послушайте, как-то раз мои братья привели ко мне зареванную девочку в рваной и грязной шубке, - сказала Тоня. - Девочке тогда было лет девять, если я правильно помню. И произошло это примерно в то время, о котором мы говорим.
Вера почувствовала, как ее губы сами собой растягиваются в улыбке.
- Кажется, никто из нас с ума не сошел, - сказала она. - Той зареванной девчонкой была я, а тот случай - одним из самых ярких воспоминаний детства.
Женщины какое-то время смотрели друг на друга, а потом дружно рассмеялись.
- Честное слово, я чуть мигрень не заработала, вспоминая, где могла вас видеть, - призналась Тоня. - Искала связь в настоящем времени, и кто мог подумать, что заглядывать надо было в прошлое. В вас, Верочка, многое сохранилось от той большеглазой крошки, которую я хорошо запомнила. Вот чувствую, на кого-то вы ужасно похожи, но это сходство все ускользало. И в голову не пришло искать связь между той малышкой из прошлого и вами нынешней. Кстати, как тогда дома, всё обошлось? Родители не ругали за шубку?
- Никто ничего не заметил, - улыбнулась Вера. - Вы, как волшебница, зашили все так, что и следов не осталось.
Случайностей не бывает. Все без исключения события, звено за звеном, умеют складываться в единую цепь, которая одним концом цепляется в неясном прошлом, а другим тянется в еще более туманное будущее.
После чаепития и разговора Вера, невзирая на протест хозяйки, помогла прибраться на кухне. Потом Тоня настояла, чтобы ее гостья непременно отдохнула.
- Лешка велел за вами приглядывать. Сказал, что нужно отлеживаться, осторожно двигаться, не перенапрягаться. И лучшее средство восстановления - это сон. Так что идите, Верочка, и отдыхайте. Позвольте себе немного побыть "овощем", хотя бы до завтра.
"Овощем" быть не хотелось, но прилечь и подремать очень даже требовалось, и Вера не стала возражать.
- Вер, - окликнула ее Антонина, - после всего, что выяснилось, можно считать, что мы с вами знакомы очень и очень давно. Так что отбросьте всякие сомнения, не смущайтесь, чувствуйте себя, как дома и обращайтесь, если что-то понадобится.
…Сон в желто-белой комнате после всех переживаний был крепким и целительным. Отдохнув за пару часов, Вера почувствовала себя вполне бодрой и способной здраво соображать. Созвонившись с мамой, узнала, что Стас объявлялся, пообщался с сыном, но вопросов о жене не задавал. И вообще никак и ничем не дал понять, что у них с Верой что-то произошло. Это выглядело странным и вызвало новую тревогу.
Стас либо встал в позу глубоко оскорбленного супруга, ожидая от Веры первого шага, либо намеренно добивался того, чтобы она начала еще больше беспокоиться и томиться неизвестностью. Знает, что жене свойственно теряться в некоторых ситуациях, и в состоянии полной разобранности она становится покладистой и её можно буквально "брать тепленькой".
Чтобы не просиживать зря и не дать треволнению окончательно выбить из хрупкого равновесия, Вера решила заняться недоделанными переводами. Она попросила у Антонины разрешения воспользоваться ноутбуком и расположилась за письменным столом в отведенной ей комнате. Заглянув на почту, обнаружила послание от Антона Геннадьевича с текстом письма, нуждающегося в переводе, который выполнила и отослала немедленно. Затем занялась своими текстами.
Погруженной в работу её и застал звонок Прокофьева.
- Вы как? В порядке? - голос Антона Геннадьевича не похож на тот, каким он общался с ней обычно.
Он говорил осторожней, тише и мягче. И Вера не уверена, что ей это понравилось.
- Все хорошо. Спасибо вам.
- А вам моя сердечная благодарность за письмо. Очень выручили.
- Вот уж мелочи!
- Вот уж нет! - со смешком парировал Прокофьев. - Этой, как вы выражаетесь, "мелочью", мы сделали первый шаг к весьма перспективному сотрудничеству. Многомиллионный контракт вырисовывается, Верочка.
- Ой...
- Вот вам и "ой". - И без перехода: - Вера, как вы смотрите на то, чтобы завтра выпить кофе?
- С удовольствием, но... Завтра мне уже придется выйти из подполья и вплотную заняться собственной жизнью. Сын, родители, работа.
- Понимаю. Но вы уверены, что где-то среди всего важного и неотложного не найдется места чашечке кофе?
Тон Прокофьева, и без того сдержанный, словно еще обесцветился после ее отказа.
- Я... не знаю, - вздохнула Вера. - Не знаю, чему в моей жизни найдется место завтра, - честно призналась она.
- Как бы там ни было - все образуется. И я не утешаю, так и будет. Верите? - мягко, но уверенно сказал профессор.
- Верю. Имя обязывает.
- Точно подмечено. И все же жаль. Могла бы сложиться приятная традиция начинать день с чашки Бразильского шоколада.
Вместо ответа Вера вздохнула.
Обезболивающий укол еще действовал, а, может быть, тело и душа сами по себе болеть стали меньше, но физический дискомфорт и волнение сменила наплывающая волнами апатия. Вера сидела на стуле за письменным столом в светлой девичьей комнате и с безразличием наблюдала в окно, как угасает сегодняшний день, и постепенно надвигается вечер. Завтра уже не пугало, хотя и возникал вопрос - какова будет плата за все сегодняшние поступки и принятые решения. И как быть, если всё очевидней становится, что сама она не готова ничего предложить новому дню?
- Антон Геннадьевич, спасибо вам всем огромное, - проговорила Вера. - Вы все чудесные люди и очень мне помогли.
- Да ну бросьте, Верочка. Не за что благодарить. Все так, как и должно быть, никаких чудес, - отозвался Прокофьев.
- Вот уж не соглашусь. Чудо состоит в том, что все вы случились... удивительно своевременно. И вы, и Тоня. И Алексей.
- Кто, простите? Алексей?! - голос Антона Геннадьевича загудел, как басовая струна.
- Да. Тоня сказала, он её двоюродный брат... - Вера растерялась от неожиданно резкой смены тональности. - Я не знаю, кто он вам. Племянник? Так получилось, что мне...
- Эм... Да, конечно. Понятно, - слова теперь раздавались отрывисто и, казалось, Прокофьев внезапно отвлекся и больше ее не слушает. - Извините, Верочка. Не буду вам докучать. До свидания. Отдыхайте.
Она едва успела оторопело проговорить "Всего доброго", как разговор прервался.
К горлу подкатил шершавый комок отвращения, и на этот раз не удалось привычно просто отмахнуться от мыслей об отце. Но когда получилось, Алексей продолжил размышлять о Вере. Процесс этот оказался неожиданно занятным.
Она ходила в ту же школу, что и он. Возможно, они даже виделись. Но в то время она была совсем малышкой, а он на мелюзгу внимания не обращал.
Ей нравится музыка, которая нравится и ему. А вот он сам, кажется, вызывает у девушки раздражение. Это предположение и расстроило, и позабавило, оставив легкое послевкусие досады.
Он водил Веру по коридорам больницы. Ожидал под дверями кабинетов. Смотрел снимок её грудной клетки, и черно-белые клавиши ребер казались ему такими хрупкими и беззащитными.
Вспомнил, как она напряглась, когда он взял ее под локоть. Сейчас что-то скажет резкое, выдернет руку, но она расслабилась и промолчала, позволяя касанию состояться
Он чувствовал её тепло, чистый нежный аромат. И понимал, что опасно близок к тому, чтобы зайти на территорию, где ему нечего делать. Где его не ждут, а он не может и не умеет предложить ничего, способное заинтересовать именно эту женщину. Надо скорее выбираться на ровную дорогу и чесать дальше в привычном ритме.
У него сегодня встреча с Людмилой. Она занимает определенное место и время в его жизни, и с ней нет никаких проблем. Одни удовольствия и "легкость бытия". А больше ему и не требуется.
Тогда какого черта все эти мысли ворочаются в его голове?
Почему он так явственно ощущает взгляд Веры?
Она тайком рассматривала его, уверенная, что он ничего не замечает. Но он словно испытывал на себе воздействие инфракрасного излучения, кожей чувствуя каждый возбужденный атом невидимого потока, непонятно откуда взявшегося между ними.
И снова успокоил себя, подумав, что именно так проявляется его натура. Непутевая, распутная, не обремененная обязательствами, привыкшая, не задумываясь, встречать здоровые проявления основного инстинкта. Так он обычно реагирует на привлекательных женщин, и так они реагируют на него.
Все в норме, можно жить дальше, без заходов в гавани, где он бывать не хочет.
Алексей отвез свою подопечную обратно к Антонине. Надавал Вере рекомендаций и оставил номер своего телефона. На всякий случай, если вдруг возникнут вопросы. Разозлился, глядя, как она морщится, по-кроличьи дергает носом, словно он ей не цифры диктует, а заставляет нюхать какую-то гадость.
- Вам бы отлежаться дня два-три, - монотонно заговорил он, глядя на нее в упор и забавляясь тем, как она нетерпеливо хмурится под его взглядом, уже не пряча свое очевидное желание, чтобы он поскорее убрался.
- С недельку ушиб будет беспокоить, принимайте обезболивающее по мере необходимости.
На языке вертелись слова насчет ее синяков на запястьях и шее, и уже слышалось справедливо гневное "Не ваше дело!"
Он мог быть прямолинейным, как железный лом, и сейчас почему-то до невозможности хотел спровоцировать ее возмущение, чем пересёк бы определенную черту, сократив расстояние между ними. Она, конечно, отказалась бы говорить на эту тему, но зато поняла бы, что он замечает и способен сказать больше, чем она готова открыть и услышать. Вот только ни ему, ни этой случайной женщине это не нужно.
Нажитый жизненный опыт, может, и не научил ничему особенно полезному, но одно он усвоил прочно - не стоит соваться не в свое дело. Держись стороной от чужих заморочек и тебя осколком не заденет.
- Ну, все, выздоравливайте.
Она коротко кивнула, поблагодарила и посмотрела так, что он увяз в ее взгляде, как в потоке теплой карамели. И пока обмирал, как кобра перед дудочкой факира, вкус карамели чудился во рту, а по позвоночнику растекалось самое натуральное тепло.
Неслыханные чудеса восприятия.
...Алексей развалился на диване в своей московской квартире и под бормотание телевизора решал сложную дилемму - следовать намеченному плану, ради которого тащился в столицу, или отменить все и просто выспаться.
От мыслей отвлёк звонок телефона. Звонить на городской номер могли лишь пара-тройка людей. Сейчас это была Антонина.
- Я её вспомнила. Представляешь! - возвестила сестра.
- Кого вспомнила?
- Веру.
- Поздравляю. Мозг не вывихнула, пока вспоминала?- без энтузиазма отозвался Алексей.
- Ты не понял. И это на самом деле занятно. Она действительно уже бывала в моей квартире, - нетерпеливо проговорила Тоня. - Лет двадцать назад.
- С отрядом октябрят макулатуру собирала или металлолом?
- Ага. С отрядом. Только не октябрят, а, скорее уж, тимуровцев. Тогда, кажется, уже и октябрят-то никаких не существовало,- понизив голос, задумчиво пробормотала сестра и тут же добавила уверенно: - Вы же её ко мне и привели.
- Кто это "вы"?
- Ты и Егор. Вы с ней в одной школе учились. Она совсем малышкой была, ей шубу в школе порвали. Я зашивала.
Далекий февральский день и зареванная, глазастая девчонка в истерзанной поганцами-одноклассниками шубке. Брат тогда метко назвал девочку Орешка. А ведь и, правда, похожа.
- А правильно я сделал, что убрался из столицы. Мега, мать твою, полис. Наступить некуда, чтобы не наткнуться на знакомых, - устало проговорил Алексей.
- Ну, да. Как-то так и получается, - задумчиво отозвалась Антонина. - Ладно, братец, пока. Наслаждайся жизнью.
- Ага. И ты. Вспомнишь еще чего - звони, - усмехнулся он.
Закончив разговор, с минуту наблюдал за происходящим на экране телевизора. Потом отбросил пульт и стал набирать сообщение на мобильном.
"Сдвинем встречу? Задержали дела, не успеваю подъехать. Позвоню. Целую".
Прочитал раз, другой, подумал о правиле последней фразы, о том, что врать нехорошо, а слать девушке такое смс - ребячество и свинство. Надо быть большим мальчиком и позвонить.
И тут же нажал кнопку "отправить".
Вера
Алексей ушел, а Антонина зазвала гостью на кухню и, не слушая возражений, усадила за стол - пить чай с теплыми бутербродами.
- А что вы в чай добавляете? - спросила Вера, с удовольствием отхлебывая ароматную жидкость из большой чашки.
- Конкретно в этой заварке мелисса и немного липового цвета, - ответила Тоня. - Я вообще люблю разные душистые травки добавлять в чай. И имбирь. Вам нравится имбирь?
- Нравится. Моя мама простуду лечит исключительно зеленым чаем с имбирем, - отозвалась Вера, чувствуя, что совсем разомлела после сытного перекуса.
Она зевнула, прикрывая рот.
- А знаете, Тоня, оказывается, мы с вашим братом какое-то время в одну школу ходили, - сказала она. - ЧуднО как-то всё.
Тоня удивленно вскинула брови и пристально посмотрела на свою новую знакомую.
- ЧуднО, - согласилась она. - Я и сама до сих пор не могу отмахнуться от дежа-вю, что где-то вас видела. И знаете, Вер, на фоне всего этого, уже никак нельзя считать, что вы незнакомка. Так или иначе, но получается, что вы знакомы почти со всеми членами нашей семьи.
Женщины обменялись взглядами и синхронно хихикнули. И если какое-то напряжение еще и витало в воздухе, то сейчас оно окончательно испарилось.
- А кстати, как вы с нынешним-то Алешкой познакомились? - спросила Антонина.
- Да мы, в общем-то, и не знакомились. Просто раз-другой пересекались по необходимости, - Вера откинулась на спинку стула, чувствуя приятную истому в уставшем теле. - Мы дачу достраиваем. Процесс затянулся из-за сложности найти приличных специалистов и толкового, порядочного подрядчика. Как-то в разговоре с Антоном Геннадьевичем мой муж, Стас, обмолвился об этом и...
- Погодите, ваш муж тоже Антона знает? - Тоня замерла, не донеся чашку до рта.
- Ну, в общем, да. Знает. Случайно познакомились на мероприятии в НИИ.
Вера кратко описала их встречу.
- Так вот, завязался разговор о всяких делах житейских. Стас упомянул о даче, и Антон Геннадьевич предложил знакомого подрядчика.
- Валерича? - усмехнулась Антонина.
- Да-да, его. Вот он уже посоветовал обратиться в кузнечную мастерскую. Там мы Алексея и встретили. Он нам качели делал.
- Понравились?
- Что?
- Качели понравились?
- Да, впечатлили, - отозвалась Вера. И, заметив, что Антонина смотрит на нее с интересом, добавила: - Я видела, как он наброски делает. Очень здорово рисует.
- Да, Лешка на все руки мастер, - согласилась Тоня. Вере показалось, что сказано это было с долей сожаления. – Еще умеет с деревом работать, мебель отличную изготавливает.
На волне разговора очень захотелось спросить, как получилось, что врач вдруг стал кузнецом, но Вера посчитала, что не имеет права задавать такие вопросы.
- Вер, вы сказали, что учились с Лешкой в одной школе, - Антонина завела за ухо блестящую прядь волос. Не глядя, на свою гостью, отломила кусочек кекса, и аккуратно держала в изящных пальцах, не торопясь отправлять в рот.
- Да. По его словам, он окончил школу в девяносто четвертом, а я тогда была в третьем классе. И я не помню, чтобы мы встречались.
Антонина задумчиво посмотрела поверх головы Веры, словно что-то прикидывая. Возникшая пауза заставила Веру насторожиться, замереть в непонятном ожидании.
- Послушайте, как-то раз мои братья привели ко мне зареванную девочку в рваной и грязной шубке, - сказала Тоня. - Девочке тогда было лет девять, если я правильно помню. И произошло это примерно в то время, о котором мы говорим.
Вера почувствовала, как ее губы сами собой растягиваются в улыбке.
- Кажется, никто из нас с ума не сошел, - сказала она. - Той зареванной девчонкой была я, а тот случай - одним из самых ярких воспоминаний детства.
Женщины какое-то время смотрели друг на друга, а потом дружно рассмеялись.
- Честное слово, я чуть мигрень не заработала, вспоминая, где могла вас видеть, - призналась Тоня. - Искала связь в настоящем времени, и кто мог подумать, что заглядывать надо было в прошлое. В вас, Верочка, многое сохранилось от той большеглазой крошки, которую я хорошо запомнила. Вот чувствую, на кого-то вы ужасно похожи, но это сходство все ускользало. И в голову не пришло искать связь между той малышкой из прошлого и вами нынешней. Кстати, как тогда дома, всё обошлось? Родители не ругали за шубку?
- Никто ничего не заметил, - улыбнулась Вера. - Вы, как волшебница, зашили все так, что и следов не осталось.
Случайностей не бывает. Все без исключения события, звено за звеном, умеют складываться в единую цепь, которая одним концом цепляется в неясном прошлом, а другим тянется в еще более туманное будущее.
После чаепития и разговора Вера, невзирая на протест хозяйки, помогла прибраться на кухне. Потом Тоня настояла, чтобы ее гостья непременно отдохнула.
- Лешка велел за вами приглядывать. Сказал, что нужно отлеживаться, осторожно двигаться, не перенапрягаться. И лучшее средство восстановления - это сон. Так что идите, Верочка, и отдыхайте. Позвольте себе немного побыть "овощем", хотя бы до завтра.
"Овощем" быть не хотелось, но прилечь и подремать очень даже требовалось, и Вера не стала возражать.
- Вер, - окликнула ее Антонина, - после всего, что выяснилось, можно считать, что мы с вами знакомы очень и очень давно. Так что отбросьте всякие сомнения, не смущайтесь, чувствуйте себя, как дома и обращайтесь, если что-то понадобится.
…Сон в желто-белой комнате после всех переживаний был крепким и целительным. Отдохнув за пару часов, Вера почувствовала себя вполне бодрой и способной здраво соображать. Созвонившись с мамой, узнала, что Стас объявлялся, пообщался с сыном, но вопросов о жене не задавал. И вообще никак и ничем не дал понять, что у них с Верой что-то произошло. Это выглядело странным и вызвало новую тревогу.
Стас либо встал в позу глубоко оскорбленного супруга, ожидая от Веры первого шага, либо намеренно добивался того, чтобы она начала еще больше беспокоиться и томиться неизвестностью. Знает, что жене свойственно теряться в некоторых ситуациях, и в состоянии полной разобранности она становится покладистой и её можно буквально "брать тепленькой".
Чтобы не просиживать зря и не дать треволнению окончательно выбить из хрупкого равновесия, Вера решила заняться недоделанными переводами. Она попросила у Антонины разрешения воспользоваться ноутбуком и расположилась за письменным столом в отведенной ей комнате. Заглянув на почту, обнаружила послание от Антона Геннадьевича с текстом письма, нуждающегося в переводе, который выполнила и отослала немедленно. Затем занялась своими текстами.
Погруженной в работу её и застал звонок Прокофьева.
- Вы как? В порядке? - голос Антона Геннадьевича не похож на тот, каким он общался с ней обычно.
Он говорил осторожней, тише и мягче. И Вера не уверена, что ей это понравилось.
- Все хорошо. Спасибо вам.
- А вам моя сердечная благодарность за письмо. Очень выручили.
- Вот уж мелочи!
- Вот уж нет! - со смешком парировал Прокофьев. - Этой, как вы выражаетесь, "мелочью", мы сделали первый шаг к весьма перспективному сотрудничеству. Многомиллионный контракт вырисовывается, Верочка.
- Ой...
- Вот вам и "ой". - И без перехода: - Вера, как вы смотрите на то, чтобы завтра выпить кофе?
- С удовольствием, но... Завтра мне уже придется выйти из подполья и вплотную заняться собственной жизнью. Сын, родители, работа.
- Понимаю. Но вы уверены, что где-то среди всего важного и неотложного не найдется места чашечке кофе?
Тон Прокофьева, и без того сдержанный, словно еще обесцветился после ее отказа.
- Я... не знаю, - вздохнула Вера. - Не знаю, чему в моей жизни найдется место завтра, - честно призналась она.
- Как бы там ни было - все образуется. И я не утешаю, так и будет. Верите? - мягко, но уверенно сказал профессор.
- Верю. Имя обязывает.
- Точно подмечено. И все же жаль. Могла бы сложиться приятная традиция начинать день с чашки Бразильского шоколада.
Вместо ответа Вера вздохнула.
Обезболивающий укол еще действовал, а, может быть, тело и душа сами по себе болеть стали меньше, но физический дискомфорт и волнение сменила наплывающая волнами апатия. Вера сидела на стуле за письменным столом в светлой девичьей комнате и с безразличием наблюдала в окно, как угасает сегодняшний день, и постепенно надвигается вечер. Завтра уже не пугало, хотя и возникал вопрос - какова будет плата за все сегодняшние поступки и принятые решения. И как быть, если всё очевидней становится, что сама она не готова ничего предложить новому дню?
- Антон Геннадьевич, спасибо вам всем огромное, - проговорила Вера. - Вы все чудесные люди и очень мне помогли.
- Да ну бросьте, Верочка. Не за что благодарить. Все так, как и должно быть, никаких чудес, - отозвался Прокофьев.
- Вот уж не соглашусь. Чудо состоит в том, что все вы случились... удивительно своевременно. И вы, и Тоня. И Алексей.
- Кто, простите? Алексей?! - голос Антона Геннадьевича загудел, как басовая струна.
- Да. Тоня сказала, он её двоюродный брат... - Вера растерялась от неожиданно резкой смены тональности. - Я не знаю, кто он вам. Племянник? Так получилось, что мне...
- Эм... Да, конечно. Понятно, - слова теперь раздавались отрывисто и, казалось, Прокофьев внезапно отвлекся и больше ее не слушает. - Извините, Верочка. Не буду вам докучать. До свидания. Отдыхайте.
Она едва успела оторопело проговорить "Всего доброго", как разговор прервался.
