Мужик щурился, будто вылез на свет из темной норы, и на ходу застегивал кнопки свободной черной рубашки. Под рубашкой на шее висело белое полотенце.
Зорро из бани. С альбомом для рисования подмышкой и карандашом, заткнутым за левое ухо.
Мужик хрипло проворчал приветствие. Взял стул, стоящий у стены, поставил его ближе к разместившимся на креслах посетителям и уселся.
Вера смутилась, когда поняла, что разглядывая колоритного кузнеца, слишком увлеклась. Мужик заметил ее внимание и вскинул на девушку взгляд.
Глаза голубые, прозрачные, как море в солнечный день на мелководье. И при этом безучастные, и равнодушные.
...Он задал вопросы о пожеланиях. Попросил показать, какие орнаменты ковки приглянулись.
Вера пыталась вслушаться в его голос и не смогла. Он звучал негромко, сипло и невыразительно. Возможно, мужчина был простужен. Или устал и ему не хотелось общаться с клиентами в конце рабочего дня.
Мысли в голове Веры суматошно закружились, и виски болезненно заломило. Вместе с головной болью пришло раздражение на бубнящего себе под нос мастера.
- А можно вот этот и этот узоры объединить в один? - нетерпеливо спросила сидящего перед ней «Зорро». И капризно, как ребенок, ткнула пальчиком в два разных образца. - Вот этот поделить пополам, а у этого как бы отделить внутреннюю часть и вставить между фрагментами первого. И чтобы сверху и снизу вот эти паттерны повторялись вокруг, только не сплошь по периметру, а только по углам.
Она водила пальчиком по странице, не глядя на хранившего молчание мастера.
Кузнец смерил Веру беглым, чуть насмешливым взглядом из-под своей банданы. На неприятно красном лице снова сверкнула прозрачная голубизна глаз.
- Да все можно, конечно. Отчего же нет, - прошелестел неуловимым тембр.
Мастер раскрыл альбом и начал делать набросок.
Вера смотрела, как ловко ложатся карандашные штрихи на белый лист, и из них складывается рисунок.
Она следила за кистью правой руки мужчины и видела, как сильные длинные пальцы с коротко подстриженными ногтями сжимают карандаш, как двигаются сухожилия под кожей, покрытой мелкими шрамами. Шрамов было много: старые, чуть заметные и совсем свежие, от едва успевших зажить ранок.
Вера представления не имела, как должны или могут выглядеть руки кузнечных дел мастера, но аккуратные, по-мужски изящные кисти, держащие альбом и карандаш совсем не были похожи на руки кузнеца. Эта профессия вообще казалась ей столь устаревшей, что воспринималась чуть ли не сказочной.
А сам «Зорро» устойчиво продолжал вызывать смутные ощущения чего-то давнего, забытого, но оставившего глубокий след.
- Вот. Приблизительно так получится. Подойдет?
Вера вздрогнула, поняв, что обращаются к ней. Альбом с эскизом поменял положение, повернулся и приподнялся почти вертикально, чтобы рисунок удобно было рассмотреть.
- Красиво, - искренне отозвалась она. - Вполне подходит.
Вскинула на мастера быстрый взгляд, одновременно изображая вежливую улыбку.
И снова натолкнулась на прозрачную голубизну радужек. Совершенно индифферентный взгляд, просто цветовой эффект, без какого-либо отражения эмоций в глубине. На красном лице никакой ответной улыбки.
Хотя нет, не совсем. Вере показалось, что у «Зорро» все-таки чуть дернулся левый глаз.
Антонина
- Ты, любезный дядюшка, что-то похудел с последней нашей встречи. Точнее, постройнел. Прям, как юноша.
- "...бледный, со взором горящим", - автоматически проговорил Антон, помешивая ложечкой в чашке с зеленым чаем.
Красивый, моложавый, подтянутый, с аккуратно причесанными волосами, ухоженными руками. Серый пуловер подчеркивает идеальную осанку и разворот широких плеч. Антон выглядит почти моим ровесником. Но в глазах его такая неимоверная усталость, будто на самом деле ему две сотни от роду, и большая часть из них прожита в дыму и огне неравных сражений.
Я села напротив него за кухонный стол, налила себе кофе, плеснула щедрую порцию обезжиренного молока.
- Все кофе пьешь на ночь, - привычно проворчал Антон.
- С молоком. Много молока. Это практически молоко с кофе, - отмахнулась я. - Не отвлекайся, пожалуйста. Не томи, рассказывай.
- Да рассказывать особо нечего, - качнул головой мой дядя. Неторопливо отхлебнул из чашки, поставил ее на блюдце, покрутил туда-сюда. Снова помешал ложечкой.
Эта его манера "тянуть момент", как струну, которая того и гляди лопнет. И выжидать, пока собеседник не дозреет. Тогда любая новость, пусть даже самая пустяковая, может показаться сенсацией.
Но сейчас было что-то в этом его напряженном молчании более значительное, чем просто привычная "игра на нервах".
- Ты сказал "есть новости". Говори уже! Не будь задницей, дядюшка! - не выдержала я.
- Не называй меня... дядюшкой! - шутливо возмутился Антон.
Сделал большой глоток чая и выпрямился на стуле, став серьезным.
- Сразу тебя попрошу ничего не говорить Алексею. Я знаю, ты с ним общаешься регулярно. Но эта информация его не касается. Не будем нагнетать лишнего, - заговорил он.
- Мог бы и не предупреждать. Я будить лихо не собираюсь, - отозвалась я.
- Ладно. Это я так, для проформы, - снова сделал глоток чая. Закашлялся, вытащил из кармана брюк аккуратно сложенный платок,и сказал, прикрывая рот, - Гера нашелся. Он сейчас где-то в Вологодской области. Точно сказать сложно, потому что он постоянно перемещается.
Антон быстро взглянул на меня.
- И, насколько мне известно, в Москву возвращаться не собирается, - добавил он, предваряя мой возможный вопрос.
Я выдохнула с разочарованием и облегчением одновременно.
- Догадываюсь, что не собирается. Но хотя бы известно теперь, что жив-здоров. Или что? - напряглась я, заметив выражение лица дядьки.
- Жив, жив. Здоров ли? Наверное, да. Физически, - ответил Антон, убирая платок снова в карман.
При этом он не смотрел на меня, а словно размышлял о чем-то своем.
- Ты... ты с ним сам разговаривал? - осторожно поинтересовалась я.
Антон одарил выразительным взглядом. Так смотрят на слабоумных, или на слишком наивных, убеждать которых в прописных истинах нет никакого желания. И смысла.
- Нет, конечно, милая, - терпеливо ответил он все-таки по-существу. - Насколько тебе известно, мы с ним не общаемся. Уже очень долго. И это прочное состояние, неизменная величина.
- Все меняется... - проворчала я.
И поняла, что вру сама себе. Мы столько раз сидели за столом на этой кухне за последние сорок лет. Менялись столы, мебель и краска на стенах, но само место оставалось неизменным. И мы только старели, а все остальное в нас сопротивлялось глубинным трансформациям.
Любая перемена возводится на основе постоянства, а полные изменения лишь иллюзия.
Но сейчас мне бы хотелось, чтобы кое-что во мне самой изменилось радикально. Хотелось разозлиться настолько, чтобы бросить все к чертям, найти Георгия, притащить его за шкирку в Москву. Потом любыми неправдами заманить упрямца Лешку и столкнуть братьев лбами.
Пусть до крови, пусть с разрывающей их болью, но необходимо преодолеть сопротивление между одноименными зарядами. Сделать так, чтобы эти двое, наконец, оказались в одной пространственно-временной точке и смогли хотя бы посмотреть друг на друга. После стольких лет...
- И еще одно, - заговорил снова Антон, вырывая меня из погружения в несбыточное. - Надежда что-то крутит со свадьбой.
- Как?! Опять?! - на миг я даже забыла новость про Георгия.
- Опять и снова. Но на этот раз с ней явно что-то происходит. Существенное, я бы сказал. Мы Павла уже пару недель не видели и не слышали. Прости, Господи, дочь мою неразумную, - развел руками Антон.- Девочка наша ничего никому не рассказывает по своему обыкновению, приходится только гадать и предполагать. Но она... - он прикрыл один глаз, подбирая слово. - Она озадачена. Чрезмерно погружена в себя. Стала злая и вредная, как старая дева.
- Она и есть у вас старая дева, - заметила я раздраженно. - Девице скоро тридцать, а она все "в замуж" никак не сходит. Только собирается туда, словно на базар со списком покупок. Чего ждет-то? Принца? Пришельца "из далекой-далекой Галактики"? Павел каким по счету разнесчастным женихом будет, которому готовят "сюрприз"? Третьим?
- Хм... четвертым, - уточнил Антон. - Возможно, все эти "принцы", приближаясь к свадьбе, все больше становятся похожими на лягушек.
- На придирчивый взгляд вашей ненаглядной, избалованной девчушки так и есть, - с досадой отозвалась я. - Или не на придирчивый, а искаженный. Павел-то чем ей вдруг не угодил? Ведь все у них было прекрасно!
Антон покачал головой, пожал плечами.
- И мы так думали. Но, наверное, на этот раз дело точно не в нем. А в самой Надежде.
Дядька посмотрел на меня.
- Поговори с ней, Тоник. Поговори, прошу тебя. Не нравится мне все это. Несет куда-то Надежду.
"Поговори с ней, Тоник"
"Поговори с ним, Тоник"
"Разузнай, в чем там дело, Тоник"
Это я слышу с тех самых пор, как у моего дядьки Антона появились детки. Сначала сыновья, воспитанием которых он не обременялся, чего уж там. Потом дочка. Любимая и обожаемая, красавица Надежда.
В самом деле, красавица, не преувеличиваю. У светловолосого и голубоглазого Антона родилась в сто крат улучшенная копия его жены, Натальи. И это притом, что сама Наталья была чудо, как хороша. Среднего роста, ухоженная брюнетка с безупречной фигурой. Дорисуйте смуглую кожу без изъянов, бархатные карие глаза, изящный нос, рот, мягкий, немного капризный, бровки-реснички - все практически идеальное, чего не пропустишь взглядом никак. И если все эти "небесные черты" сделать изысканней, чувственней, то вот вам и будет портрет Надежды. От отца ей достался высокий рост, и мозгами она пошла в Антона, хотя и Наталья женщина далеко не глупая.
При таких данных, понятное дело, мужским вниманием Надя не обделена. Но она крайне разборчива, легкомысленных ухаживаний не признавала и случайных связей не заводила. Предпочитала общаться с мужчинами "плотно и конкретно". При этом красиво и убедительно. Верилось в глубину чувств и серьезность намерений сложившейся пары, и все уверенно двигалось к брачному союзу. И так уже четыре раза.
Первый жених отпал после того, как за месяц до свадьбы Надежда заподозрила его в измене. Подозрение не подтвердилось, но свадьба все равно не состоялась.
Второй кандидат был успешным адвокатом. Красавцем и умницей, получившим заграничное образование то ли в Йеле, то ли в Принстоне. Словом, что-то там из "Лиги плюща".
С ним дело зашло далеко. Свадьба состоялась. Почти. Только невеста вместе "согласна" ответила "простите, нет". И ушла прямо из Грибоедовского, гордо отстучав каблучками неторопливое стаккато в гробовой тишине зала торжественных бракосочетаний.
Жених просто исчез, без выяснения отношений. А сама Надежда причину своего поступка долго не разглашала, потом задумчиво призналась, что, кажется, любила будущего мужа сильнее, чем он ее. Тянула до последнего, пытаясь разобраться, или смириться.
Разобралась только во время произнесения речи работником ЗАГСа. И смириться не смогла.
Но я уверена, было там что-то еще. И далеко не столь патетичное.
Третий жених отделался легким потрясением и покупкой помолвочного кольца, которое Надежда потом ему вернула. Причина разрыва была самая простая - остыла-разлюбила.
Над нынешним, четвертым сгущались тучи вообще непонятного содержимого. Я познакомилась с этим потенциальным "невезунчиком", и он мне понравился. Он всем нам понравился. Серьезный, успешный, не бедный, интересный внешне. С чувством юмора и без вредных привычек. Правда, старше Надежды на восемнадцать лет, но разве это могло считаться помехой.
Все атрибуты подходящего мужа, включая нежные чувства к избраннице, наличествовали. Причем, как утверждала сама Надежда - все это не видимость, а чистая реальность.
Они встречались около года, может и больше, практически съехались, вели общее хозяйство. Строили грандиозные планы. Надя выглядела расслабленной и счастливой.
Но и тут что-то не заладилось.
Пора прервать этот порочный круг с несостоявшимися замужествами.
- И что мы имеем? "Четыре расстроенные свадьбы"? Осталось устроить "одни веселые похороны всех девичьих мечтаний", - вздохнула я. - Я поговорю с ней, обязательно, - решительно сказала я Антону. - Как раз собираюсь встречаться с Надеждой на этой неделе. Она там какую-то кофейню откопала на Цветном, вот посидим и поговорим.
- Угу. Спасибо, Тоник. Ты у нас...- мой собеседник притих, погрустнел. - Чудо ты у нас, - договорил он.
- Да все мы, "чудеса", - отмахнулась я. - Наша семейка - это цирковая труппа какая-то.
- Хочешь сказать "цирк уродов", - горько усмехнулся дядька.
- Как не печально, но похоже на то.
Антон молчал, а я ждала, что сейчас он, согласно заведенному регламенту наших встреч, задаст вопрос об Алешке. Обязательный и формальный, как пункт в анкете.
- Ну, а что там Алексей?
- Все так же, дядюшка. Ничего у него не меняется. Девушки, работа. Работа, девушки.
- Девушки? До сих пор во множественном числе? - поморщился Антон. - И не называй меня дядюшкой.
- Сейчас в менее множественном, чем когда-либо. И почему это мне не называть тебя дядюшкой?
- У нас с тобой разница всего-то десяток лет, - проворчал родственник.
- Вот потому мне и нравится называть тебя дядюшкой и чувствовать себя племянницей такого молодого красавца, - отозвалась я. - А вообще-то невежливо напоминать женщине об ее возрасте.
Пустая болтовня слегка сняла напряжение с наших плеч, нагруженных новой порцией не самых приятных новостей.
- И какого уж такого ты возраста, дева? - фыркнул Антон.
- У меня юная дочь, которую я родила непозволительно рано, - подыграла я.
Мне сорок восемь, а дочери моей почти двадцать четыре. Но с Антоном я до сих пор чувствую себя той тринадцатилетней девчонкой, обожающей родного брата мамы, который умудрился в один момент разрушить мои идеализированные представления о нем. И разрушает до сих пор. Но я держусь, не позволяя Антону уж очень расстараться в этом.
Я знаю, он хороший человек, только где-то в своей жизни свернул не туда. И пошел не так, неверным шагом.
- Между прочим, сколько бы там тебе не было годков, выглядишь ты сногсшибательно, - заявил мой мудрый родственник. - И сама знаешь это прекрасно.
- Догадываюсь.
- И как там твоя юная дочка? - уже совсем серьезно спросил Антон. - Как Анечка?
Внучатую племянницу он обожал, как родную дочку. Или внучку, которой у него пока не было.
- У нее все хорошо, - ответила я, радуясь, что реально могу разбавить горечь нашей беседы по-настоящему позитивными новостями. И новости эти касаются моей родной доченьки. - Живет себе со своим Мато. Греется в лучах любви и Черногорского солнца.
Я сорвалась с места, метнулась в комнату, вернулась с iPad'ом.
Открыла папку с фотографиями и положила планшет перед Антоном.
- Вот, из свеженького, прислано три дня назад. Дом они достраивают и зовут всех в гости, на новоселье, - прокомментировала я.
- Ох, как же приятно слышать хорошие новости! И видеть наглядное тому подтверждение, - Антон буквально расцвел, разглядывая фотографии Ани, стоящей в обнимку с мужем на фоне их нового дома и в окружении дивного ландшафта. - Анечка самая мудрая у нас. Вырвалась из сетей чокнутой семейки и уехала. Хоть один человек не травится нашими реалиями.
Зорро из бани. С альбомом для рисования подмышкой и карандашом, заткнутым за левое ухо.
Мужик хрипло проворчал приветствие. Взял стул, стоящий у стены, поставил его ближе к разместившимся на креслах посетителям и уселся.
Вера смутилась, когда поняла, что разглядывая колоритного кузнеца, слишком увлеклась. Мужик заметил ее внимание и вскинул на девушку взгляд.
Глаза голубые, прозрачные, как море в солнечный день на мелководье. И при этом безучастные, и равнодушные.
...Он задал вопросы о пожеланиях. Попросил показать, какие орнаменты ковки приглянулись.
Вера пыталась вслушаться в его голос и не смогла. Он звучал негромко, сипло и невыразительно. Возможно, мужчина был простужен. Или устал и ему не хотелось общаться с клиентами в конце рабочего дня.
Мысли в голове Веры суматошно закружились, и виски болезненно заломило. Вместе с головной болью пришло раздражение на бубнящего себе под нос мастера.
- А можно вот этот и этот узоры объединить в один? - нетерпеливо спросила сидящего перед ней «Зорро». И капризно, как ребенок, ткнула пальчиком в два разных образца. - Вот этот поделить пополам, а у этого как бы отделить внутреннюю часть и вставить между фрагментами первого. И чтобы сверху и снизу вот эти паттерны повторялись вокруг, только не сплошь по периметру, а только по углам.
Она водила пальчиком по странице, не глядя на хранившего молчание мастера.
Кузнец смерил Веру беглым, чуть насмешливым взглядом из-под своей банданы. На неприятно красном лице снова сверкнула прозрачная голубизна глаз.
- Да все можно, конечно. Отчего же нет, - прошелестел неуловимым тембр.
Мастер раскрыл альбом и начал делать набросок.
Вера смотрела, как ловко ложатся карандашные штрихи на белый лист, и из них складывается рисунок.
Она следила за кистью правой руки мужчины и видела, как сильные длинные пальцы с коротко подстриженными ногтями сжимают карандаш, как двигаются сухожилия под кожей, покрытой мелкими шрамами. Шрамов было много: старые, чуть заметные и совсем свежие, от едва успевших зажить ранок.
Вера представления не имела, как должны или могут выглядеть руки кузнечных дел мастера, но аккуратные, по-мужски изящные кисти, держащие альбом и карандаш совсем не были похожи на руки кузнеца. Эта профессия вообще казалась ей столь устаревшей, что воспринималась чуть ли не сказочной.
А сам «Зорро» устойчиво продолжал вызывать смутные ощущения чего-то давнего, забытого, но оставившего глубокий след.
- Вот. Приблизительно так получится. Подойдет?
Вера вздрогнула, поняв, что обращаются к ней. Альбом с эскизом поменял положение, повернулся и приподнялся почти вертикально, чтобы рисунок удобно было рассмотреть.
- Красиво, - искренне отозвалась она. - Вполне подходит.
Вскинула на мастера быстрый взгляд, одновременно изображая вежливую улыбку.
И снова натолкнулась на прозрачную голубизну радужек. Совершенно индифферентный взгляд, просто цветовой эффект, без какого-либо отражения эмоций в глубине. На красном лице никакой ответной улыбки.
Хотя нет, не совсем. Вере показалось, что у «Зорро» все-таки чуть дернулся левый глаз.
Глава 5
Антонина
- Ты, любезный дядюшка, что-то похудел с последней нашей встречи. Точнее, постройнел. Прям, как юноша.
- "...бледный, со взором горящим", - автоматически проговорил Антон, помешивая ложечкой в чашке с зеленым чаем.
Красивый, моложавый, подтянутый, с аккуратно причесанными волосами, ухоженными руками. Серый пуловер подчеркивает идеальную осанку и разворот широких плеч. Антон выглядит почти моим ровесником. Но в глазах его такая неимоверная усталость, будто на самом деле ему две сотни от роду, и большая часть из них прожита в дыму и огне неравных сражений.
Я села напротив него за кухонный стол, налила себе кофе, плеснула щедрую порцию обезжиренного молока.
- Все кофе пьешь на ночь, - привычно проворчал Антон.
- С молоком. Много молока. Это практически молоко с кофе, - отмахнулась я. - Не отвлекайся, пожалуйста. Не томи, рассказывай.
- Да рассказывать особо нечего, - качнул головой мой дядя. Неторопливо отхлебнул из чашки, поставил ее на блюдце, покрутил туда-сюда. Снова помешал ложечкой.
Эта его манера "тянуть момент", как струну, которая того и гляди лопнет. И выжидать, пока собеседник не дозреет. Тогда любая новость, пусть даже самая пустяковая, может показаться сенсацией.
Но сейчас было что-то в этом его напряженном молчании более значительное, чем просто привычная "игра на нервах".
- Ты сказал "есть новости". Говори уже! Не будь задницей, дядюшка! - не выдержала я.
- Не называй меня... дядюшкой! - шутливо возмутился Антон.
Сделал большой глоток чая и выпрямился на стуле, став серьезным.
- Сразу тебя попрошу ничего не говорить Алексею. Я знаю, ты с ним общаешься регулярно. Но эта информация его не касается. Не будем нагнетать лишнего, - заговорил он.
- Мог бы и не предупреждать. Я будить лихо не собираюсь, - отозвалась я.
- Ладно. Это я так, для проформы, - снова сделал глоток чая. Закашлялся, вытащил из кармана брюк аккуратно сложенный платок,и сказал, прикрывая рот, - Гера нашелся. Он сейчас где-то в Вологодской области. Точно сказать сложно, потому что он постоянно перемещается.
Антон быстро взглянул на меня.
- И, насколько мне известно, в Москву возвращаться не собирается, - добавил он, предваряя мой возможный вопрос.
Я выдохнула с разочарованием и облегчением одновременно.
- Догадываюсь, что не собирается. Но хотя бы известно теперь, что жив-здоров. Или что? - напряглась я, заметив выражение лица дядьки.
- Жив, жив. Здоров ли? Наверное, да. Физически, - ответил Антон, убирая платок снова в карман.
При этом он не смотрел на меня, а словно размышлял о чем-то своем.
- Ты... ты с ним сам разговаривал? - осторожно поинтересовалась я.
Антон одарил выразительным взглядом. Так смотрят на слабоумных, или на слишком наивных, убеждать которых в прописных истинах нет никакого желания. И смысла.
- Нет, конечно, милая, - терпеливо ответил он все-таки по-существу. - Насколько тебе известно, мы с ним не общаемся. Уже очень долго. И это прочное состояние, неизменная величина.
- Все меняется... - проворчала я.
И поняла, что вру сама себе. Мы столько раз сидели за столом на этой кухне за последние сорок лет. Менялись столы, мебель и краска на стенах, но само место оставалось неизменным. И мы только старели, а все остальное в нас сопротивлялось глубинным трансформациям.
Любая перемена возводится на основе постоянства, а полные изменения лишь иллюзия.
Но сейчас мне бы хотелось, чтобы кое-что во мне самой изменилось радикально. Хотелось разозлиться настолько, чтобы бросить все к чертям, найти Георгия, притащить его за шкирку в Москву. Потом любыми неправдами заманить упрямца Лешку и столкнуть братьев лбами.
Пусть до крови, пусть с разрывающей их болью, но необходимо преодолеть сопротивление между одноименными зарядами. Сделать так, чтобы эти двое, наконец, оказались в одной пространственно-временной точке и смогли хотя бы посмотреть друг на друга. После стольких лет...
- И еще одно, - заговорил снова Антон, вырывая меня из погружения в несбыточное. - Надежда что-то крутит со свадьбой.
- Как?! Опять?! - на миг я даже забыла новость про Георгия.
- Опять и снова. Но на этот раз с ней явно что-то происходит. Существенное, я бы сказал. Мы Павла уже пару недель не видели и не слышали. Прости, Господи, дочь мою неразумную, - развел руками Антон.- Девочка наша ничего никому не рассказывает по своему обыкновению, приходится только гадать и предполагать. Но она... - он прикрыл один глаз, подбирая слово. - Она озадачена. Чрезмерно погружена в себя. Стала злая и вредная, как старая дева.
- Она и есть у вас старая дева, - заметила я раздраженно. - Девице скоро тридцать, а она все "в замуж" никак не сходит. Только собирается туда, словно на базар со списком покупок. Чего ждет-то? Принца? Пришельца "из далекой-далекой Галактики"? Павел каким по счету разнесчастным женихом будет, которому готовят "сюрприз"? Третьим?
- Хм... четвертым, - уточнил Антон. - Возможно, все эти "принцы", приближаясь к свадьбе, все больше становятся похожими на лягушек.
- На придирчивый взгляд вашей ненаглядной, избалованной девчушки так и есть, - с досадой отозвалась я. - Или не на придирчивый, а искаженный. Павел-то чем ей вдруг не угодил? Ведь все у них было прекрасно!
Антон покачал головой, пожал плечами.
- И мы так думали. Но, наверное, на этот раз дело точно не в нем. А в самой Надежде.
Дядька посмотрел на меня.
- Поговори с ней, Тоник. Поговори, прошу тебя. Не нравится мне все это. Несет куда-то Надежду.
"Поговори с ней, Тоник"
"Поговори с ним, Тоник"
"Разузнай, в чем там дело, Тоник"
Это я слышу с тех самых пор, как у моего дядьки Антона появились детки. Сначала сыновья, воспитанием которых он не обременялся, чего уж там. Потом дочка. Любимая и обожаемая, красавица Надежда.
В самом деле, красавица, не преувеличиваю. У светловолосого и голубоглазого Антона родилась в сто крат улучшенная копия его жены, Натальи. И это притом, что сама Наталья была чудо, как хороша. Среднего роста, ухоженная брюнетка с безупречной фигурой. Дорисуйте смуглую кожу без изъянов, бархатные карие глаза, изящный нос, рот, мягкий, немного капризный, бровки-реснички - все практически идеальное, чего не пропустишь взглядом никак. И если все эти "небесные черты" сделать изысканней, чувственней, то вот вам и будет портрет Надежды. От отца ей достался высокий рост, и мозгами она пошла в Антона, хотя и Наталья женщина далеко не глупая.
При таких данных, понятное дело, мужским вниманием Надя не обделена. Но она крайне разборчива, легкомысленных ухаживаний не признавала и случайных связей не заводила. Предпочитала общаться с мужчинами "плотно и конкретно". При этом красиво и убедительно. Верилось в глубину чувств и серьезность намерений сложившейся пары, и все уверенно двигалось к брачному союзу. И так уже четыре раза.
Первый жених отпал после того, как за месяц до свадьбы Надежда заподозрила его в измене. Подозрение не подтвердилось, но свадьба все равно не состоялась.
Второй кандидат был успешным адвокатом. Красавцем и умницей, получившим заграничное образование то ли в Йеле, то ли в Принстоне. Словом, что-то там из "Лиги плюща".
С ним дело зашло далеко. Свадьба состоялась. Почти. Только невеста вместе "согласна" ответила "простите, нет". И ушла прямо из Грибоедовского, гордо отстучав каблучками неторопливое стаккато в гробовой тишине зала торжественных бракосочетаний.
Жених просто исчез, без выяснения отношений. А сама Надежда причину своего поступка долго не разглашала, потом задумчиво призналась, что, кажется, любила будущего мужа сильнее, чем он ее. Тянула до последнего, пытаясь разобраться, или смириться.
Разобралась только во время произнесения речи работником ЗАГСа. И смириться не смогла.
Но я уверена, было там что-то еще. И далеко не столь патетичное.
Третий жених отделался легким потрясением и покупкой помолвочного кольца, которое Надежда потом ему вернула. Причина разрыва была самая простая - остыла-разлюбила.
Над нынешним, четвертым сгущались тучи вообще непонятного содержимого. Я познакомилась с этим потенциальным "невезунчиком", и он мне понравился. Он всем нам понравился. Серьезный, успешный, не бедный, интересный внешне. С чувством юмора и без вредных привычек. Правда, старше Надежды на восемнадцать лет, но разве это могло считаться помехой.
Все атрибуты подходящего мужа, включая нежные чувства к избраннице, наличествовали. Причем, как утверждала сама Надежда - все это не видимость, а чистая реальность.
Они встречались около года, может и больше, практически съехались, вели общее хозяйство. Строили грандиозные планы. Надя выглядела расслабленной и счастливой.
Но и тут что-то не заладилось.
Пора прервать этот порочный круг с несостоявшимися замужествами.
- И что мы имеем? "Четыре расстроенные свадьбы"? Осталось устроить "одни веселые похороны всех девичьих мечтаний", - вздохнула я. - Я поговорю с ней, обязательно, - решительно сказала я Антону. - Как раз собираюсь встречаться с Надеждой на этой неделе. Она там какую-то кофейню откопала на Цветном, вот посидим и поговорим.
- Угу. Спасибо, Тоник. Ты у нас...- мой собеседник притих, погрустнел. - Чудо ты у нас, - договорил он.
- Да все мы, "чудеса", - отмахнулась я. - Наша семейка - это цирковая труппа какая-то.
- Хочешь сказать "цирк уродов", - горько усмехнулся дядька.
- Как не печально, но похоже на то.
Антон молчал, а я ждала, что сейчас он, согласно заведенному регламенту наших встреч, задаст вопрос об Алешке. Обязательный и формальный, как пункт в анкете.
- Ну, а что там Алексей?
- Все так же, дядюшка. Ничего у него не меняется. Девушки, работа. Работа, девушки.
- Девушки? До сих пор во множественном числе? - поморщился Антон. - И не называй меня дядюшкой.
- Сейчас в менее множественном, чем когда-либо. И почему это мне не называть тебя дядюшкой?
- У нас с тобой разница всего-то десяток лет, - проворчал родственник.
- Вот потому мне и нравится называть тебя дядюшкой и чувствовать себя племянницей такого молодого красавца, - отозвалась я. - А вообще-то невежливо напоминать женщине об ее возрасте.
Пустая болтовня слегка сняла напряжение с наших плеч, нагруженных новой порцией не самых приятных новостей.
- И какого уж такого ты возраста, дева? - фыркнул Антон.
- У меня юная дочь, которую я родила непозволительно рано, - подыграла я.
Мне сорок восемь, а дочери моей почти двадцать четыре. Но с Антоном я до сих пор чувствую себя той тринадцатилетней девчонкой, обожающей родного брата мамы, который умудрился в один момент разрушить мои идеализированные представления о нем. И разрушает до сих пор. Но я держусь, не позволяя Антону уж очень расстараться в этом.
Я знаю, он хороший человек, только где-то в своей жизни свернул не туда. И пошел не так, неверным шагом.
- Между прочим, сколько бы там тебе не было годков, выглядишь ты сногсшибательно, - заявил мой мудрый родственник. - И сама знаешь это прекрасно.
- Догадываюсь.
- И как там твоя юная дочка? - уже совсем серьезно спросил Антон. - Как Анечка?
Внучатую племянницу он обожал, как родную дочку. Или внучку, которой у него пока не было.
- У нее все хорошо, - ответила я, радуясь, что реально могу разбавить горечь нашей беседы по-настоящему позитивными новостями. И новости эти касаются моей родной доченьки. - Живет себе со своим Мато. Греется в лучах любви и Черногорского солнца.
Я сорвалась с места, метнулась в комнату, вернулась с iPad'ом.
Открыла папку с фотографиями и положила планшет перед Антоном.
- Вот, из свеженького, прислано три дня назад. Дом они достраивают и зовут всех в гости, на новоселье, - прокомментировала я.
- Ох, как же приятно слышать хорошие новости! И видеть наглядное тому подтверждение, - Антон буквально расцвел, разглядывая фотографии Ани, стоящей в обнимку с мужем на фоне их нового дома и в окружении дивного ландшафта. - Анечка самая мудрая у нас. Вырвалась из сетей чокнутой семейки и уехала. Хоть один человек не травится нашими реалиями.
