Королева, взяв на себя рутинные обязанности, бесконечно помогла местоблюстителю. Несмотря на разногласия в приоритетах, брат высоко ценил деятельность её величества. Исписанный каллиграфическим почерком лист задрожал в руках короля, нахлынули воспоминания о душевных муках, пережитых в Драконьем Чреве. Король всерьёз полагал, что униженная им супруга способна отказать ему в помощи. Не зная о Дестане и считая королеву полновластной правительницей, Энвард опасался её мести.
Был он способен молить о прощении и раскаиваться в чём либо? Что-то восставало против этой мысли. Человеку, вынужденному и привыкшему повелевать, нельзя сомневаться в себе. Признание ошибок неизбежно приведёт к сомнениям и неуверенности. «Прости, я сожалею», – последнее, что Энвард вымолвит в жизни.
– Если бы я знал, что дети нас покинут, мог поступать иначе, – сказал он, платком вытирая испачканные соком плюща пальцы.
Рогнеда обернулась к мужу.
– Думаете, слова способны исцелить рану, которую вы нанесли и с наслаждением бередили, отказываясь признать это?
Энвард вдруг заметил, как она похорошела. Даже скучая по её телу в Пленительной долине, он представлял жену сухой, запуганной и непривлекательной. За прошедший год кожа Рогнеды приобрела притягательную гладкость. Во время разговора румянец залил некогда впалые, теперь округлые щёки, насмешливая улыбка тронула губы, не поджатые, а будто распустившиеся на лице в обрамлении тончайших морщинок, глаза сияли холодными искрами иронии.
– Чем я могу заслужить благосклонность? – вдруг сказал король.
Брови Рогнеды подскочили вверх, но она справилась с удивлением и придала голосу холодность:
– К чему вам она?
Осанка королевы, всегда прямая, стала величественной. Энвард почувствовал тягу к прекрасной, казавшейся недоступной женщине, будто внутри него возникло и разрасталось облако упоительного восторга. Король упал на колени и обхватил ноги жены, спрятанные пышным подолом платья. Рогнеда готова была отпрянуть, но не смогла двинуться, скованная крепкими объятьями.
– Пустите, ваше величество! – отстраняла она голову мужа от своей груди, но тот лишь сильнее зарывался лицом в кружевах, – Энвард, что ты делаешь?
– Мы не в силах изменить прошлое дорогая, – горячо заговорил он, – умоляю, постараемся изменить будущее!
– Я не… не понимаю, – голос её величества смягчился, ей стало жаль мужчину, младенцем лишившегося матери, обременённого с молодых ногтей властью, разлучённого с любимыми сыновьями, а теперь испугавшегося потерять жену.
Рогнеда, не имея сил поднять его, опустилась на землю рядом. Гравий впился в колени, но женщина не замечала боли. Близкие влюблённые глаза мужа – единственное, что она способна была замечать.
– Люблю! Люблю тебя, моя королева, – шептал он, целуя её лицо, – скажи, что мне сделать, чтобы наши дни засияли.
Рогнеду захлёстывали эмоции, она с трудом понимала смысл услышанного, приложила усилия, вдумываясь. Этот миг нельзя упустить. Она собралась, чуть отстранилась и сказала:
– Диолин. Надо вернуть ему имя, он не может жить чужой судьбой.
Энвард замер на мгновение:
– Боишься, что вернётся Диоль?
– Я страстно желаю, чтобы Диоль вернулся, но независимо от этого, Диолин должен стать собой, – видя сомнения, тенью промелькнувшие в скупой мимике мужа, она добавила, – тебе нечего опасаться, Полония свободна, Меерлох – не указ нам.
– Ты права, милая. Я это сделаю, прикажу оформить нужные документы. – Он залюбовался глазами жены, синими как в юности, и прошептал, – ты подаришь мне ещё одного ребёнка?
Дыхание Рогнеды участилось, она ощутила непреодолимое желание соглашаться со всем, что бы ни предложил супруг, но где-то в глубине души ворочались сомнения, она не молода…
– Обещаю, любимая, ты всегда будешь рядом с ним, не подпущу не одну кормилицу.
– Я? – спросила она, наслаждаясь таянием сердца, – я буду кормить младенца?
– Угу. – Супруг кивнул и поцеловал щёку.
– Я буду купать малыша, гулять с ним?
– Угу… Мы… Мы будем… вместе, – поцелуи покрыли шею, плечи.
Принц и принцесса торопились в цветник. Любимая роза матери должна распуститься сегодня. Пройти надо через покои королевы, дети с удивлением обнаружили в холле скучающих там герольда и двух пажей.
– Его величество у мамы? – догадалась девочка.
Получив утвердительный ответ, дети умерили шаг и чинно спустились по ажурной лесенке в цветник. Не пройдя и полпути до беседки, замерли. Что-то необычное происходило у фонтана. Ни Диолисия, ни тем более Диолин никогда не видели родителей вместе. Лишь на трапезах и торжественных приёмах.
Мужчина и женщина стояли на коленях и целовались. Принц сообразил первым, он схватил растерявшуюся сестру за руку и потянул прочь. За их спинами Энвард поднялся с колен, подхватил жену на руки и унёс в беседку. Нежному, прекрасному бутону предстояло ждать свидания с детьми до вечера.
Через год в семье правителя Полонии родилась двойня – мальчик и девочка. Принца назвали Энвардом, а принцессу, по настоянию матери, Ильбертой. Рогнеда отговорила мужа от намерения дать её имя дочери, женщине оно казалось не слишком счастливым.
Заморская тёзка крошечной принцессы, тоже родила, обрадовав мужа и отца наследником. Меерлох отошёл от дел. Последствия отравления сказывались всё заметнее. Виолет правил уверенно, изредка советуясь с тестем, чтобы тому не было скучно. Меерлоха мучила бессонница, иногда он проваливался в черноту на короткий миг, но тут же испуганно просыпался, принимая сон за смерть. Только внук радовал его.
У Эльсиана и Танилы тоже родилась двойня, чуть раньше, чем у августейшего семейства Полонии. Так крошечные Ильберта и Энвард обзавелись племянниками ещё до своего рождения.
Энвард II выполнил обещание, Рогнеда целые дни проводила в детской, малыши росли у неё на руках, старшие близнецы тоже бывали здесь, как только появлялся перерыв занятиях. Частенько они все вместе гуляли в цветнике. Диолисия катила коляску его высочества Энварда, а Диолин – её высочества Ильберты, а родители шли следом, обнявшись, это никого больше не удивляло.
Был он способен молить о прощении и раскаиваться в чём либо? Что-то восставало против этой мысли. Человеку, вынужденному и привыкшему повелевать, нельзя сомневаться в себе. Признание ошибок неизбежно приведёт к сомнениям и неуверенности. «Прости, я сожалею», – последнее, что Энвард вымолвит в жизни.
– Если бы я знал, что дети нас покинут, мог поступать иначе, – сказал он, платком вытирая испачканные соком плюща пальцы.
Рогнеда обернулась к мужу.
– Думаете, слова способны исцелить рану, которую вы нанесли и с наслаждением бередили, отказываясь признать это?
Энвард вдруг заметил, как она похорошела. Даже скучая по её телу в Пленительной долине, он представлял жену сухой, запуганной и непривлекательной. За прошедший год кожа Рогнеды приобрела притягательную гладкость. Во время разговора румянец залил некогда впалые, теперь округлые щёки, насмешливая улыбка тронула губы, не поджатые, а будто распустившиеся на лице в обрамлении тончайших морщинок, глаза сияли холодными искрами иронии.
– Чем я могу заслужить благосклонность? – вдруг сказал король.
Брови Рогнеды подскочили вверх, но она справилась с удивлением и придала голосу холодность:
– К чему вам она?
Осанка королевы, всегда прямая, стала величественной. Энвард почувствовал тягу к прекрасной, казавшейся недоступной женщине, будто внутри него возникло и разрасталось облако упоительного восторга. Король упал на колени и обхватил ноги жены, спрятанные пышным подолом платья. Рогнеда готова была отпрянуть, но не смогла двинуться, скованная крепкими объятьями.
– Пустите, ваше величество! – отстраняла она голову мужа от своей груди, но тот лишь сильнее зарывался лицом в кружевах, – Энвард, что ты делаешь?
– Мы не в силах изменить прошлое дорогая, – горячо заговорил он, – умоляю, постараемся изменить будущее!
– Я не… не понимаю, – голос её величества смягчился, ей стало жаль мужчину, младенцем лишившегося матери, обременённого с молодых ногтей властью, разлучённого с любимыми сыновьями, а теперь испугавшегося потерять жену.
Рогнеда, не имея сил поднять его, опустилась на землю рядом. Гравий впился в колени, но женщина не замечала боли. Близкие влюблённые глаза мужа – единственное, что она способна была замечать.
– Люблю! Люблю тебя, моя королева, – шептал он, целуя её лицо, – скажи, что мне сделать, чтобы наши дни засияли.
Рогнеду захлёстывали эмоции, она с трудом понимала смысл услышанного, приложила усилия, вдумываясь. Этот миг нельзя упустить. Она собралась, чуть отстранилась и сказала:
– Диолин. Надо вернуть ему имя, он не может жить чужой судьбой.
Энвард замер на мгновение:
– Боишься, что вернётся Диоль?
– Я страстно желаю, чтобы Диоль вернулся, но независимо от этого, Диолин должен стать собой, – видя сомнения, тенью промелькнувшие в скупой мимике мужа, она добавила, – тебе нечего опасаться, Полония свободна, Меерлох – не указ нам.
– Ты права, милая. Я это сделаю, прикажу оформить нужные документы. – Он залюбовался глазами жены, синими как в юности, и прошептал, – ты подаришь мне ещё одного ребёнка?
Дыхание Рогнеды участилось, она ощутила непреодолимое желание соглашаться со всем, что бы ни предложил супруг, но где-то в глубине души ворочались сомнения, она не молода…
– Обещаю, любимая, ты всегда будешь рядом с ним, не подпущу не одну кормилицу.
– Я? – спросила она, наслаждаясь таянием сердца, – я буду кормить младенца?
– Угу. – Супруг кивнул и поцеловал щёку.
– Я буду купать малыша, гулять с ним?
– Угу… Мы… Мы будем… вместе, – поцелуи покрыли шею, плечи.
Принц и принцесса торопились в цветник. Любимая роза матери должна распуститься сегодня. Пройти надо через покои королевы, дети с удивлением обнаружили в холле скучающих там герольда и двух пажей.
– Его величество у мамы? – догадалась девочка.
Получив утвердительный ответ, дети умерили шаг и чинно спустились по ажурной лесенке в цветник. Не пройдя и полпути до беседки, замерли. Что-то необычное происходило у фонтана. Ни Диолисия, ни тем более Диолин никогда не видели родителей вместе. Лишь на трапезах и торжественных приёмах.
Мужчина и женщина стояли на коленях и целовались. Принц сообразил первым, он схватил растерявшуюся сестру за руку и потянул прочь. За их спинами Энвард поднялся с колен, подхватил жену на руки и унёс в беседку. Нежному, прекрасному бутону предстояло ждать свидания с детьми до вечера.
Через год в семье правителя Полонии родилась двойня – мальчик и девочка. Принца назвали Энвардом, а принцессу, по настоянию матери, Ильбертой. Рогнеда отговорила мужа от намерения дать её имя дочери, женщине оно казалось не слишком счастливым.
Заморская тёзка крошечной принцессы, тоже родила, обрадовав мужа и отца наследником. Меерлох отошёл от дел. Последствия отравления сказывались всё заметнее. Виолет правил уверенно, изредка советуясь с тестем, чтобы тому не было скучно. Меерлоха мучила бессонница, иногда он проваливался в черноту на короткий миг, но тут же испуганно просыпался, принимая сон за смерть. Только внук радовал его.
У Эльсиана и Танилы тоже родилась двойня, чуть раньше, чем у августейшего семейства Полонии. Так крошечные Ильберта и Энвард обзавелись племянниками ещё до своего рождения.
Энвард II выполнил обещание, Рогнеда целые дни проводила в детской, малыши росли у неё на руках, старшие близнецы тоже бывали здесь, как только появлялся перерыв занятиях. Частенько они все вместе гуляли в цветнике. Диолисия катила коляску его высочества Энварда, а Диолин – её высочества Ильберты, а родители шли следом, обнявшись, это никого больше не удивляло.
