Глава 1
На голой ветке
Ворон сидит одиноко.
Осенний вечер.
(Басё)
Солнце висело над головой в самом зените, доставая лучами даже под кроны вековых деревьев. Сосны, кипарисы, туи и тис должны были скоро смениться на пальмы, фикусы, бамбук и орхидеи. На Кюсю растительность была разнообразной. Днём идти по лесной чаще было удобнее – не беспокоили ёкаи, больше любившие ночную тьму, не нужно было напрягать зрение, отыскивая признаки опасности. Да и вообще людям всегда уютней под светом солнца, чем под покровом ночи.
Карасума Ямашита сделал привал под сосной, причудливо изогнувшейся от ветров. Он устало прикрыл глаза, но острый слух улавливал малейший шорох. Перед глазами калейдоскопом закружили воспоминания. Карасума был из семьи ко. Отец и старшие братья занимались керамикой, делая посуду. Он был восьмым сыном, и когда стал самураем, взял такую фамилию, подсознательно сохраняя связь с семьёй. Семья… Как же он хотел бы вернуть то время, когда помогал отцу в мастерской! А он ещё был недоволен тем, что они ремесленники, путь воина привлекал его с детства. Отец, видя, что мальчишка больше занят деревянным мечом, чем изучением секретов тарелок и кувшинов, отдал его в ученики мастеру меча с севера, Юки. Через несколько лет упорного труда, постоянных тренировок и строжайшей дисциплины, Карасума попал в асигару, получив право на своё яри. А вскоре его успехи заметили, и неожиданно для рождённого в семье простолюдинов, Карасума стал самураем даймё Шиномори Аоши, владения которого простирались на трети Кюсю. Теперь у него были дайсё и готовность умереть, защищая господина.
Беда пришла нежданно. Говорили, будто даймё Шиномори отверг одну из сестёр могущественного демона, женившись на красавице Ёки. Демон разгневался, и возглавил безжалостное войско, созданное внушением жажды наживы и славы, чтобы отомстить за неповиновение. Битвы и сражения пронеслись по всему Кюсю, унося кровавую жертву. Видя, что всему приходит конец, даймё Шиномори, надев белоснежное кимоно, совершил сэппуку в саду, а прекрасная Ёки следом за мужем вонзила кинжал в сердце, следуя традиции.
Карасума Ямашита остался без господина, он стал ронином. Всё, что было для него смыслом жизни, рухнуло в одночасье. Он потерял не только господина в этой войне. Семья была жестоко вырезана при осаде, как и многие жители его родного города. И та, которая покорила сердце храброго самурая, нежная Акико, стала игрушкой для врагов, как и тысячи молодых девушек и женщин. Он не успел спасти Акико, как не успел и спасти семью. Лишь растерзанные тела любимой и родных ждали его в разрушенных и горевших от пожаров стенах города.
Только теперь Карасума полностью осознал строку из кодекса чести самурая: "Воин должен жить, осознавая, что он может умереть в любой момент, что нужно ценить каждую минуту, проведённую при жизни, потому что она может оказаться последней". Сейчас у него было полно этих минут, и он готов был отдать их все, только бы отомстить. Справиться с демоном человеку, пусть даже искусному самураю, было невозможно, и Карасума мечтал о силе демона, или самого Бога, искал источник этой силы.
Нужно было идти дальше, и Ворон прервал отдых, вновь продвигаясь по лесным тропинкам, по мху и папоротникам, прислушиваясь к звукам, приглядываясь к теням. Постепенно день клонился к вечеру, ранние сумерки опустились с прохладой. Вокруг замигали огоньки, ветерок зашелестел в кронах деревьев.
– Время ёкаи! – подумал Карасума, прибавив шагу, чтобы выйти из леса, пока совсем не потемнело.
И будто в ответ на его мысли совсем рядом что-то завыло пронзительным, давящим на уши звуком. Карасума оглянулся. На ветке ближайшего дерева висела лошадиная голова, цепляясь гривой, подобной ползучим чёрным отросткам. Голова раскачивалась и выла, а отростки из гривы начали расползаться, протягиваясь к самураю, как щупальца, готовые обвиться вокруг тела, опутать и обездвижить. Однако ёкай не рассчитывал, что повиснет на пути того, кто с детства оттачивал искусство боя, чья скорость реакции была молниеносной. Меч разил щупальца ёкаи короткими ударами без замаха, и сагари, а это был он, завыл ещё громче и протяжнее.
Но вдруг прозрачный женский силуэт преградил дорогу к дереву со страшной лошадиной головой.
– Оставь его, ты не сможешь его убить. Он уже перешёл порог смерти, – произнесла девушка-призрак.
Акико, его любимая, вступилась за сагари! Ворон узнал её и в обличье призрачного видения!
– Акико! – приглушённо выдохнул он, вспомнив растерзанное тело, брошенное прямо на улице.
– Акико больше нет, но твоя любовь дала мне право на иное существование. Теперь я среди подобных себе – людей и животных, погибших мучительной смертью, - негромким голосом сказала девушка-призрак.
– Как мне отомстить? Где взять силу, чтобы победить демона, и его приспешников? – Карасума надеялся, что в том мире, в котором обитает сейчас любимая, есть ответ.
– Найди то, что наделит тебя силой. На севере сейчас творит зло тот, кого ищет твоя душа, жаждущая отмщения, – голос Акико становился всё тише, силуэт таял, пока совсем не исчез. Пропала и ужасная лошадиная голова, а лес остался за спиной, открыв дорогу к рисовому полю. Тяжело вздохнув, Карасума Ямашита продолжил свой путь…
Karasuma – ворон
Yamashita – восьмой сын
Юки – снег
Shinomori Aoshi – зелёный бамбуковый лес
Yoki – желанный подарок
Akiko – осенняя девушка
Ко – ремесленники
Дайсё – пара мечей самурая, состоящая из сёто (короткого меча) и дайто (длинного меча).
Асигару – вид лёгкой пехоты в средневековой Японии, из не-самураев.
Яри – японский тип древкового оружия, представляющий собой копьё и имеющий множество модификаций.
Ёкай – сверхъестественное существо японской мифологии.
Cагари. В японской мифологии один из наиболее странных ёкай - ужасная лошадиная голова, которая гремит ветвями дерева, легенды о котором распространены в префектурах Фукуоки и Кумамото на острове Кюсю.
Глава 2
Печальный мир!
Даже когда расцветают вишни...
Даже тогда...
(Исса)
Выйдя на открытое пространство, Карасума направился к крестьянским домикам, видневшимся издали. Но чем ближе он подходил к ним, тем острее чувствовал, что и по этим местам прокатилась волна сражений. На равнине поблёскивали при свете Луны шлемы и доспехи, высушенные кости уже не привлекали птиц, питающихся падалью. По бывшему полю битвы разбросаны были деревья, выглядевшие странно там, где шло сражение.
Карасума подошёл ближе. Но как только он приблизился к первому из деревьев, оно жадно потянуло к нему ветви. Казалось, они удлиняются, пытаясь захватить жертву.
– Дзюбокко! – узнал Карасума эти деревья, выросшие на крови. Он никогда прежде не видел их, и посмеивался над рассказами стариков, что описывали дзюбокко как опасных монстров, жаждущих свежей крови зазевавшихся путников.
Воин не стал вступать в схватку с порождениями тьмы, и обошёл поле, где дзюбокко, деревья-вампиры, ожидали новых жертв, стоя с раскинутыми ветвями.
Дальше было рисовое поле. Давно заброшенное, со сгнившим урожаем, и одиноко стоящим какаси. А ведь это поле должно было послужить источником пищи крестьянам, ежедневно простаивающим по колено в воде, с синяками от присосавшихся пиявок! И, наверное, "собратья" какаси участвовали в обряде нинге окури, когда им досталось мимолётное внимание и их короткая жизнь приобрела смысл.
Карасума подошёл к одному из домов. Тишина, встретившая на подходе к деревне, подтвердила его опасения – дом был пуст, и лишь следы разрушения говорили о том, что здесь побывали солдаты. Обойдя остальные дома, самурай увидел лишь разбросанные вещи, распотрошённые соломенные циновки, да и лёгкие деревянные каркасы жилищ были поломаны.
Вдруг чуткое ухо уловило едва слышный шорох. Карасума оглянулся. Так и есть! Человек! Совершенно не таясь, глубокий старец стоял у колодца, опершись на деревянную палку.
– Давно не было здесь живых людей! – произнёс старец. – Только духи летают по ночам, да им со мной нечего делить!
– Можно ли переночевать здесь? – спросил Карасума, поклонившись.
– Идём, если подойдёт почтенному самураю жилище бедного крестьянина! – старик повёл воина к своему дому.
Горсть риса и чай утолили голод. Рассказ о страшной участи жителей деревни, сгинувших в водовороте войны, стал одним из похожих, которые можно было нынче услышать повсюду. Отдых на соломенной циновке, и рассвет нового дня…
А утром, прощаясь, старец дал воину складной веер – сэнсу, украшенный летящими листьями сакуры.
– Это не просто сэнсу, он – цукумокагами. В нём живёт дух, который поможет в трудную минуту. Но просить помощи у него нельзя – он сам решит, когда будет тебе нужен. Храни сэнсу, не потеряй!
Карасума попрощался со старцем, поблагодарив за кров и пищу. Теперь путь его лежал на северо-запад…
Дзюбокко – деревья, растущие на полях сражений, вскоре привыкают к человеческой крови, становясь хищными тварями. Они ловят путников ветвями и высасывают их досуха.
Какаси – пугало, чучело.
Обряд нинге окури – когда несколько чучел несли через всё поле, притягивая всё плохое и нечистое, а после сжигали, или кидали в реку.
Цукумогами – разновидность японского духа: вещь, приобретшая душу и индивидуальность; ожившая вещь.
Глава 3
Ворон-скиталец, взгляни!
Где гнездо твое старое?
Всюду сливы в цвету.
(Басё)
Магнолии и пальмы возвещали о приближении к побережью. Предыдущие дни не принесли ничего нового, разве что по ночам стало больше юрэй, нагоняющих страху на жителей. Поэтому Карасума чаще всего искал пристанища до сумерек, чтобы не наткнуться на запертые двери. Такое количество юрэй можно было объяснить тем, что в последнее время люди больше гибли насильственной смертью. Поскольку юрэй приходят в женском обличье, встретить призрачных девушек с искажёнными лицами, или и вовсе без лица, стало частым случаем. Неприкаянно бродили они возле тех мест, где погибли, будучи людьми, пугая и наводя ужас проклятиями и причитаниями.
Путешествие на север продолжалось. Карасума по дороге спрашивал о демоне везде, где проходил, но люди пожимали плечами, и не могли помочь в поисках. А если он настаивал, и описывал его злодеяния, двери перед ним тут же закрывались, люди прекращали разговор, чтобы не привлечь духов, и шли прочь.
И вот однажды, идя по пыльной дороге, Карасума поравнялся с толстяком, бредущим вразвалку. Он был невысок, по одежде похож на монаха с маленькими бегающими глазками, в которых угадывалась хитрость. В руках толстячок крепко сжимал бутылку сакэ, периодически прикладываясь к горлышку. Он не видел, что сзади приближается путник, поэтому немного утратил бдительность – из-под кимоно выглядывал пушистый хвост. Но как только шаги самурая приблизились, хвост моментально исчез. Однако Карасума уже понял, с кем имеет дело, и заговорил первым:
– Приветствую достопочтенного тануки!
Тануки опешил от такого приветствия. Мало кому удавалось распознать его в человеческом образе.
– И тебе доброго дня, путник! – ответил оборотень. – Не найдётся ли у тебя немного сакэ? Я уже вижу дно своей бутылки, а жажда так сильна!
– Предложил бы воду, но она закончилась! – покачал с сожалением головой Карасума.
– Воду я и в реке найду! – погрустнел тануки. – Скоро дойдём!
Действительно, спустя полчаса, показалась небольшая речушка. Густой кустарник и высокая трава скрывали низенькую хижину. Это и было жилище тануки. Он принял свой обычный вид, не смущаясь присутствием самурая, и сразу юркнул в дом. Потом вылез из хижины, груженый подносом с едой и новой бутылкой сакэ. Тануки пригласил воина разделить с ним трапезу. Карасума с благодарностью принял приглашение, но от сакэ отказался:
– Я не буду пить ничего, кроме чистой воды. Не хочу, чтобы другое зелье дурманило разум, оно всё равно не сможет сделать меня равным демону или Богу по силе! Я обрету покой, лишь отомстив демону, погубившему всех, кто был мне дорог!
– Тогда тебе на север! – уверенно кивнул головой тануки.
– Что найду я на севере? – заинтересовался самурай.
– По дороге обретёшь ты силу, что сможет сделать тебя подобным демону или Богу! – многозначительно поднял левую лапу вверх тануки…
Юрэй – потусторонний дух, призраки умерших в японской мифологии. В синто души тех, кто умер собственной смертью, становятся духами предков, а души умерших насильственной смертью, становятся юрэй.
Тануки – зверь-оборотень, енотовидная собака.
Глава 4
Вот здесь в опьяненье
Уснуть бы на этих речных камнях,
Поросших гвоздикой...
(Басё)
Ночлег у хижины тануки стал одним из безопасных в этой долгой дороге. В низеньком домике Карасума не смог бы даже вытянуться на татами, поэтому гостеприимный хозяин предложил гостю пару соломенных циновок и тонкое одеяло. Под сенью кустарников было уютно, не беспокоили даже комары, обитавшие у реки – видимо, присутствие тануки отпугивало их и от человека.
Путь ворона лежал к морю – оттуда ближе было попасть на северные острова. Камелии и магнолии цвели, распространяя аромат. Вдали, под кустарником камелии с глянцевыми тёмно-зелёными листьями и красными цветами, кто-то сидел. Осторожно ступая, Карасума приблизился, положив руку на меч. Но, подойдя ближе, расслабился, убрав руку с оружия. Цветы камелии соперничали с красотой девушки, необычайно миловидной, притягивающей своим юным очарованием. Печально склонив голову, она смотрела на сорванный цветок, что цветом, схожим на кровь, оттенял её белые руки.
– Здравствуй, прекрасная дева! – поклонился самурай. – Не бойся, я не причиню тебе зла! Кто ты, и почему сидишь тут одна, ведь сейчас небезопасно передвигаться в одиночку по дорогам войны.
– Война унесла моих родных, и я осталась одна, – печально произнесла девушка, – мне некуда идти, и никто на свете не ждёт меня.
– Если не возражаешь, могу проводить тебя до ближайшего безопасного места – города или деревни, где ты сможешь устроить свою жизнь! – Карасума почувствовал, что готов жизнь отдать, лишь бы печальной красавице было хорошо.
– Кого благодарить мне за заботу? Назови своё имя, доблестный воин! – подняла голову красавица с улыбкой.
– Карасума Ямашита, – ответил самурай.
– Карасума… – завораживающим голосом повторила девушка, заглядывая прямо в глаза Ворону.
Карасума ощутил, что сладкий аромат цветов кружит голову, он будто тонул в глазах незнакомки. Её белые руки потянулись к нему, обвивая шею. Он будто погрузился в воздушное облако, не имея сил пошевелиться. Глаза красавицы околдовывали, не отпуская.
