из плоти и крови, и поведал, что злобного монстра больше нет, радости селян не было предела! Люди кланялись тому, кто избавил их от ежедневного ужаса, приглашали в дома, пели и танцевали прямо на площади. Рыбаки тут же взяли снасти, что давно лежали без дела, перевернули лодки, что лежали на берегу днищами вверх, и вскоре прибыли с богатым уловом. В селении устроили настоящий праздник!
Карасума сидел вместе с селянами, и сердце его наполнилось радостью. Он сам, по своей воле и желанию сердца, а не по приказу и во имя господина, совершил доброе дело для простых людей. И это заставило его но-новому посмотреть на мир, и своё место в нём – он может быть нужен людям, помогать и оберегать! Ведь он воин, и у него есть силы и навыки делать это! Впервые за долгое время суровому самураю захотелось улыбнуться...
С рассветом нового дня Ворон удалялся от ставшего гостеприимным села с твёрдым намерением продолжить поиски. Селяне ничем не смогли помочь ему, лишь подарили на прощанье плетёный мизухики, как символ того, что они теперь накрепко связаны узами дружбы и благодарности. Самурай будто ощущал тепло, идущее от небольшого незатейливого плетения узелками. Оттеняя красным оранжевую чешую дракона, мизухики был надёжно спрятан рядом с ней.
Карасума шёл по лесу, где дубы перемежались с туями и кипарисами, а в подлеске пышно цвели гардении и азалии. По лесу пробегал шепоток, становясь тише. Это ко-дама повторяли услышанные слова, сказанные людьми, и передавали их до самой глухой чащи.
Уже чувствовалось, что тропинка идёт вверх, к горам. Впереди показалась поляна, покрытая нежной зеленью трав, по краю которой росли камфорный лавр и чайные кусты. На поваленном стволе отдыхал старик. Его пышная белая борода достигала пояса, а рука придерживала посох. Лицо старика было всё в движении - он то морщился, то недовольно кривил губы, то почёсывал свой длинный нос. Казалось, он готов прыгать от нетерпения.
Старик смотрел на Ворона, будто ждал его здесь.
– Ну наконец-то! Долго же ты идёшь! – недовольно пробурчал старик. – Будто у меня забот других нет, как ожидать тебя на развилке путей! Дел по горло!
– День добрый, почтенный! – поклонился Карасума. – Я и сам не знал, что ноги приведут меня на эту поляну, неужели птицы рассказали, что я к ней приближаюсь?
– Сарутахико не нужны птичьи сплетни! Хранитель дорог сам ведает, кого встретит на пути! – недовольно ответил старик.
– Чем прогневал я тебя, сам того не ведая? – нахмурился самурай.
– Тем, что не торопишься к судьбе своей, тратя время! Тебе нужно поскорее попасть на северо-запад! – старик поднялся и стукнул посохом. – И почему люди такие медлительные, не ценят убегающего времени! И помни: "Небо и Земля, люди и вещи, которые поддерживают нас каждый день – все вещи в Великой Природе"!
Хранитель дорог вновь стукнул посохом, и под ногами воина протянулась серебряная нить, чуть заметная глазу:
– Иди по цвету серебра! По пути думай над моими словами, найди в них истинный смысл, что поддержит тебя в решении, что собираешься принять! Да, и можешь торопиться медленно!
Третий удар посоха – и Сарутахико исчез, оставив серебряную путеводную нить…
Котацу — традиционный японский предмет мебели, низкий деревянный каркас стола, накрытый японским матрацем футоном или тяжелым одеялом, на который сверху положена столешница. Под одеялом располагается источник тепла, часто встроенный в стол.
Гъюки — быкоподобная химера, живущая в водопадах и прудах. Нападает на людей, выпивая их тени.
Мизухики — это декоративные узлы, которые плетутся из крепкой тонкой бечевки, спрессованных бумажных шнурков, сделанных из традиционной бумаги васи.
Ко-дама — дух старого дерева. Любит повторять человеческие слова. Именно из-за ко-дама в лесу появляется эхо.
Сарутахико – японское божество, Хранитель дорог и перекрёстков. Может принимать облик обезьяны.
Грустите вы, слушая крик обезьян.
А знаете ли, как плачет ребенок,
Покинутый на осеннем ветру?
(Басё)
Поразмыслив над появлением странного божества, и над его словами, Карасума всё же не стал терять времени, и, поглядывая на серебряную ниточку на тропе, отправился дальше. Воздух стал прохладнее, он поднимался к Исидзути.
Вскоре горное селение встретило его блеяньем коз и лаем собак. Завидя чужака, женщины стали хватать с улицы детей, и укрывать в домах. Ворон подивился, и спросил о причине крестьянина, набиравшего воду из колодца. Тот, внимательно посмотрев на чужака, поведал, что повадилась горная ведьма красть детей малых. Прилетает она ночью в образе совы, а днём приходит старухой, просящей подаяние. Поэтому женщины сторонятся всех чужаков – кто знает, что может выдумать ведьма, заманивая детей.
Напившись воды, Карасума не стал задерживаться в селении, а отправился дальше в горы, хотя уже вечерело. Дорога вилась лентой, огибая каменные уступы, на которых рос мох и папоротники, а сосны причудливо гнулись, приобретя осанку танцующих красавиц под сильными горными ветрами.
На каменном выступе, что возвышался над тропой, сидела огромная сова. Немигающими глазами смотрела он на самурая, притягивая бездонной желтизной.
Карасума лишь глянул в эти глаза, отражающие свет Луны, и видения поплыли перед глазами. Девы, одна краше другой – вот они, только протяни руку! И даже образ Акико увидел он будто наяву.
Музыка обволокла мягкой ватой, и вот уже не сова перед ним, а дивная красавица томно глядит в глаза.
– Иди ко мне, воин! Я ждала тебя! – голосом, слаще мёда, медленно и призывно произнесла красавица.
Ноги сами понесли самурая к ней. А дева уже приближалась, меняя облик. Страшная ведьма схватила когтистыми руками плечи воина, сдавив недюжинной силой!
Но ведьма оказалась как раз там, где по тропе вилась серебряная нить Сарутахико. Хранитель дорог не желал, чтобы воин потерял время в пути, или пал от рук горной ведьмы. Серебро оплело ноги колдуньи, поднимаясь всё выше, до колен.
Ведьма выпустила самурая, пытаясь снять путы. Пелена будто спала с глаз, и Карасума расправился с ведьмой одним способом, известным воину – острием клинка!
Дико закричала ведьма, обращаясь вновь в сову, Кровь окрасила камни, перья полетели в воздух. Но не смогла до конца обернуться ведьма, пала, поверженная, на тропу, по которой не раз уносила свои маленькие жертвы. Камни зашевелились, принимая порождение тьмы, обволакивая тело, и образуя новый причудливый рисунок на поверхности горной тропы.
А дикие голуби уже полетели в селение, неся добрую весть, что нет больше страшной ведьмы, поверженной храбрым самураем! Отмщение свершилось!
Карасума глубоко вдохнул свежий горный воздух. Он не спеша шёл дальше, а на душе стало светлее. Ведь теперь на свете одной бедой меньше!
Ночь Ворон провёл в лесу, собрав охапку листвы для ложа. Сухие ветки послужили для костра. Никто не потревожил сон самурая, и с рассветом продолжил он путь.
Едва-едва я добрел,
Измученный, до ночлега...
И вдруг — глициний цветы!
(Басё)
Всё выше поднимался Карасума по горным тропкам. Коричневато-красная волокнистая кора криптомерий оттенялась светло-зелёной кроной листьев. Деревья стояли на страже тишины, позволяя лишь лесным обитателям нарушать её. Здесь не ходили люди, и звери чувствовали себя в безопасности. Пробегали куницы, бурундуки и лисы, на деревьях прыгали белки. Можно было увидеть, как семейство кабанов отдыхает под сенью кустарника, а в небе парит пегий буревестник.
Карасума шёл осторожно, стараясь не нарушать тишину леса. После битв и сражений, пожарищ городов и разрушенных поселений бальзамом на сердце было вдыхать чистый горный воздух, видеть первозданную природу, и её обитателей, не знающих орудий охоты и не ведающих страха. Ворон вспомнил слова Сарутахико-Хранителя о Великой Природе. Сейчас он чувствовал себя её частью, растворялся в её простоте и величии. Он думал о том, почему человек не может просто жить, наслаждаясь тем временем, что дано ему, беря у природы то, чем щедро делится она, довольствуясь малым? Почему нельзя жить, не гоняясь за богатством и славой, требующих кровавых жертв? Ведь есть небо и земля, почему же поддержка людьми друг друга испокон веков заменяется на достижение личной выгоды, удаляясь от законов Великой Природы?
Так шёл он, размышляя, пока не увидел за рощей криптомерий чудесный сад. Каменные светильники стояли у рукотворных озёр, окружённых азалиями. Глубокая внутренняя гармония и умиротворение ощущалась в этом месте, где отсутствие симметрии и лаконичность отражали отношение создателя сада к природе. Бамбуковые изгороди, мостики над водой, ворота, высокие фонари тачи-гата и скрытые икекоми-гата вместе с колокольчиками создавали атмосферу уюта.
Карасума вошёл в это чудесное место через Сад Камней, где стихии воды и земли нашли единение линий и философского смысла. На большом овальном камне грелась змея. Она свернулась кольцами, и отдыхала под лучами утреннего солнца. Но как только Ворон приблизился к камню, змея тут же начала сворачивать и разворачивать своё гибкое тело кольцами, зашипела, отпугивая. Видя, что воин не боится, змея начала увеличиваться в размерах, а кольца обретали силуэт девичьей фигуры. И вот уже девушка стоит перед самураем, и недовольно смотрит карими глазами:
– Как осмелился ты переступить черту моего сада? Зачем ты здесь, воин? В моём саду и в лесу нет места для битв и кровавых сражений!
Ворон низко поклонился, и ответил, глядя смело в глаза красавице:
– Прости великодушно, что нарушил границы твоих владений, но вела меня через твой сад нить из серебра, что получил я от Хранителя дорог. По ней иду я к своей цели! Кто ты, прекрасная дева?
Ответила девушка воину:
– Я Маюми. Зовут меня белой ведьмой за то, что изгоняю злых духов. Прихожу я в час недобрый людям на помощь. Но живу здесь, дом мой в конце сада, что создала я своими руками.
Карасума слушал речи Маюми, и в сердце его разгоралось чувство, позабытое с гибелью Акико. Не только красота пленила воина. Он понял, что девушка умна и трудолюбива – построить дивный сад не сможет тот, кто не наделён терпением и знаниями! А то, что она белая ведьма, говорило о том, что они на одной стороне. Карасума не мог отвести глаз от Маюми, и девушка зарделась, ощущая пристальное внимание воина.
Смягчившись, Маюми пригласила Ворона в дом. За разговорами и трапезой прошёл остаток дня. Карасума понял, что вновь нашёл то, что считал потерянным навсегда – любовь и надежду…
Звёздная ночь спустилась на горы, окутав тёмно-синим одеялом сна. Впервые за долгое время Карасума позволил себе заснуть крепко, не прислушиваясь к звукам ночи. Здесь, в доме Маюми, ничего не могло потревожить покой самурая. Духи, и те обходили жилище белой ведьмы. Даже звуки цикад и кваканье лягушек не мешало, а было убаюкивающей мелодией.
Карасума спал, и видел сон. Длинный путь был перед ним, от острова к острову по дороге из камней шёл он. Дорога та была в небесах, в пустоте ступал он по каменным плитам.
А потом воспарил воин в небо сильной птицей. Чернокрылым вороном летел он в небесном потоке, ощущая радость полёта. Горы и лес остались внизу, высота пьянила и дарила всемогущество. Ворону захотелось взлететь до самых туч, что фиолетовой громадой высились там, куда не долетают птицы. Он нашёл воздушный поток, и полетел, расправив мощные крылья. Но на полпути увидел Ворон, что другая птица летит навстречу. Это тоже был ворон, но вид его был пугающе страшен. В два раза больше, взмах крыльев его подобен был урагану. Карасума чувствовал, что ветер сбивает его с пути, не давая подняться выше. Иссиня-чёрный ворон приближался, и с перьев его капала кровь, но не было ран на теле. Он будто искупался в крови того, кого одолел. Самодовольный взгляд и глаза, горящие алым блеском, говорили о возбуждении битвы и радости победы.
Карасума понял, что это не просто ворон, а демон в обличье птицы. Раскрытый хищный клюв готов был терзать новую жертву. Кровавый ворон заметил Карасуму, и алый взгляд его наполнился предвкушением схватки. Каркающим голосом произнёс он человеческие слова:
– Многие пали от моих когтей, но сразить себе подобного будет… интересно! Я жду тебя, ворон! Готовься принять смерть! Идзиваруна ждёт тебя!
Кровавый ворон кинулся, вонзая в грудь острые, как бритва, когти...
Карасума проснулся в холодном поту. Он не сомневался, что это был вещий сон, и демон Идзиваруна уже знает, что он ищет его. Но Карасума не ведал, где противник, и это пока делало его слабее. Надежды на спокойный сон рухнули, и воин вышел наружу, успокоиться наедине с природой, и привести мысли и стучащее сердце в порядок…
Лёгкое прикосновение руки отвлекло Ворона от раздумий. Маюми, прекрасная как рассвет, что озарил небо нежными красками розового и золотистого цвета, стояла позади.
– Что за мысли терзают тебя, воин? – Маюми не отняла руки с плеча самурая.
– Глядя на тебя, мне хочется поскорее о них забыть! – Карасума бережно накрыл руку белой ведьмы своей широкой ладонью.
– Остаться ты не сможешь, даже если бы захотел! – Маюми прочитала ответ во взгляде Ворона.
– Нет, не смог бы. Но я знаю, куда вернуться, если... – оборвал предложение на полуслове Карасума.
– Ты вернёшься! Я буду ждать! – Маюми произнесла это так, что сердце воина забилось с надеждой, радость появилась в нём, давно позабытая.
– Возьми с собой мой подарок! – Маюми протянула вышитую ленту.
На ленте была пара журавлей – символ мудрости, любви, гармонии, долголетия и счастья, преданности и чести. Вокруг цвела сакура, что символизировала несгибаемость и стойкость, обновление, зарождающуюся любовь и удачу. Карасума прочитал скрытые напутствия подарка, и поклонился в знак благодарности.
– Знаю, пора тебе. Но пешком долог путь на север, может занять недели. Моя лента не просто красивый подарок, она может обратить тебя в птицу, и путь твой сократится намного! – Маюми надела ленту на шею самураю, и завязала лёгким узлом. – Хочешь ли стать вороном, чьё имя носишь?
Карасума вздрогнул при этих словах, вспомнив хищную птицу-демона, с чёрных перьев которой стекала кровь.
– Нет, Маюми, не стану я вороном. Тёмна душа у этой птицы, а я наконец нашёл то, что освещает судьбу мою! Журавлём хочу я взлететь в поднебесье, птицей мудрой, справедливой и благородной.
Тяжело расставаться, но путь воина ещё не окончен. Кто знает, что ждёт его, когда цель будет достигнута… Поднялась в небо величественная красивая птица – журавль цуру с шапочкой красных перьев на голове, что символизировали восходящее солнце. Облетел он вокруг Маюми, и полетел ввысь, навстречу рассвету. А далеко внизу осталась ждать его та, что стала путеводной звездой…
Карасума сидел вместе с селянами, и сердце его наполнилось радостью. Он сам, по своей воле и желанию сердца, а не по приказу и во имя господина, совершил доброе дело для простых людей. И это заставило его но-новому посмотреть на мир, и своё место в нём – он может быть нужен людям, помогать и оберегать! Ведь он воин, и у него есть силы и навыки делать это! Впервые за долгое время суровому самураю захотелось улыбнуться...
С рассветом нового дня Ворон удалялся от ставшего гостеприимным села с твёрдым намерением продолжить поиски. Селяне ничем не смогли помочь ему, лишь подарили на прощанье плетёный мизухики, как символ того, что они теперь накрепко связаны узами дружбы и благодарности. Самурай будто ощущал тепло, идущее от небольшого незатейливого плетения узелками. Оттеняя красным оранжевую чешую дракона, мизухики был надёжно спрятан рядом с ней.
Карасума шёл по лесу, где дубы перемежались с туями и кипарисами, а в подлеске пышно цвели гардении и азалии. По лесу пробегал шепоток, становясь тише. Это ко-дама повторяли услышанные слова, сказанные людьми, и передавали их до самой глухой чащи.
Уже чувствовалось, что тропинка идёт вверх, к горам. Впереди показалась поляна, покрытая нежной зеленью трав, по краю которой росли камфорный лавр и чайные кусты. На поваленном стволе отдыхал старик. Его пышная белая борода достигала пояса, а рука придерживала посох. Лицо старика было всё в движении - он то морщился, то недовольно кривил губы, то почёсывал свой длинный нос. Казалось, он готов прыгать от нетерпения.
Старик смотрел на Ворона, будто ждал его здесь.
– Ну наконец-то! Долго же ты идёшь! – недовольно пробурчал старик. – Будто у меня забот других нет, как ожидать тебя на развилке путей! Дел по горло!
– День добрый, почтенный! – поклонился Карасума. – Я и сам не знал, что ноги приведут меня на эту поляну, неужели птицы рассказали, что я к ней приближаюсь?
– Сарутахико не нужны птичьи сплетни! Хранитель дорог сам ведает, кого встретит на пути! – недовольно ответил старик.
– Чем прогневал я тебя, сам того не ведая? – нахмурился самурай.
– Тем, что не торопишься к судьбе своей, тратя время! Тебе нужно поскорее попасть на северо-запад! – старик поднялся и стукнул посохом. – И почему люди такие медлительные, не ценят убегающего времени! И помни: "Небо и Земля, люди и вещи, которые поддерживают нас каждый день – все вещи в Великой Природе"!
Хранитель дорог вновь стукнул посохом, и под ногами воина протянулась серебряная нить, чуть заметная глазу:
– Иди по цвету серебра! По пути думай над моими словами, найди в них истинный смысл, что поддержит тебя в решении, что собираешься принять! Да, и можешь торопиться медленно!
Третий удар посоха – и Сарутахико исчез, оставив серебряную путеводную нить…
Котацу — традиционный японский предмет мебели, низкий деревянный каркас стола, накрытый японским матрацем футоном или тяжелым одеялом, на который сверху положена столешница. Под одеялом располагается источник тепла, часто встроенный в стол.
Гъюки — быкоподобная химера, живущая в водопадах и прудах. Нападает на людей, выпивая их тени.
Мизухики — это декоративные узлы, которые плетутся из крепкой тонкой бечевки, спрессованных бумажных шнурков, сделанных из традиционной бумаги васи.
Ко-дама — дух старого дерева. Любит повторять человеческие слова. Именно из-за ко-дама в лесу появляется эхо.
Сарутахико – японское божество, Хранитель дорог и перекрёстков. Может принимать облик обезьяны.
Глава 8
Грустите вы, слушая крик обезьян.
А знаете ли, как плачет ребенок,
Покинутый на осеннем ветру?
(Басё)
Поразмыслив над появлением странного божества, и над его словами, Карасума всё же не стал терять времени, и, поглядывая на серебряную ниточку на тропе, отправился дальше. Воздух стал прохладнее, он поднимался к Исидзути.
Вскоре горное селение встретило его блеяньем коз и лаем собак. Завидя чужака, женщины стали хватать с улицы детей, и укрывать в домах. Ворон подивился, и спросил о причине крестьянина, набиравшего воду из колодца. Тот, внимательно посмотрев на чужака, поведал, что повадилась горная ведьма красть детей малых. Прилетает она ночью в образе совы, а днём приходит старухой, просящей подаяние. Поэтому женщины сторонятся всех чужаков – кто знает, что может выдумать ведьма, заманивая детей.
Напившись воды, Карасума не стал задерживаться в селении, а отправился дальше в горы, хотя уже вечерело. Дорога вилась лентой, огибая каменные уступы, на которых рос мох и папоротники, а сосны причудливо гнулись, приобретя осанку танцующих красавиц под сильными горными ветрами.
На каменном выступе, что возвышался над тропой, сидела огромная сова. Немигающими глазами смотрела он на самурая, притягивая бездонной желтизной.
Карасума лишь глянул в эти глаза, отражающие свет Луны, и видения поплыли перед глазами. Девы, одна краше другой – вот они, только протяни руку! И даже образ Акико увидел он будто наяву.
Музыка обволокла мягкой ватой, и вот уже не сова перед ним, а дивная красавица томно глядит в глаза.
– Иди ко мне, воин! Я ждала тебя! – голосом, слаще мёда, медленно и призывно произнесла красавица.
Ноги сами понесли самурая к ней. А дева уже приближалась, меняя облик. Страшная ведьма схватила когтистыми руками плечи воина, сдавив недюжинной силой!
Но ведьма оказалась как раз там, где по тропе вилась серебряная нить Сарутахико. Хранитель дорог не желал, чтобы воин потерял время в пути, или пал от рук горной ведьмы. Серебро оплело ноги колдуньи, поднимаясь всё выше, до колен.
Ведьма выпустила самурая, пытаясь снять путы. Пелена будто спала с глаз, и Карасума расправился с ведьмой одним способом, известным воину – острием клинка!
Дико закричала ведьма, обращаясь вновь в сову, Кровь окрасила камни, перья полетели в воздух. Но не смогла до конца обернуться ведьма, пала, поверженная, на тропу, по которой не раз уносила свои маленькие жертвы. Камни зашевелились, принимая порождение тьмы, обволакивая тело, и образуя новый причудливый рисунок на поверхности горной тропы.
А дикие голуби уже полетели в селение, неся добрую весть, что нет больше страшной ведьмы, поверженной храбрым самураем! Отмщение свершилось!
Карасума глубоко вдохнул свежий горный воздух. Он не спеша шёл дальше, а на душе стало светлее. Ведь теперь на свете одной бедой меньше!
Ночь Ворон провёл в лесу, собрав охапку листвы для ложа. Сухие ветки послужили для костра. Никто не потревожил сон самурая, и с рассветом продолжил он путь.
Глава 9
Едва-едва я добрел,
Измученный, до ночлега...
И вдруг — глициний цветы!
(Басё)
Всё выше поднимался Карасума по горным тропкам. Коричневато-красная волокнистая кора криптомерий оттенялась светло-зелёной кроной листьев. Деревья стояли на страже тишины, позволяя лишь лесным обитателям нарушать её. Здесь не ходили люди, и звери чувствовали себя в безопасности. Пробегали куницы, бурундуки и лисы, на деревьях прыгали белки. Можно было увидеть, как семейство кабанов отдыхает под сенью кустарника, а в небе парит пегий буревестник.
Карасума шёл осторожно, стараясь не нарушать тишину леса. После битв и сражений, пожарищ городов и разрушенных поселений бальзамом на сердце было вдыхать чистый горный воздух, видеть первозданную природу, и её обитателей, не знающих орудий охоты и не ведающих страха. Ворон вспомнил слова Сарутахико-Хранителя о Великой Природе. Сейчас он чувствовал себя её частью, растворялся в её простоте и величии. Он думал о том, почему человек не может просто жить, наслаждаясь тем временем, что дано ему, беря у природы то, чем щедро делится она, довольствуясь малым? Почему нельзя жить, не гоняясь за богатством и славой, требующих кровавых жертв? Ведь есть небо и земля, почему же поддержка людьми друг друга испокон веков заменяется на достижение личной выгоды, удаляясь от законов Великой Природы?
Так шёл он, размышляя, пока не увидел за рощей криптомерий чудесный сад. Каменные светильники стояли у рукотворных озёр, окружённых азалиями. Глубокая внутренняя гармония и умиротворение ощущалась в этом месте, где отсутствие симметрии и лаконичность отражали отношение создателя сада к природе. Бамбуковые изгороди, мостики над водой, ворота, высокие фонари тачи-гата и скрытые икекоми-гата вместе с колокольчиками создавали атмосферу уюта.
Карасума вошёл в это чудесное место через Сад Камней, где стихии воды и земли нашли единение линий и философского смысла. На большом овальном камне грелась змея. Она свернулась кольцами, и отдыхала под лучами утреннего солнца. Но как только Ворон приблизился к камню, змея тут же начала сворачивать и разворачивать своё гибкое тело кольцами, зашипела, отпугивая. Видя, что воин не боится, змея начала увеличиваться в размерах, а кольца обретали силуэт девичьей фигуры. И вот уже девушка стоит перед самураем, и недовольно смотрит карими глазами:
– Как осмелился ты переступить черту моего сада? Зачем ты здесь, воин? В моём саду и в лесу нет места для битв и кровавых сражений!
Ворон низко поклонился, и ответил, глядя смело в глаза красавице:
– Прости великодушно, что нарушил границы твоих владений, но вела меня через твой сад нить из серебра, что получил я от Хранителя дорог. По ней иду я к своей цели! Кто ты, прекрасная дева?
Ответила девушка воину:
– Я Маюми. Зовут меня белой ведьмой за то, что изгоняю злых духов. Прихожу я в час недобрый людям на помощь. Но живу здесь, дом мой в конце сада, что создала я своими руками.
Карасума слушал речи Маюми, и в сердце его разгоралось чувство, позабытое с гибелью Акико. Не только красота пленила воина. Он понял, что девушка умна и трудолюбива – построить дивный сад не сможет тот, кто не наделён терпением и знаниями! А то, что она белая ведьма, говорило о том, что они на одной стороне. Карасума не мог отвести глаз от Маюми, и девушка зарделась, ощущая пристальное внимание воина.
Смягчившись, Маюми пригласила Ворона в дом. За разговорами и трапезой прошёл остаток дня. Карасума понял, что вновь нашёл то, что считал потерянным навсегда – любовь и надежду…
Звёздная ночь спустилась на горы, окутав тёмно-синим одеялом сна. Впервые за долгое время Карасума позволил себе заснуть крепко, не прислушиваясь к звукам ночи. Здесь, в доме Маюми, ничего не могло потревожить покой самурая. Духи, и те обходили жилище белой ведьмы. Даже звуки цикад и кваканье лягушек не мешало, а было убаюкивающей мелодией.
Карасума спал, и видел сон. Длинный путь был перед ним, от острова к острову по дороге из камней шёл он. Дорога та была в небесах, в пустоте ступал он по каменным плитам.
А потом воспарил воин в небо сильной птицей. Чернокрылым вороном летел он в небесном потоке, ощущая радость полёта. Горы и лес остались внизу, высота пьянила и дарила всемогущество. Ворону захотелось взлететь до самых туч, что фиолетовой громадой высились там, куда не долетают птицы. Он нашёл воздушный поток, и полетел, расправив мощные крылья. Но на полпути увидел Ворон, что другая птица летит навстречу. Это тоже был ворон, но вид его был пугающе страшен. В два раза больше, взмах крыльев его подобен был урагану. Карасума чувствовал, что ветер сбивает его с пути, не давая подняться выше. Иссиня-чёрный ворон приближался, и с перьев его капала кровь, но не было ран на теле. Он будто искупался в крови того, кого одолел. Самодовольный взгляд и глаза, горящие алым блеском, говорили о возбуждении битвы и радости победы.
Карасума понял, что это не просто ворон, а демон в обличье птицы. Раскрытый хищный клюв готов был терзать новую жертву. Кровавый ворон заметил Карасуму, и алый взгляд его наполнился предвкушением схватки. Каркающим голосом произнёс он человеческие слова:
– Многие пали от моих когтей, но сразить себе подобного будет… интересно! Я жду тебя, ворон! Готовься принять смерть! Идзиваруна ждёт тебя!
Кровавый ворон кинулся, вонзая в грудь острые, как бритва, когти...
Карасума проснулся в холодном поту. Он не сомневался, что это был вещий сон, и демон Идзиваруна уже знает, что он ищет его. Но Карасума не ведал, где противник, и это пока делало его слабее. Надежды на спокойный сон рухнули, и воин вышел наружу, успокоиться наедине с природой, и привести мысли и стучащее сердце в порядок…
Лёгкое прикосновение руки отвлекло Ворона от раздумий. Маюми, прекрасная как рассвет, что озарил небо нежными красками розового и золотистого цвета, стояла позади.
– Что за мысли терзают тебя, воин? – Маюми не отняла руки с плеча самурая.
– Глядя на тебя, мне хочется поскорее о них забыть! – Карасума бережно накрыл руку белой ведьмы своей широкой ладонью.
– Остаться ты не сможешь, даже если бы захотел! – Маюми прочитала ответ во взгляде Ворона.
– Нет, не смог бы. Но я знаю, куда вернуться, если... – оборвал предложение на полуслове Карасума.
– Ты вернёшься! Я буду ждать! – Маюми произнесла это так, что сердце воина забилось с надеждой, радость появилась в нём, давно позабытая.
– Возьми с собой мой подарок! – Маюми протянула вышитую ленту.
На ленте была пара журавлей – символ мудрости, любви, гармонии, долголетия и счастья, преданности и чести. Вокруг цвела сакура, что символизировала несгибаемость и стойкость, обновление, зарождающуюся любовь и удачу. Карасума прочитал скрытые напутствия подарка, и поклонился в знак благодарности.
– Знаю, пора тебе. Но пешком долог путь на север, может занять недели. Моя лента не просто красивый подарок, она может обратить тебя в птицу, и путь твой сократится намного! – Маюми надела ленту на шею самураю, и завязала лёгким узлом. – Хочешь ли стать вороном, чьё имя носишь?
Карасума вздрогнул при этих словах, вспомнив хищную птицу-демона, с чёрных перьев которой стекала кровь.
– Нет, Маюми, не стану я вороном. Тёмна душа у этой птицы, а я наконец нашёл то, что освещает судьбу мою! Журавлём хочу я взлететь в поднебесье, птицей мудрой, справедливой и благородной.
Тяжело расставаться, но путь воина ещё не окончен. Кто знает, что ждёт его, когда цель будет достигнута… Поднялась в небо величественная красивая птица – журавль цуру с шапочкой красных перьев на голове, что символизировали восходящее солнце. Облетел он вокруг Маюми, и полетел ввысь, навстречу рассвету. А далеко внизу осталась ждать его та, что стала путеводной звездой…
