Я печально вздохнула. Из слов Лиззи выходило, что в момент взрыва в галерее я была одна. И только я одна стала жертвой чужой халатности. За мгновение до произошедшего Юрия вызвал отец, и принц вынужден был оставить меня одну. Конечно, праздник сразу же закончился. Такой форс-мажор. Император лично руководил моим спасением, по слухам, его даже видели у машины скорой помощи, в которую меня грузили медики и господин Холд. И Александр рвал и метал.
Юрий же, по всей вероятности, был занят непосредственно пиротехниками и их проколом. Его в тот вечер больше никто не видел.
«Почему император скрыл ранение сына? – Я потерла виски. – Почему Лиззи ничего не сказала о Никки? Он мне привиделся? Может быть, истекающий кровью наследник тоже плод моего больного воображения?»
– Ты устала, я, наверное, пойду? – тихо сказала Элизабет.
– Нет-нет, сиди! Я схожу с ума от скуки и отсутствия новостей! Врач мне и телевизор запретил! – пожаловалась я и добавила: – Я даже на сериалы уже согласная.
– Беспредел, – протянула Лиззи и захохотала.
Я легонько стукнула ее по плечу и спросила:
– Лучше скажи, когда меня выпишут? Врачи в голос ссылаются на господина Холда и его таинственные распоряжения. Настолько таинственные, что после моего вопроса у каждого медицинского работника тут же обнаруживается неотложное дело.
– А что ты хотела? Ты живое свидетельство позора имперской службы безопасности. Можно сказать, бельмо на глазу. Безопасники требовали везти тебя в императорский лазарет, это отец, как твой опекун, настоял на военном госпитале.
– Уверена, там бы меня никто не игнорировал, – невесело улыбнулась я и вернула рукав рубашки на плечо.
Вот это вырез. Такому и госпожа Кэтрин могла бы позавидовать.
– Разумеется, – подтвердила подруга. – Допросы начались бы сразу, как только ты открыла бы глаза.
– Но пять дней в полной изоляции не прибавляют хорошего настроения, знаешь ли.
Хорошо, окна палаты выходили на улицу. Единственным моим развлечением было наблюдать за чужими жизнями за стеклом.
Что называется, почувствуй себя рыбкой в аквариуме.
Рыбки, оказывается, многое видят.
К примеру, видят они темные машины без номеров, подъезжающие к закрытому на ночь госпиталю. Видят, как выгружают из этих машин носилки с мертвецами, тела которых с головой накрыты темной тканью. И когда покрывало спадает от неудачного движения санитаров, видят, что погибшие эти в белой одежде.
– Я не могла прийти раньше, к тебе не пускали, – вздохнула Лиззи.
И это было странно. Не считая парочки синяков и ушибов, не было у меня никаких серьезных повреждений.
Я вспомнила звон разбитого стекла, перепачканные красным осколки, разорванный мундир Юрия, белую пыль, мукой осевшую на кровь. Никки был там! Иначе вряд ли я бы отделалась парой царапин.
– Скажи, Никки в столице? – равнодушно спросила я, внутренне натягиваясь струной.
– Никки? – удивилась Элизабет. – Он уехал в Южный в день бала. Полагаю, сейчас он в поместье. А почему ты спрашиваешь?
– Просто вспомнила. – Я пожала плечами.
Дверь в мою палату открылась. На пороге стоял улыбчивый медик, с ним был господин Холд, чему я несказанно обрадовалась. Был шанс, что меня, наконец, отпустят.
Подтянула одеяло на грудь. Поздоровалась.
– А у меня для вас чудесный сюрприз, – сказал Холд, поздоровавшись в ответ, и отошел в сторону, пропуская вперед еще одного посетителя.
Это был молодой мужчина, судя по форме, курсант военной академии. Высокий, статный, светловолосый, очень красивый и такой синеглазый, что я невольно вспомнила о драгоценных сапфирах в колье Элизабет.
Он улыбнулся, на щеках его показались ямочки, и сердце мое заныло от радости узнавания и печали, что изменения в его облике прошли мимо меня.
– Ральф, – охнула я, откинула одеяло и босиком побежала к нему. Обхватила его руками, щекой прижалась к груди, не обращая внимания на царапающие кожу пуговицы серого кителя.
– Привет, сестренка, – поздоровался со мной брат и крепко обнял, нежно целуя в макушку.
– Я так скучала.
– И я. Очень скучал, – сказал Ральф, еще сильнее сжимая меня в объятиях.
– Как мама, папа, как Рэн? – зачастила я.
Ральф тяжело вздохнул, собираясь ответить. Меня затрясло от неконтролируемого страха перед его словами.
А что, если Рэна больше нет? Что, если мои видения не лгали?
– Мама все так же. Болеет, – начал Ральф, но его прервали.
– Так-так-так, юная госпожа, что же это вы босиком? Простудитесь! Или вам так понравилось в нашей больнице, что вы решили задержаться еще? – пожурил меня доктор.
Ральф рассмеялся, отпустил меня, а потом нахмурился, заметив мой наряд. В несколько секунд расстегнул форменный китель, чтобы, по всей видимости, отдать его мне.
Элизабет подошла к нам и подала мне белые больничные тапки.
– Спасибо, – кивнула я, кинув их себе под ноги, радуясь этой отсрочке.
Все хорошо. Наверняка Рэн остался в крепости. Кто-то ведь должен следить за Лесом! Да и служба в армии никогда не привлекала его, в отличие от брата.
Ральф укутал меня в свой мундир и точь-в-точь повторил наш детский ритуал, только с той разницей, что раньше эти действия выполняла я. Мученически вздохнул, покачал головой, заправил выбившуюся из общей картины прядь волос мне за ухо и сказал:
– Горе ты мое. Луковое.
– А у тебя теперь совсем короткая стрижка, – печально улыбнулась я, вспоминая его непослушные кудри.
У Рэна волосы были прямыми и не доставляли второму близнецу особых проблем.
– Я теперь военный, – равнодушно пожал он плечами.
– Ах да, – опомнился Холд, все это время с ленивым интересом наблюдающий за частичным воссоединением Бонков, – горничная собрала вам вещи. Элизабет, помоги Алиане одеться. А мы будем ждать вас в коридоре.
Господин Николас демонстративно приподнял пакет и поставил его на краешек кровати. Ральф подмигнул мне, развернулся, торопясь покинуть палату, и случайно толкнул плечом Элизабет.
– Прошу прощения, – вежливо сказал он подруге.
– Ничего страшного, – напряженно ответила Лиззи.
Ральф кивнул. Заминка эта, по его мнению, не стоила внимания. Как не стоила его внимания и Элизабет Холд. Таким равнодушным взглядом он на нее смотрел.
– Поторопись, – уже в дверях обратился он ко мне. – Меня отпустили всего на пару часов.
– Как тебе академия? – вернула я китель. – Уже нашел друзей?
– Отлично, – сунул брат руки в рукава. – Друзей? – весело улыбнулся, вновь сверкнув ямочками на щеках. – Друзья пока в стадии приготовления. – Он повел плечами, отработанным движением усаживая китель на широкие плечи, и так выразительно хрустнул костяшками пальцев, что и дурак бы догадался, о какой стадии приготовления он говорил.
– Понимаю, – хихикнула я, а потом испуганно ойкнула.
Он ведь пришел в конце курса, наверняка сдав экзамены экстерном. Протекция маршала, я помнила, скорее мешала, чем помогала наладить отношения со сверстниками.
У меня была Лиззи, а кто есть у него?
Ральф обернулся в дверях. Солнце падало на его лицо, синие глаза потемнели, взгляд заледенел.
«Совсем уже мужчина», – с гордостью подумала я, любуясь им.
С самого детства он чувствовал меня и брата, как никто другой. Мы с Рэном даже подозревали его в чтении мыслей, поэтому я почти не удивилась, когда он, прежде чем закрыть за собой дверь, уверенно заявил:
– Не волнуйся, я умею за себя постоять.
– Мальчишка. Только бы подраться, – улыбнулась я и покачала головой, поворачиваясь к непривычно молчаливой Элизабет.
Она задумчиво смотрела на закрытую дверь, на лице ее застыло выражение полнейшей растерянности.
– Лиззи? – позвала я. – Ты чего?
– Что? – недоуменно огляделась она. – Прости, задумалась.
– О чем или о ком? – Я открыла пакет и выудила оттуда аккуратно сложенное темно-синее платье. Мелкие пуговички наверху, а внизу плиссированная юбка. Очень симпатично.
Встряхнула его, достала туфли.
– Или тебе что, мой братец понравился? – вдруг догадалась я и хихикнула, с головой ныряя в платье. – Ах ты, старая перечница! Мальчика ей подавай!
Высунула голову наружу, Лиззи почему-то не было весело. Она как будто не слышала моих шуток.
– Ну тебя, – наконец отмерла она. – Я просто завидую. Это, наверное, здорово, когда у тебя есть любящий брат.
– Никки тоже любит тебя, – вздохнула я. – Просто он…
– Да-да, я знаю. Другой. – Лиззи поправила воротничок на моем платье. – Вы очень похожи с братом. Это даже немного страшно.
– Вы с Николасом-младшим тоже на одно лицо, – вернула я ей комплимент, вспоминая точеное лицо подростка.
– Да? – с сомнением спросила подруга. – Это ты его под волосами или под капюшоном разглядела?
Действительно. А видела ли я Никки?
Неприятно думать, что сходишь с ума. Страшно.
– Это я предположила. У вас ведь одни родители, логично, что что-то общее у вас быть должно?
– Ну, если так, то конечно, – улыбнулась она.
Кажется, к ней снова вернулось игривое настроение.
Я была полностью готова, чтобы покинуть порядком надоевшую за эти дни палату, и даже не стала напоследок подходить к окну, хотя, казалось, это уже успело войти у меня в привычку.
Лиззи окинула меня придирчивым взглядом и сказала:
– Какая-то ты мелкая на фоне брата. Ты точно старшая в семье?
– Точно. На целый год, – подтвердила я и заметила: – Вообще-то я выше тебя.
– Выше, – вздохнула Лиззи. – И худее.
Она, без сомнения, лукавила. Первая красавица колледжа не имела ни грамма лишнего жира и была красива той же мягкой женственной красотой, что и ее мать, госпожа Диана.
Выбор Холда-старшего был более чем понятен.
Госпожа Кэтрин казалась дешевой подделкой рядом с законной супругой маршала, как фабричная пластиковая кукла и изысканная статуэтка из фарфора.
Впрочем, какое мне дело до личной драмы маршала?
«Может быть, ты ревнуешь? – зашелестели голоса в голове. – Он ведь волнует тебя. Очень волнует».
Этот многоголосый шепот был мне знаком. Так говорило со мной безумие, это оно кричало «Сила!» в картинной галерее. И это оно заставило меня попробовать чужую кровь.
О нет. Я не испытываю влечения к господину Холду. Если он и волнует меня, то не как мужчина. Он опасен. Слишком опасен, чтобы увлечься им.
Так чья же воля нашептывает мне эти мысли?
Голоса испуганно смолкли. Моя голова вновь принадлежала мне одной.
«Никки! – молнией сверкнула догадка. – Он ведь одаренный, он сможет тебе помочь!»
Вылечил тело и душу вылечит. Если захочет, разумеется.
Невесело хмыкнула и взялась за хромированную ручку двери.
– Это все больничная диета. Рекомендую, – подмигнула я подруге и вышла в коридор.
Господин Холд говорил что-то непривычно серьезному Ральфу. Брат внимательно слушал маршала, но, судя по упрямо сжатым челюстям, не особенно с ним соглашался.
– Нет, это исключено, – услышала я его решительный ответ. – Она должна знать!
Господин Николас недовольно сверкнул глазами. Он был старше, сильнее и опытнее, но Ральфа это не смущало. Он прямо смотрел на Холда и не собирался ему уступать.
Наш маленький Ральф, который когда-то давно боялся темноты, похоже, уже ничего не боялся.
Гордый. Смелый. Упрямый. Такой родной…
– Алиана, – заметил меня Холд.
Ральф шагнул мне навстречу, подхватил за талию и приподнял над полом.
– Я что-то не пойму, тебя вообще кормят? – рассмеялся он и поставил меня на землю.
– Кормили, – радостно кивнула я. – А что я должна знать? Вы ведь обо мне говорили?
Ральф бросил на Холда тяжелый взгляд исподлобья.
– Александр перечислил на ваше имя десять тысяч империалов, – сухо сказал мне господин Николас. – В качестве компенсации, – пояснил он, увидев полное непонимание в моих глазах.
Очень интересно...
Ральф, который приехал после бала с разрешения Александра, а теперь еще и десять тысяч. Огромные деньги. Не слишком ли дорого императорской казне обошлись две мои царапины?
– И я могу воспользоваться деньгами? – аккуратно уточнила я.
– Можете, – пожал плечами Холд. – Это личное распоряжение Александра.
Что тут думать? Часть денег отправить в Эдинбург, а часть – отдать Ральфу!
Посмотрела на брата.
– Не вздумай, – с угрозой сказал он мне.
– Но… – заикнулась я и замолчала.
Нет, Ральф не возьмет у меня и солида. Слишком горд. Скорее, это он будет экономить на всем, чтобы потом отдать сестре. Как когда-то давно они с Рэндольфом три месяца копили карманные деньги, чтобы на них купить мне новую куклу.
Как же ими обоими гордились родители. Они вырастили мужчин.
– У меня повышенная стипендия, – подтвердил мои мысли брат.
Я тяжело вздохнула в ответ.
– Вы об этом спорили с господином Холдом? О деньгах?
– Нет, – ответил Ральф.
– Нет?
Время снова вздумало шутить. Секунда до его ответа, а я уже знала, что он скажет сейчас.
– Три года назад Рэндольф, втайне от родителей, вызвался провести в Лес парочку богатеньких туристов. Отец отказал им, а Рэн решил немного подзаработать. Я был категорически против, но когда он меня слушал? Я ведь младше его на целых восемь минут, – горько вздохнул брат.
Я задрожала. Ральф прижал меня к груди, но не стал щадить и договорил:
– Все трое сгинули в чаще. Рэндольфа больше нет. Мне жаль, что тебе не посчитали нужным это сообщить, сестренка.
Сестренка. Так звал меня Рэн.
Ральф предпочитал короткое «Ана».
– Зачем ему нужны были деньги? – отстранилась я от него.
– Ана, – умоляюще посмотрел на меня брат.
– Зачем. Ему. Нужны. Были. Деньги! – сорвалась я.
– Алиана? – тихо охнула за моей спиной Лиззи.
– Я ведь знаю ответ, – уставилась в синие глаза напротив.
Ну же, скажи это! Рэн хотел увидеть меня! Зайти в колледж, поразить находчивостью! Он ведь писал, что непременно приедет. Глупый мальчишка, который очень любил сестру.
– Знаешь, – не стал врать Ральф.
Пол качнулся под моими ногами, и все же я смогла устоять.
Лиззи испуганно подхватила меня под локоть. Я аккуратно освободилась от ее руки.
Мне о многом стоит поговорить с ней.
– Именно поэтому я скрыл этот факт от вашей сестры, господин Бонк, – устало вздохнул господин Николас. – Состояние здоровья Алианы вызывает у меня серьезные опасения. Но вы ведь, несомненно, знаете, как для нее будет лучше. Как знал это и ваш покойный брат.
Ральф закаменел, сжал челюсти, а я ответила за него Холду:
– Не волнуйтесь, господин Николас. Бонкам вас не переплюнуть, вы это знаете лучше всех остальных.
– Знаю, – уронил маршал. – Я ведь ваш опекун.
– Может быть, пообедаем? – чуть не плача спросила Элизабет.
– Я не голоден. Я не голодна, – хором сказали мы с Ральфом.
– Значит, господин Бонк прямо сейчас отправится в казарму, – равнодушно пожал Холд плечами. – Тем более первокурсникам в принципе не положено ее покидать.
– А что вы думаете о кондитерской? – сделала Лиззи последнюю попытку сгладить ситуацию.
Господин Николас вопросительно выгнул бровь и иронично улыбнулся, глядя мне в глаза.
– С удовольствием, – вернула ему улыбку. – Обожаю пирожные. Как и Ральф.
Брат понимающе хмыкнул. Промолчал – сдержался.
– Надо же, – маршал оглядел меня с ног до головы, – никогда бы не подумал.
В детстве мама читала нам сказки. Рэндольф особенно любил историю про маленькую девочку, оказавшуюся в волшебной стране. Помню, как он смеялся, когда девочка эта пила чай вместе с ее жителями. Кажется, там был кролик, кот и даже гусеница, обожравшаяся особенно забористых грибов.
Это было точно такое же, не побоюсь этого слова, волшебное чаепитие.
Юрий же, по всей вероятности, был занят непосредственно пиротехниками и их проколом. Его в тот вечер больше никто не видел.
«Почему император скрыл ранение сына? – Я потерла виски. – Почему Лиззи ничего не сказала о Никки? Он мне привиделся? Может быть, истекающий кровью наследник тоже плод моего больного воображения?»
– Ты устала, я, наверное, пойду? – тихо сказала Элизабет.
– Нет-нет, сиди! Я схожу с ума от скуки и отсутствия новостей! Врач мне и телевизор запретил! – пожаловалась я и добавила: – Я даже на сериалы уже согласная.
– Беспредел, – протянула Лиззи и захохотала.
Я легонько стукнула ее по плечу и спросила:
– Лучше скажи, когда меня выпишут? Врачи в голос ссылаются на господина Холда и его таинственные распоряжения. Настолько таинственные, что после моего вопроса у каждого медицинского работника тут же обнаруживается неотложное дело.
– А что ты хотела? Ты живое свидетельство позора имперской службы безопасности. Можно сказать, бельмо на глазу. Безопасники требовали везти тебя в императорский лазарет, это отец, как твой опекун, настоял на военном госпитале.
– Уверена, там бы меня никто не игнорировал, – невесело улыбнулась я и вернула рукав рубашки на плечо.
Вот это вырез. Такому и госпожа Кэтрин могла бы позавидовать.
– Разумеется, – подтвердила подруга. – Допросы начались бы сразу, как только ты открыла бы глаза.
– Но пять дней в полной изоляции не прибавляют хорошего настроения, знаешь ли.
Хорошо, окна палаты выходили на улицу. Единственным моим развлечением было наблюдать за чужими жизнями за стеклом.
Что называется, почувствуй себя рыбкой в аквариуме.
Рыбки, оказывается, многое видят.
К примеру, видят они темные машины без номеров, подъезжающие к закрытому на ночь госпиталю. Видят, как выгружают из этих машин носилки с мертвецами, тела которых с головой накрыты темной тканью. И когда покрывало спадает от неудачного движения санитаров, видят, что погибшие эти в белой одежде.
– Я не могла прийти раньше, к тебе не пускали, – вздохнула Лиззи.
И это было странно. Не считая парочки синяков и ушибов, не было у меня никаких серьезных повреждений.
Я вспомнила звон разбитого стекла, перепачканные красным осколки, разорванный мундир Юрия, белую пыль, мукой осевшую на кровь. Никки был там! Иначе вряд ли я бы отделалась парой царапин.
– Скажи, Никки в столице? – равнодушно спросила я, внутренне натягиваясь струной.
– Никки? – удивилась Элизабет. – Он уехал в Южный в день бала. Полагаю, сейчас он в поместье. А почему ты спрашиваешь?
– Просто вспомнила. – Я пожала плечами.
Дверь в мою палату открылась. На пороге стоял улыбчивый медик, с ним был господин Холд, чему я несказанно обрадовалась. Был шанс, что меня, наконец, отпустят.
Подтянула одеяло на грудь. Поздоровалась.
– А у меня для вас чудесный сюрприз, – сказал Холд, поздоровавшись в ответ, и отошел в сторону, пропуская вперед еще одного посетителя.
Это был молодой мужчина, судя по форме, курсант военной академии. Высокий, статный, светловолосый, очень красивый и такой синеглазый, что я невольно вспомнила о драгоценных сапфирах в колье Элизабет.
Он улыбнулся, на щеках его показались ямочки, и сердце мое заныло от радости узнавания и печали, что изменения в его облике прошли мимо меня.
– Ральф, – охнула я, откинула одеяло и босиком побежала к нему. Обхватила его руками, щекой прижалась к груди, не обращая внимания на царапающие кожу пуговицы серого кителя.
– Привет, сестренка, – поздоровался со мной брат и крепко обнял, нежно целуя в макушку.
– Я так скучала.
– И я. Очень скучал, – сказал Ральф, еще сильнее сжимая меня в объятиях.
– Как мама, папа, как Рэн? – зачастила я.
Ральф тяжело вздохнул, собираясь ответить. Меня затрясло от неконтролируемого страха перед его словами.
А что, если Рэна больше нет? Что, если мои видения не лгали?
– Мама все так же. Болеет, – начал Ральф, но его прервали.
– Так-так-так, юная госпожа, что же это вы босиком? Простудитесь! Или вам так понравилось в нашей больнице, что вы решили задержаться еще? – пожурил меня доктор.
Ральф рассмеялся, отпустил меня, а потом нахмурился, заметив мой наряд. В несколько секунд расстегнул форменный китель, чтобы, по всей видимости, отдать его мне.
Элизабет подошла к нам и подала мне белые больничные тапки.
– Спасибо, – кивнула я, кинув их себе под ноги, радуясь этой отсрочке.
Все хорошо. Наверняка Рэн остался в крепости. Кто-то ведь должен следить за Лесом! Да и служба в армии никогда не привлекала его, в отличие от брата.
Ральф укутал меня в свой мундир и точь-в-точь повторил наш детский ритуал, только с той разницей, что раньше эти действия выполняла я. Мученически вздохнул, покачал головой, заправил выбившуюся из общей картины прядь волос мне за ухо и сказал:
– Горе ты мое. Луковое.
– А у тебя теперь совсем короткая стрижка, – печально улыбнулась я, вспоминая его непослушные кудри.
У Рэна волосы были прямыми и не доставляли второму близнецу особых проблем.
– Я теперь военный, – равнодушно пожал он плечами.
– Ах да, – опомнился Холд, все это время с ленивым интересом наблюдающий за частичным воссоединением Бонков, – горничная собрала вам вещи. Элизабет, помоги Алиане одеться. А мы будем ждать вас в коридоре.
Господин Николас демонстративно приподнял пакет и поставил его на краешек кровати. Ральф подмигнул мне, развернулся, торопясь покинуть палату, и случайно толкнул плечом Элизабет.
– Прошу прощения, – вежливо сказал он подруге.
– Ничего страшного, – напряженно ответила Лиззи.
Ральф кивнул. Заминка эта, по его мнению, не стоила внимания. Как не стоила его внимания и Элизабет Холд. Таким равнодушным взглядом он на нее смотрел.
– Поторопись, – уже в дверях обратился он ко мне. – Меня отпустили всего на пару часов.
– Как тебе академия? – вернула я китель. – Уже нашел друзей?
– Отлично, – сунул брат руки в рукава. – Друзей? – весело улыбнулся, вновь сверкнув ямочками на щеках. – Друзья пока в стадии приготовления. – Он повел плечами, отработанным движением усаживая китель на широкие плечи, и так выразительно хрустнул костяшками пальцев, что и дурак бы догадался, о какой стадии приготовления он говорил.
– Понимаю, – хихикнула я, а потом испуганно ойкнула.
Он ведь пришел в конце курса, наверняка сдав экзамены экстерном. Протекция маршала, я помнила, скорее мешала, чем помогала наладить отношения со сверстниками.
У меня была Лиззи, а кто есть у него?
Ральф обернулся в дверях. Солнце падало на его лицо, синие глаза потемнели, взгляд заледенел.
«Совсем уже мужчина», – с гордостью подумала я, любуясь им.
С самого детства он чувствовал меня и брата, как никто другой. Мы с Рэном даже подозревали его в чтении мыслей, поэтому я почти не удивилась, когда он, прежде чем закрыть за собой дверь, уверенно заявил:
– Не волнуйся, я умею за себя постоять.
– Мальчишка. Только бы подраться, – улыбнулась я и покачала головой, поворачиваясь к непривычно молчаливой Элизабет.
Она задумчиво смотрела на закрытую дверь, на лице ее застыло выражение полнейшей растерянности.
– Лиззи? – позвала я. – Ты чего?
– Что? – недоуменно огляделась она. – Прости, задумалась.
– О чем или о ком? – Я открыла пакет и выудила оттуда аккуратно сложенное темно-синее платье. Мелкие пуговички наверху, а внизу плиссированная юбка. Очень симпатично.
Встряхнула его, достала туфли.
– Или тебе что, мой братец понравился? – вдруг догадалась я и хихикнула, с головой ныряя в платье. – Ах ты, старая перечница! Мальчика ей подавай!
Высунула голову наружу, Лиззи почему-то не было весело. Она как будто не слышала моих шуток.
– Ну тебя, – наконец отмерла она. – Я просто завидую. Это, наверное, здорово, когда у тебя есть любящий брат.
– Никки тоже любит тебя, – вздохнула я. – Просто он…
– Да-да, я знаю. Другой. – Лиззи поправила воротничок на моем платье. – Вы очень похожи с братом. Это даже немного страшно.
– Вы с Николасом-младшим тоже на одно лицо, – вернула я ей комплимент, вспоминая точеное лицо подростка.
– Да? – с сомнением спросила подруга. – Это ты его под волосами или под капюшоном разглядела?
Действительно. А видела ли я Никки?
Неприятно думать, что сходишь с ума. Страшно.
– Это я предположила. У вас ведь одни родители, логично, что что-то общее у вас быть должно?
– Ну, если так, то конечно, – улыбнулась она.
Кажется, к ней снова вернулось игривое настроение.
Я была полностью готова, чтобы покинуть порядком надоевшую за эти дни палату, и даже не стала напоследок подходить к окну, хотя, казалось, это уже успело войти у меня в привычку.
Лиззи окинула меня придирчивым взглядом и сказала:
– Какая-то ты мелкая на фоне брата. Ты точно старшая в семье?
– Точно. На целый год, – подтвердила я и заметила: – Вообще-то я выше тебя.
– Выше, – вздохнула Лиззи. – И худее.
Она, без сомнения, лукавила. Первая красавица колледжа не имела ни грамма лишнего жира и была красива той же мягкой женственной красотой, что и ее мать, госпожа Диана.
Выбор Холда-старшего был более чем понятен.
Госпожа Кэтрин казалась дешевой подделкой рядом с законной супругой маршала, как фабричная пластиковая кукла и изысканная статуэтка из фарфора.
Впрочем, какое мне дело до личной драмы маршала?
«Может быть, ты ревнуешь? – зашелестели голоса в голове. – Он ведь волнует тебя. Очень волнует».
Этот многоголосый шепот был мне знаком. Так говорило со мной безумие, это оно кричало «Сила!» в картинной галерее. И это оно заставило меня попробовать чужую кровь.
О нет. Я не испытываю влечения к господину Холду. Если он и волнует меня, то не как мужчина. Он опасен. Слишком опасен, чтобы увлечься им.
Так чья же воля нашептывает мне эти мысли?
Голоса испуганно смолкли. Моя голова вновь принадлежала мне одной.
«Никки! – молнией сверкнула догадка. – Он ведь одаренный, он сможет тебе помочь!»
Вылечил тело и душу вылечит. Если захочет, разумеется.
Невесело хмыкнула и взялась за хромированную ручку двери.
– Это все больничная диета. Рекомендую, – подмигнула я подруге и вышла в коридор.
Господин Холд говорил что-то непривычно серьезному Ральфу. Брат внимательно слушал маршала, но, судя по упрямо сжатым челюстям, не особенно с ним соглашался.
– Нет, это исключено, – услышала я его решительный ответ. – Она должна знать!
Господин Николас недовольно сверкнул глазами. Он был старше, сильнее и опытнее, но Ральфа это не смущало. Он прямо смотрел на Холда и не собирался ему уступать.
Наш маленький Ральф, который когда-то давно боялся темноты, похоже, уже ничего не боялся.
Гордый. Смелый. Упрямый. Такой родной…
– Алиана, – заметил меня Холд.
Ральф шагнул мне навстречу, подхватил за талию и приподнял над полом.
– Я что-то не пойму, тебя вообще кормят? – рассмеялся он и поставил меня на землю.
– Кормили, – радостно кивнула я. – А что я должна знать? Вы ведь обо мне говорили?
Ральф бросил на Холда тяжелый взгляд исподлобья.
– Александр перечислил на ваше имя десять тысяч империалов, – сухо сказал мне господин Николас. – В качестве компенсации, – пояснил он, увидев полное непонимание в моих глазах.
Очень интересно...
Ральф, который приехал после бала с разрешения Александра, а теперь еще и десять тысяч. Огромные деньги. Не слишком ли дорого императорской казне обошлись две мои царапины?
– И я могу воспользоваться деньгами? – аккуратно уточнила я.
– Можете, – пожал плечами Холд. – Это личное распоряжение Александра.
Что тут думать? Часть денег отправить в Эдинбург, а часть – отдать Ральфу!
Посмотрела на брата.
– Не вздумай, – с угрозой сказал он мне.
– Но… – заикнулась я и замолчала.
Нет, Ральф не возьмет у меня и солида. Слишком горд. Скорее, это он будет экономить на всем, чтобы потом отдать сестре. Как когда-то давно они с Рэндольфом три месяца копили карманные деньги, чтобы на них купить мне новую куклу.
Как же ими обоими гордились родители. Они вырастили мужчин.
– У меня повышенная стипендия, – подтвердил мои мысли брат.
Я тяжело вздохнула в ответ.
– Вы об этом спорили с господином Холдом? О деньгах?
– Нет, – ответил Ральф.
– Нет?
Время снова вздумало шутить. Секунда до его ответа, а я уже знала, что он скажет сейчас.
– Три года назад Рэндольф, втайне от родителей, вызвался провести в Лес парочку богатеньких туристов. Отец отказал им, а Рэн решил немного подзаработать. Я был категорически против, но когда он меня слушал? Я ведь младше его на целых восемь минут, – горько вздохнул брат.
Я задрожала. Ральф прижал меня к груди, но не стал щадить и договорил:
– Все трое сгинули в чаще. Рэндольфа больше нет. Мне жаль, что тебе не посчитали нужным это сообщить, сестренка.
Сестренка. Так звал меня Рэн.
Ральф предпочитал короткое «Ана».
– Зачем ему нужны были деньги? – отстранилась я от него.
– Ана, – умоляюще посмотрел на меня брат.
– Зачем. Ему. Нужны. Были. Деньги! – сорвалась я.
– Алиана? – тихо охнула за моей спиной Лиззи.
– Я ведь знаю ответ, – уставилась в синие глаза напротив.
Ну же, скажи это! Рэн хотел увидеть меня! Зайти в колледж, поразить находчивостью! Он ведь писал, что непременно приедет. Глупый мальчишка, который очень любил сестру.
– Знаешь, – не стал врать Ральф.
Пол качнулся под моими ногами, и все же я смогла устоять.
Лиззи испуганно подхватила меня под локоть. Я аккуратно освободилась от ее руки.
Мне о многом стоит поговорить с ней.
– Именно поэтому я скрыл этот факт от вашей сестры, господин Бонк, – устало вздохнул господин Николас. – Состояние здоровья Алианы вызывает у меня серьезные опасения. Но вы ведь, несомненно, знаете, как для нее будет лучше. Как знал это и ваш покойный брат.
Ральф закаменел, сжал челюсти, а я ответила за него Холду:
– Не волнуйтесь, господин Николас. Бонкам вас не переплюнуть, вы это знаете лучше всех остальных.
– Знаю, – уронил маршал. – Я ведь ваш опекун.
– Может быть, пообедаем? – чуть не плача спросила Элизабет.
– Я не голоден. Я не голодна, – хором сказали мы с Ральфом.
– Значит, господин Бонк прямо сейчас отправится в казарму, – равнодушно пожал Холд плечами. – Тем более первокурсникам в принципе не положено ее покидать.
– А что вы думаете о кондитерской? – сделала Лиззи последнюю попытку сгладить ситуацию.
Господин Николас вопросительно выгнул бровь и иронично улыбнулся, глядя мне в глаза.
– С удовольствием, – вернула ему улыбку. – Обожаю пирожные. Как и Ральф.
Брат понимающе хмыкнул. Промолчал – сдержался.
– Надо же, – маршал оглядел меня с ног до головы, – никогда бы не подумал.
Глава 12
В детстве мама читала нам сказки. Рэндольф особенно любил историю про маленькую девочку, оказавшуюся в волшебной стране. Помню, как он смеялся, когда девочка эта пила чай вместе с ее жителями. Кажется, там был кролик, кот и даже гусеница, обожравшаяся особенно забористых грибов.
Это было точно такое же, не побоюсь этого слова, волшебное чаепитие.
