– Ты какая-то бледная, – обеспокоенно заметила госпожа Диана, после того как от души расцеловала.
– Тяжело быть женщиной, – печально вздохнула я. – Особенно пару дней в месяц, да еще и в жару.
– Бедная, – сочувственно посмотрела на меня Диана. – Иди ложись, я прикажу принести тебе грелку.
– Спасибо! – искренне поблагодарила ее я.
Кристос, который вышел встречать нас вместе с хозяйкой и с улыбкой наблюдал за нашим приветствием, проводил меня до спальни. Не успела я умыться с дороги, как горничная уже принесла мне обещанную Дианой грелку.
Я легла поверх светлого покрывала и свернулась калачиком. Грелка не помогала, зато была как нельзя кстати – у меня страшно замерзли руки, что было весьма странно с учетом жары. Окна моей спальни выходили на тот самый пруд, в котором мы с Никки и Лиззи рыбачили в детстве. Ставни были распахнуты, легкий ветерок играл с занавеской, а с улицы до меня доносился редкий всплеск воды и шум камышей.
Закрыла глаза, прислушиваясь к ощущениям. Легче не становилось, хуже вроде бы тоже.
«Придется идти к врачу», – тоскливо подумала я, уплывая в дрему. Если раньше мои недомогания были связаны с циклом, и это было объяснимо, то сейчас этой зависимости не было. Как не было и понимания, как скоро станет легче.
Мне снился лес. Как и всегда, когда мне было больно, страшно или грустно. То есть каждую ночь с того самого момента, как я узнала о своей новой фамилии.
В этот раз сон особенно напоминал бред. Я изо всех сил бежала к сияющему вдалеке камню, а кто-то хватал меня сзади, прижимая к себе спиной, и шептал:
– Нельзя, Ана! Он убьет тебя! – И столько тоски было в словах этого неизвестного то ли спасителя, то ли врага, мешающего мне достигнуть вожделенной цели, что я сдалась и остановилась, силясь узнать его голос.
– Ну же, проснись! – крикнул он мне в ухо, и я открыла глаза.
Встала с кровати, подошла к окну. Выглянула во двор.
Никки, одетый в одни короткие купальные штаны, сидел на мостках нашего пруда и задумчиво смотрел на воду. Волосы его отросли ниже плеч и закрывали лицо. Он, вероятно, купался и только что вынырнул, потому что с них ручьями лилась вода.
«Вот ведь мальчишка, отжал бы!» – покачала я головой, любуясь его ровным загаром.
Он ощутимо подрос за эти месяцы, сразу после Рождества ему исполнилось пятнадцать. Раздался в плечах, хоть и по-прежнему был тонок, словно веточка.
Никки поднялся во весь рост, обернулся на мое окно. Увидел меня и, как обычно, не счел нужным поздороваться. Поднял руки и с головой нырнул в мутный пруд.
Я смотрела на то, как легко он плывет под водой, и улыбалась.
Котенок подрос, но повадки его остались прежними.
Господин Холд был занят в столице (и слава богу), поэтому скромный ужин прошел в тихой, спокойной обстановке и исключительно в женской компании. Никки предпочел поесть в одиночестве.
– Может быть, посмотрим телевизор? – предложила Лиззи.
– Лучше погулять или почитать, – возразила Диана. – Не вижу ничего интересного в телевидении.
– Это для тебя в нем нет ничего интересного, – рассмеялась Элизабет. – Все потому, что ты можешь смотреть его круглосуточно. А мы с Аной только по субботам, с десяти до одиннадцати и исключительно «Вести недели». Нет бы сериал какой показали, правда, Алиана?
Я отложила приборы и отодвинула тарелку на краешек стола. Неприметный слуга тут же унес посуду. Промокнула губы салфеткой и ответила:
– Не люблю сериалы. А вот вечерние новости я бы посмотрела с удовольствием.
– Интересуешься политикой? – удивилась Диана.
– Нет, – покачала я головой и улыбнулась Элизабет. – Не интересуюсь сериалами.
– Очень зря, – хихикнула подруга. – Это, можно сказать, один из немногих способов узнать, как вести себя с мужчинами приличной девушке.
Госпожа Диана подавилась чаем и укоризненно посмотрела на дочь.
– Или не вести, – тут же исправилась Лиззи, – в зависимости от ситуации.
Мы перебрались в уютную гостиную и включили телевизор. Втроем устроились на огромном диване напротив и уставились в черно-белый экран. Время сериалов давно закончилось, до вечерних новостей оставалось двадцать минут, и мы были вынуждены смотреть развлекательный концерт. Кстати, весьма неплохой.
Лиззи забавно комментировала каждый выход артистов на сцену и шутила не хуже профессиональных юмористов. Диана хохотала, смахивая веселые слезы, а у меня от смеха вновь разболелся живот.
Я взяла тонкий шерстяной плед, наброшенный на подлокотник светлого дивана, и пересела в кресло в углу комнаты, ближе ко входу.
– Замерзла? – обеспокоенно спросила меня Диана.
– Все нормально, я укрылась, – показала глазами на плед.
Лиззи снова уморительно пошутила, я хохотнула, а потом, с трудом удерживая на лице счастливое выражение, прижала руку к животу и согнулась. Якобы от смеха.
Если маршал узнает, что его новое приобретение оказалось с брачком, вернет ли он меня в Эдинбург?
«Разве я держу тебя силой?» – вспомнила я слова господина Холда и усмехнулась. Волевое лицо его встало перед моими глазами.
О нет, господин маршал. К чему мараться, это делают за вас законы империи!
Я ведь теперь ваша собственность.
И даже замужество не избавит меня от Холдов, потому что согласно закону о «высшей крови» опека над моими детьми будет принадлежать господину Николасу.
Ведь Холды и есть связанная узами родства с императором «высшая кровь».
Длинная тень легла на светлый ковер гостиной. Никки бесшумно вошел в комнату и, как в далеком детстве, опустился на пол рядом с моим креслом. На нем была огромная бесформенная кофта черного цвета с дурацким капюшоном, который он зачем-то нацепил на голову. Рукава этого одеяния лежали гармошкой, лица не было видно ни на йоту, и весь он напоминал нахохлившуюся галку, невесть как залетевшую в дорогой дом.
«Высшая кровь», ничего не скажешь.
– Дай руку, – тихо сказал Никки, протягивая мне ладонь.
– Зачем? – удивилась я.
– Через ткань уже не поможет, – откинул он капюшон и тяжело вздохнул над моим скудоумием.
«Зачем ему такие длинные волосы? Протест он, что ли, так выражает? Интересно только, против кого», – не к месту подумала я.
Что не поможет, кому не поможет? Зная его нелюбовь к разговорам, можно было и не спрашивать. Проще дать руку, хоть прикасаться к Никки, да еще по его желанию, было даже более странно, чем с ним говорить.
– Держи, – сказала я, коротко выдохнув от нового спазма.
Чем быстрее он получит желаемое, тем быстрее оставит меня в покое.
Никки сплел наши пальцы, а затем будто теплый ветер нежной струйкой погладил меня изнутри, забирая боль, чтобы через несколько мгновений вернуться в хозяйскую ладонь.
Я потрясенно выдохнула, наконец догадавшись, что означало это его «до весны» несколько месяцев назад.
– Одаренный… – прошептала я, веря и не веря собственным словам.
Живое чудо прямо передо мной… невероятно!
Я даже дышать перестала. А Никки смотрел себе под ноги, прячась за волосами, и молчал.
– Никки! – испуганно охнула Диана, заметив сына и то, что он держит меня за руку.
Младший Холд аккуратно высвободил ладонь, вновь надвинул глубокий капюшон на голову и встал с пола.
– Истерика бессмысленна, – спокойно сказал подросток. – Доброй ночи.
Диана дернулась было пойти за сыном, но потом одумалась и медленно опустилась на диван рядом с дочерью. Пальцы ее нервно теребили подол домашнего платья.
– Алиана, я… – она задохнулась словами.
Я вскочила с кресла, на ходу отмечая небывалую легкость в теле, и подбежала к женщине. Уселась на пол рядышком с ней, почти как Никки только что, только значительно ближе, чтобы можно было обнять ее колени.
– Все хорошо, Диана, – прижалась я к женщине. – Я никому не скажу!
Все ведь знают – одаренных не существует. Это миф. Тоска о былых временах, когда не было еще Валлийской империи и ее технологий, когда единственным транспортом были телеги, развлечением – книги, и не полосовала эту землю бесконечная сеть железных дорог.
Эдинбург лишился магии последним, почти сразу, как стал частью империи. Мы еще хранили последние воспоминания об одаренных. Впрочем, господин маршал утверждал, что и это сказки.
Неудивительно, что Холды решили держать дар Николаса-младшего в тайне.
– Спасибо, милая, – робко погладила она меня по голове.
Элизабет горько вздохнула. Я зажмурилась, пряча лицо в складках юбки Дианы. Конечно, подруга знала об особенностях младшего брата. Тема диссертации Слоуна интересовала ее не только с научной точки зрения, но и с практической. Разумеется, родители запретили ей распространяться о семейной тайне, и я не имела никакого права обижаться на недоверие. И все же мне было по-детски обидно и горько.
Что еще скрыла от меня госпожа Элизабет Холд?
– Не думаю, что радикальные движения вызовут слишком большой отклик в сердцах наших граждан. Молодежь на то и молодежь, чтобы бунтовать. Император держит ситуацию под контролем, – степенно говорил голос приглашенного в студию эксперта.
– Безусловно, – соглашался с ним ведущий. – Однако общественный опрос показал, что семь процентов населения считают требования «Белого легиона» обоснованными.
Диана ласково гладила меня по голове. Лиззи напряженно молчала. Из уютной гостиной ушел уют, и только скучный диалог вечерних новостей нарушал установившуюся в комнате давящую тишину.
– Любые течения, даже самые абсурдные, находят поддержку. В настоящий момент я не вижу никаких предпосылок к изменению существующей формы власти. Империя начинается с императора.
– Да, но через два года Александр уступит престол сыну.
– Именно. Никакие «Белые» не смогут этого изменить.
– Ненавижу политику, – зло сказала Элизабет. – Не-на-ви-жу, – по слогам повторила она и выключила телевизор.
День перед балом прошел как в тумане. Дорога, приготовления. Бессмысленные разговоры и суета. Кристос, которого господин маршал прислал из столицы нам в помощь для сборов, командовал багажом. Диана ходила вокруг коробок с платьями, несколько раз проверила, те ли туфли мы взяли, и в сотый раз проговаривала, что можно, а что нельзя делать в присутствии императора.
По всему выходило, что в присутствии императора нельзя было ничего, что я в конце концов и озвучила.
– Протокол, – пожала плечами Диана, а потом добавила: – Как же я не хочу отпускать вас одних…
Лиззи поцеловала мать и села в автомобиль. Нам нечего было ей ответить. Безусловно, в сопровождении госпожи Холд мы чувствовали бы себя увереннее. Но маршал решил, что его жене нечего делать при дворе.
Никто с ним не спорил. Естественно.
И никто не спорил с Никки, который зачем-то решил ехать с нами. Со своим личным водителем, разумеется.
Я не ошиблась тогда зимой, симпатичная Кети больше не работала в доме маршала. Впрочем, были среди слуг Холда-старшего и знакомые лица. Господин Николас дома отсутствовал, и я ушла в спальню сразу после ужина, чтобы максимально отложить неизбежную встречу.
А лучше бы вообще не встречаться.
Удобно устроилась с книжкой в руках, но робкий стук в дверь и тихое «можно?» заставили меня спрятать прихваченный из библиотеки Холдов «Свод» под одеяло.
Кто бы мог подумать, что имперские законы могут быть настолько интересны для юной девушки? Кто бы мог подумать, что прятать от чужих глаз я буду вовсе не любовный роман…
– Да, Лиззи, заходи, – ответила я.
Подруга села рядышком со мной. Вчера вечером мы не говорили, сегодня у нас в принципе не было такой возможности, но между нами уже начала расти пока еще тонкая стена отчуждения, и Элизабет, как и я, страдала от этого.
– Ана, Никки, он… – Она замялась.
– Твой брат, – помогла я.
– Да, – печально улыбнулась она. – А ты сестра, и не спорь. Пусть не по крови, но по документам.
Я хмыкнула.
– Никки всегда был особенным, – вздохнула подруга. – Но до недавнего времени я и подумать не могла насколько.
– Давно ты знаешь? – Я поджала ноги и положила голову себе на колени.
– С зимнего приема. – Лиззи устроилась на соседней подушке и задумчиво уставилась в потолок.
Я аккуратно убрала книгу под кровать.
– Помнишь тот вечер, когда тебе стало плохо? Ты еще спросила о Никки, когда пришла в себя. Я заметила, как сильно мама испугалась твоих слов. Ты ведь знаешь, я могу быть очень настойчивой. Ей не оставалось ничего другого, кроме как сознаться в причине этого страха.
– Ты знаешь, на что еще способен его дар?
– Нет, – покачала она головой. – И никто не знает. Никки не особенно разговорчив.
Я хихикнула. Да уж.
– Интересно, каково это… быть одаренным? – задумчиво произнесла я, вытянув ноги и разглядывая причудливые завитушки лепнины на потолке. – Чувствовать, знать и уметь то, чего не могут другие. Быть не таким, как все мы.
– Тяжело, – робко погладила меня по плечу подруга. – Это очень тяжело. Не зря ведь врачи подозревали у него слабоумие. Никки действительно другой…
Мы долго говорили, пытаясь вернуть былую легкость нашей дружбы, и у нас почти получалось.
Без четверти одиннадцать Кристос заглянул в мою спальню и вежливо напомнил о завтрашнем мероприятии и необходимости хорошенько выспаться перед ним. Лиззи чмокнула меня в щеку и ушла к себе.
«Дети высшей крови – собственность старшего мужчины в роду. В исключительных случаях и в интересах империи ребенок может быть изъят из родной семьи».
Случай Никки наверняка расценивался как исключительный. Страх Дианы перед разоблачением особенностей младшего сына становился все более ясным.
Я засыпала, и в полудреме мне пришла в голову совсем уж фантастическая мысль. Детей «высшей крови» можно изъять из семьи, не имею ли я непосредственное к ней отношение?
В таком случае мое появление на завтрашнем балу вовсе не станет сюрпризом для Александра...
Мероприятие было назначено на пять часов после полудня. У нас был целый день на сборы и болтовню. Забавно, но представление Александру пугало меня значительно меньше, чем вечер в компании Холда-старшего.
Что есть император? Концентрированная власть, не человек – титул. В лучшем случае три минуты общения (вряд ли Александр устроит мне аудиенцию), и он опять далеко. Где-то там, в телевизоре, на портретах в казенных учреждениях и на черно-белых фото газетных полос.
А господин Николас рядом. Ходит теми же коридорами, дышит тем же воздухом, держит под руку. Улыбается.
«Какие мысли бродят в вашей очаровательной головке?» Мягкая усмешка. Полумрак кабинета. Вкрадчивый голос.
– …Ау, Алиана? – щелкнула пальцами Лиззи прямо перед моим носом. – Прием!
– Прости, задумалась, – рассмеялась я.
– Так какой выбрать? – Элизабет показала разложенные на ее кровати миниатюрные флакончики духов.
– Только не розу! – Я передернула плечами. – Гадость.
– Не гадость, а модный нынче при дворе аромат.
– Откуда ты знаешь, что модно при дворе? – скептически поинтересовалась я. – Выброси. Меня только от одного вида этого флакона тошнит.
– Отец сказал, – серьезно ответила Лиззи и убрала флакончик обратно в небольшой косметический саквояж. – Это любимые духи госпожи Кэтрин. Помнишь такую?
Я неуверенно кивнула. По лицу подруги пробежала тень.
– Даже интересно, откуда отцу известны такие подробности? – взглянула она мне в глаза.
Ей не требовался ответ. Дурой Элизабет Холд не была никогда.
Мы обе молчали. Невысказанное «любовники» висело в воздухе, неприятно царапая изнутри.
– Тяжело быть женщиной, – печально вздохнула я. – Особенно пару дней в месяц, да еще и в жару.
– Бедная, – сочувственно посмотрела на меня Диана. – Иди ложись, я прикажу принести тебе грелку.
– Спасибо! – искренне поблагодарила ее я.
Кристос, который вышел встречать нас вместе с хозяйкой и с улыбкой наблюдал за нашим приветствием, проводил меня до спальни. Не успела я умыться с дороги, как горничная уже принесла мне обещанную Дианой грелку.
Я легла поверх светлого покрывала и свернулась калачиком. Грелка не помогала, зато была как нельзя кстати – у меня страшно замерзли руки, что было весьма странно с учетом жары. Окна моей спальни выходили на тот самый пруд, в котором мы с Никки и Лиззи рыбачили в детстве. Ставни были распахнуты, легкий ветерок играл с занавеской, а с улицы до меня доносился редкий всплеск воды и шум камышей.
Закрыла глаза, прислушиваясь к ощущениям. Легче не становилось, хуже вроде бы тоже.
«Придется идти к врачу», – тоскливо подумала я, уплывая в дрему. Если раньше мои недомогания были связаны с циклом, и это было объяснимо, то сейчас этой зависимости не было. Как не было и понимания, как скоро станет легче.
Мне снился лес. Как и всегда, когда мне было больно, страшно или грустно. То есть каждую ночь с того самого момента, как я узнала о своей новой фамилии.
В этот раз сон особенно напоминал бред. Я изо всех сил бежала к сияющему вдалеке камню, а кто-то хватал меня сзади, прижимая к себе спиной, и шептал:
– Нельзя, Ана! Он убьет тебя! – И столько тоски было в словах этого неизвестного то ли спасителя, то ли врага, мешающего мне достигнуть вожделенной цели, что я сдалась и остановилась, силясь узнать его голос.
– Ну же, проснись! – крикнул он мне в ухо, и я открыла глаза.
Встала с кровати, подошла к окну. Выглянула во двор.
Никки, одетый в одни короткие купальные штаны, сидел на мостках нашего пруда и задумчиво смотрел на воду. Волосы его отросли ниже плеч и закрывали лицо. Он, вероятно, купался и только что вынырнул, потому что с них ручьями лилась вода.
«Вот ведь мальчишка, отжал бы!» – покачала я головой, любуясь его ровным загаром.
Он ощутимо подрос за эти месяцы, сразу после Рождества ему исполнилось пятнадцать. Раздался в плечах, хоть и по-прежнему был тонок, словно веточка.
Никки поднялся во весь рост, обернулся на мое окно. Увидел меня и, как обычно, не счел нужным поздороваться. Поднял руки и с головой нырнул в мутный пруд.
Я смотрела на то, как легко он плывет под водой, и улыбалась.
Котенок подрос, но повадки его остались прежними.
Господин Холд был занят в столице (и слава богу), поэтому скромный ужин прошел в тихой, спокойной обстановке и исключительно в женской компании. Никки предпочел поесть в одиночестве.
– Может быть, посмотрим телевизор? – предложила Лиззи.
– Лучше погулять или почитать, – возразила Диана. – Не вижу ничего интересного в телевидении.
– Это для тебя в нем нет ничего интересного, – рассмеялась Элизабет. – Все потому, что ты можешь смотреть его круглосуточно. А мы с Аной только по субботам, с десяти до одиннадцати и исключительно «Вести недели». Нет бы сериал какой показали, правда, Алиана?
Я отложила приборы и отодвинула тарелку на краешек стола. Неприметный слуга тут же унес посуду. Промокнула губы салфеткой и ответила:
– Не люблю сериалы. А вот вечерние новости я бы посмотрела с удовольствием.
– Интересуешься политикой? – удивилась Диана.
– Нет, – покачала я головой и улыбнулась Элизабет. – Не интересуюсь сериалами.
– Очень зря, – хихикнула подруга. – Это, можно сказать, один из немногих способов узнать, как вести себя с мужчинами приличной девушке.
Госпожа Диана подавилась чаем и укоризненно посмотрела на дочь.
– Или не вести, – тут же исправилась Лиззи, – в зависимости от ситуации.
Мы перебрались в уютную гостиную и включили телевизор. Втроем устроились на огромном диване напротив и уставились в черно-белый экран. Время сериалов давно закончилось, до вечерних новостей оставалось двадцать минут, и мы были вынуждены смотреть развлекательный концерт. Кстати, весьма неплохой.
Лиззи забавно комментировала каждый выход артистов на сцену и шутила не хуже профессиональных юмористов. Диана хохотала, смахивая веселые слезы, а у меня от смеха вновь разболелся живот.
Я взяла тонкий шерстяной плед, наброшенный на подлокотник светлого дивана, и пересела в кресло в углу комнаты, ближе ко входу.
– Замерзла? – обеспокоенно спросила меня Диана.
– Все нормально, я укрылась, – показала глазами на плед.
Лиззи снова уморительно пошутила, я хохотнула, а потом, с трудом удерживая на лице счастливое выражение, прижала руку к животу и согнулась. Якобы от смеха.
Если маршал узнает, что его новое приобретение оказалось с брачком, вернет ли он меня в Эдинбург?
«Разве я держу тебя силой?» – вспомнила я слова господина Холда и усмехнулась. Волевое лицо его встало перед моими глазами.
О нет, господин маршал. К чему мараться, это делают за вас законы империи!
Я ведь теперь ваша собственность.
И даже замужество не избавит меня от Холдов, потому что согласно закону о «высшей крови» опека над моими детьми будет принадлежать господину Николасу.
Ведь Холды и есть связанная узами родства с императором «высшая кровь».
Длинная тень легла на светлый ковер гостиной. Никки бесшумно вошел в комнату и, как в далеком детстве, опустился на пол рядом с моим креслом. На нем была огромная бесформенная кофта черного цвета с дурацким капюшоном, который он зачем-то нацепил на голову. Рукава этого одеяния лежали гармошкой, лица не было видно ни на йоту, и весь он напоминал нахохлившуюся галку, невесть как залетевшую в дорогой дом.
«Высшая кровь», ничего не скажешь.
– Дай руку, – тихо сказал Никки, протягивая мне ладонь.
– Зачем? – удивилась я.
– Через ткань уже не поможет, – откинул он капюшон и тяжело вздохнул над моим скудоумием.
«Зачем ему такие длинные волосы? Протест он, что ли, так выражает? Интересно только, против кого», – не к месту подумала я.
Что не поможет, кому не поможет? Зная его нелюбовь к разговорам, можно было и не спрашивать. Проще дать руку, хоть прикасаться к Никки, да еще по его желанию, было даже более странно, чем с ним говорить.
– Держи, – сказала я, коротко выдохнув от нового спазма.
Чем быстрее он получит желаемое, тем быстрее оставит меня в покое.
Никки сплел наши пальцы, а затем будто теплый ветер нежной струйкой погладил меня изнутри, забирая боль, чтобы через несколько мгновений вернуться в хозяйскую ладонь.
Я потрясенно выдохнула, наконец догадавшись, что означало это его «до весны» несколько месяцев назад.
– Одаренный… – прошептала я, веря и не веря собственным словам.
Живое чудо прямо передо мной… невероятно!
Я даже дышать перестала. А Никки смотрел себе под ноги, прячась за волосами, и молчал.
– Никки! – испуганно охнула Диана, заметив сына и то, что он держит меня за руку.
Младший Холд аккуратно высвободил ладонь, вновь надвинул глубокий капюшон на голову и встал с пола.
– Истерика бессмысленна, – спокойно сказал подросток. – Доброй ночи.
Диана дернулась было пойти за сыном, но потом одумалась и медленно опустилась на диван рядом с дочерью. Пальцы ее нервно теребили подол домашнего платья.
– Алиана, я… – она задохнулась словами.
Я вскочила с кресла, на ходу отмечая небывалую легкость в теле, и подбежала к женщине. Уселась на пол рядышком с ней, почти как Никки только что, только значительно ближе, чтобы можно было обнять ее колени.
– Все хорошо, Диана, – прижалась я к женщине. – Я никому не скажу!
Все ведь знают – одаренных не существует. Это миф. Тоска о былых временах, когда не было еще Валлийской империи и ее технологий, когда единственным транспортом были телеги, развлечением – книги, и не полосовала эту землю бесконечная сеть железных дорог.
Эдинбург лишился магии последним, почти сразу, как стал частью империи. Мы еще хранили последние воспоминания об одаренных. Впрочем, господин маршал утверждал, что и это сказки.
Неудивительно, что Холды решили держать дар Николаса-младшего в тайне.
– Спасибо, милая, – робко погладила она меня по голове.
Элизабет горько вздохнула. Я зажмурилась, пряча лицо в складках юбки Дианы. Конечно, подруга знала об особенностях младшего брата. Тема диссертации Слоуна интересовала ее не только с научной точки зрения, но и с практической. Разумеется, родители запретили ей распространяться о семейной тайне, и я не имела никакого права обижаться на недоверие. И все же мне было по-детски обидно и горько.
Что еще скрыла от меня госпожа Элизабет Холд?
– Не думаю, что радикальные движения вызовут слишком большой отклик в сердцах наших граждан. Молодежь на то и молодежь, чтобы бунтовать. Император держит ситуацию под контролем, – степенно говорил голос приглашенного в студию эксперта.
– Безусловно, – соглашался с ним ведущий. – Однако общественный опрос показал, что семь процентов населения считают требования «Белого легиона» обоснованными.
Диана ласково гладила меня по голове. Лиззи напряженно молчала. Из уютной гостиной ушел уют, и только скучный диалог вечерних новостей нарушал установившуюся в комнате давящую тишину.
– Любые течения, даже самые абсурдные, находят поддержку. В настоящий момент я не вижу никаких предпосылок к изменению существующей формы власти. Империя начинается с императора.
– Да, но через два года Александр уступит престол сыну.
– Именно. Никакие «Белые» не смогут этого изменить.
– Ненавижу политику, – зло сказала Элизабет. – Не-на-ви-жу, – по слогам повторила она и выключила телевизор.
Глава 8
День перед балом прошел как в тумане. Дорога, приготовления. Бессмысленные разговоры и суета. Кристос, которого господин маршал прислал из столицы нам в помощь для сборов, командовал багажом. Диана ходила вокруг коробок с платьями, несколько раз проверила, те ли туфли мы взяли, и в сотый раз проговаривала, что можно, а что нельзя делать в присутствии императора.
По всему выходило, что в присутствии императора нельзя было ничего, что я в конце концов и озвучила.
– Протокол, – пожала плечами Диана, а потом добавила: – Как же я не хочу отпускать вас одних…
Лиззи поцеловала мать и села в автомобиль. Нам нечего было ей ответить. Безусловно, в сопровождении госпожи Холд мы чувствовали бы себя увереннее. Но маршал решил, что его жене нечего делать при дворе.
Никто с ним не спорил. Естественно.
И никто не спорил с Никки, который зачем-то решил ехать с нами. Со своим личным водителем, разумеется.
Я не ошиблась тогда зимой, симпатичная Кети больше не работала в доме маршала. Впрочем, были среди слуг Холда-старшего и знакомые лица. Господин Николас дома отсутствовал, и я ушла в спальню сразу после ужина, чтобы максимально отложить неизбежную встречу.
А лучше бы вообще не встречаться.
Удобно устроилась с книжкой в руках, но робкий стук в дверь и тихое «можно?» заставили меня спрятать прихваченный из библиотеки Холдов «Свод» под одеяло.
Кто бы мог подумать, что имперские законы могут быть настолько интересны для юной девушки? Кто бы мог подумать, что прятать от чужих глаз я буду вовсе не любовный роман…
– Да, Лиззи, заходи, – ответила я.
Подруга села рядышком со мной. Вчера вечером мы не говорили, сегодня у нас в принципе не было такой возможности, но между нами уже начала расти пока еще тонкая стена отчуждения, и Элизабет, как и я, страдала от этого.
– Ана, Никки, он… – Она замялась.
– Твой брат, – помогла я.
– Да, – печально улыбнулась она. – А ты сестра, и не спорь. Пусть не по крови, но по документам.
Я хмыкнула.
– Никки всегда был особенным, – вздохнула подруга. – Но до недавнего времени я и подумать не могла насколько.
– Давно ты знаешь? – Я поджала ноги и положила голову себе на колени.
– С зимнего приема. – Лиззи устроилась на соседней подушке и задумчиво уставилась в потолок.
Я аккуратно убрала книгу под кровать.
– Помнишь тот вечер, когда тебе стало плохо? Ты еще спросила о Никки, когда пришла в себя. Я заметила, как сильно мама испугалась твоих слов. Ты ведь знаешь, я могу быть очень настойчивой. Ей не оставалось ничего другого, кроме как сознаться в причине этого страха.
– Ты знаешь, на что еще способен его дар?
– Нет, – покачала она головой. – И никто не знает. Никки не особенно разговорчив.
Я хихикнула. Да уж.
– Интересно, каково это… быть одаренным? – задумчиво произнесла я, вытянув ноги и разглядывая причудливые завитушки лепнины на потолке. – Чувствовать, знать и уметь то, чего не могут другие. Быть не таким, как все мы.
– Тяжело, – робко погладила меня по плечу подруга. – Это очень тяжело. Не зря ведь врачи подозревали у него слабоумие. Никки действительно другой…
Мы долго говорили, пытаясь вернуть былую легкость нашей дружбы, и у нас почти получалось.
Без четверти одиннадцать Кристос заглянул в мою спальню и вежливо напомнил о завтрашнем мероприятии и необходимости хорошенько выспаться перед ним. Лиззи чмокнула меня в щеку и ушла к себе.
«Дети высшей крови – собственность старшего мужчины в роду. В исключительных случаях и в интересах империи ребенок может быть изъят из родной семьи».
Случай Никки наверняка расценивался как исключительный. Страх Дианы перед разоблачением особенностей младшего сына становился все более ясным.
Я засыпала, и в полудреме мне пришла в голову совсем уж фантастическая мысль. Детей «высшей крови» можно изъять из семьи, не имею ли я непосредственное к ней отношение?
В таком случае мое появление на завтрашнем балу вовсе не станет сюрпризом для Александра...
Мероприятие было назначено на пять часов после полудня. У нас был целый день на сборы и болтовню. Забавно, но представление Александру пугало меня значительно меньше, чем вечер в компании Холда-старшего.
Что есть император? Концентрированная власть, не человек – титул. В лучшем случае три минуты общения (вряд ли Александр устроит мне аудиенцию), и он опять далеко. Где-то там, в телевизоре, на портретах в казенных учреждениях и на черно-белых фото газетных полос.
А господин Николас рядом. Ходит теми же коридорами, дышит тем же воздухом, держит под руку. Улыбается.
«Какие мысли бродят в вашей очаровательной головке?» Мягкая усмешка. Полумрак кабинета. Вкрадчивый голос.
– …Ау, Алиана? – щелкнула пальцами Лиззи прямо перед моим носом. – Прием!
– Прости, задумалась, – рассмеялась я.
– Так какой выбрать? – Элизабет показала разложенные на ее кровати миниатюрные флакончики духов.
– Только не розу! – Я передернула плечами. – Гадость.
– Не гадость, а модный нынче при дворе аромат.
– Откуда ты знаешь, что модно при дворе? – скептически поинтересовалась я. – Выброси. Меня только от одного вида этого флакона тошнит.
– Отец сказал, – серьезно ответила Лиззи и убрала флакончик обратно в небольшой косметический саквояж. – Это любимые духи госпожи Кэтрин. Помнишь такую?
Я неуверенно кивнула. По лицу подруги пробежала тень.
– Даже интересно, откуда отцу известны такие подробности? – взглянула она мне в глаза.
Ей не требовался ответ. Дурой Элизабет Холд не была никогда.
Мы обе молчали. Невысказанное «любовники» висело в воздухе, неприятно царапая изнутри.
