- С вами все нормально? - он подошел к сидевшей на стуле Евгении и внимательно посмотрел ей в глаза.
- Да, да, - молодая женщина снова кивнула. - Просто... понимаете, я немного волнуюсь.
- Это совершенно естественно, - улыбнулся Вениамин Владимирович. - Было бы гораздо более странно, если бы вы были спокойны как...
Он смолк, подбирая подходящее выражение:
- Ну, скажем, как бревно.
Евгения улыбнулась этому сравнению. Вроде, ей удалось справиться с волнением, а маленькая бабочка внутри затихла.
- Мариночка, - обернулся врач к ассистентке. - Возьми этот журнал, - он кивнул на стол. - И, в принципе, пока ты свободна. Если понадобишься, я тебя позову.
- Хорошо, Вениамин Владимирович, - прощебетала Мариночка. Все также лучезарно улыбаясь, она подхватила со стола журнал и выпорхнула из кабинета.
- Пожалуйста, ложитесь, - психотерапевт указал Евгении на стоявшую у стены довольно удобную кушетку, обитую бежевой кожей. - И попытайтесь расслабиться. Думайте только о приятном и позитивном.
- Хорошо, - согласно кивнула Евгения, ложась и пристраивая под голову небольшую твердую подушечку, находившуюся на кушетке. - Я готова.
Она закрыла глаза, пытаясь сосредоточиться на чем-то приятном, как советовал врач. А по кабинету поплыл доброжелательный, но в то же время с властными нотками, голос Вениамина Владимировича:
- Итак, вы лежите на берегу моря. Вы ощущаете под собой теплый песок, рядом - мерный шум волн, набегающих одна на другую. Все хорошо, все спокойно, Евгения... Сейчас я буду считать от одного до пятнадцати... а затем, когда дойду до цифры пятнадцать, начну обратный отсчет. Когда он дойдет до цифры один, вы уснете.
Голос психотерапевта звучал мягко, обволакивающе и словно сливался с равномерным шумом морских волн, которые Евгения как будто действительно слышала рядом с собой.
А кожей будто бы ощущала не прохладную обивку кушетки, а тепло нагретого солнцем песка.
"Как хорошо, - мелькнула в голове блаженная мысль. - Видимо, я в отпуске..."
Она вспомнила свою последнюю поездку в Крым.
- Пятнадцать, - из ностальгических мыслей о Крыме Евгению вырвал голос Вениамина Владимировича. - Внимание, пошел обратный отсчет. Четырнадцать... тринадцать... двенадцать...
Между произнесением чисел он делал небольшие паузы, во время которых Евгения погружалась в приятное, все более окутывающее сознание состояние, все глубже и глубже.
- Пять... четыре... три... два... - звучало откуда-то совсем далеко-далеко, как-будто из другого, параллельного мира. Веки Евгении налились свинцом, голова отяжелела...
- Один!
Неожиданно, ощущение на коже теплого летнего солнца, куда-то исчезло. Потянуло холодом... он становился все сильнее и сильнее. В лицо Евгении ударил сильный порыв ветра, он был морозным, колким, почти ледяным. В тот же самый момент во всем теле молодая женщина почувствовала необыкновенную легкость.
Это было очень странное ощущение. Такого с ней раньше никогда не было. Евгения попробовала пошевелить пальцами, и рука, как будто она была в невесомости, легко взметнулась вверх. Звуки вокруг были приглушенными, едва слышными. Но вот, они постепенно начали становиться все явственнее и четче.
Евгения напрягла слух, и расслышала свист, похожий на завывание ветра где-то вдали. Были еще какие-то посторонние звуки, но уже гораздо ближе к ней.
Какое-то тихое потрескивание и какой-то равномерный скрип.
"Что это?" - мелькнуло в голове у молодой женщины. Сделав усилие, Евгения открыла глаза...
Кремовые обои с серебристым узором в виде виноградных гроздьев. Камин у стены с мерно потрескивающими в нем дровами. На каминной полке - бронзовый канделябр с тремя длинными горящими свечами. На стеклянной полоске окна, полу задернутого тяжелой, гранатового цвета шторой, искрятся синие морозные узоры. За окном сумерки. С улицы доносится протяжное завывание ветра, вероятно там разыгралась самая настоящая метель. В довольно большой комнате постепенно становится прохладно, и Евгения зябко поводит плечами, с усилием размышляя, что же это за место. Почему оно ей так странно знакомо? Словно, она бывала здесь уже не один раз. Евгения мучительно напрягает память, но мысли неповоротливые, словно булыжники, с трудом ворочаются в сознании. Она еще раз обводит взглядом комнату. Да, обстановка очень и очень знакома. И эта широкая кровать с узорной атласной накидкой. И висящий над ней, на стене, небольшой изящный гобелен с изображением какой-то незатейливой жанровой сценки. И... и только сейчас Евгения замечает, что в комнате она не одна. А равномерный скрип, который она услышала еще в самом начале, выходит из-под пера, быстро двигающегося по бумаге. А перо держит в белой изящной ручке молодая рыжеволосая женщина, склонившаяся в дальнем углу комнаты над овальным столом цвета темного ореха. Перед ней также стоит канделябр с тремя свечами. Язычки оранжевого пламени отбрасывают блики на ее миловидное, но очень усталое и печальное лицо.
Пошевелив руками и шеей, Евгения с радостью замечает, что тело опять слушается ее. А она сама находится в одном из кресел, стоящем в углу комнаты, в полутени. Девушка, пишущая за столом, сидит к ней вполоборота. Рыжеватый локон, спускается по красивой белой шее, на которой блестит жемчужное ожерелье. Сверкает в ухе овальная перламутровая сережка. Девушка сосредоточенно пишет что-то и, присмотревшись, Евгения видит, что перед ней тетрадь. На мгновение незнакомка захлопывает ее, но затем снова открывает. Макает перо в бронзовую чернильницу, и оно вновь скользит по бумаге. Евгения успевает рассмотреть красивую синюю бархатную обложку тетради, инкрустированную по уголкам серебром.
Она мучительно напрягает память, пытаясь вспомнить, что же это за комната и кто эта молодая женщина. Видимо тоже начав замерзать, та встает из-за стола, подходит к камину и бросает в него несколько поленьев. Затухавшее было пламя вспыхивает сильнее, разгорается... оно освещает профиль рыжеволосой незнакомки - прямой носик, пухлые губы, ямочку на подбородке, темные круги под глазами. Она на несколько минут задерживается у камина, как-то отрешенно глядя на огонь, и Евгению пронзает догадка. А вслед за этим приходит почему-то успокоение. Да, она уже бывала здесь и не раз. Это комната Магдалены Ван дер Бек.
Магдалена бросает взгляд в дальний угол, где сидит Евгения. На какое-то мгновение молодой женщине кажется, что голландка ее видит. Но дотронувшись до висящего на груди крестика, Магдалена возвращается за стол. Сцепив в замок пальцы, украшенные серебряными перстнями, она какое-то время смотрит в огонь свечи, по таящему восковому телу которой стекают полупрозрачные слезы. Такая же слеза катится сейчас по бледному лицу Магдалены. Вздохнув и открыв тетрадь, она снова макает перо в чернильницу и продолжает свои записи.
"Я снова начала вести дневник, чтобы окончательно не сойти с ума. Хотя, может быть, это был бы для меня самый лучший исход...
Боже, всевидящий и милосердный, если ты слышишь, не оставь меня и Свена! Умоляю, помоги нам! Спаси его. Я не хочу... не могу смириться с тем, что останусь одна. Хотя нет. Я буду уже не одна... ребенок... но от этого еще тяжелее. Впрочем, последние дни я уже серьезно задумываюсь, не помрачился ли мой рассудок? Эти видения... эта женщина, которая приходит сюда, в наш дом.
Я не вижу ее полностью, только, порой, замечаю какой-то полупрозрачный силуэт. Но два дня назад я, кажется, довольно отчетливо разглядела ее лицо.
И глаза... они такие добрые и в них было сочувствие... желание помочь, возможно.
Я никому не могу сказать о ней. Только вчера на исповеди в соборе призналась. Но, конечно же, святой отец дал мне понять, что все это - лишь мое разыгравшееся воображение вследствие всего пережитого. А, возможно, и искушения дьявольские. Но если это так... почему я не ощущаю от нее зла?
Напротив, мне чувствуется, что даже какой-то свет от нее исходит. А может ли сам ангел-хранитель приходить так к людям?
Нет, я, наверное, совсем запуталась и..."
Магдалена снова тяжело вздохнула и, глядя несколько мгновений в янтарное пламя свечи, опять продолжила писать:
"... и не знаю, что мне делать. А все чаще думаю, что согласна на все, только бы он жил. Только бы..."
Сделав неосторожное движение, Евгения задела лежавший на подлокотнике кресла перламутровый веер, и он с мягким стуком упал на ковер. Магдалена вздрогнула и, закрыв дневник, встала из-за стола, оправляя подол пышного платья.
- Кто здесь? - дрогнувшим голосом спросила она, сделав несколько шагов по направлению к креслу, где сидела Евгения. Их глаза встретились. Зрачки Магдалены расширились, глаза потемнели, и Евгения поняла, что голландка ее увидела.
- Кто вы? - тихо спросила Магдалена ван дер Бек.
Евгения снова удивилась, что понимает ее речь. Хотя, возможно, их общение шло на уровне мысли.
- Меня зовут Евгения, - ответила молодая женщина, в свою очередь приподнявшись из кресла и делая шаг навстречу Магдалене.
- Ев-ге-ни-я... - голландка медленно, по слогам повторила непривычное для нее иностранное имя.
Затем, подавшись вперед, она вдруг протянула руку, и Евгения почувствовала прикосновение ее прохладной ладони на своем запястье. Пальцы Магдалены Ван дер Бек, державшие ее за руку, слегка дрожали.
- Сегодня я вижу тебя так ясно, - проговорила она.
Они обе замолчали, только в камине потрескивал огонь, и было слышно рыдающую вьюгу за окном.
Магдалена продолжала держать Евгению за руку, как будто это была ее последняя надежда и она боялась, что та внезапно исчезнет.
Она молчала, но в умоляющих зеленых глазах молодая женщина прочитала то, о чем Магдалена ее просит.
- Кажется, я знаю... знаю, как тебе помочь, - медленно, но четко сказала Евгения.
И по надежде, вспыхнувшей во взгляде молодой рыжеволосой женщины, стало ясно, что Магдалена ее поняла.
- Евгения Сергеевна, боюсь, что в вашем конкретном случае гипноз не помогает, а напротив, усугубляет ваше негативное состояние, - в голосе Вениамина Владимировича звучали нотки сожаления, а во взгляде проскальзывало плохо скрываемое сочувствие.
Ассистентка Мариночка, вернувшаяся в кабинет после окончания сеанса гипноза, также сострадательно взглядывала на Евгению. И от этого сочувствия молодая женщина почувствовала нарастающее внутри раздражение.
- Что значит, усугубляет? - тихо спросила она.
- Это значит то... - вздохнул Вениамин Владимирович, выдержал небольшую паузу и продолжил, - то, что ваше психоэмоциональное состояние под действием гипноза полностью выходит из-под контроля, а прежние сны становятся...
Он смолк, подбирая слово потактичнее, но, так и не найдя его, закончил:
- Становятся галлюцинациями.
- Почему галлюцинациями? - сбивчиво спросила Евгения, нервно сжав ладони. - Это не какие-то видения. Теперь... теперь я точно знаю, что все это было... точнее, есть. Эта семья существует, и более того, они нуждаются в моей помощи.
- Вот видите, - Вениамин Владимирович успокаивающим жестом дотронулся до руки пациентки. - К сожалению, вынужден констатировать, что гипноз спровоцировал у вас потерю критической оценки реальности.
- Потерю критической оценки реальности... - медленно повторила за ним Евгения. - И что же это значит?
Вениамин Владимирович встал из-за стола и, заложив руки за спину, прошелся по кабинету. Затем, вернулся обратно.
- Может быть, хотите чашечку чая? - неожиданно перевел он тему разговора. - Мариночка... - и обернулся к ассистентке, которая встала, всем своим видом выражая готовность принести чай.
- Я не хочу чая, - Евгения покачала головой.
- Нет, все-таки выпейте, - психотерапевт мягко улыбнулся. - И успокоитесь немного.
- Я и так спокойна, - отрезала молодая женщина.
Но улыбчивая Мариночка уже выпорхнула из кабинета, а через пару минут перед Евгенией стояла чашка чая с неизменной долькой лимона.
- Ну вот, - улыбнулся Вениамин Владимирович. - Попейте чайку, успокойтесь, Евгения Сергеевна и выслушайте меня.
Евгения поднесла чашку к губам и сделала маленький глоток. Чай был терпкий и с каким-то привкусом, похожим на мяту.
Психотерапевт размешал сахар маленькой ложечкой и также сделал глоток.
В кабинете повисла пауза...
- Значит, дальше проводить сеансы гипноза нет смысла? - нарушила молчание Евгения.
- Нет, - отрезал врач. - Абсолютно никакого. Даже боюсь, что он может еще больше ухудшить ваше состояние. Полная потеря адекватной оценки себя, видения, раздвоение личности... ну и все, связанные с этим последствия.
"Частично, все это у нее уже есть", - подумал он.
Евгения опустила ресницы, и какая-то тень пробежала по ее бледному лицу. Затем она подняла глаза на врача, и в ее взгляде он увидел отчаяние. Глубокое и неприкрытое.
- Но... но как же я снова попаду туда? - прошептала она. - Через гипноз мы с ней даже разговаривали, она меня поняла. Я обещала ей... обещала помочь.
- Магдалене? - сухо спросил психотерапевт, хотя ответ был очевиден.
- Да. - Евгения кивнула. - Я подумала, что и вы мне как-нибудь поможете. Если хотя бы еще один сеанс гипноза и...
- Нет, - строго сказал Вениамин Владимирович, поправив на носу тяжелую оправу. - Я вижу ваше состояние. И, поверьте мне, очередной гипноз его только ухудшит. Я понимаю ваше желание помочь тем...
В кабинете опять возникала пауза.
- Тем... людям, но я никогда не занимаюсь залечиванием пациента, когда он в этом не нуждается. Точнее, нуждается, - голос врача погрустнел, - но, боюсь, это уже не в моей компетенции. Я психотерапевт. А вам, Евгения Сергеевна, нужна по всей вероятности, помощь хорошего психиатра.
- Вы считаете, что у меня шизофрения? - вспыхнула Евгения. - Она резко отодвинула в сторону чашку, и недопитый чай вылился на белое фарфоровое блюдце.
- Я этого не говорил, - ласково улыбнулся Вениамин Владимирович. - Постановка подобных диагнозов опять-таки, не в моей компетенции. Но вы, Евгения Сергеевна, пожалуйста, не нервничайте так. Это совсем не обязательно шизофрения... возможно, вы просто переутомились, переработали, какие-то проблемы дома, на работе, неприятности наслоились одна на другую, а в итоге психика может выдавать такие вот загадочные трансформации. Как на картинах Сальвадора Дали. Но все это поправимо. Вот, - он выдвинул ящик стола и, достав какую-то визитку, положил ее перед Евгенией.
- Что это? - спросила она, глядя на бумажный прямоугольник с отпечатанным на нем именем, фамилией и координатами.
- Это очень хороший специалист по психиатрии, Степанов Роман Петрович, профессор. Настоятельно рекомендую Вам, Евгения, обратиться к нему.
- Хорошо, - холодно ответила молодая женщина, открывая сумочку и бросая туда визитку. - А вы мне больше, я так понимаю, ничем помочь не можете?
- Увы... - Вениамин Владимирович развел руками. - Я не отношусь к тем людям, которые назначают людям по пятнадцать сеансов гипноза, когда это может нанести им лишь вред.
- Ну что ж, и на том спасибо, - тихо сказала Евгения. - И я могу идти?
- Да, да, конечно, - улыбнулся психотерапевт. - И сегодня же позвоните Степанову, у него прием по предварительной записи. Не тяните с этим. Он обязательно поможет.
- Мариночка! - он обернулся к ассистентке, - проводи Евгению Сергеевну.
- Да, да, - молодая женщина снова кивнула. - Просто... понимаете, я немного волнуюсь.
- Это совершенно естественно, - улыбнулся Вениамин Владимирович. - Было бы гораздо более странно, если бы вы были спокойны как...
Он смолк, подбирая подходящее выражение:
- Ну, скажем, как бревно.
Евгения улыбнулась этому сравнению. Вроде, ей удалось справиться с волнением, а маленькая бабочка внутри затихла.
- Мариночка, - обернулся врач к ассистентке. - Возьми этот журнал, - он кивнул на стол. - И, в принципе, пока ты свободна. Если понадобишься, я тебя позову.
- Хорошо, Вениамин Владимирович, - прощебетала Мариночка. Все также лучезарно улыбаясь, она подхватила со стола журнал и выпорхнула из кабинета.
- Пожалуйста, ложитесь, - психотерапевт указал Евгении на стоявшую у стены довольно удобную кушетку, обитую бежевой кожей. - И попытайтесь расслабиться. Думайте только о приятном и позитивном.
- Хорошо, - согласно кивнула Евгения, ложась и пристраивая под голову небольшую твердую подушечку, находившуюся на кушетке. - Я готова.
Она закрыла глаза, пытаясь сосредоточиться на чем-то приятном, как советовал врач. А по кабинету поплыл доброжелательный, но в то же время с властными нотками, голос Вениамина Владимировича:
- Итак, вы лежите на берегу моря. Вы ощущаете под собой теплый песок, рядом - мерный шум волн, набегающих одна на другую. Все хорошо, все спокойно, Евгения... Сейчас я буду считать от одного до пятнадцати... а затем, когда дойду до цифры пятнадцать, начну обратный отсчет. Когда он дойдет до цифры один, вы уснете.
Голос психотерапевта звучал мягко, обволакивающе и словно сливался с равномерным шумом морских волн, которые Евгения как будто действительно слышала рядом с собой.
А кожей будто бы ощущала не прохладную обивку кушетки, а тепло нагретого солнцем песка.
"Как хорошо, - мелькнула в голове блаженная мысль. - Видимо, я в отпуске..."
Она вспомнила свою последнюю поездку в Крым.
- Пятнадцать, - из ностальгических мыслей о Крыме Евгению вырвал голос Вениамина Владимировича. - Внимание, пошел обратный отсчет. Четырнадцать... тринадцать... двенадцать...
Между произнесением чисел он делал небольшие паузы, во время которых Евгения погружалась в приятное, все более окутывающее сознание состояние, все глубже и глубже.
- Пять... четыре... три... два... - звучало откуда-то совсем далеко-далеко, как-будто из другого, параллельного мира. Веки Евгении налились свинцом, голова отяжелела...
- Один!
Неожиданно, ощущение на коже теплого летнего солнца, куда-то исчезло. Потянуло холодом... он становился все сильнее и сильнее. В лицо Евгении ударил сильный порыв ветра, он был морозным, колким, почти ледяным. В тот же самый момент во всем теле молодая женщина почувствовала необыкновенную легкость.
Это было очень странное ощущение. Такого с ней раньше никогда не было. Евгения попробовала пошевелить пальцами, и рука, как будто она была в невесомости, легко взметнулась вверх. Звуки вокруг были приглушенными, едва слышными. Но вот, они постепенно начали становиться все явственнее и четче.
Евгения напрягла слух, и расслышала свист, похожий на завывание ветра где-то вдали. Были еще какие-то посторонние звуки, но уже гораздо ближе к ней.
Какое-то тихое потрескивание и какой-то равномерный скрип.
"Что это?" - мелькнуло в голове у молодой женщины. Сделав усилие, Евгения открыла глаза...
Кремовые обои с серебристым узором в виде виноградных гроздьев. Камин у стены с мерно потрескивающими в нем дровами. На каминной полке - бронзовый канделябр с тремя длинными горящими свечами. На стеклянной полоске окна, полу задернутого тяжелой, гранатового цвета шторой, искрятся синие морозные узоры. За окном сумерки. С улицы доносится протяжное завывание ветра, вероятно там разыгралась самая настоящая метель. В довольно большой комнате постепенно становится прохладно, и Евгения зябко поводит плечами, с усилием размышляя, что же это за место. Почему оно ей так странно знакомо? Словно, она бывала здесь уже не один раз. Евгения мучительно напрягает память, но мысли неповоротливые, словно булыжники, с трудом ворочаются в сознании. Она еще раз обводит взглядом комнату. Да, обстановка очень и очень знакома. И эта широкая кровать с узорной атласной накидкой. И висящий над ней, на стене, небольшой изящный гобелен с изображением какой-то незатейливой жанровой сценки. И... и только сейчас Евгения замечает, что в комнате она не одна. А равномерный скрип, который она услышала еще в самом начале, выходит из-под пера, быстро двигающегося по бумаге. А перо держит в белой изящной ручке молодая рыжеволосая женщина, склонившаяся в дальнем углу комнаты над овальным столом цвета темного ореха. Перед ней также стоит канделябр с тремя свечами. Язычки оранжевого пламени отбрасывают блики на ее миловидное, но очень усталое и печальное лицо.
Пошевелив руками и шеей, Евгения с радостью замечает, что тело опять слушается ее. А она сама находится в одном из кресел, стоящем в углу комнаты, в полутени. Девушка, пишущая за столом, сидит к ней вполоборота. Рыжеватый локон, спускается по красивой белой шее, на которой блестит жемчужное ожерелье. Сверкает в ухе овальная перламутровая сережка. Девушка сосредоточенно пишет что-то и, присмотревшись, Евгения видит, что перед ней тетрадь. На мгновение незнакомка захлопывает ее, но затем снова открывает. Макает перо в бронзовую чернильницу, и оно вновь скользит по бумаге. Евгения успевает рассмотреть красивую синюю бархатную обложку тетради, инкрустированную по уголкам серебром.
Она мучительно напрягает память, пытаясь вспомнить, что же это за комната и кто эта молодая женщина. Видимо тоже начав замерзать, та встает из-за стола, подходит к камину и бросает в него несколько поленьев. Затухавшее было пламя вспыхивает сильнее, разгорается... оно освещает профиль рыжеволосой незнакомки - прямой носик, пухлые губы, ямочку на подбородке, темные круги под глазами. Она на несколько минут задерживается у камина, как-то отрешенно глядя на огонь, и Евгению пронзает догадка. А вслед за этим приходит почему-то успокоение. Да, она уже бывала здесь и не раз. Это комната Магдалены Ван дер Бек.
Магдалена бросает взгляд в дальний угол, где сидит Евгения. На какое-то мгновение молодой женщине кажется, что голландка ее видит. Но дотронувшись до висящего на груди крестика, Магдалена возвращается за стол. Сцепив в замок пальцы, украшенные серебряными перстнями, она какое-то время смотрит в огонь свечи, по таящему восковому телу которой стекают полупрозрачные слезы. Такая же слеза катится сейчас по бледному лицу Магдалены. Вздохнув и открыв тетрадь, она снова макает перо в чернильницу и продолжает свои записи.
"Я снова начала вести дневник, чтобы окончательно не сойти с ума. Хотя, может быть, это был бы для меня самый лучший исход...
Боже, всевидящий и милосердный, если ты слышишь, не оставь меня и Свена! Умоляю, помоги нам! Спаси его. Я не хочу... не могу смириться с тем, что останусь одна. Хотя нет. Я буду уже не одна... ребенок... но от этого еще тяжелее. Впрочем, последние дни я уже серьезно задумываюсь, не помрачился ли мой рассудок? Эти видения... эта женщина, которая приходит сюда, в наш дом.
Я не вижу ее полностью, только, порой, замечаю какой-то полупрозрачный силуэт. Но два дня назад я, кажется, довольно отчетливо разглядела ее лицо.
И глаза... они такие добрые и в них было сочувствие... желание помочь, возможно.
Я никому не могу сказать о ней. Только вчера на исповеди в соборе призналась. Но, конечно же, святой отец дал мне понять, что все это - лишь мое разыгравшееся воображение вследствие всего пережитого. А, возможно, и искушения дьявольские. Но если это так... почему я не ощущаю от нее зла?
Напротив, мне чувствуется, что даже какой-то свет от нее исходит. А может ли сам ангел-хранитель приходить так к людям?
Нет, я, наверное, совсем запуталась и..."
Магдалена снова тяжело вздохнула и, глядя несколько мгновений в янтарное пламя свечи, опять продолжила писать:
"... и не знаю, что мне делать. А все чаще думаю, что согласна на все, только бы он жил. Только бы..."
Сделав неосторожное движение, Евгения задела лежавший на подлокотнике кресла перламутровый веер, и он с мягким стуком упал на ковер. Магдалена вздрогнула и, закрыв дневник, встала из-за стола, оправляя подол пышного платья.
- Кто здесь? - дрогнувшим голосом спросила она, сделав несколько шагов по направлению к креслу, где сидела Евгения. Их глаза встретились. Зрачки Магдалены расширились, глаза потемнели, и Евгения поняла, что голландка ее увидела.
- Кто вы? - тихо спросила Магдалена ван дер Бек.
Евгения снова удивилась, что понимает ее речь. Хотя, возможно, их общение шло на уровне мысли.
- Меня зовут Евгения, - ответила молодая женщина, в свою очередь приподнявшись из кресла и делая шаг навстречу Магдалене.
- Ев-ге-ни-я... - голландка медленно, по слогам повторила непривычное для нее иностранное имя.
Затем, подавшись вперед, она вдруг протянула руку, и Евгения почувствовала прикосновение ее прохладной ладони на своем запястье. Пальцы Магдалены Ван дер Бек, державшие ее за руку, слегка дрожали.
- Сегодня я вижу тебя так ясно, - проговорила она.
Они обе замолчали, только в камине потрескивал огонь, и было слышно рыдающую вьюгу за окном.
Магдалена продолжала держать Евгению за руку, как будто это была ее последняя надежда и она боялась, что та внезапно исчезнет.
Она молчала, но в умоляющих зеленых глазах молодая женщина прочитала то, о чем Магдалена ее просит.
- Кажется, я знаю... знаю, как тебе помочь, - медленно, но четко сказала Евгения.
И по надежде, вспыхнувшей во взгляде молодой рыжеволосой женщины, стало ясно, что Магдалена ее поняла.
Глава 5
- Евгения Сергеевна, боюсь, что в вашем конкретном случае гипноз не помогает, а напротив, усугубляет ваше негативное состояние, - в голосе Вениамина Владимировича звучали нотки сожаления, а во взгляде проскальзывало плохо скрываемое сочувствие.
Ассистентка Мариночка, вернувшаяся в кабинет после окончания сеанса гипноза, также сострадательно взглядывала на Евгению. И от этого сочувствия молодая женщина почувствовала нарастающее внутри раздражение.
- Что значит, усугубляет? - тихо спросила она.
- Это значит то... - вздохнул Вениамин Владимирович, выдержал небольшую паузу и продолжил, - то, что ваше психоэмоциональное состояние под действием гипноза полностью выходит из-под контроля, а прежние сны становятся...
Он смолк, подбирая слово потактичнее, но, так и не найдя его, закончил:
- Становятся галлюцинациями.
- Почему галлюцинациями? - сбивчиво спросила Евгения, нервно сжав ладони. - Это не какие-то видения. Теперь... теперь я точно знаю, что все это было... точнее, есть. Эта семья существует, и более того, они нуждаются в моей помощи.
- Вот видите, - Вениамин Владимирович успокаивающим жестом дотронулся до руки пациентки. - К сожалению, вынужден констатировать, что гипноз спровоцировал у вас потерю критической оценки реальности.
- Потерю критической оценки реальности... - медленно повторила за ним Евгения. - И что же это значит?
Вениамин Владимирович встал из-за стола и, заложив руки за спину, прошелся по кабинету. Затем, вернулся обратно.
- Может быть, хотите чашечку чая? - неожиданно перевел он тему разговора. - Мариночка... - и обернулся к ассистентке, которая встала, всем своим видом выражая готовность принести чай.
- Я не хочу чая, - Евгения покачала головой.
- Нет, все-таки выпейте, - психотерапевт мягко улыбнулся. - И успокоитесь немного.
- Я и так спокойна, - отрезала молодая женщина.
Но улыбчивая Мариночка уже выпорхнула из кабинета, а через пару минут перед Евгенией стояла чашка чая с неизменной долькой лимона.
- Ну вот, - улыбнулся Вениамин Владимирович. - Попейте чайку, успокойтесь, Евгения Сергеевна и выслушайте меня.
Евгения поднесла чашку к губам и сделала маленький глоток. Чай был терпкий и с каким-то привкусом, похожим на мяту.
Психотерапевт размешал сахар маленькой ложечкой и также сделал глоток.
В кабинете повисла пауза...
- Значит, дальше проводить сеансы гипноза нет смысла? - нарушила молчание Евгения.
- Нет, - отрезал врач. - Абсолютно никакого. Даже боюсь, что он может еще больше ухудшить ваше состояние. Полная потеря адекватной оценки себя, видения, раздвоение личности... ну и все, связанные с этим последствия.
"Частично, все это у нее уже есть", - подумал он.
Евгения опустила ресницы, и какая-то тень пробежала по ее бледному лицу. Затем она подняла глаза на врача, и в ее взгляде он увидел отчаяние. Глубокое и неприкрытое.
- Но... но как же я снова попаду туда? - прошептала она. - Через гипноз мы с ней даже разговаривали, она меня поняла. Я обещала ей... обещала помочь.
- Магдалене? - сухо спросил психотерапевт, хотя ответ был очевиден.
- Да. - Евгения кивнула. - Я подумала, что и вы мне как-нибудь поможете. Если хотя бы еще один сеанс гипноза и...
- Нет, - строго сказал Вениамин Владимирович, поправив на носу тяжелую оправу. - Я вижу ваше состояние. И, поверьте мне, очередной гипноз его только ухудшит. Я понимаю ваше желание помочь тем...
В кабинете опять возникала пауза.
- Тем... людям, но я никогда не занимаюсь залечиванием пациента, когда он в этом не нуждается. Точнее, нуждается, - голос врача погрустнел, - но, боюсь, это уже не в моей компетенции. Я психотерапевт. А вам, Евгения Сергеевна, нужна по всей вероятности, помощь хорошего психиатра.
- Вы считаете, что у меня шизофрения? - вспыхнула Евгения. - Она резко отодвинула в сторону чашку, и недопитый чай вылился на белое фарфоровое блюдце.
- Я этого не говорил, - ласково улыбнулся Вениамин Владимирович. - Постановка подобных диагнозов опять-таки, не в моей компетенции. Но вы, Евгения Сергеевна, пожалуйста, не нервничайте так. Это совсем не обязательно шизофрения... возможно, вы просто переутомились, переработали, какие-то проблемы дома, на работе, неприятности наслоились одна на другую, а в итоге психика может выдавать такие вот загадочные трансформации. Как на картинах Сальвадора Дали. Но все это поправимо. Вот, - он выдвинул ящик стола и, достав какую-то визитку, положил ее перед Евгенией.
- Что это? - спросила она, глядя на бумажный прямоугольник с отпечатанным на нем именем, фамилией и координатами.
- Это очень хороший специалист по психиатрии, Степанов Роман Петрович, профессор. Настоятельно рекомендую Вам, Евгения, обратиться к нему.
- Хорошо, - холодно ответила молодая женщина, открывая сумочку и бросая туда визитку. - А вы мне больше, я так понимаю, ничем помочь не можете?
- Увы... - Вениамин Владимирович развел руками. - Я не отношусь к тем людям, которые назначают людям по пятнадцать сеансов гипноза, когда это может нанести им лишь вред.
- Ну что ж, и на том спасибо, - тихо сказала Евгения. - И я могу идти?
- Да, да, конечно, - улыбнулся психотерапевт. - И сегодня же позвоните Степанову, у него прием по предварительной записи. Не тяните с этим. Он обязательно поможет.
- Мариночка! - он обернулся к ассистентке, - проводи Евгению Сергеевну.
