Сен-Жюст обернулся и внимательно посмотрел на арестованного.
- Вот и прекрасно, - отозвался он. - Тогда бери перо, бумагу и пиши всё, что Диллон говорил тебе о готовящемся заговоре.
Лафлот кивнул и, взяв в руку перо, судорожно обмакнул его в чернильницу. Перо быстро побежало по листу бумаги, выводя слова...
Сен-Жюст сел на прежнее место и, закинув ногу на ногу, стал ждать.
Было уже шесть часов вечера, когда Сен-Жюст вернулся в павильон Флоры и вошёл в залу, где проходили заседания Комитета Общественного спасения. Он чувствовал себя победителем.
- Ну что? - Робеспьер встал со своего места, пристально глядя на него.
Остальные участники Комитета, сидевшие за столом, тоже оживились.
- Что там, Сен-Жюст? - нетерпеливо бросил Кутон.
- Вот! - Сен-Жюст торжественно поднял перед собой новый донос Лафлота, - получена важная улика. В тюрьме "Люксембург" зрел заговор, который затем должен был перекинуться в тюрьму Консьержери. Жена Демулена передала Диллону тысячу экю для подкупа тюремщиков и народа в здании трибунала.
- О... - протянул Колло д'Эрбуа. - Да, это серьёзно.
- Более чем, - Сен-Жюст холодно посмотрел на него, протягивая бумагу Робеспьеру.
- Максимилиан, ознакомься.
Неподкупный поправил очки и стал читать. Брови его нахмурились.
-Да, граждане, - произнёс он, дочитав последнее слово. - Заговор действительно готовился, Диллон случайно проговорился об этом Лафлоту. Ставлю вопрос об аресте жены Демулена на голосование. Кроме того, Конвент должен издать указ об упорядочении прений в революционном трибунале.
- Обязательно, - поддержал его Сен-Жюст, - завтра с утра Конвент примет этот декрет. До начала заседания трибунала.
- Я думаю, сформулировать его так, - произнёс Робеспьер. - Каждый из обвиняемых в заговоре, который будет сопротивляться или оскорбит народное правосудие, немедленно будет лишен права голоса и изъят из зала суда. А дальнейшее судебное разбирательство и окончательное вынесение приговора будет проходить без него.
- Вот! - воскликнул Кутон, - это то, что нужно! Это заткнет рот Дантону и его дружкам. Ну что же, граждане, голосуем?
- Ленде... - Робеспьер сощурил глаза, заметив, что Робер Ленде привстал, собираясь что-то сказать. - Ты хочешь что-то возразить?
- Но это же... это же полнейший беспредел, - тихо, но с возмущением в голосе произнес Ленде.
Робеспьер раздраженно махнул рукой.
- Ленде, мы уже раньше слышали твоё мнение, - садись.
Ленде сел, отвернувшись в сторону.
- Граждане, итак, - торжественно произнёс Робеспьер, - ставлю вопрос об аресте Люсиль Демулен.
Руки подняли все, кроме Робера Ленде.
- Так, хорошо, - произнёс Неподкупный. - Этот вопрос мы решили. Теперь я ставлю вопрос о вынесении завтра на заседание Конвента декрет об упрощении и упорядочении судебных прений в революционном трибунале.
Опять все были "за". Только один Робер Ленде сидел, угрюмо глядя перед собой и сложив руки на столе.
- Что ж, отлично. - бодро произнёс Робеспьер. - Эти два вопроса приняты большинством голосов. На этом заседание Комитета общественного спасения объявляю закрытым.
Можете расходиться, граждане. Сегодня мы хорошо поработали.
Люсиль не могла заснуть почти всю ночь, задремать удалось только под утро. А до этого, лежа в своей одинокой постели и обняв подушку, она думала про Камилла.
После вчерашнего дня в трибунале, где Дантону удалось так повлиять на народ, в сердце Люсиль зародилась робкая надежда, что ещё не всё потеряно. Она написала несколько горячих слов поддержки для Камилла и побежала в тюрьму "Люксембург", где находился его друг Артур Диллон. Она знала, что на следующий день Диллона должны были перевести в Консьержери. А это означало, что там он мог увидеться с Камиллом и при возможности передать ему эти слова любви и поддержки.
Люсиль не знала, что это обстоятельство обернулось уже против неё самой. И самым тяжелым образом...
В соседней комнате спала её сестра Адель, которая последние дни жила в квартире на улице Одеон, опасаясь за состояние Люсиль.
Сон всё-таки пришёл, когда стало уже совсем светать. А где-то через час в дверь раздались тяжелые удары прикладов. На мгновение Люсиль показалось, что всё это снится. Опять повторяется тот кошмар, когда пришли арестовывать Камилла. Но нет, это оказалось реальностью.
В комнату сестры вбежала бледная растерянная Адель.
- Люсиль, Боже! - воскликнула она, - это гвардейцы!
Люсиль вскочила с кровати, накидывая шелковый халат.
- Открой им, - тихо сказала она и стала быстро одеваться. Почти сразу она поняла, что это за ней.
Через пару минут плачущая сестра обнимала её, а Люсиль держала на руках сына и всё никак не могла с ним расстаться.
- Ну, пойдемте! - гвардеец подошел к ней и с силой оторвал женщину от сестры и ребенка.
Маленький Гораций заплакал.
- Прощай, Ади, - прошептала Люсиль, целуя сестру на прощание. - Прошу тебя об одном, береги его.
На следующее утро Сен-Жюст взошёл на трибуну Конвента. Он сообщил депутатам о вчерашнем "непристойном" поведении подсудимых в трибунале. А также - и это было основным пунктом его доклада - рассказал о раскрытом в тюрьме "Люксембург" заговоре, грозящемся перекинуться в остальные тюрьмы Парижа. Сен-Жюст не стеснялся в выражениях. Он заявил, что непосредственными вдохновителями этого "гнусного заговора", угрожавшего свободе, республике и счастью всего французского народа, были, конечно же, Дантон и его сообщники.
- И их вчерашнее поведение в трибунале только доказывает их вину, - подчеркнул он. - Разве когда-либо невиновный возмущался против закона? При такой дерзости их не требуется уже других доказательств их преступных деяний... Несчастные! Сопротивляясь закону, они тем самым лишь сознаются в своих преступлениях!
Депутаты со страхом слушали эту гневную речь Сен-Жюста, каждое слово которого падало в зловещей тишине большого зала Конвента беспощадно и резко, словно лезвие гильотины. Участь подсудимых была решена. Декрет, сформулированный накануне Робеспьером, "Об упорядочении прений в революционном трибунале" был принят сразу и безоговорочно. Против него не было ни одного голоса.
- Я не сомневался в мудрости великого Конвента, - проговорил довольный Сен-Жюст, перед тем, как покинуть трибуну.
- Мой дорогой Камилл, ты всё ещё на что-то надеешься, - горько усмехнулся Эро де Сешель, взглянув на плотно исписанный листок бумаги, который Демулен держал в руках. Они сидели на скамье подсудимых в ожидании начала заседания трибунала. Как и накануне, был полный зал народа. Слышался оживленный гул. Люди собрались сегодня и на улице, стоя перед раскрытыми окнами. Здание трибунала по этому случаю оцепили усиленной охраной национальных гвардейцев. Удвоенное их количество присутствовало и в зале суда.
- Что ты спросил, Эро? - Камилл, задумавшийся о чём-то, рассеянно посмотрел на своего друга.
- Я о твоей защитной речи.
- Ну да, я всё-таки надеюсь, что они вызовут наших свидетелей.
Де Сешель только грустно улыбнулся в ответ и отвернулся в сторону.
- Эй, красавчик Эро! - Дантон толкнул его в бок, - смотри-ка, эта рыжая девчонка просто глаз с тебя не сводит. - Он засмеялся и кивнул в сторону публики, где в первом ряду, как и вчера, опять сидела симпатичная девушка с пышными рыжими волосами. Она поймала взгляд Эро и смущенно улыбнулась ему.
- Её зовут Мишель, - ответил Эро. - И она желает нам удачи.
- О... - Дантон хлопнул друга по плечу, - уже познакомились! Когда же ты успел?
- Это не то, о чём ты думаешь, Жорж, - парировал Эро, - просто эта милая девушка успела сказать мне пару слов, когда нас вели в зал. Она действительно, очень переживает за нас.
- Больше за тебя, конечно, - усмехнулся Дантон.
Фабр д'Эглантин, сидевший с краю, выглядел совсем больным и постоянно вытирал пот. Ночью у него был сильный жар, а сейчас он держался из последних сил.
- Фабр совсем плох, - шепнул Камилл Дантону.
- Да-а, - протянул Дантон, - бедняга. Ему сейчас хуже всех.
Поднялся оживленный гул. Камилл поднял голову и увидел, как в зал быстрым шагом вошёл Эрман, председатель трибунала. За ним шёл общественный обвинитель Фукье-Тенвиль, а следом - Вадье, член Комитета общественного спасения. Сегодня с утра он привёз Фукье ответ Конвента и кроме того, должен был следить за ходом суда, который на этот раз планировался пройти быстро и гладко.
Незадолго до этого Вадье передал Фукье декрет Конвента "Об упорядочении судебных прений", принятый буквально час назад.
- Теперь вам будет легче, - произнес он, протягивая бумагу.
Фукье развернул декрет и пробежал глазами по тексту.
- Наконец-то! - обрадованно сказал он. - Да, это то, что нужно. Теперь они в наших руках.
Эрман потряс колокольчиком, призывая публику к тишине.
- Объявляю заседание революционного трибунала открытым! - громко сказал он. - Только что нами получен декрет Конвента "Об упорядочении судебных прений", изданный сегодня.
- Какой ещё декрет, чёрт побери?! - выкрикнул со своего места Дантон.
Он встал и гневно посмотрел на Фукье. - А где наши свидетели?
- Дантон, сядьте, - бросил Эрман. - И слушайте.
Он развернул бумагу и начал читать.
- Итак, Национальный Конвент постановил, чтобы заседание трибунала продолжало следствие по делу заговора Дантона, Демулена, Сешеля и прочих обвиняемых без перерыва. Чтобы председатель суда употреблял представленные ему законом меры для внушения должного к нему и революционному трибуналу уважения, и для прекращения всякой со стороны обвиняемых попытки к нарушению общественного спокойствия и преграждению правильного течения правосудия. Определяется, что каждый из обвиняемых в заговоре, который будет сопротивляться или оскорбит народное правосудие, немедленно будет изъят из прений.
- Просто чудесно, - тихо сказал Эро. - Нашли способ заставить нас замолчать.
- Какая подлость! - воскликнул Камилл, не удержавшись. - Нам просто затыкают рот!
- Демулен, замолчите, - Фукье посмотрел на него своим тёмным, немигающим взглядом, - или сейчас декрет будет приведен в исполнение лично к вам.
- Ты не дочитал до конца, Фукье! - громко бросил Дантон. - Там же должно быть и другое. Ответ на наше требование о свидетелях. Кстати, где они?
- Да, да! - раздались крики в зале, - где их свидетели?!
- Тише! - Эрман опять зазвенел колокольчиком, - Дантон, требую вас уважительнее обращаться с представителями закона.
- Читай, Фукье, - обратился он к общественному обвинителю.
Фукье кашлянул и развернул ещё одну бумагу.
- Граждане! - громко начал он, - для того, чтобы революционный трибунал мог убедиться, какая опасность угрожает свободе и республике, Конвент переслал нам следующие сведения, полученные Комитетом общественного спасения. В тюрьме "Люксембург" готовился крупный заговор. Впоследствии он должен был охватить другие тюрьмы Парижа и революционный трибунал с целью освобождения подсудимых и полного уничтожения республики.
Вот доказательство! - он потряс в воздухе доносом Лафлота, - некий бдительный гражданин Лафлот, содержавшийся в тюрьме "Люксембург" заметил гнусные замыслы заговорщиков и во время сообщил о них Комитету и лично гражданину Робеспьеру. Нет сомнений, что нить заговора тянется отсюда! - он пафосным жестом указал на скамью с подсудимыми.
- Какой ещё, к чёртовой матери, заговор?! - прорычал Дантон, - тебе мало, Фукье, вчерашних обвинений? Решил навесить нам ещё?
- Замолчите, Дантон! - бросил Эрман.
- Что за сведения Лафлота? Читай!
- Жена Демулена - Люсиль Демулен тратила крупные суммы денег на подкуп мелкого люда, - начал читать Фукье, - кроме того, она передала тысячу экю содержавшемуся в "Люксембурге" Артуру Диллону на подкуп стражи Консьержери и с целью вызвать волнение в толпе перед зданием революционного трибунала.
- Чудовища! - срывающимся голосом закричал Камилл, вскочив со своего места, - им мало убить меня, они хотят казнить и мою жену!
Он обернулся в сторону народа, по его лицу потекли слёзы.
- Моя жена невиновна! А они хотят убить её! Это... это издевательство над правосудием! Если оно опустилось до такого...
Он сел, согнулся и закрыл лицо руками.
Остальные подсудимые сидели, также совершенно пораженные.
Даже Эро де Сешель, всегда казавшийся спокойным, взволнованно встал со своего места.
- Что же вы делаете! - бросил он в лицо Фукье. - Подлецы!
- Так... - протянул Фукье, - за оскорбление правосудия обвиняемый Сешель удаляется из зала суда.
- Уведите его! - бросил он гвардейцам.
- Не трогайте меня, - сказал Эро. - Я буду только рад уйти сам, потому что не могу более присутствовать при этом грязном фарсе.
Он повернулся и пошёл к выходу в сопровождении двух гвардейцев.
- Это не судьи, это мясники! - воскликнул Филиппо.
В зале поднялся сильный шум.
- Это не суд, а бойня! - одновременно выкрикнули несколько людей с галерки.
Открылась дверь, и в зал вошли ещё несколько вооруженных гвардейцев, которые решительно направились к скамье с подсудимыми.
- Вам не терпится всех нас вышвырнуть отсюда, да, Фукье? - Дантон вскочил со своего места. - Бесстыжие судьи, пляшущие под дудку Робеспьера и его паршивого Комитета! Только передай ему, что всё это не останется безнаказанным. Он последует за мной. Я утащу его вместе с собой в могилу! И история рассудит, кто был прав. Она и потомки, а не вы - жалкие продажные судьи!
- Так... - протянул Эрман, - за неоднократные оскорбления народного правосудия обвиняемый Дантон изымается из прений. Уведите его! - бросил он гвардейцам.
- Палачи! - закричал Камилл. - Убийцы!
Вскочив с ногами на скамью, он смял свою защитную речь, размахнулся и бросил ее в голову Фукье-Тенвилю.
- Демулена тоже вывести из зала! - мгновенно отреагировал Эрман.
Гвардейцы направились и к нему.
- Я никуда отсюда не уйду! - воскликнул Камилл, вцепившись в скамью. -
Народ! Народ... я любил тебя! Я защищал тебя, народ! Не оставляй нас! Посмотри, как убивают твоих лучших защитников!
- Демулен, не заставляйте применять к вам силу! - бросил Эрман.
Камилл продолжал сопротивляться. Его одежда была разорвана, в глазах стояли слезы... Трое гвардейцев с трудом оторвали его от скамьи, заломили руки за спину и грубо потащили к выходу. Дантон к этому времени уже тоже был выведен из зала.
- Я сам прошу, чтобы меня изъяли из прений, - проговорил Фабр д'Эглантин, приподнимаясь со своего места.
- Отлично, - проговорил Эрман, - уведите его.
- И остальных подсудимых тоже, - добавил он. - Они все оскорбляли народное правосудие, так или иначе. Отведите их обратно в Консьержери. Всех.
- А мы здесь что же, были для проформы?! - воскликнул побледневший Лакруа, - я, Филиппо, Вестерман! Неужели вы нас даже не допросите?!
Проигнорировав его вопрос, Эрман сделал национальным гвардейцам жест:
- Увести!
Невзирая на его бурное возмущение, Лакруа также оторвали от скамьи и повели к выходу.
Народ взволнованно зашумел. Несколько крепких парней поднялись со своих мест и подбежали к столу, за которым сидели судьи.
- Освободите подсудимых! - крикнул один из них. - Отпустите Дантона и Демулена!
- Анрио! - громко обратился Эрман к стоявшему у двери начальнику национальной гвардии, - прикажи-ка своим ребятам немедленно очистить зал!
Вскоре все подсудимые, а также почти вся публика были удалены из трибунала вооруженными гвардейцами, и в зале на несколько минут воцарилось тяжелое гнетущее молчание...
- Вот и прекрасно, - отозвался он. - Тогда бери перо, бумагу и пиши всё, что Диллон говорил тебе о готовящемся заговоре.
Лафлот кивнул и, взяв в руку перо, судорожно обмакнул его в чернильницу. Перо быстро побежало по листу бумаги, выводя слова...
Сен-Жюст сел на прежнее место и, закинув ногу на ногу, стал ждать.
***
Было уже шесть часов вечера, когда Сен-Жюст вернулся в павильон Флоры и вошёл в залу, где проходили заседания Комитета Общественного спасения. Он чувствовал себя победителем.
- Ну что? - Робеспьер встал со своего места, пристально глядя на него.
Остальные участники Комитета, сидевшие за столом, тоже оживились.
- Что там, Сен-Жюст? - нетерпеливо бросил Кутон.
- Вот! - Сен-Жюст торжественно поднял перед собой новый донос Лафлота, - получена важная улика. В тюрьме "Люксембург" зрел заговор, который затем должен был перекинуться в тюрьму Консьержери. Жена Демулена передала Диллону тысячу экю для подкупа тюремщиков и народа в здании трибунала.
- О... - протянул Колло д'Эрбуа. - Да, это серьёзно.
- Более чем, - Сен-Жюст холодно посмотрел на него, протягивая бумагу Робеспьеру.
- Максимилиан, ознакомься.
Неподкупный поправил очки и стал читать. Брови его нахмурились.
-Да, граждане, - произнёс он, дочитав последнее слово. - Заговор действительно готовился, Диллон случайно проговорился об этом Лафлоту. Ставлю вопрос об аресте жены Демулена на голосование. Кроме того, Конвент должен издать указ об упорядочении прений в революционном трибунале.
- Обязательно, - поддержал его Сен-Жюст, - завтра с утра Конвент примет этот декрет. До начала заседания трибунала.
- Я думаю, сформулировать его так, - произнёс Робеспьер. - Каждый из обвиняемых в заговоре, который будет сопротивляться или оскорбит народное правосудие, немедленно будет лишен права голоса и изъят из зала суда. А дальнейшее судебное разбирательство и окончательное вынесение приговора будет проходить без него.
- Вот! - воскликнул Кутон, - это то, что нужно! Это заткнет рот Дантону и его дружкам. Ну что же, граждане, голосуем?
- Ленде... - Робеспьер сощурил глаза, заметив, что Робер Ленде привстал, собираясь что-то сказать. - Ты хочешь что-то возразить?
- Но это же... это же полнейший беспредел, - тихо, но с возмущением в голосе произнес Ленде.
Робеспьер раздраженно махнул рукой.
- Ленде, мы уже раньше слышали твоё мнение, - садись.
Ленде сел, отвернувшись в сторону.
- Граждане, итак, - торжественно произнёс Робеспьер, - ставлю вопрос об аресте Люсиль Демулен.
Руки подняли все, кроме Робера Ленде.
- Так, хорошо, - произнёс Неподкупный. - Этот вопрос мы решили. Теперь я ставлю вопрос о вынесении завтра на заседание Конвента декрет об упрощении и упорядочении судебных прений в революционном трибунале.
Опять все были "за". Только один Робер Ленде сидел, угрюмо глядя перед собой и сложив руки на столе.
- Что ж, отлично. - бодро произнёс Робеспьер. - Эти два вопроса приняты большинством голосов. На этом заседание Комитета общественного спасения объявляю закрытым.
Можете расходиться, граждане. Сегодня мы хорошо поработали.
***
Люсиль не могла заснуть почти всю ночь, задремать удалось только под утро. А до этого, лежа в своей одинокой постели и обняв подушку, она думала про Камилла.
После вчерашнего дня в трибунале, где Дантону удалось так повлиять на народ, в сердце Люсиль зародилась робкая надежда, что ещё не всё потеряно. Она написала несколько горячих слов поддержки для Камилла и побежала в тюрьму "Люксембург", где находился его друг Артур Диллон. Она знала, что на следующий день Диллона должны были перевести в Консьержери. А это означало, что там он мог увидеться с Камиллом и при возможности передать ему эти слова любви и поддержки.
Люсиль не знала, что это обстоятельство обернулось уже против неё самой. И самым тяжелым образом...
В соседней комнате спала её сестра Адель, которая последние дни жила в квартире на улице Одеон, опасаясь за состояние Люсиль.
Сон всё-таки пришёл, когда стало уже совсем светать. А где-то через час в дверь раздались тяжелые удары прикладов. На мгновение Люсиль показалось, что всё это снится. Опять повторяется тот кошмар, когда пришли арестовывать Камилла. Но нет, это оказалось реальностью.
В комнату сестры вбежала бледная растерянная Адель.
- Люсиль, Боже! - воскликнула она, - это гвардейцы!
Люсиль вскочила с кровати, накидывая шелковый халат.
- Открой им, - тихо сказала она и стала быстро одеваться. Почти сразу она поняла, что это за ней.
Через пару минут плачущая сестра обнимала её, а Люсиль держала на руках сына и всё никак не могла с ним расстаться.
- Ну, пойдемте! - гвардеец подошел к ней и с силой оторвал женщину от сестры и ребенка.
Маленький Гораций заплакал.
- Прощай, Ади, - прошептала Люсиль, целуя сестру на прощание. - Прошу тебя об одном, береги его.
Глава 37. ВТОРОЙ ДЕНЬ СУДА
На следующее утро Сен-Жюст взошёл на трибуну Конвента. Он сообщил депутатам о вчерашнем "непристойном" поведении подсудимых в трибунале. А также - и это было основным пунктом его доклада - рассказал о раскрытом в тюрьме "Люксембург" заговоре, грозящемся перекинуться в остальные тюрьмы Парижа. Сен-Жюст не стеснялся в выражениях. Он заявил, что непосредственными вдохновителями этого "гнусного заговора", угрожавшего свободе, республике и счастью всего французского народа, были, конечно же, Дантон и его сообщники.
- И их вчерашнее поведение в трибунале только доказывает их вину, - подчеркнул он. - Разве когда-либо невиновный возмущался против закона? При такой дерзости их не требуется уже других доказательств их преступных деяний... Несчастные! Сопротивляясь закону, они тем самым лишь сознаются в своих преступлениях!
Депутаты со страхом слушали эту гневную речь Сен-Жюста, каждое слово которого падало в зловещей тишине большого зала Конвента беспощадно и резко, словно лезвие гильотины. Участь подсудимых была решена. Декрет, сформулированный накануне Робеспьером, "Об упорядочении прений в революционном трибунале" был принят сразу и безоговорочно. Против него не было ни одного голоса.
- Я не сомневался в мудрости великого Конвента, - проговорил довольный Сен-Жюст, перед тем, как покинуть трибуну.
***
- Мой дорогой Камилл, ты всё ещё на что-то надеешься, - горько усмехнулся Эро де Сешель, взглянув на плотно исписанный листок бумаги, который Демулен держал в руках. Они сидели на скамье подсудимых в ожидании начала заседания трибунала. Как и накануне, был полный зал народа. Слышался оживленный гул. Люди собрались сегодня и на улице, стоя перед раскрытыми окнами. Здание трибунала по этому случаю оцепили усиленной охраной национальных гвардейцев. Удвоенное их количество присутствовало и в зале суда.
- Что ты спросил, Эро? - Камилл, задумавшийся о чём-то, рассеянно посмотрел на своего друга.
- Я о твоей защитной речи.
- Ну да, я всё-таки надеюсь, что они вызовут наших свидетелей.
Де Сешель только грустно улыбнулся в ответ и отвернулся в сторону.
- Эй, красавчик Эро! - Дантон толкнул его в бок, - смотри-ка, эта рыжая девчонка просто глаз с тебя не сводит. - Он засмеялся и кивнул в сторону публики, где в первом ряду, как и вчера, опять сидела симпатичная девушка с пышными рыжими волосами. Она поймала взгляд Эро и смущенно улыбнулась ему.
- Её зовут Мишель, - ответил Эро. - И она желает нам удачи.
- О... - Дантон хлопнул друга по плечу, - уже познакомились! Когда же ты успел?
- Это не то, о чём ты думаешь, Жорж, - парировал Эро, - просто эта милая девушка успела сказать мне пару слов, когда нас вели в зал. Она действительно, очень переживает за нас.
- Больше за тебя, конечно, - усмехнулся Дантон.
Фабр д'Эглантин, сидевший с краю, выглядел совсем больным и постоянно вытирал пот. Ночью у него был сильный жар, а сейчас он держался из последних сил.
- Фабр совсем плох, - шепнул Камилл Дантону.
- Да-а, - протянул Дантон, - бедняга. Ему сейчас хуже всех.
Поднялся оживленный гул. Камилл поднял голову и увидел, как в зал быстрым шагом вошёл Эрман, председатель трибунала. За ним шёл общественный обвинитель Фукье-Тенвиль, а следом - Вадье, член Комитета общественного спасения. Сегодня с утра он привёз Фукье ответ Конвента и кроме того, должен был следить за ходом суда, который на этот раз планировался пройти быстро и гладко.
Незадолго до этого Вадье передал Фукье декрет Конвента "Об упорядочении судебных прений", принятый буквально час назад.
- Теперь вам будет легче, - произнес он, протягивая бумагу.
Фукье развернул декрет и пробежал глазами по тексту.
- Наконец-то! - обрадованно сказал он. - Да, это то, что нужно. Теперь они в наших руках.
***
Эрман потряс колокольчиком, призывая публику к тишине.
- Объявляю заседание революционного трибунала открытым! - громко сказал он. - Только что нами получен декрет Конвента "Об упорядочении судебных прений", изданный сегодня.
- Какой ещё декрет, чёрт побери?! - выкрикнул со своего места Дантон.
Он встал и гневно посмотрел на Фукье. - А где наши свидетели?
- Дантон, сядьте, - бросил Эрман. - И слушайте.
Он развернул бумагу и начал читать.
- Итак, Национальный Конвент постановил, чтобы заседание трибунала продолжало следствие по делу заговора Дантона, Демулена, Сешеля и прочих обвиняемых без перерыва. Чтобы председатель суда употреблял представленные ему законом меры для внушения должного к нему и революционному трибуналу уважения, и для прекращения всякой со стороны обвиняемых попытки к нарушению общественного спокойствия и преграждению правильного течения правосудия. Определяется, что каждый из обвиняемых в заговоре, который будет сопротивляться или оскорбит народное правосудие, немедленно будет изъят из прений.
- Просто чудесно, - тихо сказал Эро. - Нашли способ заставить нас замолчать.
- Какая подлость! - воскликнул Камилл, не удержавшись. - Нам просто затыкают рот!
- Демулен, замолчите, - Фукье посмотрел на него своим тёмным, немигающим взглядом, - или сейчас декрет будет приведен в исполнение лично к вам.
- Ты не дочитал до конца, Фукье! - громко бросил Дантон. - Там же должно быть и другое. Ответ на наше требование о свидетелях. Кстати, где они?
- Да, да! - раздались крики в зале, - где их свидетели?!
- Тише! - Эрман опять зазвенел колокольчиком, - Дантон, требую вас уважительнее обращаться с представителями закона.
- Читай, Фукье, - обратился он к общественному обвинителю.
Фукье кашлянул и развернул ещё одну бумагу.
- Граждане! - громко начал он, - для того, чтобы революционный трибунал мог убедиться, какая опасность угрожает свободе и республике, Конвент переслал нам следующие сведения, полученные Комитетом общественного спасения. В тюрьме "Люксембург" готовился крупный заговор. Впоследствии он должен был охватить другие тюрьмы Парижа и революционный трибунал с целью освобождения подсудимых и полного уничтожения республики.
Вот доказательство! - он потряс в воздухе доносом Лафлота, - некий бдительный гражданин Лафлот, содержавшийся в тюрьме "Люксембург" заметил гнусные замыслы заговорщиков и во время сообщил о них Комитету и лично гражданину Робеспьеру. Нет сомнений, что нить заговора тянется отсюда! - он пафосным жестом указал на скамью с подсудимыми.
- Какой ещё, к чёртовой матери, заговор?! - прорычал Дантон, - тебе мало, Фукье, вчерашних обвинений? Решил навесить нам ещё?
- Замолчите, Дантон! - бросил Эрман.
- Что за сведения Лафлота? Читай!
- Жена Демулена - Люсиль Демулен тратила крупные суммы денег на подкуп мелкого люда, - начал читать Фукье, - кроме того, она передала тысячу экю содержавшемуся в "Люксембурге" Артуру Диллону на подкуп стражи Консьержери и с целью вызвать волнение в толпе перед зданием революционного трибунала.
- Чудовища! - срывающимся голосом закричал Камилл, вскочив со своего места, - им мало убить меня, они хотят казнить и мою жену!
Он обернулся в сторону народа, по его лицу потекли слёзы.
- Моя жена невиновна! А они хотят убить её! Это... это издевательство над правосудием! Если оно опустилось до такого...
Он сел, согнулся и закрыл лицо руками.
Остальные подсудимые сидели, также совершенно пораженные.
Даже Эро де Сешель, всегда казавшийся спокойным, взволнованно встал со своего места.
- Что же вы делаете! - бросил он в лицо Фукье. - Подлецы!
- Так... - протянул Фукье, - за оскорбление правосудия обвиняемый Сешель удаляется из зала суда.
- Уведите его! - бросил он гвардейцам.
- Не трогайте меня, - сказал Эро. - Я буду только рад уйти сам, потому что не могу более присутствовать при этом грязном фарсе.
Он повернулся и пошёл к выходу в сопровождении двух гвардейцев.
- Это не судьи, это мясники! - воскликнул Филиппо.
В зале поднялся сильный шум.
- Это не суд, а бойня! - одновременно выкрикнули несколько людей с галерки.
Открылась дверь, и в зал вошли ещё несколько вооруженных гвардейцев, которые решительно направились к скамье с подсудимыми.
- Вам не терпится всех нас вышвырнуть отсюда, да, Фукье? - Дантон вскочил со своего места. - Бесстыжие судьи, пляшущие под дудку Робеспьера и его паршивого Комитета! Только передай ему, что всё это не останется безнаказанным. Он последует за мной. Я утащу его вместе с собой в могилу! И история рассудит, кто был прав. Она и потомки, а не вы - жалкие продажные судьи!
- Так... - протянул Эрман, - за неоднократные оскорбления народного правосудия обвиняемый Дантон изымается из прений. Уведите его! - бросил он гвардейцам.
- Палачи! - закричал Камилл. - Убийцы!
Вскочив с ногами на скамью, он смял свою защитную речь, размахнулся и бросил ее в голову Фукье-Тенвилю.
- Демулена тоже вывести из зала! - мгновенно отреагировал Эрман.
Гвардейцы направились и к нему.
- Я никуда отсюда не уйду! - воскликнул Камилл, вцепившись в скамью. -
Народ! Народ... я любил тебя! Я защищал тебя, народ! Не оставляй нас! Посмотри, как убивают твоих лучших защитников!
- Демулен, не заставляйте применять к вам силу! - бросил Эрман.
Камилл продолжал сопротивляться. Его одежда была разорвана, в глазах стояли слезы... Трое гвардейцев с трудом оторвали его от скамьи, заломили руки за спину и грубо потащили к выходу. Дантон к этому времени уже тоже был выведен из зала.
- Я сам прошу, чтобы меня изъяли из прений, - проговорил Фабр д'Эглантин, приподнимаясь со своего места.
- Отлично, - проговорил Эрман, - уведите его.
- И остальных подсудимых тоже, - добавил он. - Они все оскорбляли народное правосудие, так или иначе. Отведите их обратно в Консьержери. Всех.
- А мы здесь что же, были для проформы?! - воскликнул побледневший Лакруа, - я, Филиппо, Вестерман! Неужели вы нас даже не допросите?!
Проигнорировав его вопрос, Эрман сделал национальным гвардейцам жест:
- Увести!
Невзирая на его бурное возмущение, Лакруа также оторвали от скамьи и повели к выходу.
Народ взволнованно зашумел. Несколько крепких парней поднялись со своих мест и подбежали к столу, за которым сидели судьи.
- Освободите подсудимых! - крикнул один из них. - Отпустите Дантона и Демулена!
- Анрио! - громко обратился Эрман к стоявшему у двери начальнику национальной гвардии, - прикажи-ка своим ребятам немедленно очистить зал!
Вскоре все подсудимые, а также почти вся публика были удалены из трибунала вооруженными гвардейцами, и в зале на несколько минут воцарилось тяжелое гнетущее молчание...
