"Начальник полиции только что объявил мне, что завтра я отправлюсь в суд, следовательно, на эшафот. Это слишком мало походит на сон, который я видела сегодня ночью: будто Робеспьера не было более в живых, и двери тюрем оказались открыты... Благодаря вашей необычайной подлости скоро во Франции не останется никого, кто мог бы устроить, чтобы мой сон сбылся! И еще, Тальен... в тот день, когда меня повезут на гильотину, не страх смерти будет владеть мной... о нет! А лишь презрение, что я принадлежала такому трусу, как Вы."
Дочитав записку до конца, Тальен непроизвольно сжал левую руку в кулак.
- Ничего... - тихо прошептал он, - у нас все получится. Я спасу тебя, моя любовь.
Аккуратно сложив письмо и поцеловав, Тальен засунул его обратно во внутренний карман камзола. И почти в ту же минуту дверь зала заседаний открылась, и на его пороге появился невысокий бледный человек в тщательно напудренном парике, очках и камзоле небесно-голубого цвета. На мгновение он задержался у дверей, но затем, высокомерно подняв голову и ни с кем не здороваясь, проследовал в сторону трибуны. Вслед за ним в зал вошел его неизменный соратник - Сен-Жюст, который в свою очередь проследовал в зал и сел на свое обычное место. А Робеспьер, сверкая очками, уже поднимался на трибуну, держа в руках свернутый в трубочку лист со своей речью. Некоторые депутаты из "болота" по инерции, а также из чувства страха, приветствовали его аплодисментами. На лице Робеспьера отразилась удовлетворенность.
Поднявшись на трибуну, он развернул листок, исписанный острым аккуратным почерком. Затем выдержал многозначительную паузу, окинув зал пронзительным взглядом небольших зеленоватых глаз.
- Жан... - Тальен почувствовал, как до его плеча кто-то дотронулся, и резко обернулся.
Нервы его были напряжены до предела.Это оказался незаметно подобравшийся к нему депутат Билло-Варенн.
- Когда начнем действовать? - Билло выжидательно смотрел на него.
- Скоро, - тихо прошептал Тальен. - Очень скоро. Но пока послушаем, что он все-таки скажет.
И они оба повернулись в сторону трибуны, где невысокий человек в парике и нежно-голубом камзоле - человек, наводивший смертельный ужас на весь национальный Конвент, да и на всю страну - уже произносил первые слова своей речи.
Говорил Неподкупный долго и пафосно. Притихшие депутаты напряженно слушали его. В какой-то момент, когда Робеспьер сделал очередную многозначительную паузу и обвел глазами зал, Рекамье услышал, как с заднего ряда кто-то нервно кашлянул. Над самым ухом Антуана Рекамье беспокойно прожужжала муха. Тишина казалось вязкой и плотной, словно ощутимой физически... и было в ней что-то зловещее... Чем она закончится? Очередной рабской покорностью стада? Или это было затишье перед бурей? Самое трудное - ожидание. Рекамье потер рукой лоб и посмотрел на Тальена. Он был виден ему в профиль. Тальен также напряженно сидел, слушая Робеспьера. Он снял парик, и теперь его темные волосы небрежно падали на глаза. Тальен откинул их ладонью и, повернувшись, поймал взгляд Рекамье.
Некоторые депутаты также переглядывались между собой. Но Робеспьер, казалось, ничего не замечал. Уже сколько времени все эти люди боялись его и трепетали при одном его взгляде. Так было и так будет. Надо избавиться лишь от нескольких, которые распускают о нем нелепые слухи и, возможно, готовят очередной заговор.
Робеспьер аккуратным движением поправил кружевное жабо и продолжил свою речь:
- Меня обвиняют в стремлении установить диктатуру.
Он опять выдержал многозначительную паузу.
- Меня... - Неподкупный повысил голос. - Раба свободы, живого мученика республики, столько же жертву, сколько и врага преступления. Стараются доказать, что революционный трибунал есть суд крови, созданный мною одним, и что я приказал во что бы то ни стало убивать всех добродетельных людей.
"Как будто бы это не так", - подумал Антуан Рекамье и, опять посмотрев на Тальена, увидел, как тот нагнулся и что-то шепнул сидевшему рядом Билло.
- И что же я отвечу моим обвинителям? - Робеспьер зловеще сверкнул очками, пройдясь взглядом по депутатам.
- Я отвечу, что авторами клеветы стали, прежде всего, герцог Йоркский, мистер Питт и все тираны, вооружившиеся против французской республики. Да, да! - он многозначительно поднял палец вверх. - Все это - происки ненавидящей нас Англии. Те же в Конвенте, кто распространяет против меня эту гнусную клевету, являются агентами Питта.
Робеспьер смолк, выдерживая очередную паузу и вперив взгляд в испуганное "болото".
- Кто же эти люди?
Рекамье почувствовал, как надоедливо жужжавшая муха села на рукав камзола. Прицелившись, он прихлопнул ее и перевел дыхание.
- Кто же они? - Робеспьер вновь повысил голос. - Увы, сейчас я не могу назвать их в эту минуту и в этом месте. Я не решаюсь окончательно разорвать завесу, покрывающую глубокую тайну беззаконий. Но могу утверждать, что среди авторов этого заговора находятся сторонники подкупа и крайних средств, а также гнусные проповедники безнравственности, попирающие добродетель. Что значит для нас победа над королями, если мы побеждены пороками, влекущими за собой тиранию?!
- Ну все, принялся за свое морализаторство, - шепнул Билло-Варенн Тальену. - Боюсь, это надолго.
- Посмотрим, - усмехнулся Тальен. Просунув руку во внутренний карман камзола, нащупал рукоять кинжала, который последнее время носил с собой.
Но Робеспьер то ли устал, то ли выдохся, но вскоре он уже спускался с трибуны.
Пока "болото" раздумывало, разразиться ли рукоплесканиями, как бывало всегда после его речей, Тальен быстро вскочил со своего места.
- Ты не назвал имена, Робеспьер! - выкрикнул он.
- Что? - Робеспьер, не ожидавший такой реакции, остановился и даже слегка побледнел.
- Имена заговорщиков! - продолжал Тальен. - Назови их! Только что ты сказал, что в этих стенах зреет очередной заговор. Это серьезное обвинение для всех депутатов.
Тальен выделил слово "всех" и, поймав взгляд Рекамье, кивнул ему.
Антуан Рекамье также встал со своего места.
- Поддерживаю гражданина Тальена! - крикнул он. - Мы хотим услышать конкретные имена.
- Сейчас не время, - сухо ответил Робеспьер.
Он уже спустился с трибуны и теперь пошел мимо скамей, где сидело "болото".
- Имена узнаете позже, - добавил он. - Через несколько дней.
Тальен посмотрел на безмолвно сидевших депутатов "болота", и на мгновение ему показалось, что ничего не получится. Он испугался. Эти люди... сейчас от них зависело, поддержат ли они его или продолжат рабски подчиняться Робеспьеру.
- Мы хотим знать их сейчас! - поддержал Тальена, вставая со своего места еще один депутат - друг Дантона, Лежандр. - Назови имена!
"Болото" молчало, испуганно слушая реплики этих нескольких людей.
"Неужели ничего не получится?" - растерянно подумал Тальен, вытирая со лба пот.
И в этот миг "болото" дрогнуло. Сразу же несколько депутатов, наконец-то переборовшие свой страх, вскочили и голос их слился в едином крике:
- Имена! Робеспьер, назови имена!
Хор голосов нарастал. Теперь это требование кричали уже все депутаты Конвента.
Робеспьер, не ожидавший такой реакции, попятился сначала назад, но потом быстрым шагом двинулся вперед. Лицо его стало почти таким же белым, как и его аккуратно напудренный парик. К груди он все также прижимал свернутую в трубочку речь.
Несколько человек, в том числе Тальен и Рекамье, вскочили со своих мест и окружили Робеспьера.
- Ты не уйдешь, пока не назовешь имена заговорщиков! - услышал он.
- Это беззаконие! - выкрикнул вставший со своего места Сен-Жюст.
Несколько человек почти одновременно схватили Робеспьера, но тому каким-то чудом удалось вырваться и он буквально упал на скамью, переводя дыхание.
- Это было место Верньо! - крикнули ему, хватая за шиворот. - Убирайся отсюда!
Робеспьер кинулся влево, но и там он не смог сесть.
- А здесь сидели Дантон и Эро! - выкрикнул ему в самое лицо Лежандр. - Благородные люди, которых ты убил!
Робеспьер хотел что-то ответить, но сильно закашлялся, прижав руку к губам.
- Кровь казненных душит тебя, тиран! - крикнул Лежандр своим звучным голосом.
Вокруг поднялся невообразимый шум. Уже все вскочили со своих мест, поднялась страшная неразбериха. Но среди всеобщего гула голос безвестного до этого момента депутата Луше, прозвучал необыкновенно четко.
- Предлагаю декрет об аресте Робеспьера!
Это заявление было встречено громкими аплодисментами.
- А также предлагаю арестовать его ближайших сподвижников - Сен-Жюста, Кутона и Леба! - выкрикнул Тальен. - И объявить их вне закона!
Депутаты одобрительно зашумели. Тем временем Робеспьер каким-то образом освободился из державших его рук и пробрался к выходу. Вскоре он и еще несколько его сторонников покинули Конвент. Экипаж вез их в сторону городской Ратуши, где они собирались забаррикадироваться и призвать оттуда народ и Национальную гвардию для своей защиты. А затем арестовать и казнить всех этих заговорщиков, весь этот мятежный Конвент, осмелившийся восстать против самого Неподкупного.
Но планы Робеспьера и Сен-Жюста не оправдались. Хотя вокруг Ратуши и удалось собрать значительное число национальных гвардейцев, но их боевой дух значительно охладил проливной дождь. Он начался вечером и шел всю ночь. Кроме того, многие просто не хотели защищать тирана, как за глаза уже давно называли Робеспьера. После полуночи гвардейцы просто стали расходиться, несмотря на гневные призывы Анрио, начальника Национальной гвардии, оставаться на местах. Площадь перед Ратушей стремительно пустела. Этой же ночью Робеспьер, Сен-Жюст, Кутон, Леба и еще несколько его сторонников были арестованы, объявлены вне закона и без суда казнены на следующий день на площади Революции. Тирана ожидала та же самая смерть, что и множества его жертв.
Сон Терезы Кабаррюс сбылся. Уже на следующий день двери тюрем стали открываться, и на свободу вышли сотни и сотни людей, ожидавших ранее смерти.
В числе освобожденных была и Адель де Бельгард.
После выхода из Ла Форс Адель де Бельгард осталась практически без средств к существованию и без жилья. Все ее деньги и драгоценности были конфискованы в тюрьме и впоследствии так и пропали. Квартира Эро на Бас де Рампар оказалась опечатана. Розетт также куда-то исчезла. Адель оставалось лишь надеяться, что пожилая женщина не была арестована и казнена в течение тех месяцев, пока они не виделись.
- Я наведу о ней справки, - пообещал обеспокоенной Адель Антуан Рекамье, записывая на листке бумаги имя и фамилию Розетт.
Он помог молодой графине и с жильем, сняв для нее гостиничный номер.
- Не знаю, как и благодарить вас, Антуан, - проговорила Адель, когда на следующий день Рекамье заглянул в гостиницу посмотреть, как она устроилась.
- Пустяки, Адель, - улыбнулся Рекамье. - Я рад хоть чем-то вам помочь. Особенно после всего, что вам довелось пережить.
Он поднес узкую ладонь Адель к своим губам и бережно поцеловал.
- Спасибо вам за все, - тихо сказала Адель.
- Все-таки очень жаль, что вы не успели пожениться с гражданином де Сешелем, - отозвался Рекамье. - В ближайшее время Конвент будет рассматривать вопрос об оформлении пенсий и компенсаций для родственников казненных. Если бы вы только были его законной супругой, вы имели бы на все это полное право. Вы... и ваш ребенок.
Адель промолчала, грустно глядя на Рекамье.
- Что поделаешь, Антуан, - ответила она. - К сожалению, мы с Эро не успели это сделать. Возможно, последние месяцы он и не стремился, чтобы я брала его фамилию. В тех условиях, когда все время ждешь ареста...
- Понимаю, - кивнул головой Рекамье. - И все же, я попробую что-то сделать.
Адель отошла к окну и слегка отодвинула вишневую бархатную штору. Ее лицо осветил упавший сквозь стекло яркий солнечный луч, и Рекамье невольно залюбовался ее тонким профилем и локоном черных волос, спускавшихся по гибкой смуглой шее. Он едва сдержал порыв подойти к этой женщине, ставшей для него за эти месяцы самой дорогой и любимой... обнять ее и пообещать, что он защитит ее от всех бед, что ей больше не о чем волноваться. Если бы он только был уверен в ответном чувстве, но...
Рекамье вздохнул и отвернулся в сторону.
- Антуан, - Адель подняла на него большие черные глаза, и в ее взгляде была решительность. - Я не хочу долго задерживаться в Париже. Еще несколько дней назад я приняла решение уехать.
- Но... куда? - почти воскликнул Рекамье.
Адель отвернулась, сжав руки.
- Я хочу вернуться в Италию, - ответила она после небольшой паузы. - Там мои родители и младшая сестра. И там сейчас все-таки гораздо спокойнее, чем во Франции.
Рекамье вздохнул, осмысливая услышанное.
- Вот только совсем не знаю, как быть с документами... - продолжала Адель.
- Антуан, - она повернулась к нему и внимательно посмотрела в глаза. - Не знаю, удобно ли... но не могли бы вы мне помочь?
Рекамье молчал несколько мгновений. Он не рассчитывал на такой поворот. Впрочем, на что он мог надеяться? На ответное чувство...
"Глупо и наивно с моей стороны, - подумал про себя Рекамье. - А эта несчастная молодая женщина ни в чем не виновата и она столько выстрадала. Разве могу я что-то требовать от нее?"
- Да, Адель, конечно, - ответил Антуан Рекамье, - я постараюсь достать для вас выездные документы. Правда, путешествовать одной - опасно. Особенно, в вашем положении.
- После того, что было, мне уже ничего не страшно, - улыбнулась молодая графиня, незаметно смахнув с ресницы слезинку.
В течение последующего месяца, пока Адель ожидала выездные документы, она жила в гостинице. Постепенно молодая женщина привыкала к своей новой жизни... жизни без любимого. Но какая-то часть ее сознания до конца все равно не могла поверить в его смерть. И по ночам она долго плакала в атласную подушку и шептала имя Эро де Сешеля. Словно он мог ее услышать и вернуться.
В один из вечеров, когда тоска стала особенно невыносимой, Адель де Бельгард оделась и вышла на улицу. Вечер конца августа был теплым, даже жарким. В воздухе чувствовался запах цветов и что-то еще, тонкое и неуловимое... чего не было раньше. Наверное, это был запах свободы. Адель задумчиво шла по улице, вспоминая последние дни, проведенные с Эро. Глаза ее были сухими, она научилась сдерживать слезы. Но душа плакала, скорбно и беззвучно. Задумавшись, Адель сама не заметила, как прошла целый квартал, затем еще один и оказалась на улице, показавшейся ей странно знакомой. Когда-то она здесь уже была, хотя тогда была зима, все окутывала темнота и падал снег. Тот вечер... Адель снова вспомнила его и узнала особняк, который виднелся сейчас вдалеке. И к которому она совершенно случайно вышла. Дом, где жила Софи де Моранси.
Сама не зная, зачем это делает, Адель подошла к дому и позвонила в дверной колокольчик.
Софи де Моранси как-будто не удивилась, увидев Адель на пороге.
- А знаете, деточка, я вас почему-то ждала, - сказала она своим хрипловатым голосом и, бросив более пристальный взгляд на округлившуюся фигуру Адель, слегка приподняла брови. - У вас будет ребенок?
- Да, - тихо ответила Адель. - Это дитя Эро.
- Проходите, - также тихо ответила Софи, делая приглашающий жест рукой. - Не стойте на пороге.
Дочитав записку до конца, Тальен непроизвольно сжал левую руку в кулак.
- Ничего... - тихо прошептал он, - у нас все получится. Я спасу тебя, моя любовь.
Аккуратно сложив письмо и поцеловав, Тальен засунул его обратно во внутренний карман камзола. И почти в ту же минуту дверь зала заседаний открылась, и на его пороге появился невысокий бледный человек в тщательно напудренном парике, очках и камзоле небесно-голубого цвета. На мгновение он задержался у дверей, но затем, высокомерно подняв голову и ни с кем не здороваясь, проследовал в сторону трибуны. Вслед за ним в зал вошел его неизменный соратник - Сен-Жюст, который в свою очередь проследовал в зал и сел на свое обычное место. А Робеспьер, сверкая очками, уже поднимался на трибуну, держа в руках свернутый в трубочку лист со своей речью. Некоторые депутаты из "болота" по инерции, а также из чувства страха, приветствовали его аплодисментами. На лице Робеспьера отразилась удовлетворенность.
Поднявшись на трибуну, он развернул листок, исписанный острым аккуратным почерком. Затем выдержал многозначительную паузу, окинув зал пронзительным взглядом небольших зеленоватых глаз.
- Жан... - Тальен почувствовал, как до его плеча кто-то дотронулся, и резко обернулся.
Нервы его были напряжены до предела.Это оказался незаметно подобравшийся к нему депутат Билло-Варенн.
- Когда начнем действовать? - Билло выжидательно смотрел на него.
- Скоро, - тихо прошептал Тальен. - Очень скоро. Но пока послушаем, что он все-таки скажет.
И они оба повернулись в сторону трибуны, где невысокий человек в парике и нежно-голубом камзоле - человек, наводивший смертельный ужас на весь национальный Конвент, да и на всю страну - уже произносил первые слова своей речи.
Глава 49
Говорил Неподкупный долго и пафосно. Притихшие депутаты напряженно слушали его. В какой-то момент, когда Робеспьер сделал очередную многозначительную паузу и обвел глазами зал, Рекамье услышал, как с заднего ряда кто-то нервно кашлянул. Над самым ухом Антуана Рекамье беспокойно прожужжала муха. Тишина казалось вязкой и плотной, словно ощутимой физически... и было в ней что-то зловещее... Чем она закончится? Очередной рабской покорностью стада? Или это было затишье перед бурей? Самое трудное - ожидание. Рекамье потер рукой лоб и посмотрел на Тальена. Он был виден ему в профиль. Тальен также напряженно сидел, слушая Робеспьера. Он снял парик, и теперь его темные волосы небрежно падали на глаза. Тальен откинул их ладонью и, повернувшись, поймал взгляд Рекамье.
Некоторые депутаты также переглядывались между собой. Но Робеспьер, казалось, ничего не замечал. Уже сколько времени все эти люди боялись его и трепетали при одном его взгляде. Так было и так будет. Надо избавиться лишь от нескольких, которые распускают о нем нелепые слухи и, возможно, готовят очередной заговор.
Робеспьер аккуратным движением поправил кружевное жабо и продолжил свою речь:
- Меня обвиняют в стремлении установить диктатуру.
Он опять выдержал многозначительную паузу.
- Меня... - Неподкупный повысил голос. - Раба свободы, живого мученика республики, столько же жертву, сколько и врага преступления. Стараются доказать, что революционный трибунал есть суд крови, созданный мною одним, и что я приказал во что бы то ни стало убивать всех добродетельных людей.
"Как будто бы это не так", - подумал Антуан Рекамье и, опять посмотрев на Тальена, увидел, как тот нагнулся и что-то шепнул сидевшему рядом Билло.
- И что же я отвечу моим обвинителям? - Робеспьер зловеще сверкнул очками, пройдясь взглядом по депутатам.
- Я отвечу, что авторами клеветы стали, прежде всего, герцог Йоркский, мистер Питт и все тираны, вооружившиеся против французской республики. Да, да! - он многозначительно поднял палец вверх. - Все это - происки ненавидящей нас Англии. Те же в Конвенте, кто распространяет против меня эту гнусную клевету, являются агентами Питта.
Робеспьер смолк, выдерживая очередную паузу и вперив взгляд в испуганное "болото".
- Кто же эти люди?
Рекамье почувствовал, как надоедливо жужжавшая муха села на рукав камзола. Прицелившись, он прихлопнул ее и перевел дыхание.
- Кто же они? - Робеспьер вновь повысил голос. - Увы, сейчас я не могу назвать их в эту минуту и в этом месте. Я не решаюсь окончательно разорвать завесу, покрывающую глубокую тайну беззаконий. Но могу утверждать, что среди авторов этого заговора находятся сторонники подкупа и крайних средств, а также гнусные проповедники безнравственности, попирающие добродетель. Что значит для нас победа над королями, если мы побеждены пороками, влекущими за собой тиранию?!
- Ну все, принялся за свое морализаторство, - шепнул Билло-Варенн Тальену. - Боюсь, это надолго.
- Посмотрим, - усмехнулся Тальен. Просунув руку во внутренний карман камзола, нащупал рукоять кинжала, который последнее время носил с собой.
Но Робеспьер то ли устал, то ли выдохся, но вскоре он уже спускался с трибуны.
Пока "болото" раздумывало, разразиться ли рукоплесканиями, как бывало всегда после его речей, Тальен быстро вскочил со своего места.
- Ты не назвал имена, Робеспьер! - выкрикнул он.
- Что? - Робеспьер, не ожидавший такой реакции, остановился и даже слегка побледнел.
- Имена заговорщиков! - продолжал Тальен. - Назови их! Только что ты сказал, что в этих стенах зреет очередной заговор. Это серьезное обвинение для всех депутатов.
Тальен выделил слово "всех" и, поймав взгляд Рекамье, кивнул ему.
Антуан Рекамье также встал со своего места.
- Поддерживаю гражданина Тальена! - крикнул он. - Мы хотим услышать конкретные имена.
- Сейчас не время, - сухо ответил Робеспьер.
Он уже спустился с трибуны и теперь пошел мимо скамей, где сидело "болото".
- Имена узнаете позже, - добавил он. - Через несколько дней.
Тальен посмотрел на безмолвно сидевших депутатов "болота", и на мгновение ему показалось, что ничего не получится. Он испугался. Эти люди... сейчас от них зависело, поддержат ли они его или продолжат рабски подчиняться Робеспьеру.
- Мы хотим знать их сейчас! - поддержал Тальена, вставая со своего места еще один депутат - друг Дантона, Лежандр. - Назови имена!
"Болото" молчало, испуганно слушая реплики этих нескольких людей.
"Неужели ничего не получится?" - растерянно подумал Тальен, вытирая со лба пот.
И в этот миг "болото" дрогнуло. Сразу же несколько депутатов, наконец-то переборовшие свой страх, вскочили и голос их слился в едином крике:
- Имена! Робеспьер, назови имена!
Хор голосов нарастал. Теперь это требование кричали уже все депутаты Конвента.
Робеспьер, не ожидавший такой реакции, попятился сначала назад, но потом быстрым шагом двинулся вперед. Лицо его стало почти таким же белым, как и его аккуратно напудренный парик. К груди он все также прижимал свернутую в трубочку речь.
Несколько человек, в том числе Тальен и Рекамье, вскочили со своих мест и окружили Робеспьера.
- Ты не уйдешь, пока не назовешь имена заговорщиков! - услышал он.
- Это беззаконие! - выкрикнул вставший со своего места Сен-Жюст.
Несколько человек почти одновременно схватили Робеспьера, но тому каким-то чудом удалось вырваться и он буквально упал на скамью, переводя дыхание.
- Это было место Верньо! - крикнули ему, хватая за шиворот. - Убирайся отсюда!
Робеспьер кинулся влево, но и там он не смог сесть.
- А здесь сидели Дантон и Эро! - выкрикнул ему в самое лицо Лежандр. - Благородные люди, которых ты убил!
Робеспьер хотел что-то ответить, но сильно закашлялся, прижав руку к губам.
- Кровь казненных душит тебя, тиран! - крикнул Лежандр своим звучным голосом.
Вокруг поднялся невообразимый шум. Уже все вскочили со своих мест, поднялась страшная неразбериха. Но среди всеобщего гула голос безвестного до этого момента депутата Луше, прозвучал необыкновенно четко.
- Предлагаю декрет об аресте Робеспьера!
Это заявление было встречено громкими аплодисментами.
- А также предлагаю арестовать его ближайших сподвижников - Сен-Жюста, Кутона и Леба! - выкрикнул Тальен. - И объявить их вне закона!
Депутаты одобрительно зашумели. Тем временем Робеспьер каким-то образом освободился из державших его рук и пробрался к выходу. Вскоре он и еще несколько его сторонников покинули Конвент. Экипаж вез их в сторону городской Ратуши, где они собирались забаррикадироваться и призвать оттуда народ и Национальную гвардию для своей защиты. А затем арестовать и казнить всех этих заговорщиков, весь этот мятежный Конвент, осмелившийся восстать против самого Неподкупного.
***
Но планы Робеспьера и Сен-Жюста не оправдались. Хотя вокруг Ратуши и удалось собрать значительное число национальных гвардейцев, но их боевой дух значительно охладил проливной дождь. Он начался вечером и шел всю ночь. Кроме того, многие просто не хотели защищать тирана, как за глаза уже давно называли Робеспьера. После полуночи гвардейцы просто стали расходиться, несмотря на гневные призывы Анрио, начальника Национальной гвардии, оставаться на местах. Площадь перед Ратушей стремительно пустела. Этой же ночью Робеспьер, Сен-Жюст, Кутон, Леба и еще несколько его сторонников были арестованы, объявлены вне закона и без суда казнены на следующий день на площади Революции. Тирана ожидала та же самая смерть, что и множества его жертв.
Сон Терезы Кабаррюс сбылся. Уже на следующий день двери тюрем стали открываться, и на свободу вышли сотни и сотни людей, ожидавших ранее смерти.
В числе освобожденных была и Адель де Бельгард.
Глава 50
После выхода из Ла Форс Адель де Бельгард осталась практически без средств к существованию и без жилья. Все ее деньги и драгоценности были конфискованы в тюрьме и впоследствии так и пропали. Квартира Эро на Бас де Рампар оказалась опечатана. Розетт также куда-то исчезла. Адель оставалось лишь надеяться, что пожилая женщина не была арестована и казнена в течение тех месяцев, пока они не виделись.
- Я наведу о ней справки, - пообещал обеспокоенной Адель Антуан Рекамье, записывая на листке бумаги имя и фамилию Розетт.
Он помог молодой графине и с жильем, сняв для нее гостиничный номер.
- Не знаю, как и благодарить вас, Антуан, - проговорила Адель, когда на следующий день Рекамье заглянул в гостиницу посмотреть, как она устроилась.
- Пустяки, Адель, - улыбнулся Рекамье. - Я рад хоть чем-то вам помочь. Особенно после всего, что вам довелось пережить.
Он поднес узкую ладонь Адель к своим губам и бережно поцеловал.
- Спасибо вам за все, - тихо сказала Адель.
- Все-таки очень жаль, что вы не успели пожениться с гражданином де Сешелем, - отозвался Рекамье. - В ближайшее время Конвент будет рассматривать вопрос об оформлении пенсий и компенсаций для родственников казненных. Если бы вы только были его законной супругой, вы имели бы на все это полное право. Вы... и ваш ребенок.
Адель промолчала, грустно глядя на Рекамье.
- Что поделаешь, Антуан, - ответила она. - К сожалению, мы с Эро не успели это сделать. Возможно, последние месяцы он и не стремился, чтобы я брала его фамилию. В тех условиях, когда все время ждешь ареста...
- Понимаю, - кивнул головой Рекамье. - И все же, я попробую что-то сделать.
Адель отошла к окну и слегка отодвинула вишневую бархатную штору. Ее лицо осветил упавший сквозь стекло яркий солнечный луч, и Рекамье невольно залюбовался ее тонким профилем и локоном черных волос, спускавшихся по гибкой смуглой шее. Он едва сдержал порыв подойти к этой женщине, ставшей для него за эти месяцы самой дорогой и любимой... обнять ее и пообещать, что он защитит ее от всех бед, что ей больше не о чем волноваться. Если бы он только был уверен в ответном чувстве, но...
Рекамье вздохнул и отвернулся в сторону.
- Антуан, - Адель подняла на него большие черные глаза, и в ее взгляде была решительность. - Я не хочу долго задерживаться в Париже. Еще несколько дней назад я приняла решение уехать.
- Но... куда? - почти воскликнул Рекамье.
Адель отвернулась, сжав руки.
- Я хочу вернуться в Италию, - ответила она после небольшой паузы. - Там мои родители и младшая сестра. И там сейчас все-таки гораздо спокойнее, чем во Франции.
Рекамье вздохнул, осмысливая услышанное.
- Вот только совсем не знаю, как быть с документами... - продолжала Адель.
- Антуан, - она повернулась к нему и внимательно посмотрела в глаза. - Не знаю, удобно ли... но не могли бы вы мне помочь?
Рекамье молчал несколько мгновений. Он не рассчитывал на такой поворот. Впрочем, на что он мог надеяться? На ответное чувство...
"Глупо и наивно с моей стороны, - подумал про себя Рекамье. - А эта несчастная молодая женщина ни в чем не виновата и она столько выстрадала. Разве могу я что-то требовать от нее?"
- Да, Адель, конечно, - ответил Антуан Рекамье, - я постараюсь достать для вас выездные документы. Правда, путешествовать одной - опасно. Особенно, в вашем положении.
- После того, что было, мне уже ничего не страшно, - улыбнулась молодая графиня, незаметно смахнув с ресницы слезинку.
***
В течение последующего месяца, пока Адель ожидала выездные документы, она жила в гостинице. Постепенно молодая женщина привыкала к своей новой жизни... жизни без любимого. Но какая-то часть ее сознания до конца все равно не могла поверить в его смерть. И по ночам она долго плакала в атласную подушку и шептала имя Эро де Сешеля. Словно он мог ее услышать и вернуться.
В один из вечеров, когда тоска стала особенно невыносимой, Адель де Бельгард оделась и вышла на улицу. Вечер конца августа был теплым, даже жарким. В воздухе чувствовался запах цветов и что-то еще, тонкое и неуловимое... чего не было раньше. Наверное, это был запах свободы. Адель задумчиво шла по улице, вспоминая последние дни, проведенные с Эро. Глаза ее были сухими, она научилась сдерживать слезы. Но душа плакала, скорбно и беззвучно. Задумавшись, Адель сама не заметила, как прошла целый квартал, затем еще один и оказалась на улице, показавшейся ей странно знакомой. Когда-то она здесь уже была, хотя тогда была зима, все окутывала темнота и падал снег. Тот вечер... Адель снова вспомнила его и узнала особняк, который виднелся сейчас вдалеке. И к которому она совершенно случайно вышла. Дом, где жила Софи де Моранси.
Сама не зная, зачем это делает, Адель подошла к дому и позвонила в дверной колокольчик.
Софи де Моранси как-будто не удивилась, увидев Адель на пороге.
- А знаете, деточка, я вас почему-то ждала, - сказала она своим хрипловатым голосом и, бросив более пристальный взгляд на округлившуюся фигуру Адель, слегка приподняла брови. - У вас будет ребенок?
- Да, - тихо ответила Адель. - Это дитя Эро.
- Проходите, - также тихо ответила Софи, делая приглашающий жест рукой. - Не стойте на пороге.
