На мгновение совесть подкидывает мысль, что то, что она задумала, не совсем правильно. Что таким образом она опускается до уровня продажных женщин. Но Ева не реагирует на ростки сомнений. У нее нет другого выхода. Как только он поймет, какое действие имеет ее кровь – она пропала. Ева не видела смысла в гордо вздернутом носике и упрямых криках: нет, никогда и только через мой труп. У нее просто не было на это времени. Все равно возьмет все и даром. Так почему не извлечь из неизбежного хоть какую-то выгоду?
Приняв решение, Ева успокоилась. Уже более тщательно осмотрела временное пристанище. Чистые стены, ровный пол. Никаких тебе крыс и цепей, хоть это радует. И свечи. Около десятка. Ева задула практически все, оставляя одну. Кто знает, сколько еще доведется просидеть в этой комнате, а так хоть будет уверена, что ожидать придется не в кромешной тьме. Удобно умостилась на полу. Облокотилась спиной о стену. Отсутствие удобств не смущало, когда-то жила и в худших условиях. И не заметила, как мысли сами собой вернулись в детство. В жизнь со сроком давности в двадцать с хвостиком лет.
У нее никогда не было своей комнаты. Не было дома. Не было папы и мамы, как у многих ее сверстников. Не было детства. В классическом понимании. Были подруги: Лиза и Маша. И небольшая комната на троих. Их личное пространство, четыре стены, заключавшие в себе весь мир. Единственное место, в котором не было камер. Были занятия. Изнурительные тренировки. И десятки невидимых глаз, наблюдающих за каждым их шагом, за изменением кривой кардиограммы, уровнем вирусной активности и работой лимфатической системы. Они – биоматериал, не имеющий прав и личности. Формально у них не было даже имен, лишь порядковые номера.
Настей, Лизой и Машей они стали благодаря не свойственной в их мире привязанности профессора Кушнарева из России. Особенно ему нравилась Настя. Она так и не узнала причин подобной симпатии. Поговаривали, что Настя напоминала ему дочь, оставленную в далекой стране. Но все это были домыслы. Оговорки лаборантов, прятавших свои лица за масками спецодежды. Правду же им не говорили, никто и никогда. Молчание окружающих научило не задавать вопросы, внимательно наблюдать за происходящим и собирать крупицы информации из случайно оброненных фраз. Из тех, когда думают, что никто не слышит.
Один из подобных разговоров Настя подслушала совершенно случайно.
Последний укол, сделанный еще утром, отзывался тошнотой и слабостью в теле. Поначалу она не обращала внимания, в ее короткой жизни плохое самочувствие не было чем-то чрезвычайным. К вечеру стало значительно хуже. Некоторые штаммы вирусов плохо приживались, вызывая температуру и резь в суставах. Обычно она переносила подобные сюрпризы на ногах, но сейчас не справлялась. Ее лихорадило, бил озноб, и скорее всего температура зашкаливала за сорок. И, как на зло, ни Лизы, ни Маши не было рядом. Некому позвать на помощь. Пошатываясь, встала. С трудом добралась до кабинета профессора и застыла, услышав его спор с каким-то мужчиной.
- Послушайте, Виктор Андреевич, если у нас все получится и вирус сработает так. как нужно, девочек придется ликвидировать. Они станут опасны.
- Я все пониманию. Об этом еще рано говорить, тестирование только началось, мутация может не прижиться.
Настя пошатнулась и, чтобы удержаться на ногах, оперлась лбом о холодную стену. Ее мутило от услышанного. А ведь он обещал. Что рано или поздно отпустит. Даст возможность начать жизнь с чистого листа. Все его лживые слова перечеркивались одной короткой фразой: «их нужно ликвидировать». Тогда она впервые поняла, что нельзя верить словам и обещаниям, впоследствии научилась рассчитывать только на саму себя. Добиваться того, чего хочет. И не важно, какую цену за это платили другие.
Характерный щелчок проворачиваемого механизма замка заставил Еву выпрямиться. Она встала. Гордо расправила плечи. Кто бы ни был ее посетитель, не позволит ему смотреть на нее сверху вниз. В дверной проем проскользнула худенькая фигурка невысокой девушки с подносом в руках. Аромат черного молотого кофе моментально заполняет скудное пространство комнаты, вызывая голодный спазм в желудке. Но этот рефлекс вызван не только пряным ароматом. Ева удивленно вскидывает бровь, наблюдая, как девушка ставит поднос на пол. Человек? Откуда в этом захолустье живой человек? Следом за ней входит Эрих. С лицом, полным зримого превосходства. Со скучающим взглядом.
Ева мысленно стискивает зубы и с трудом подавляет рвущуюся с языка гадость. Молча выдерживает паузу. Напоминает себе, что нужно быть хорошей и послушной. Дает женщине уйти, и лишь когда за ее спиной закрывается дверь, говорит:
- Спасибо за кофе! – слова лживые и даются с натяжкой. Не дает вставить ему и слова, быстро пересекает разделяющее их пространство и обнимает за плечи. – И спасибо за ночь!
Она блефует. Решает брать наглостью. Делает акцент на том, чего могло и не быть.
Вампир явно озадачен ее поведением. Прищурено смотрит на нее, скидывает ее руки с плеч.
- Ты о чем?
Ева неопределенно пожимает плечами, погибать так с музыкой. Улыбается и с вызовом смотрит прямо в глаза.
- Я о сексе!
Эрих растянуто и самодовольно ухмыляется. Как же хочется подпортить ему физиономию, но она держится. Глупо улыбается и хлопает ресницами.
- О хорошем, качественном сексе!
- Не хочу тебя расстраивать, Ева, но тебе показалось. Слюна вампира содержит сильные галлюциногены.
Ей плевать на его объяснения, и так уже выставила себя полной дурой. Опустилась дальше не куда. И уже готова послать свой план к чертям подальше.
Эрих делает шаг и оттесняет ее к стене. Горячее дыхание опаляет кожу.
- Но если хочешь, я готов воплотить твои фантазии в жизнь. Прямо здесь. И сейчас.
От похоти в его голосе пробивает в дрожь. От ощущения прижатого и уже возбуждённого мужского тела становится не по себе. Но Ева принимает его игру, хоть и хочется зарядить коленом между ног.
- Здесь не хочу!
- А где хочешь?
Ева кивает вверх. Вампир отстраняется. Снисходительно улыбается.
- Наверх… Хорошо. Только учти. Там – мои правила. Нарушишь хоть одно – накажу. Ослушаешься – накажу. Попытаешься убежать – скормлю своим псам. Поняла?
Ева кивает. Сейчас она бы и кровью расписалась, только бы выбраться с подвала.
- Вот и умница. Иди и готовься. Мне нужна разрядка.
Какое-то мгновение переваривает его слова. Вникает в их смысл. Смотрит в темные глаза, отмечает в них огонек предвкушения и азарта. Как-то не вовремя приходит понимание, что упустила какую-то важную деталь. Вот только что?
Глава 9
Когда Ева поднималась вслед за ним из подземелья, все не могла понять, что же она упускает. Почему у нее так легко получилось выбраться из заточения? Почему Эрих согласился на ее предложение? Ведь мог пользоваться ею без всяких сложностей и ухищрений.
Веками вампиры держали ее расу в качестве корма, воспринимали как низшее, недостойное их внимания сословие. Раньше над ее предложением только бы посмеялись, да еще и наказали за непозволительную наглость. Вряд ли двадцать лет в изоляции смогли бы искоренить устои, формировавшиеся веками. Поведение Филиппа доказывало ее правоту. Эрих же вел себя очень странно, как для вампира, и эта мысль не давала ей покоя, отвлекая от всего остального. Она не была наивной девочкой и не верила во всю эту романтическую чушь. Да и не мог вампир испытывать к ней ничего, кроме физического влечения и желания вонзить зубы в ближайшую доступную артерию.
Тогда почему? Почему вместо того, чтобы получить все что нужно и запереть, пока вновь не понадобится, в подвале, он выполняет ее прихоти? Что с ним не так? Может, ему скучно, и он решил хоть как-то разнообразить свои серые будни? Решил поиграть с ней точно так же, как и она с ним? В любом случае, странности Эриха были ей на руку, оставалось только правильно разыграть карты и выйти из этой истории с минимальными потерями.
Если уж предстоит небольшой спектакль, почему бы внимательнее не присмотреться к объекту? У него ведь должны быть положительные стороны. Хоть что-то, за что она могла бы зацепиться, и сделать свой обман чуточку убедительнее.
Что Еву привлекало в мужчинах? Хорошая фигура, симпатичная мордашка и, конечно же, возможность потянуть с них энергию. Мужчины ее расы, к сожалению, не могли удовлетворить всего спектра ее желаний, а вот люди и вампиры – да.
Внешность Эриха ее категорически не устраивала. Она терпеть не могла мужчин с длинными, да еще и вьющимися волосами. А его лицо? Вечно сведенные к переносице брови, непривычного цвета глаза, да и черты какие-то неправильные, слишком заостренные. А взгляд? В его глазах горел такой демонический огонь, что инстинктивно хотелось бежать и не оглядываться. Еще никогда ей не было так неуютно под чьим-то взглядом. Еще никогда она не прятала и не отводила свой. И это ей тоже не нравилось. Желания присматриваться к его фигуре совершенно не было. Никакие кубики пресса не исправят общее негативное впечатление. По всем параметрам Эрих ей не подходил. Кроме одного.
Его энергия. Мощная. Витающая плотным черным облаком вокруг ее обладателя. Она настолько насыщенная, что Еве не нужно на нее настраиваться. Она ощущает ее присутствие каждой клеточкой тела. Оно слишком хорошо помнит, какая она на вкус. Как может за считанные секунды наполнять своей жизненной силой, даря ни с чем несравнимое наслаждение от чувства насыщения. И при этом ее вмешательство не принесло вампиру вред. Его темная энергия все так же пульсировала и била через край, словно к ней никто и не прикасался. Человек бы уже потерял сознание.
И это наводит на мысль, что не все так плохо. На мгновение представила, как это может быть с ним. Он ведь намного выносливее человеческих мужчин, и то, что практически никогда не удавалось с людьми, могло получиться с Эрихом. А насколько вкуснее станет его энергия, заряженная возбуждением, Ева могла только догадываться.
Впервые за время плена посмотрела на него с интересом. И предвкушением. Близость с вампирами в их мире была под негласным запретом. И не только из-за того, что они – враги. На нее можно подсесть. Как на наркотик. Ведь те ощущения, что может подарить такое сильное существо, больше не даст никто. Мужчины ее мира энергетически защищены, а люди слишком слабы. Ева слышала множество одинаковых историй подобных отношений. Их рассказывали шепотом, после не первой стопки виски. С оттенком грусти и ностальгии. Ева слушала их и не понимала, как можно сожалеть о рабстве?
Раньше вампиры умело пользовались своим преимуществом, держа возле себя готовых на все представительниц ее расы. Удобных по всем параметрам: доступная кровь и секс, и ничего не требующие взамен. А если пытались предъявить хоть какие-то права – их просто выбрасывали, как надоевшую игрушку, заменяя на другую, более послушную.
В лаборатории вместе с ней работала женщина, которая до переворота любила вампира. И до того, как у Евы завязались отношения с Алексом, они с ней частенько коротали одинокие вечера в кафе.
Женщина рассказывала. Ева слушала. О дикой зависимости и возможности получать во время близости незабываемые ощущения. Об эйфории от их укуса, когда разум находится в нирване, а тело полностью выходит из-под контроля. О том, как спустя столько лет так и не смогла найти ему замену. Что все по сравнению с ним блекнут. Что такая любовь – это проклятье, за которое она платит одиночеством.
Ева слушала ее и молчала. Она не знала, чем ей помочь. Ева ненавидела вампиров. Сам факт их существования. Из-за них ее детство было сплошным кошмаром. Поэтому не понимала, как можно их любить. За что? За какое-то мифическое наслаждение? Да и о близости хоть с кем-нибудь имела только приблизительное суждение. Уже позже, встречаясь с Алексом, поняла, о чем говорила подруга.
Он не пришел на ее день рождения, Ева напилась и отправилась на поиски приключений. Очнулась в кровати незнакомого мужчины. Человека. Тогда она впервые попробовала тянуть с кого-то энергию во время секса. И ей понравилось. Подобные маленькие приключения вошли в привычку. Став немаленьким секретом от мужчины, считавшего себя первым и единственным в ее жизни.
Ева проходит в галантно распахнутую дверь. Приятно поражают расставленные в огромном количестве свечи и мягкий свет от них, заполняющий спальню. Комната кажется знакомой. Она уже была здесь. Но не в первый раз, когда очнулась после похищения. Знакомый интерьер возвращает воспоминания. Широкая кровать манит чернотой атласных покрывал. Тело отчетливо помнит, как гладкая поверхность дорогой ткани холодит обнаженную кожу. Ева медленно проводит рукой по покрывалу, словно разглаживая несуществующие складки. Эхом в памяти отражается движение наоборот. Ее пальцы, с силой сжимающие в кулак мягкую ткань, и срывающийся с губ стон наслаждения. Ева замирает. Фрагменты прошедшей ночи со скоростью света пролетают перед глазами: сплетенные тела, ее и Эриха. И она не сопротивляется. Наоборот, сама тянется.
Вместо ожидаемой вспышки ярости из груди вырывается сдавленное:
– Ох…
Ева и так догадывалась, что между ними что-то было, и для нее не стало откровением то, что Эрих бессовестно воспользовался ее состоянием. Чего еще ждать от вампира? Он ведь искренне верит в то, что может с ней делать все, что ему захочется, и без ее разрешения. Злило другое. Он выставил ее полной идиоткой, разыграв весь этот фарс с заточением и якобы ее фантазиями.
Что же, если ему нравится выставлять ее дурочкой, она ему подыграет. Легче будет усыпить бдительность.
Ева отводит взгляд от кровати. Если бы могла, рассматривала бы ее бесконечно дольше, лишь бы не совершать лишних движений, лишь бы не переводить взгляд на что-то другое. Но приходится. Молчание в комнате затягивается. Становится неловким. А он не делает ровным счетом ни единой попытки: ни заговорить, ни сблизиться. Проскальзывает шальная мысль: может, он передумал? Но она исчезает, словно дым, стоит Еве обернуться и встретиться с ним взглядом.
Она не знает, что больше ее напугало и заставило инстинктивно отступить на шаг назад. Безумный взгляд, в котором горела столь отчетливая похоть и голод, или ставшая еще более густой и насыщенной пульсирующая энергия. Она не была готова к такому. Казалось, что в подобном состоянии Эрих загрызет ее или разорвет на части. И когда он стал расстегивать пуговицы на своей рубашке, по телу прокатилась волна паники. И даже напоминание, что она уже с ним была и осталась цела, не помогает успокоиться.
Внутренне сжимается, когда острые клыки царапают кожу. Горячее дыхание обжигает шею, и тишину разрывают его слова:
– Мне нравится, как пахнет твой страх, но я хочу, чтобы ты расслабилась! – его голос звучит странно хрипло.
Ева еще слышала его таким. Но она не зацикливается на изменениях в интонациях. И у нее совершенно нет желания разбираться в его «хочу». Клыки в районе шеи заставляют сердце биться сильнее, разгоняя по венам и так парализующий внутренности страх. Не хочется снова впасть в полубеспамятное состояние и позволить ему творить с ее телом все, что заблагорассудится. Возможно, так ему будет проще. Укусил – и получил послушную игрушку. Но ее такая роль категорически не устраивает.
