Он медлит. Стражники, что стоят у входа в опочивальню, салютуют и разводят алебарды, но король жестом останавливает их. Нет! Слишком долго он предавался сегодня воспоминаниям, слишком много думал о ней…
Как найти ему забвения в страсти, если счастье всей его жизни потеряно навсегда!
Та, что прежде была Русалкой, младшей любимой дочерью повелителя морских глубин, носилась в прозрачном эфире. Она стала бесплотным духом, Девой Воздуха и вновь обрела способность говорить, петь, даже плакать, но так и не нашла покоя, не поднялась высоко к облакам, чтобы там рука об руку со своими новыми сёстрами парить в ожидании бессмертия. Она так и не оставила мир людей.
Всё вышло, как она мечтала. И мыслями и душою принадлежал теперь Роберт своему Найдёнышу, но что изменилось? Они по-прежнему не могли соединиться.
Ах, как жаль ей было своего несчастного возлюбленного, как сострадала она ему! Если бы сердце Девы Воздуха не разорвалось от горя, уязвленное невольной изменой Роберта, то оно не выдержало бы теперь запоздалого раскаяния короля.
Как часто, среди ясного безоблачного дня, на лицо Роберта вдруг падали капли дождя, но король не догадывался, что это слёзы его потерянной нимфы, что она и вправду не покинула его, не слилась с бесконечным светом в сиянии неба, а остаётся рядом.
Дева Воздуха видела, как пришел он на закате, к тому месту, где в первый раз повстречал её. А когда-то она приходила сюда, со своими мыслями и жгучей болью, пронзавшей её при каждом шаге, но боль превращалась в ничто перед отчаянием в её сердце. Она опускала в воду натруженные пылающие ступни, и с милой улыбкой встречала сестриц-русалок.
Даже если бы и могла, не стала бы она рассказывать им о своём горьком разочаровании. Более вечного блаженства, более обретения бессмертной души жаждала Русалочка настоящей человеческой любви, но тот единственный, кто мог дать ей это, видел в своём маленьком Найдёныше лишь милое дитя. Он забавлялся с ней, как с любимой игрушкой и не более того.
И всё же лучше бы это она продолжала молча страдать, чем её возлюбленный принц!
Для Девы Воздуха время проходило незаметно, а между тем, Роберт давно уже стал королём. И она день за днём оставалась рядом с ним.
Где бы он ни был, на турнирах, пышных пирах, на охоте, на празднествах, повсюду она сопровождала его.
И в дни мира и в дни войны оберегала она его от всякого зла, как часто, в разгар жестокой битвы, силой своей любви отводила Дева Воздуха смертельный удар от груди молодого короля. Роберт тогда не знал, кто оберегает его от смерти, он чувствовал лишь неожиданные порывы прохладного ветра.
Ночью, влюбленная Сильфида оставалась за пологом шатра у изголовья походного ложа Роберта и хранила его короткий сон, а на марше, когда король следовал во главе войска, пряталась в складках королевского плаща.
И когда Роберт Справедливый, внимая советам благородных синьоров страны, вершил суд, и когда в окружении своего пышного двора во всём блеске королевской власти принимал он дружественные посольства соседних государей и в редкие минуты уединения Дева Воздуха была с ним рядом. Лишь туда, где Роберт оставался наедине с королевой Бланш, в опочивальню за потайной дверью, она никогда не заглядывала. Всё что происходило там оставалось скрытым от всех, но Сильфида-Русалочка и без того достаточно знала о страданиях Роберта. Она видела, как отважен молодой король, щедр, милостив и … глубоко несчастен.
Из тех, кто окружал его, может быть только вдовствующая королева-мать с тревогой стала замечать, как подёрнулся дымкой печали живой огонь в глазах её сына, как редко стал звучать его беззаботный смех. «Неужели государственные заботы так изменили Роберта?» – не раз сетовала она.
В гавани у причала стоял великолепный корабль, но ни разу со дня свадьбы не украшали его праздничными флагами. Король не поднимался на борт, не приказывал раскрыть паруса ветру, не выходил в море.
Сердце матери трудно обмануть, но, сколько не приступала старая королева с расспросами, Роберт неумолимо отказывал ей в откровенности.
Что мог он сказать? Признаться, что он избегает того, к чему стремится? Рассказать, как море зовёт его и манит. Обещает поведать сокровенную тайну, а потом обманывает…
Кто мог понять его? Лишь та, что некогда понимала без слов.
И она поняла! Ах, если бы можно было хотя бы на одно мгновение показаться ему, заговорить с ним, утешить…
Там на берегу, когда стенания вырвались из груди короля, Дева Воздуха не в силах перенести их, хотела улететь. Она поднялась над морем и бросила прощальный взгляд на берег. Роберт медленно поднимался по широкой мраморной лестнице. Он уходил… Нет, не теперь! Не теперь! Как можно оставить его? Сильфида вернулась, незримая скользнула перед Робертом в ажурную мраморную арку, пронеслась по галерее меж колоннами, и дальше, дальше: через большой зал, мимо бассейна с фонтаном, мимо дверей королевской опочивальни.
Потом вылетела на балкон, проплыла над зубцами неприступных стен, вдоль рядов ажурных стрельчатых окон северного крыла дворца, и устремилась ввысь, к самым верхним бойницам сторожевых башен.
Там отыскала она маленькое круглое оконце.
Об этой дальней комнате в старой башне, построенной первыми завоевателями острова, гораздо раньше самого дворца, почти никто не знал. Король всегда поднимался сюда один.
Ничто здесь не напоминало об обязательной для парадных покоев роскоши: не было ни шелковых занавесей, ни гобеленов, ни ковров, ни резной мебели, нарядных поставцов с золотой и серебряной посудой и причудливых светильников.
Маленький кабинет освещала единственная масляная плошка. Посреди комнаты возвышался пюпитр с раскрытым манускриптом, с одной стороны у стола стояло простое деревянное кресло, с другой – скамья покрытая узорчатой тканью, в нише стены, за откинутым пологом, виднелся край узкого ложа.
Карты, пергаментные свитки, были разложены на столе и на скамье.
Роберт приходил сюда, чтобы предаться размышлениям или просто отдохнуть.
И в этот вечер Дева Воздуха наверное знала, что Роберт придёт, словно час свидания был заранее назначен между ними.
Лишь только от взмаха её прозрачных одежд шевельнулась лёгкая занавесь на окне, и заколебался огонёк в светильнике, как отворилась дверь и вошел король. Он снял золотой венец, сбросил праздничные одежды и со вздохом облегчения опустился на ложе. Бесконечно долгий день, в продолжении которого Роберту пришлось казаться радостным беззаботным и счастливым, утомил его, но сон не шел.
Неясные видения витали над ним, тревожили, волновали.
И всё же они отступили…
Роберт не чувствовал нежных прикосновений Дочери воздуха, он не мог ни увидеть, ни услышать её, но блаженное оцепенение постепенно овладело им и он задремал.
Дорогие сердцу короля воспоминания превратились в прекрасные образы, он снова увидел себя юным принцем. Вот он скачет с золотоволосой девой по благоухающему весеннему лесу, но в этом сне она зовёт его по имени, Роберт хочет догнать ускользающую всадницу, но белоснежный конь скрывается в зелёной чаще…
И снова он с ней. Взбирается на высокую гору, где облака плывут у самых ног, а орлы парят совсем рядом, неподвижно раскинув огромные крылья. И она обнимает его и говорит о своей любви и поцелуи её слаще мёда…
Но вот картина меняется. Облака темнеют, превращаются в мрачные грозовые тучи, а скалы уходят из под ног и поднимаются опять, но уже пенными штормовыми валами.
Роберт видит себя на корабле. Молнии вырываются из туч и падают в бушующее море, ветер срывает паруса, рушится мачта, не выдерживая напора разъяренной морской стихии, трещат борта, и вот уже пучина поглощает обломки.
Нет больше сил бороться с волнами, смертельный холод охватывает тело, но чьи-то руки поддерживают Роберта и влекут его прочь из этого ада. Он слышит голос… тот самый голос… Это она, она… его голубоглазая нимфа! При вспышке молнии Роберт видит перед собой прекрасное лицо, влажные светлые кудри, знакомый сияющий любовью взгляд, а над водой, мерцая серебряной чешуёй, поднимается и трепещет широкий русалочий хвост!
Роберт теряет сознание и… просыпается. Нет, не в силах он вернуть своё ускользнувшее сновидение! Но оно остаётся в его памяти. И от этого ещё страшнее пробуждение.
Пока неведение оберегало разум Роберта, он не осознавал до конца всю глубину своего отчаяния, теперь же невозвратно потерянное со всей ясностью предстало перед ним.
Слова сожаления и невольные укоры срываются с губ короля.
О, Боже праведный! Значит, это была ты! Ты спасла меня! И столько времени оставалась рядом… И ты молчала… молчала… потому, что не хотела сказать мне… Ты – русалка…
«Русалка… русалка… морская дева» – твердит он.
И в миг этого чудесного прозрения Дева Воздуха оставляет его. Теперь, когда Роберт узнал правду, пришло время расстаться. Пусть он думает, что она молчала потому, что не хотела сказать. Пусть лучше в блаженном неведении упрекает её. Скоро он перестанет вспоминать о своей безымянной подруге. Сожаления не будут терзать короля, его сердце обретёт покой…
Она медленно отлетает прочь от дворца и уже не видит, как Роберт спускается из башни, велит изумленным слугам оседлать своего коня, приказывает открыть ворота и без оружия, без свиты, не разбирая дороги, как безумный скачет прочь из города. Он несётся во весь опор, словно все демоны ада гонятся за ним следом.
В сердце короля боль, уста его призывают потерянную любовь.
Но ничего этого не знает Дочь Воздуха. Соединясь в небесной вышине с бесчисленным сонмом прозрачных духов эфира, она не обращает больше свой взор не землю.
Очертания кустов и деревьев по обе стороны дороги сливались в сплошные серебристо-серые полосы и стремительно проносились мимо, за ними плыли контуры каменистых террас, высоко в небе величаво сиял огромный лунный диск. Он словно сопровождал одинокого всадника, благосклонно освещая его полночный путь. Лёгкие, как дымчатая вуаль облака, изредка набегали на равнодушный безжизненный лик ночного светила и тут же снова открывали его. Далеко позади остались стены города, дорога вилась по склону холма между цветущими виноградниками.
Роберт нахлёстывал коня, и взмыленный жеребец нёсся галопом, дробно стуча копытами по твёрдой земле.
Но вот, луна исчезла за деревьями. Король въехал под своды леса, что покрывал весь северный склон холма. Вековые дубы и буки встали тесным строем вдоль самой дороги, а вверху они так плотно переплелись ветвями, что свет не мог проникнуть сквозь этот живой полог.
Роберт ослабил повод, предоставляя коню самому отыскивать дорогу. Угадав перемену в настроении хозяина, утомленный жеребец замедлил бег, повернул влево, и неспешной рысью двинулся вперёд по знакомой тропе, которая уходила в сторону от проторенной дороги.
Тонкие ветви задевают плечи, Роберт низко пригибается к взмыленной шее коня, чтобы уберечь лицо от хлёстких ударов. В раздумьях он не замечал длинен или короток его путь.
Куда же стремился король? Чего искал в дремучем лесу в глухую полночь?
В беседе со своим наставником надеялся Роберт Справедливый обрести прежний душевный покой, настало время облегчить сердце признанием, испросить прощения у Бога. Слишком долго он медлил, высокомерно полагая, что сам справится со своим горем, а давно следовало бы рассказать обо всём отцу Бернару.
Отец Бернар… в самых ранних своих воспоминаниях Роберт всегда видел его рядом с собой. Суровый монах цистерцианец направлял первые шаги юноши не только в духовном, но и в мирском, часто заменяя Роберту родного отца. При этом он, проявляя терпение и доброту, никогда не прибегал к унизительным наказаниям, был справедлив, хотя и требователен. Благодаря ему Роберт приобрёл множество качеств, которыми должен обладать каждый смертный, в том числе и король. Именно от отца Бернара юный принц узнал, что христианские добродетели монархов мало чем отличаются от добродетелей подданных, тогда как ответственность за ошибки оказывается неизмеримо больше.
Роберт хотел бы всегда видеть его рядом, но как только на голову принца возложили корону, отец Бернар испросил позволения удалиться от шумной придворной жизни,
"Святому непросто быть царедворцем", - посмеивался он в ответ на увещевания и просьбы Роберта. Сколько ни уговаривал его молодой король принять епископский посох, облечься высокой церковной властью, монах был непреклонен в своём решении. Он покинул свой монастырь и для уединенной жизни отшельника избрал Доренский лес
" Власть служит ко благу, когда она находится в сильных руках, способных удержать меч. Моё оружие – молитва. Для того я и удалился от мира, чтобы по мере своих сил защищать тех, кого я люблю. В первую очередь тебя, Роберт, – терпеливо разъяснял отец Бернар. — Это завещал мне на смертном одре твой отец, наш добрый король, да примет Господь его бессмертную душу в свои светлые чертоги. Так что не препятствуй мне предаваться молитвам и размышлениям там, где Небо кажется мне ближе всего. Но ты знаешь где найти меня, сын мой, и всегда сможешь прийти, когда будешь нуждаться в совете и утешении. И днём и ночью моё сердце и моё жилище останутся для тебя открыты"…
Конечно Роберт не позволил отцу Бернару осуществить безумное намерение поселиться в пещере. Он повелел устроить жилище святого отца рядом с древней часовней, что и было сделано. Старца препроводили к месту уединения с большими почестями и все, кроме короля, постепенно забыли о нём.
Отшельник жил в глубине леса. Дни проходили за днями, складывались в месяцы и годы. Время от времени крестьяне из ближайшей деревни обращались к святому отцу за молитвенной помощью и лекарственными травами. В простоте своей они почитали его великим целителем, а может быть и святым. В благодарность за молитвы приносили свои скромные дары и этих подношений хватало чтобы не заботиться о пропитании. Отец Бернар отклоняя все попытки короля сделать отшельническую жизнь в лесу лёгкой и приятной. Однако, он всегда рад был видеть Роберта. Сколько же времени прошло со дня их последней встречи?
Король снова выехал из глухой чащи на свет. Луна почти зашла, между ветвями теперь проникали лишь длинные косые лучи. Деревья поредели, расступились и конь вынес Роберта на открытое место. Дальше перед королём раскинулся луг.
Роберт и узнавал и не узнавал это место, раньше перед домом Бернара была поляна, поодаль хозяйственные постройки, клети, амбар. Была и делянка под лекарственный огород, обложенная невысоким каменным забором, чтобы защититься от нашествия диких коз. Теперь огород пришел в запустение, забор покосился и обрушился. Да и сам дом отца Бернара выглядел заброшенным.Тревога сжала сердце Роберта, он соскочил с коня, бросил поводья и побежал через луг.
Но тревожился он напрасно -- отец Бернар молился перед небольшой статуей Святой Девы.
Роберт замер на пороге, не смея помешать молитве. А потом и сам преклонил колени. О чем хотел бы он просить у бога? Разве не грех любить Русалку? Эти странные создания снискали себе дурную славу, люди боятся их, считают нечистыми. Неужели и его маленькая морская дева может причинять лишь вред? Тогда почему он постоянно чувствовал её защиту.
Как найти ему забвения в страсти, если счастье всей его жизни потеряно навсегда!
Глава 3. Дева Воздуха
Та, что прежде была Русалкой, младшей любимой дочерью повелителя морских глубин, носилась в прозрачном эфире. Она стала бесплотным духом, Девой Воздуха и вновь обрела способность говорить, петь, даже плакать, но так и не нашла покоя, не поднялась высоко к облакам, чтобы там рука об руку со своими новыми сёстрами парить в ожидании бессмертия. Она так и не оставила мир людей.
Всё вышло, как она мечтала. И мыслями и душою принадлежал теперь Роберт своему Найдёнышу, но что изменилось? Они по-прежнему не могли соединиться.
Ах, как жаль ей было своего несчастного возлюбленного, как сострадала она ему! Если бы сердце Девы Воздуха не разорвалось от горя, уязвленное невольной изменой Роберта, то оно не выдержало бы теперь запоздалого раскаяния короля.
Как часто, среди ясного безоблачного дня, на лицо Роберта вдруг падали капли дождя, но король не догадывался, что это слёзы его потерянной нимфы, что она и вправду не покинула его, не слилась с бесконечным светом в сиянии неба, а остаётся рядом.
Дева Воздуха видела, как пришел он на закате, к тому месту, где в первый раз повстречал её. А когда-то она приходила сюда, со своими мыслями и жгучей болью, пронзавшей её при каждом шаге, но боль превращалась в ничто перед отчаянием в её сердце. Она опускала в воду натруженные пылающие ступни, и с милой улыбкой встречала сестриц-русалок.
Даже если бы и могла, не стала бы она рассказывать им о своём горьком разочаровании. Более вечного блаженства, более обретения бессмертной души жаждала Русалочка настоящей человеческой любви, но тот единственный, кто мог дать ей это, видел в своём маленьком Найдёныше лишь милое дитя. Он забавлялся с ней, как с любимой игрушкой и не более того.
И всё же лучше бы это она продолжала молча страдать, чем её возлюбленный принц!
Для Девы Воздуха время проходило незаметно, а между тем, Роберт давно уже стал королём. И она день за днём оставалась рядом с ним.
Где бы он ни был, на турнирах, пышных пирах, на охоте, на празднествах, повсюду она сопровождала его.
И в дни мира и в дни войны оберегала она его от всякого зла, как часто, в разгар жестокой битвы, силой своей любви отводила Дева Воздуха смертельный удар от груди молодого короля. Роберт тогда не знал, кто оберегает его от смерти, он чувствовал лишь неожиданные порывы прохладного ветра.
Ночью, влюбленная Сильфида оставалась за пологом шатра у изголовья походного ложа Роберта и хранила его короткий сон, а на марше, когда король следовал во главе войска, пряталась в складках королевского плаща.
И когда Роберт Справедливый, внимая советам благородных синьоров страны, вершил суд, и когда в окружении своего пышного двора во всём блеске королевской власти принимал он дружественные посольства соседних государей и в редкие минуты уединения Дева Воздуха была с ним рядом. Лишь туда, где Роберт оставался наедине с королевой Бланш, в опочивальню за потайной дверью, она никогда не заглядывала. Всё что происходило там оставалось скрытым от всех, но Сильфида-Русалочка и без того достаточно знала о страданиях Роберта. Она видела, как отважен молодой король, щедр, милостив и … глубоко несчастен.
Из тех, кто окружал его, может быть только вдовствующая королева-мать с тревогой стала замечать, как подёрнулся дымкой печали живой огонь в глазах её сына, как редко стал звучать его беззаботный смех. «Неужели государственные заботы так изменили Роберта?» – не раз сетовала она.
В гавани у причала стоял великолепный корабль, но ни разу со дня свадьбы не украшали его праздничными флагами. Король не поднимался на борт, не приказывал раскрыть паруса ветру, не выходил в море.
Сердце матери трудно обмануть, но, сколько не приступала старая королева с расспросами, Роберт неумолимо отказывал ей в откровенности.
Что мог он сказать? Признаться, что он избегает того, к чему стремится? Рассказать, как море зовёт его и манит. Обещает поведать сокровенную тайну, а потом обманывает…
Кто мог понять его? Лишь та, что некогда понимала без слов.
И она поняла! Ах, если бы можно было хотя бы на одно мгновение показаться ему, заговорить с ним, утешить…
Там на берегу, когда стенания вырвались из груди короля, Дева Воздуха не в силах перенести их, хотела улететь. Она поднялась над морем и бросила прощальный взгляд на берег. Роберт медленно поднимался по широкой мраморной лестнице. Он уходил… Нет, не теперь! Не теперь! Как можно оставить его? Сильфида вернулась, незримая скользнула перед Робертом в ажурную мраморную арку, пронеслась по галерее меж колоннами, и дальше, дальше: через большой зал, мимо бассейна с фонтаном, мимо дверей королевской опочивальни.
Потом вылетела на балкон, проплыла над зубцами неприступных стен, вдоль рядов ажурных стрельчатых окон северного крыла дворца, и устремилась ввысь, к самым верхним бойницам сторожевых башен.
Там отыскала она маленькое круглое оконце.
Об этой дальней комнате в старой башне, построенной первыми завоевателями острова, гораздо раньше самого дворца, почти никто не знал. Король всегда поднимался сюда один.
Ничто здесь не напоминало об обязательной для парадных покоев роскоши: не было ни шелковых занавесей, ни гобеленов, ни ковров, ни резной мебели, нарядных поставцов с золотой и серебряной посудой и причудливых светильников.
Маленький кабинет освещала единственная масляная плошка. Посреди комнаты возвышался пюпитр с раскрытым манускриптом, с одной стороны у стола стояло простое деревянное кресло, с другой – скамья покрытая узорчатой тканью, в нише стены, за откинутым пологом, виднелся край узкого ложа.
Карты, пергаментные свитки, были разложены на столе и на скамье.
Роберт приходил сюда, чтобы предаться размышлениям или просто отдохнуть.
И в этот вечер Дева Воздуха наверное знала, что Роберт придёт, словно час свидания был заранее назначен между ними.
Лишь только от взмаха её прозрачных одежд шевельнулась лёгкая занавесь на окне, и заколебался огонёк в светильнике, как отворилась дверь и вошел король. Он снял золотой венец, сбросил праздничные одежды и со вздохом облегчения опустился на ложе. Бесконечно долгий день, в продолжении которого Роберту пришлось казаться радостным беззаботным и счастливым, утомил его, но сон не шел.
Неясные видения витали над ним, тревожили, волновали.
И всё же они отступили…
Роберт не чувствовал нежных прикосновений Дочери воздуха, он не мог ни увидеть, ни услышать её, но блаженное оцепенение постепенно овладело им и он задремал.
Дорогие сердцу короля воспоминания превратились в прекрасные образы, он снова увидел себя юным принцем. Вот он скачет с золотоволосой девой по благоухающему весеннему лесу, но в этом сне она зовёт его по имени, Роберт хочет догнать ускользающую всадницу, но белоснежный конь скрывается в зелёной чаще…
И снова он с ней. Взбирается на высокую гору, где облака плывут у самых ног, а орлы парят совсем рядом, неподвижно раскинув огромные крылья. И она обнимает его и говорит о своей любви и поцелуи её слаще мёда…
Но вот картина меняется. Облака темнеют, превращаются в мрачные грозовые тучи, а скалы уходят из под ног и поднимаются опять, но уже пенными штормовыми валами.
Роберт видит себя на корабле. Молнии вырываются из туч и падают в бушующее море, ветер срывает паруса, рушится мачта, не выдерживая напора разъяренной морской стихии, трещат борта, и вот уже пучина поглощает обломки.
Нет больше сил бороться с волнами, смертельный холод охватывает тело, но чьи-то руки поддерживают Роберта и влекут его прочь из этого ада. Он слышит голос… тот самый голос… Это она, она… его голубоглазая нимфа! При вспышке молнии Роберт видит перед собой прекрасное лицо, влажные светлые кудри, знакомый сияющий любовью взгляд, а над водой, мерцая серебряной чешуёй, поднимается и трепещет широкий русалочий хвост!
Роберт теряет сознание и… просыпается. Нет, не в силах он вернуть своё ускользнувшее сновидение! Но оно остаётся в его памяти. И от этого ещё страшнее пробуждение.
Пока неведение оберегало разум Роберта, он не осознавал до конца всю глубину своего отчаяния, теперь же невозвратно потерянное со всей ясностью предстало перед ним.
Слова сожаления и невольные укоры срываются с губ короля.
О, Боже праведный! Значит, это была ты! Ты спасла меня! И столько времени оставалась рядом… И ты молчала… молчала… потому, что не хотела сказать мне… Ты – русалка…
«Русалка… русалка… морская дева» – твердит он.
И в миг этого чудесного прозрения Дева Воздуха оставляет его. Теперь, когда Роберт узнал правду, пришло время расстаться. Пусть он думает, что она молчала потому, что не хотела сказать. Пусть лучше в блаженном неведении упрекает её. Скоро он перестанет вспоминать о своей безымянной подруге. Сожаления не будут терзать короля, его сердце обретёт покой…
Она медленно отлетает прочь от дворца и уже не видит, как Роберт спускается из башни, велит изумленным слугам оседлать своего коня, приказывает открыть ворота и без оружия, без свиты, не разбирая дороги, как безумный скачет прочь из города. Он несётся во весь опор, словно все демоны ада гонятся за ним следом.
В сердце короля боль, уста его призывают потерянную любовь.
Но ничего этого не знает Дочь Воздуха. Соединясь в небесной вышине с бесчисленным сонмом прозрачных духов эфира, она не обращает больше свой взор не землю.
Глава 4. Отец Бернар Прода от 10.10.2018, 01:01
Очертания кустов и деревьев по обе стороны дороги сливались в сплошные серебристо-серые полосы и стремительно проносились мимо, за ними плыли контуры каменистых террас, высоко в небе величаво сиял огромный лунный диск. Он словно сопровождал одинокого всадника, благосклонно освещая его полночный путь. Лёгкие, как дымчатая вуаль облака, изредка набегали на равнодушный безжизненный лик ночного светила и тут же снова открывали его. Далеко позади остались стены города, дорога вилась по склону холма между цветущими виноградниками.
Роберт нахлёстывал коня, и взмыленный жеребец нёсся галопом, дробно стуча копытами по твёрдой земле.
Но вот, луна исчезла за деревьями. Король въехал под своды леса, что покрывал весь северный склон холма. Вековые дубы и буки встали тесным строем вдоль самой дороги, а вверху они так плотно переплелись ветвями, что свет не мог проникнуть сквозь этот живой полог.
Роберт ослабил повод, предоставляя коню самому отыскивать дорогу. Угадав перемену в настроении хозяина, утомленный жеребец замедлил бег, повернул влево, и неспешной рысью двинулся вперёд по знакомой тропе, которая уходила в сторону от проторенной дороги.
Тонкие ветви задевают плечи, Роберт низко пригибается к взмыленной шее коня, чтобы уберечь лицо от хлёстких ударов. В раздумьях он не замечал длинен или короток его путь.
Куда же стремился король? Чего искал в дремучем лесу в глухую полночь?
В беседе со своим наставником надеялся Роберт Справедливый обрести прежний душевный покой, настало время облегчить сердце признанием, испросить прощения у Бога. Слишком долго он медлил, высокомерно полагая, что сам справится со своим горем, а давно следовало бы рассказать обо всём отцу Бернару.
Отец Бернар… в самых ранних своих воспоминаниях Роберт всегда видел его рядом с собой. Суровый монах цистерцианец направлял первые шаги юноши не только в духовном, но и в мирском, часто заменяя Роберту родного отца. При этом он, проявляя терпение и доброту, никогда не прибегал к унизительным наказаниям, был справедлив, хотя и требователен. Благодаря ему Роберт приобрёл множество качеств, которыми должен обладать каждый смертный, в том числе и король. Именно от отца Бернара юный принц узнал, что христианские добродетели монархов мало чем отличаются от добродетелей подданных, тогда как ответственность за ошибки оказывается неизмеримо больше.
Роберт хотел бы всегда видеть его рядом, но как только на голову принца возложили корону, отец Бернар испросил позволения удалиться от шумной придворной жизни,
"Святому непросто быть царедворцем", - посмеивался он в ответ на увещевания и просьбы Роберта. Сколько ни уговаривал его молодой король принять епископский посох, облечься высокой церковной властью, монах был непреклонен в своём решении. Он покинул свой монастырь и для уединенной жизни отшельника избрал Доренский лес
" Власть служит ко благу, когда она находится в сильных руках, способных удержать меч. Моё оружие – молитва. Для того я и удалился от мира, чтобы по мере своих сил защищать тех, кого я люблю. В первую очередь тебя, Роберт, – терпеливо разъяснял отец Бернар. — Это завещал мне на смертном одре твой отец, наш добрый король, да примет Господь его бессмертную душу в свои светлые чертоги. Так что не препятствуй мне предаваться молитвам и размышлениям там, где Небо кажется мне ближе всего. Но ты знаешь где найти меня, сын мой, и всегда сможешь прийти, когда будешь нуждаться в совете и утешении. И днём и ночью моё сердце и моё жилище останутся для тебя открыты"…
Конечно Роберт не позволил отцу Бернару осуществить безумное намерение поселиться в пещере. Он повелел устроить жилище святого отца рядом с древней часовней, что и было сделано. Старца препроводили к месту уединения с большими почестями и все, кроме короля, постепенно забыли о нём.
Отшельник жил в глубине леса. Дни проходили за днями, складывались в месяцы и годы. Время от времени крестьяне из ближайшей деревни обращались к святому отцу за молитвенной помощью и лекарственными травами. В простоте своей они почитали его великим целителем, а может быть и святым. В благодарность за молитвы приносили свои скромные дары и этих подношений хватало чтобы не заботиться о пропитании. Отец Бернар отклоняя все попытки короля сделать отшельническую жизнь в лесу лёгкой и приятной. Однако, он всегда рад был видеть Роберта. Сколько же времени прошло со дня их последней встречи?
Король снова выехал из глухой чащи на свет. Луна почти зашла, между ветвями теперь проникали лишь длинные косые лучи. Деревья поредели, расступились и конь вынес Роберта на открытое место. Дальше перед королём раскинулся луг.
Роберт и узнавал и не узнавал это место, раньше перед домом Бернара была поляна, поодаль хозяйственные постройки, клети, амбар. Была и делянка под лекарственный огород, обложенная невысоким каменным забором, чтобы защититься от нашествия диких коз. Теперь огород пришел в запустение, забор покосился и обрушился. Да и сам дом отца Бернара выглядел заброшенным.Тревога сжала сердце Роберта, он соскочил с коня, бросил поводья и побежал через луг.
Но тревожился он напрасно -- отец Бернар молился перед небольшой статуей Святой Девы.
Роберт замер на пороге, не смея помешать молитве. А потом и сам преклонил колени. О чем хотел бы он просить у бога? Разве не грех любить Русалку? Эти странные создания снискали себе дурную славу, люди боятся их, считают нечистыми. Неужели и его маленькая морская дева может причинять лишь вред? Тогда почему он постоянно чувствовал её защиту.
