— Что, Катюша?
— Мы с Виктусей не разговариваем уже два месяца. С премьеры Жизели. Неужели она только ради этого меня взяла тогда? А я думала мы семья.
— Вы и есть семья. Просто она… обижена сильно. Я не понимаю, почему она так. Премьера состоялась, спектакли идут, успех большой. Какая ей разница, кто со мой Жизель танцует?
— Когда я была, ей казалось, что это она танцует с тобой. А меня как будто и нет. С Малей так не выходит.
— Что значит тебя нет?
— Без танца меня для Виктуси нет, я не нужна, понимаешь? А с тех пор, как тебя нашли, я стала мешать. Но и отодвинуть меня никак — с кем ты в дуэте будешь?
— Нет, так не может быть. Ты у неё единственный родной человек, она со временем поймет. — Сергей не был уверен в том, что говорил, он помнил ненависть Виктуси к нерожденному еще ребенку, который разрушил все планы, её стремление любой ценой избавиться от него. Кате это знать не нужно. — Ты не замерзла? Пойдем обратно? — предложил он. — Смотри, Васька домой поплелся, и нам пора.
— Нет, давай посидим.
— На холодной скамейке? Нельзя.
— Хорошо, — она снова взяла его под руку, — тогда постоим. Тут тихо так, снежно, а как ты думаешь, зимой вилисы спят?
Сергей даже вздрогнул. Значит, не прошло,только затаилось все ночное и не отпустит. Но вида Кате показать нельзя, если заметит — вытянет все про сны и Жизель. Сергей знал настойчивость Кати.
— Конечно спят. Да их и нет…
— Есть, Сереженька. И ты прекрасно знаешь, что есть, просто не рассказываешь мне.
— О чем?
— О ней…
И тут как пелена спала, Сергей понял, что он должен сделать! Без этого невозможно дальше жить с ней, любить, радоваться.
— Идем домой, я там тебе расскажу. Долгая история.
— Хорошо, — она охотно послушалась, и они повернули к гостевому домику.
Шли не торопясь, оставляя на снегу следы. Большие и поменьше, мужские и женские. А снежинки летели из низких туч и засыпали следы, заметали прошлое.
Когда вернулись в дом, Сергей помог Кате раздеться, отвел её в комнату, усадил на диван, сам встал перед ней, вздохнул глубоко и как с высоты прыгнул: не пропуская ничего, не утаивая, рассказал про Сашу. Он признался и в том, что было в квартире на Петроградской, об их единственной ночи, о прощании на вокзале. Говорил и говорил, заново все переживая, сбрасывая запреты и позволяя себе воспоминания.
Сергей волновался, не мог оставаться на месте, расхаживал по комнате. Катя не перебивала и все с большим участием следила за ним взглядом.
— Если хочешь, я покажу наши письма. Они все целы, я не смог удалить. Принести ноут?
— Нет, не надо, что ты? Зачем? Это только ваше, никто не должен знать. — Катя отреагировала странно: не рассердилась и не возмутилась. — Если ты сам хочешь перечитать, тогда принеси. — И надолго замолчала.
Сергей опомнился. Он готов был оправдываться, объяснять, даже солгать, что все это не всерьез. Ради Катиного спокойствия он пошел бы сейчас и на это. Но она задала вопрос, к которому Сергей не был готов.
— И с тех пор ты ни разу ему не написал?
— Нет конечно!
— Бедный мальчик, — горестно вздохнула она. — Как ты мог, Сережа?
Сергей сел рядом с ней.
— Я не хотел портить ему жизнь. Столько времени прошло, он забыл.
— А ты?
Невозможно было сказать “да”, предать все, отречься от Саши, и Сергей честно ответил:
— Нет, я не забыл. Прости.
— За что же прощать? Я не о том, Сережа. Если ты говоришь, что любишь, то почему про него думаешь, что он не помнит о тебе, не ждет? Как же ты можешь оскорблять его и свою любовь такой мыслью? Отрекаться от неё, отворачиваться? Написал бы ему. Ты же обещал.
— О чем писать? Нет, теперь уже все поздно, даже если ждет. Теперь я с тобой. Я и тогда ему писал потому, что думал, что он — Алекс. Глупо все…
Сергей искал подтверждение того, что прав, и не находил! Рассказывая Кате, он заново пережил все и понял, что не хочет отказываться от Саши, что помнит и надеется. Только на что? Сам же отпустил его, все разрушил, и нет возврата. А если напишет, что дальше? Тупик...
Катя обняла, притянула его голову к себе на грудь.
— Нет, не глупо. Мне так жаль его… и тебя…
— Я решил, Катюша, пусть так будет. Это поболит и пройдет. Останутся воспоминания. Давно надо было рассказать тебе, это странно и неправильно, но я люблю вас обоих, и ничего из того, что у нас с ним было, не хочу забывать.
— И не надо забывать. Пусть будет, как ты решил, я не спорю, для меня, наверно, это лучше.
— Теперь я с тобой, — упрямо повторил Сергей. Он не хотел возвращаться в тот сон и смотреть в лицо Саше. — Догорит свеча — и все забудется.
— Какая свеча?
— Неважно. Давай никогда больше не будем говорить об этом. Нельзя мне любить вас обоих, надо выбирать.
— Выбери любовь.
КОНЕЦ
(1) блинчики — балетный слэнг, так называют вращение при первом выходе Жизели во втором акте балета
см. видео "блинчики" после танцев вилис на 8:50
А вот тут с начала видео просто шедевральный Ганс, которого безжалостно топят вилисы ))
— Мы с Виктусей не разговариваем уже два месяца. С премьеры Жизели. Неужели она только ради этого меня взяла тогда? А я думала мы семья.
— Вы и есть семья. Просто она… обижена сильно. Я не понимаю, почему она так. Премьера состоялась, спектакли идут, успех большой. Какая ей разница, кто со мой Жизель танцует?
— Когда я была, ей казалось, что это она танцует с тобой. А меня как будто и нет. С Малей так не выходит.
— Что значит тебя нет?
— Без танца меня для Виктуси нет, я не нужна, понимаешь? А с тех пор, как тебя нашли, я стала мешать. Но и отодвинуть меня никак — с кем ты в дуэте будешь?
— Нет, так не может быть. Ты у неё единственный родной человек, она со временем поймет. — Сергей не был уверен в том, что говорил, он помнил ненависть Виктуси к нерожденному еще ребенку, который разрушил все планы, её стремление любой ценой избавиться от него. Кате это знать не нужно. — Ты не замерзла? Пойдем обратно? — предложил он. — Смотри, Васька домой поплелся, и нам пора.
— Нет, давай посидим.
— На холодной скамейке? Нельзя.
— Хорошо, — она снова взяла его под руку, — тогда постоим. Тут тихо так, снежно, а как ты думаешь, зимой вилисы спят?
Сергей даже вздрогнул. Значит, не прошло,только затаилось все ночное и не отпустит. Но вида Кате показать нельзя, если заметит — вытянет все про сны и Жизель. Сергей знал настойчивость Кати.
— Конечно спят. Да их и нет…
— Есть, Сереженька. И ты прекрасно знаешь, что есть, просто не рассказываешь мне.
— О чем?
— О ней…
И тут как пелена спала, Сергей понял, что он должен сделать! Без этого невозможно дальше жить с ней, любить, радоваться.
— Идем домой, я там тебе расскажу. Долгая история.
— Хорошо, — она охотно послушалась, и они повернули к гостевому домику.
Шли не торопясь, оставляя на снегу следы. Большие и поменьше, мужские и женские. А снежинки летели из низких туч и засыпали следы, заметали прошлое.
Когда вернулись в дом, Сергей помог Кате раздеться, отвел её в комнату, усадил на диван, сам встал перед ней, вздохнул глубоко и как с высоты прыгнул: не пропуская ничего, не утаивая, рассказал про Сашу. Он признался и в том, что было в квартире на Петроградской, об их единственной ночи, о прощании на вокзале. Говорил и говорил, заново все переживая, сбрасывая запреты и позволяя себе воспоминания.
Сергей волновался, не мог оставаться на месте, расхаживал по комнате. Катя не перебивала и все с большим участием следила за ним взглядом.
— Если хочешь, я покажу наши письма. Они все целы, я не смог удалить. Принести ноут?
— Нет, не надо, что ты? Зачем? Это только ваше, никто не должен знать. — Катя отреагировала странно: не рассердилась и не возмутилась. — Если ты сам хочешь перечитать, тогда принеси. — И надолго замолчала.
Сергей опомнился. Он готов был оправдываться, объяснять, даже солгать, что все это не всерьез. Ради Катиного спокойствия он пошел бы сейчас и на это. Но она задала вопрос, к которому Сергей не был готов.
— И с тех пор ты ни разу ему не написал?
— Нет конечно!
— Бедный мальчик, — горестно вздохнула она. — Как ты мог, Сережа?
Сергей сел рядом с ней.
— Я не хотел портить ему жизнь. Столько времени прошло, он забыл.
— А ты?
Невозможно было сказать “да”, предать все, отречься от Саши, и Сергей честно ответил:
— Нет, я не забыл. Прости.
— За что же прощать? Я не о том, Сережа. Если ты говоришь, что любишь, то почему про него думаешь, что он не помнит о тебе, не ждет? Как же ты можешь оскорблять его и свою любовь такой мыслью? Отрекаться от неё, отворачиваться? Написал бы ему. Ты же обещал.
— О чем писать? Нет, теперь уже все поздно, даже если ждет. Теперь я с тобой. Я и тогда ему писал потому, что думал, что он — Алекс. Глупо все…
Сергей искал подтверждение того, что прав, и не находил! Рассказывая Кате, он заново пережил все и понял, что не хочет отказываться от Саши, что помнит и надеется. Только на что? Сам же отпустил его, все разрушил, и нет возврата. А если напишет, что дальше? Тупик...
Катя обняла, притянула его голову к себе на грудь.
— Нет, не глупо. Мне так жаль его… и тебя…
— Я решил, Катюша, пусть так будет. Это поболит и пройдет. Останутся воспоминания. Давно надо было рассказать тебе, это странно и неправильно, но я люблю вас обоих, и ничего из того, что у нас с ним было, не хочу забывать.
— И не надо забывать. Пусть будет, как ты решил, я не спорю, для меня, наверно, это лучше.
— Теперь я с тобой, — упрямо повторил Сергей. Он не хотел возвращаться в тот сон и смотреть в лицо Саше. — Догорит свеча — и все забудется.
— Какая свеча?
— Неважно. Давай никогда больше не будем говорить об этом. Нельзя мне любить вас обоих, надо выбирать.
— Выбери любовь.
КОНЕЦ
(1) блинчики — балетный слэнг, так называют вращение при первом выходе Жизели во втором акте балета
см. видео "блинчики" после танцев вилис на 8:50
А вот тут с начала видео просто шедевральный Ганс, которого безжалостно топят вилисы ))
