– То есть ты не просто вор, а благородный вор? – заулыбался Николаевич, глядя на эту парочку. – Детям помогаешь и добру не даешь пропасть. Робин Гуд местного разлива. А тебе не приходило в голову, что твои фрукты могут и не доходить до них?! Что персонал интерната просто присваивает себе то, что ты им таскаешь?!
Петрович напрягся, было видно, как в его голове медленно, но всё-таки зашевелились мысли. Он крякнул и, подхватив, поставленные во время разговора на землю ведра, решительно пошел дальше. Николаевич посмотрел ему вслед и, махнув рукой, зашел в калитку своей дачи. В этот день он провозился на своем участки допоздна. И уже собираясь домой, увидел, как по улице шествуют Петрович с Жуликом. Дорога была явно узкая для этой парочки. Еле стоящий на ногах Петрович так и норовил то завалиться влево, то натыкался на забор справа. Петрович нежно прижимал к себе пачку макарон и недопитую бутылку водки. Второй карман на пиджаке был почти оторван и свисал грязной тряпочкой. Да и сам пиджак уже не выглядел более-менее прилично. Видно его хозяин в такую жару все-таки умудрился найти грязь и добросовестно в ней повалялся. Наконец, они приблизились к стоящему у калитки Николаевичу.
– Ник… ик… ич, – выдавил из себя Петрович. – Ты не прав.
Он замер, держась из последних сил за забор, пытаясь остаться в вертикальном положении. Было видно, что каждое слово дается ему с трудом, и он борется сам с собой. Собрав всю призрачную силу воли в кулак, он смог закончить.
– Дети пьют компот. Мы с Жуликом проследили. В за… Ик… В засаде лежали.
На этом силы его покинули, и он рухнул в полный рост. Пачка с макаронами отлетела в сторону, а вот бутылку водки он, совершив невероятный кульбит, смог удержать в своих трясущихся руках, ни капли не разлив. Николаевич и Жулик синхронно проследили за полетом пьяного мужчины, посмотрели друг на друга, и каждый направился по своим делам. Жулик улёгся рядом с хозяином, положив голову на лапы, а Николаевич, упахавшись, сел в машину и поехал домой, трезво рассудив, что сейчас лето и замерзнуть соседу не грозит.
Петрович напрягся, было видно, как в его голове медленно, но всё-таки зашевелились мысли. Он крякнул и, подхватив, поставленные во время разговора на землю ведра, решительно пошел дальше. Николаевич посмотрел ему вслед и, махнув рукой, зашел в калитку своей дачи. В этот день он провозился на своем участки допоздна. И уже собираясь домой, увидел, как по улице шествуют Петрович с Жуликом. Дорога была явно узкая для этой парочки. Еле стоящий на ногах Петрович так и норовил то завалиться влево, то натыкался на забор справа. Петрович нежно прижимал к себе пачку макарон и недопитую бутылку водки. Второй карман на пиджаке был почти оторван и свисал грязной тряпочкой. Да и сам пиджак уже не выглядел более-менее прилично. Видно его хозяин в такую жару все-таки умудрился найти грязь и добросовестно в ней повалялся. Наконец, они приблизились к стоящему у калитки Николаевичу.
– Ник… ик… ич, – выдавил из себя Петрович. – Ты не прав.
Он замер, держась из последних сил за забор, пытаясь остаться в вертикальном положении. Было видно, что каждое слово дается ему с трудом, и он борется сам с собой. Собрав всю призрачную силу воли в кулак, он смог закончить.
– Дети пьют компот. Мы с Жуликом проследили. В за… Ик… В засаде лежали.
На этом силы его покинули, и он рухнул в полный рост. Пачка с макаронами отлетела в сторону, а вот бутылку водки он, совершив невероятный кульбит, смог удержать в своих трясущихся руках, ни капли не разлив. Николаевич и Жулик синхронно проследили за полетом пьяного мужчины, посмотрели друг на друга, и каждый направился по своим делам. Жулик улёгся рядом с хозяином, положив голову на лапы, а Николаевич, упахавшись, сел в машину и поехал домой, трезво рассудив, что сейчас лето и замерзнуть соседу не грозит.
