Рассказы

Не смогут, конечно, но… а хотя, как повезет. – Начинает говорить ведьма, не давая возможности ответить. – Но вот, станет ли ведьма, притворяющаяся королевской волшебницей, раскрывать себя какому-нибудь совершенно постороннему человеку?
       Она улыбается красиво и загадочно, но сейчас от ее улыбки не по себе. Ведьма и сама от нее устает, выпрямляет спину сильнее и смотрит на юношу гордым и серьезным взглядом.
       - Не до игр нам сейчас, мальчишка. В твоей груди бьется стальбитовое сердце. И мне придется его отнять.
       Ваня напрягается. И не такое он в последние дни пережил. Он бросается к окну, вскакивает на широкий подоконник, но вниз не торопится прыгать.
       - Не двигайся, ведьма. – Приказывает юноша, чувствуя прилив сил. – Не двигайся, или я спрыгну. Вот увидишь, спрыгну, чтоб мне сквозь землю провалиться!
       Женщина мягко улыбается. Но не торопится что-нибудь сделать.
       - Ладно. – Говорит она. – Прыгай.
       А сама, будто специально, будто дразнит, подступает на полшага и останавливается. Юноша не торопится исполнить угрозу, а ведьма подступает еще на полшага.
       Собравшись с духом, он готовится прыгнуть вниз и подгибает уже колени, но голос ведьмы его разубеждает торопиться.
       - Стой. Все равно ничего не получится. Только время потратим. – Заговаривает женщина. – Прыгнешь, я тебя достану. Хочешь – проверь, но на доброту мою потом не рассчитывай.
       Ваня медлит. Сердится, но осознает свое бессилие перед могуществом колдовских сил.
       - Да, - вздыхает женщина, - мне придется отнять твою жизнь. Но в благодарность, если хочешь, я могу рассказать тебе, зачем это нужно. Если нет, прыгай. И покончим с этим. Или сейчас же подойди ко мне и не пререкайся.
       Ведьма говорит строго и уверенно. У простого деревенского парня нет ни малейшего шанса устоять перед ее влиянием. Но Ваня не слезает с подоконника.
       - А чего! – Ударяет он ладонью воздух. – Говори так, ведьма. Я и здесь тебя хорошо слышу.
       Женщина в ответ улыбается. Она кивает, отступает на пару шагов в сторону и садится на широкий деревянный стул, оббитый мехами и кожей.
       - Хорошо. Я объясню. – Соглашается ведьма. – Сердце твое, мальчик, носит с собой кусочек древней магии. Могущественной магии. За последние сто лет я сумела найти всего три. И вот, четвертый сам ко мне пришел.
       - А мне чего? Мне какое дело? Я не…
       - Не перебивай меня, мальчишка. – Строго говорит ведьма.
       И даже сейчас, полный решимости, уверенный, готовый стоять до последнего, Ваня все равно замолкает, не смея перечить.
       - Этот камень, - продолжает ведьма, - способен наделить большой силой. Но даже и его осколки, как тот, что ты носишь в сердце, могут помочь спасти целое королевство. Скоро, тьма придет в этот мир. Ее уже можно почувствовать. Я слышу, как просыпается черный лес. Слышу, как яростно воют духи Красной скалы. Людские души наполняются чернотою злобы. И все жаждут крови. Мир начинает желать крови.
       Ваня слушает и не может оторваться. Все это звучит так пугающе из уст ведьмы, живущей в королевском замке.
       - Стальбитовое сердце, мальчик. Ты должен его отдать. Твою жизнь никто не растратит напрасно. – Продолжает ведьма. – Камень нужен мне для того, чтобы остановить тьму на границе королевства. Это даст нам время. Ты не умрешь напрасно, мальчик, твоя душа станет преградой на пути грядущих бед.
       Ваня пытается думать. Но голова быстро тяжелеет. Да плевать, хочется на все наплевать, какая теперь разница? Просто сигануть вниз. И ведьма распознает его желание прежде, чем юноша успевает прыгнуть.
       - Стой. Последний раз говорю, подойди ко мне, мальчишка. – Говорит ведьма строгим голосом. – Не вздумай ослушаться!
       И Ваня тут же открывает ошеломленные глаза. Знала ли ведьма? То ли она имела в виду? Не вздумай, повторяет он за ведьмой, не вздумай ослушаться.
       Да и что тут поделаешь? Обычный, деревенский парень, оказавшийся втянут во всю эту канитель, что он может ответить ведьме? А вдруг, не врет, вдруг, правда, хоть и гибелью, а успеет он еще сделать что-то полезное. Так что Ваня опускает голову, слезает с подоконника и идет к ведьме. Встав рядом, он только стоит молча и ждет. Уже собирается сказать: «Ну давай, ведьма, чего же ты медлишь?!», - как внезапно женщина подтягивает его к себе, обнимает крепко и начинает гладить по волосам.
       - Прости меня, милый. – Шепчет ведьма ласково. – Прости, мой хороший, мой бедненький.
       Совсем так, как на его глазах другая ведьма гладила и ласкала старое дерево, собираясь отрезать одну из его ветвей. Ваня закрывает глаза, прижимается сильнее и уже не противится.
       Не могла она соврать. И он до последнего вздоха верит, что однажды, пускай и после смерти, он еще сумеет заслужить вечный покой добрым делом. В объятиях ведьмы, боли он уже больше не чувствует.
       

       Глава 9

       
       Следующие четыре рассказа из вселенной книги "Богатырское наследие", раскрывают историю становления мальчика, которому предстоит еще удивить многих своей силой. Однако будучи ребенком, он еще только начинает свой путь, вырабатывая свое отношение к окружающему миру. Рассказы являются связанным, законченным произведением. Приятного чтения.
       
       Рассказ первый
       
       Дочь ушедшего племени
       
       Было это давно. Люди тогда еще говорили на языке, не зная, как он пишется, а теперь от того языка ничего почти не осталось, и прослушав несколько раз ту речь, ни один из ныне живущих не смог бы точно понять, о чем в ней говорится.
       Судьба тогда была тяжела. Приходилось много трудиться, а в свободное время ожидать напастей, не ведая, как к ним приготовиться.
       В одном небольшом селении, в маленькой землянке, жил свой век мужчина с женой. Вернее, это теперь бы их звали супругами, но тогда, как можно догадаться, ничего, кроме заверения старого волхва и свидетельствовавших в его обрядах деревьев, небес и ветров.
       Мужик этот, Ронорад, человеком был простым, вытерпел многое, остался без семьи, здоровьем похвастать не мог, с малых лет был трусливым, но зато пахал так, что любой бы позавидовал.
       А вот жена ему досталась знатная. Вернее, была она из знатных, но племя этой женщины истребили разбойники, а отец ее повелел выйти за первого же встречного, кто поведет себя, как человек спокойный и рассудительный.
       Ронорад, живший в одиночестве на окраине родного селения, как раз собирал травы, когда заметил, как женщина с тюком, падая от усталости, бредет по полю вдоль леса. Выглядела она ужасно: на лице грязь, одежда подрана, щеки от голода впали, волосы слиплись и пожирнели.
       Мужчина сразу привел ее в дом, а та говорить отказывалась, только смотрела испуганно. Поначалу женщина даже отбиваться пыталась, но очень вяло, и чуть ни падала от каждого движения.
       Ронорад ее накормил, напоил, пытался узнать имя, но больше ни о чем не спрашивал. Тогда, голодная, испуганная, замученная, женщина отдалась последней воле отца и решила стать женой тому, кому еще не успела даже открыть своего имени.
       – Второе мое имя тебе ни к чему, – заговорила она неожиданно, когда немного отдохнула и все обдумала. – А первое не скажу, пока женой не сделаешь.
       Мужик растерялся. Женщина оказалась бойкая, уверенная и прямая, гордая и смелая, и уже тогда он все это в ней сумел рассмотреть. Заговорила она с хмурым, тяжелым взглядом, а миг спустя потребовала дать ответ, и Ронорад покивал головой, не понимая, как так случилось.
       День спустя волхв селения, удивленный не меньше остальных, произвел таинство, открывающееся супругам лишь раз в жизни, когда обещают они перед духами полей и лесов, небес и земли, что будут до самого конца оберегать друг друга и беречь. Все трое вернулись из леса, и одна из девочек вручила женщине цветочный венок.
       – Спасибо, дитя, – прозвучал сухой ответ.
       И следом тут же, будто бы мгновенно настала обычная жизнь.
       Ронорад не знал, почему согласился, и в мыслях спрашивал себя об этом. Настолько он не хотел признавать, что в жизни не сумеет найти спутницу, что эти мысли даже не появлялись в его уме.
       – Василиса я, – сообщила женщина в тот же день.
       Впрочем, она даже и не подозревала, что за мужа ей посулила отцовская воля. Мужик оказался настолько робким, что даже в первую ночь не смог найти способ прикоснуться к супруге. Тогда, потерпев, молча полежав, дождавшись, когда терпение иссякнет, Василиса села на Ронорада верхом, едва не поругав.
       Спустя девять месяцев женщина пережила роды. Иначе это и не назвать. Ребенок, пытаясь выбраться на волю, чуть не убил мать, а затем и сам почти сразу умер.
       К этому времени женщина уже поняла, что к Ронорада в селе не любят. Почему – она поняла быстро. Муж ее оказался настолько труслив, что ночью боялся коснуться жены, которая сама, разумеется, его об этом не просила.
       Через пару месяцев Василиса опять взяла все в свои руки. А через девять месяцев снова перенесла тяжелейшие роды. Селяне и к ней тоже без симпатии относились, что, впрочем, Василисе было понятно. Наконец, пришлая, никому неизвестная, из какого племени не говорит, держится гордо, хотя и выполняет исправно все свои домашние обязанности. И все же, рожать ее одну женщины не оставили, но об этом и сама Василиса затем пожалела.
       Роды выдались настолько трудные, что старухи, взявшиеся помогать, в какой-то миг стали перешептываться, смотреть, но подступиться уже не решались, совершенно не зная, что делать.
       Родился малыш к несчастью мертвым. Впрочем, сама Василиса не могла этого даже узнать, потому как лежала без сознания. На следующий день ее даже едва не похоронили, но женщина вовремя очухалась, так что Ронорад, которому даже с таким делом никто не хотел помогать, сразу же отнес ее обратно домой.
       Василиса ничего не говорила, попросту не имея сил. Два дня еще старухи из жалости приходили, чтобы на нее посмотреть, но в итоге лишь пытались убедить мужа Василисы, что супруга его со дня на день испустит дух. И по старческой невнимательности говорили они так, что женщина все слышала, но даже на мгновение она не расслабляла ум, боясь, что потеряв сознание, на самом деле может уже не проснуться.
       И все же, несмотря на заверения старух, женщина выздоровела. Через несколько дней к ней постепенно начал возвращаться аппетит, но даже так, несмотря на свою поразительную выносливость, почти месяц Василиса не могла нормально работать.
       Ронорад все это время смиренно взвалил на свои плечи все дела. Как раз настало время собирать урожай, и мужчина, возвращаясь домой затемно, в тусклом свете горящих в глиняной печи бревен, начинал заниматься делами по дому, готовил еду и наскоро прибирался.
       Василиса глядела, как он укладывает в доме пахучие травы, чтобы спасти жилище от блох, которые лезли с кошки, живущей в тесном чердаке, и с собаки, охранявшей сарай от лис. И тогда женщине даже становилось немного жаль своего нерадивого мужа, однако ее отношение уже не могло измениться.
       Наконец, Василиса сама взялась делать работу по дому, хотя и даже через месяц после родов еще с трудом стояла на ногах. А еще чуть позже, впервые за долгое время отправившись к реке, чтобы выстирать одежды, женщина узнала, что селянки начали ее избегать: женщины тут же собирали вещи и уходили с реки, если Василиса приходила стирать в одно с ними время.
       Гордая женщина, дочь непокорного племени, терпеть этого не стала, на следующий же день поймала за руку одну из девушек и, нахмурившись, заговорила таким голосом, что заставила беднягу задрожать.
       – Чего прячетесь?! Говори! – потребовала Василиса, и девчонка, помявшись, все рассказала.
       Оказалось, что старухи в деревне уже разболтали, что женщина точно не жилец, что другие и не от такого умирали, а потому ее выздоровление могло означать лишь одно: Василиса как-то связана с нечистой силой, что даже смерть ее не берет.
       Только женщина не потеряла гордость, не бросилась никого переубеждать, а лишь стала глядеть теперь на всех остальных с еще большим презрением, чем то, с каким она смотрела на мужа.
       К тому же, скоро Василиса в полной мере сумела осознать масштаб трусости своего избранника. Помимо того, что Ронорада селяне никогда не звали за помощью, даже на кулачный бой в честь окончания сбора урожая его не позвали. В тот день Василиса первый раз в жизни громкий и веселый праздник так и не узнала, просидев весь вечер дома, в тусклом и скучном освещении костра.
       – Да и чего? – помял мужик плечами в ответ на хмурое выражение супруги. – Зато голова цела будет.
       Он хихикнул неуверенно, а Василиса едва удержалась, встала с места и тут же легла спать.
       Времени тогда уже после родов прошло достаточно, но женщина все еще с трудом могла заниматься делами. Иногда начинал жутко болеть живот, так что ноги подкашивались, а потому часто приходилось делать паузы во время работы. От этого работать приходилось дольше, уставала женщина сильнее, но горячность ее ума никуда не пропала, так что вскоре гордая дочь забытого племени снова оседлала мужа, словно робкого жеребца, едва ли ни принудив его к супружеской близости.
       Ничего не вышло. Чувствовала себя Василиса не очень хорошо, но больше тревожилась о том, что родить не сможет вовсе, и что кровь ее предков так и растает в небытие с ее гибелью. Это бы значило, что духи всех прародителей навсегда исчезнут, потому как никто из живущих не будет дольше удерживать их в мире. И тогда, желая спасти род от исчезновения, женщина готова была в ущерб собственной жизни родить дитя, пусть даже и от Ронорада, которого она с каждым днем презирала все больше.
       Одного изменить было никак нельзя: ребенка Василисе мог подарить лишь муж, с которым ее венчали посредством сил волхва сами духи. Ронорад не смел жене даже перечить, робел перед ней с каждым днем все больше, так что она даже стала его ругать.
       – Даже перед бабой трясешься! – сердилась Василиса, а затем сваливала мужа толчком и усаживалась сверху.
       Вскоре ей удалось снова забеременеть. Только это для других женщин рожать десять, а то и пятнадцать детей становилось делом почти что привычным. Треть рожденных младенцев, а то и все две были обречены на гибель, а потому особенно важным считалось, чтобы женщина могла легко переносить роды.
       Потому было о чем волноваться. И в то же время гордая дочь неизвестного племени хранила такое уверенное спокойствие, что это любого могло бы поразить.
       Гораздо больше тревожился Ронорад. Он своим беспокойством стал выводить супругу так часто, что как-то раз она даже велела ему спать на улице. Тогда мужик, желая угодить, взял, да и на самом деле отправился спать в покосившийся сарай, где виляющим хвостом его встретила старая дворняжка. Как и Василиса, псина случайно прибрела в свое время к дому мужика, но в отличие от супруги доброго хозяина собака очень полюбила, так что и ее нетерпеливые виляния немного поднимали Ронораду настроение.
       Впрочем, тогда же Василиса пошла следом, не успел мужик уснуть, отругала его за слабоволие, а затем велела немедленно вернуться домой, чтобы не успел притащить с собой блох. И снова жизнь на время стала обычной, спокойной, почти даже по-семейному уютной и тихой.
       Когда же пришло время рожать, Василиса все же потеряла над собой контроль. Только волнение ее Ронорад угадать не смог. Хмурясь, вцепившись в его разбитую трудом ладонь, она яростным голосом наказывала во что бы то ни стало ребенка из ее чрева вытащить, откормить и поставить на ноги.
       – Ну, чего ты? – несмело улыбался Ронорад. – Никак, умирать собралась? Ты же сильнее любой нашей девки. Стерпишь.