Зато упомянула как рулевые и гребцы не могли с ним справиться, страх моряков перед чудовищем, что по легендам обитало в этих местах.
Элай упал за борт еще до того, как корабль разбился о рифы, а, ударившись об воду, ничего больше не помнил.
Лала «потеряла сознание от страха» и «очнулась уже на берегу». Одна. Нашла проход в горах, за ним – заброшенный город и трех собак среди развалин. Здесь и жила уже больше полугода.
– Огромное, безжалостное и бездушное чудище я не видела, – уточнила она. – Мне хватило тех, что были в море.
Элай улыбнулся.
– Значит, у нас с тобой много общего. – Лаская, солнечный луч скользнул по его щеке, добавив зелени глазам, и Лала поняла, что уже какое-то время смотрит на человека, как и он - не мигая. – Мы чудом пережили кораблекрушение. Милостью богов достигли живыми острова. Не видели бездушное чудище и до сих пор, их заботой, избегаем с ним встречи.
Лала рассмеялась.
Она не верила в милость богов.
Даже звезды, которые хозяйка ночи Нут* рассыпала по черным небесам, напоминали о том, что боги не гнушаются насилия и ценят предательство. Добряк дельфин выдал Владыке морей, где скрывается девушка, которую возжелал бог. Помощник Горгоны, краб, превратился в Звездного Рака. Печальной была история Большой медведицы. Лев, Скорпион и Орел истязали героев, да и сама Горгона подмигивала Лале с небес вместе с голубой звездочкой, которая сообщала о времени, когда на остров приплывает Нга.
На следующий день, вернувшись с кувшинами чистой воды, Лала не нашла в гнезде Элая. Она вдруг решила, что его утащили мурены, посмеялась над собой, вспомнив, что черепа послушно висят на поясе, и отправилась искать свой драгоценный обед.
Следы босых ног хорошо выделялись на пыльной земле. Как и следы того, что человек много падал. Поднимался. Полз или снова шел. По направлению к болотцу, откуда несло запахом гнилой тины. У сырого берега Лала нашла свою пропажу. Полусидя на земле, Элай водил впереди себя руками.
Острая игла – вроде тех, которыми Лала когда-то вышивала ткани, – кольнула в грудь. Совсем легонько. Неприятно. Пришлось на миг прикрыть глаза.
Мужчина перепачкал всю одежду, прекрасное лицо покрылось пылью, и капли пота оставили на лбу и щеках ручейки грязи, но когда, услышав ее приближение, Элай развернулся, то просиял счастливой улыбкой.
– Здесь должен расти тростник.
– Зачем?
– Нарвешь мне стеблей разной толщины? Побольше? У тебя найдется тонкий нож? Толстая игла?
У Лалы теперь много чего находилось.
Но сначала она приказала псам отвести человека обратно в гнездо. Как бы она скрыла драконьи хвосты, если бы сама вышагивала рядом с Элаем? А так задержалась ненадолго у болотца нарезать стеблей и набрала их целую связку. Потом долго издалека наблюдала за человеком, очищая двор от палок и крупных камней и засыпая небольшие ямки. Что, если мужчина снова вздумает покинуть свое место и переломает ноги? Лечи его потом.
Элай строгал и расковыривал черенки до самой ночи и весь следующий день. То, что он занимается непривычным ему делом и ослеп не так давно, проявлялось в неловкости движений. Расцарапался, выбрасывал и выбрасывал заготовки, но брался за новые, пока в руках не оказалась дудочка, из которой он смог извлечь незатейливую мелодию.
– Моя невеста должна узнать о том, что я еще жив.
Лала громко хмыкнула – что хрюкнула. Сразу насмешливо и возмущенно.
– На заре воздух особенно тонок. Каждое утро моя прекрасная Исея поднимается в гору, к беломраморному храму Лирны. И пока курится цветочный ладан, она слышит мои мелодии, как бы далеко я ни находился.
Лала хрюкнула еще раз, пристально разглядывая мужчину. Элай выглядел мечтательным. При этом – спокойным и уверенным, будто говорил о самых обычных и понятных каждому вещах.
С того вечера он начинал каждый день с новой мелодии, приветствуя первые солнечные лучи.
Беззвёздными ночами, когда Нут забывала открыть шкатулку с драгоценной пылью, рвались нити, которыми Лала оплетала свое гнездо, и город заполняли не упокоенные души. Они собирались стайками или шныряли по улицам поодиночке. Плакали и кричали, меняя голоса: рыдали как матери, хоронившие детей, и горько всхлипывали осиротевшими детьми.
Мстили чудищу. Лала лишь отмахивалась от них, словно от назойливых комаров, а если им удавалось ее потревожить, переворачивалась на другой бок и спокойно засыпала. Но теперь в городе появился некто более чуткий к чужим стенаниям.
Черными ночами Элай то и дело просыпался и спрашивал, не слышит ли Лала голоса?
Не слышала.
И спала без сновидений.
Элай делился с ней своими кошмарами. Заботами мстительных душ и мелодичным мужским голосом оживали картины, как безжалостное, бездушное чудовище разрушало город и расправлялось с его жителями…
– Найдя чувствительные уши, эти нытики теперь норовят спрятаться в тени тоже днем и жалуются, жалуются, жалуются... Еще заронят у человека сомнения на мой счет.
Черепаха замерла, будто обдумывала последние слова Лалы.
– Я сама хочу определить, когда и как он обо мне узнает. Сама! Решать не этой безликой стае, – пояснила Лала. Нга зашуршала, разравнивая лапами песок у гнезда. – Попрошу помощи у Гекаты. Из всех богов она скорей ко мне прислушается.
Геката, еще одна покровительница ночи вместе с Нут, была божеством стен.
Стен всяких: обычных – разломанных и едва целых в городе, и незаметных глазу – между двумя мирами, двумя состояниями, противоположностями. Мужчиной и женщиной, мертвым и живым, прошлым и будущим. Чудищем и человеком.
Богиню часто сопровождали псы из царства мертвых и вполне земные собаки. А мурены Лалы были сразу и мертвыми и живыми. Всегда голодными, готовыми разорвать все, что двигается, на части. Но где искать Гекату?
Говорили, она иногда танцует вместе с тенями на перекрестках дорог.
Так что первые подаяния – горстку жемчуга и часть ужина – Лала разложила на широком блюде и оставила посередине утоптанного и утрамбованного тремя хвостами пятачке на стыке нескольких, часто используемых ею тропинок.
Когда Верту повела сухим носом, Лала пригрозила, что мурены станут следующей жертвой Гекате. Они заскулили, будто испугались смерти. Давно умершие морские псы.
Наутро подношения исчезли. Лала не стала гадать, кто ими поживился, а быстро устроила в этом месте небольшой жертвенник. Три раза в день она оставляла в нем подарки – и не напрасно. Потому что вскоре сами собой стали всплывать из памяти давние заклинания и подсказки, где искать обереги.
В подвале бывшей пелеи* обнаружился мешок с засохшими зернами люпина, Лала раскидала их вокруг своего логова, возводя новые стены от неприкаянных душ и от их стенаний.
Вскоре Элай наступил босой ногой на бобы – он все дальше и дальше отходил от гнезда, которое все больше хотелось назвать домом. Смешно подпрыгнув, мужчина присел, проверяя, что попалось ему на дороге.
– Ты сделала это для меня? – догадался он о назначении бобов - в его родном городе призраков тоже отпугивали горохом, фасолью и люпином.
Поспешил поблагодарить Лалу. Она осталась довольна собой.
Теперь даже беззвездными ночами Элай лучше спал.
Но нет-нет, а заговаривал о кошмарах, не оставлявших его воображение. Он сложил о погибшем городе мелодию. В быстрых переливах, среди рыданий убиенных, Лале слышался тихий, почти беззвучный плач. Пролитых кем-то слез было немного, но каждая – очень горькая, выжигавшая из того, кто плакал, все человеческое.
Однажды она не выдержала и спросила:
– А как жители города принесли жертву Владыке морей, тебе не снилось?
– О чем ты?
– Всего лишь о легенде. Один из богов возжелал прекрасную девушку. Оскорбленный ее отказом, он потребовал упрямицу в подарок от города. Никто не посмел выступить против воли капризного бога. Но ему было мало унижения строптивой девицы. Вместо того чтобы взять силой или убить, он превратил ее в бездушное чудовище.
Элай внимательно выслушал. Ничего не сказал в ответ. Но сделал из легенды свои выводы, заговорив на следующее утро о побеге.
– Нам нужно уплыть с этого острова. Что, если моряки были правы, и чудовище вернется?
«Конечно, вернется. Когда проголодается или когда ты его испугаешься».
Вслух Лала ничего не произнесла, внимательно выслушивая заверения Элая: у них все получится, они успеют построить лодку, пока не задул северный ветер, и не начал пировать бог штормов Эгеон.
– Я знаю, как надо сделать. Вдвоём мы справимся. – Незрячие глаза Элая сверкали стальной уверенностью. – И почему вдвоем? – поправил он себя. – Собаки помогут нам перетаскивать тяжелые вещи. Я скажу, что искать, ты проверишь старые мастерские, там наверняка остались полезные инструменты.
Так и сделали.
Лала нашла немного из того, что просил человек: молотки и пилы без древков, покрытые ржавчиной. Она их очистила и сделала новые ручки – где сама, где с помощью дара, который накопила за долгие столетия, а теперь расходовала по пустякам.
Ночами, добавив в питье Элая сонной травы, Лала разгребала завалы и вычищала улицы, чтобы слепой мужчина не споткнулся и не поранился, когда ее не окажется рядом. Она заставляла псов относить поленья к пляжу, на котором теперь образовалась самодельная верфь. Псы огрызались, но слушались. Лала таскала срубленные стволы, чтобы потом не заниматься этим днем – за таким занятием легко себя выдать. Лучше ночью.
Пока Элай, улыбаясь, смотрит сны.
Нут – богиня неба
Геката – богиня луны, колдовства, домашнего очага
Пелея – небольшая столовая
Еще будучи человеком, Лала не уважала ложь. Особенно облаченную в красивые слова. И даже ложь по пустякам. А заверение, что звуки самодельной дудочки способны достигнуть далекого берега, не отнести к пустякам.
Поэтому одним поздним вечером, как только Элай заснул, чудовище отправилось в путь.
Собак пришлось взять с собой. К тому же мурены пригодятся в пути. Верна не зря считалась лучшей из морских ищеек.
Глядя на вытянутое пятнистое тело и узкий нос, улавливающий в толще воды неразличимый другим след, Лала думала о музыке Элая и о свирелях, которые получались у него все более звонкими.
«На рассвете воздух особенно тонок...»
Кем был ее пленник?
Йерна и Зейн держались по бокам, сглаживая волны, и необычная компания быстро продвигалась вперед. Темнота скрывала их. Дневные обитатели моря спали, а ночных тварей, порождения глубин, поднимавшихся в полночь к поверхности моря за глотком лунного молока, не испугать чудовищами.
Подплывая к далекому острову, Лала еще издалека почувствовала теплое течение. Тонкой рекой оно подхватило ее, подталкивая к берегу. Не грубо, но настороженно. Скорее неприятно, чем ласково. Чуждо.
Чернота неба уже разбавлялась красками зарождающегося дня. Совсем скоро ночное полотно оторвется от моря, и Лирна впустит в мир первые солнечные лучи.
Небольшой храм в кольце тонких колонн белел на высоком берегу, и Лала заметила перед ним тонкую тень. Прикрыв голову полой гимантия*, девушка разводила огонь в чаше для курений.
Значит, Элай не соврал. У него есть возлюбленная. На заре она поднимается в гору, чтобы принести подношения богине первых солнечных лучей.
Подплыв поближе, Лала приказала псам залечь на дно и стала ждать.
Когда Лирна разлила по морю мягкий новорожденный свет, девушка на берегу открыла лицо и зажмурилась, прислушиваясь к ветру. Эти знакомые черты! Невеста Элая напомнила отражения в зеркалах или ровной глади пруда, когда Лала смотрелась в них столетия назад...
Ярость заклокотала вязким ручьем земной смолы, что, застывая, превращается в твердый битум. Верту тут же высунула из воды любопытную морду. Лала попробовала подплыть к берегу, но течение удержало ее прочным неводом. Тогда чудовище превратило свою ярость в огненный хлыст и захотело ударить им, оставляя на лице Исеи безобразные ожоги. Не смогло – струя огня наткнулась на преграду из солнечного света - и обрушилась в море грязевым потоком.
Не иначе как сама Лирна хранила Элая и его девушку. А когда порыв ветра коснулся ушей чудовища, оно узнало хрупкую мелодию самодельной дудочки. Пусть так!
Лирна относится к младшим божествам. Да, ей поклоняется все больше людей, считая богиней не только утра, но и любви. Любви особой, истинной, той, что навсегда связывает вместе судьбы, и тогда два человека находят друг друга в любой из своих жизней.
Завизжав от раздражения, Лала погрузилась в воду и отправилась в обратный путь.
Пусть так!
Исея сколько угодно может всматриваться вдаль и вслушиваться в песни ветра. Человеческая жизнь коротка. Лала даже отпустит Элая домой.
Убеленным сединами стариком.
Если не съест еще раньше.
– Мы обязательно спасемся. Мы вдвоем. И наши верные псы.
Те, что скалились из загона, показывая длинные клыки, и истекали слюной, глядя на человека.
– Если чудовище не объявилось все то время, что стоит хорошая погода, значит, приплывает к этим берегам во время штормов.
Чудовище сидело рядом с увлеченно болтавшим Элаем.
И Лала вдруг подумала, что мир слепца не обязательно должен быть страшным от того, что чёрен. В нем будет ровно столько страшилищ, сколько человек придумает себе сам.
Но разве в мире зрячих не случается что-то похожее? Просто глаза пугливее слепого воображения?
– Лодка почти готова, и скоро к этим берегам подойдут корабли. Исея знает, что я жив, и наверняка сообщила об этом моему отцу. Значит, меня уже ищут.
– Кто будет беспокоиться о слепце? Даже если ты – наследный сын царя?
Вот Лала и выговорила вслух свои сомнения.
Элай поморщился.
Оскорбился?
– Они могли отказаться от меня еще год назад. Вместо этого они боролись вместе со мной: отец, друзья, невеста и верные подданные. Искали заклинателей и провидцев. И лучших целителей. К одному из них я направлялся, когда на нас напали вражеские корабли. Ты знаешь, что случилось потом.
Элай помолчал и добавил:
– Без любви близких я превратился бы в опасного, обозленного на все и всех монстра.
Лала громко хмыкнула:
– И кого бы ты напугал? Какое вред от слепого музыканта?
– Не скажи. Музыка – это особое оружие. Руки мастеров создают горшки из глины и обрабатывают металл, превращая в клинки и ножи. Музыкант делает это с душами. Музыкой можно свести с ума... Растревожить настолько, что сосед начнет подозрительно коситься на соседа. Заставить прислушиваться к каждому звуку и слепо следовать приказам. Музыкой можно сделать счастливым или опустошить изнутри. – Элай выпрямился, пока говорил. Теперь его не слишком широкие плечи казались способными выдержать тяжесть небосвода. Спина стала ровной, как одинокая колона. Перед тем, как Лала разломала ее своим хвостом.
– Значит, в этом твой дар? Голос и твоя музыка? Поэтому ты веришь, что твой народ примет слепого царя-флейтиста?
– Чтобы петь и складывать мелодии, не требуется зрение. Чтобы принимать решения – можно пользоваться глазами других.
Лала прислушалась к звукам вокруг.
В развалинах бывшего храма невдалеке свили гнездо мелкие птицы.
И под крышей старого склада, и в кроне нескольких деревьев. Даже среди тростника и в камышах у болотца. Каждый день в городе было слышно все больше птиц. Где они прятались до их пор? Или это Элай оживлял своей музыкой камни?
Элай упал за борт еще до того, как корабль разбился о рифы, а, ударившись об воду, ничего больше не помнил.
Лала «потеряла сознание от страха» и «очнулась уже на берегу». Одна. Нашла проход в горах, за ним – заброшенный город и трех собак среди развалин. Здесь и жила уже больше полугода.
– Огромное, безжалостное и бездушное чудище я не видела, – уточнила она. – Мне хватило тех, что были в море.
Элай улыбнулся.
– Значит, у нас с тобой много общего. – Лаская, солнечный луч скользнул по его щеке, добавив зелени глазам, и Лала поняла, что уже какое-то время смотрит на человека, как и он - не мигая. – Мы чудом пережили кораблекрушение. Милостью богов достигли живыми острова. Не видели бездушное чудище и до сих пор, их заботой, избегаем с ним встречи.
Лала рассмеялась.
Она не верила в милость богов.
Даже звезды, которые хозяйка ночи Нут* рассыпала по черным небесам, напоминали о том, что боги не гнушаются насилия и ценят предательство. Добряк дельфин выдал Владыке морей, где скрывается девушка, которую возжелал бог. Помощник Горгоны, краб, превратился в Звездного Рака. Печальной была история Большой медведицы. Лев, Скорпион и Орел истязали героев, да и сама Горгона подмигивала Лале с небес вместе с голубой звездочкой, которая сообщала о времени, когда на остров приплывает Нга.
На следующий день, вернувшись с кувшинами чистой воды, Лала не нашла в гнезде Элая. Она вдруг решила, что его утащили мурены, посмеялась над собой, вспомнив, что черепа послушно висят на поясе, и отправилась искать свой драгоценный обед.
Следы босых ног хорошо выделялись на пыльной земле. Как и следы того, что человек много падал. Поднимался. Полз или снова шел. По направлению к болотцу, откуда несло запахом гнилой тины. У сырого берега Лала нашла свою пропажу. Полусидя на земле, Элай водил впереди себя руками.
Острая игла – вроде тех, которыми Лала когда-то вышивала ткани, – кольнула в грудь. Совсем легонько. Неприятно. Пришлось на миг прикрыть глаза.
Мужчина перепачкал всю одежду, прекрасное лицо покрылось пылью, и капли пота оставили на лбу и щеках ручейки грязи, но когда, услышав ее приближение, Элай развернулся, то просиял счастливой улыбкой.
– Здесь должен расти тростник.
– Зачем?
– Нарвешь мне стеблей разной толщины? Побольше? У тебя найдется тонкий нож? Толстая игла?
У Лалы теперь много чего находилось.
Но сначала она приказала псам отвести человека обратно в гнездо. Как бы она скрыла драконьи хвосты, если бы сама вышагивала рядом с Элаем? А так задержалась ненадолго у болотца нарезать стеблей и набрала их целую связку. Потом долго издалека наблюдала за человеком, очищая двор от палок и крупных камней и засыпая небольшие ямки. Что, если мужчина снова вздумает покинуть свое место и переломает ноги? Лечи его потом.
Элай строгал и расковыривал черенки до самой ночи и весь следующий день. То, что он занимается непривычным ему делом и ослеп не так давно, проявлялось в неловкости движений. Расцарапался, выбрасывал и выбрасывал заготовки, но брался за новые, пока в руках не оказалась дудочка, из которой он смог извлечь незатейливую мелодию.
– Моя невеста должна узнать о том, что я еще жив.
Лала громко хмыкнула – что хрюкнула. Сразу насмешливо и возмущенно.
– На заре воздух особенно тонок. Каждое утро моя прекрасная Исея поднимается в гору, к беломраморному храму Лирны. И пока курится цветочный ладан, она слышит мои мелодии, как бы далеко я ни находился.
Лала хрюкнула еще раз, пристально разглядывая мужчину. Элай выглядел мечтательным. При этом – спокойным и уверенным, будто говорил о самых обычных и понятных каждому вещах.
С того вечера он начинал каждый день с новой мелодии, приветствуя первые солнечные лучи.
***
Беззвёздными ночами, когда Нут забывала открыть шкатулку с драгоценной пылью, рвались нити, которыми Лала оплетала свое гнездо, и город заполняли не упокоенные души. Они собирались стайками или шныряли по улицам поодиночке. Плакали и кричали, меняя голоса: рыдали как матери, хоронившие детей, и горько всхлипывали осиротевшими детьми.
Мстили чудищу. Лала лишь отмахивалась от них, словно от назойливых комаров, а если им удавалось ее потревожить, переворачивалась на другой бок и спокойно засыпала. Но теперь в городе появился некто более чуткий к чужим стенаниям.
Черными ночами Элай то и дело просыпался и спрашивал, не слышит ли Лала голоса?
Не слышала.
И спала без сновидений.
Элай делился с ней своими кошмарами. Заботами мстительных душ и мелодичным мужским голосом оживали картины, как безжалостное, бездушное чудовище разрушало город и расправлялось с его жителями…
– Найдя чувствительные уши, эти нытики теперь норовят спрятаться в тени тоже днем и жалуются, жалуются, жалуются... Еще заронят у человека сомнения на мой счет.
Черепаха замерла, будто обдумывала последние слова Лалы.
– Я сама хочу определить, когда и как он обо мне узнает. Сама! Решать не этой безликой стае, – пояснила Лала. Нга зашуршала, разравнивая лапами песок у гнезда. – Попрошу помощи у Гекаты. Из всех богов она скорей ко мне прислушается.
Геката, еще одна покровительница ночи вместе с Нут, была божеством стен.
Стен всяких: обычных – разломанных и едва целых в городе, и незаметных глазу – между двумя мирами, двумя состояниями, противоположностями. Мужчиной и женщиной, мертвым и живым, прошлым и будущим. Чудищем и человеком.
Богиню часто сопровождали псы из царства мертвых и вполне земные собаки. А мурены Лалы были сразу и мертвыми и живыми. Всегда голодными, готовыми разорвать все, что двигается, на части. Но где искать Гекату?
Говорили, она иногда танцует вместе с тенями на перекрестках дорог.
Так что первые подаяния – горстку жемчуга и часть ужина – Лала разложила на широком блюде и оставила посередине утоптанного и утрамбованного тремя хвостами пятачке на стыке нескольких, часто используемых ею тропинок.
Когда Верту повела сухим носом, Лала пригрозила, что мурены станут следующей жертвой Гекате. Они заскулили, будто испугались смерти. Давно умершие морские псы.
Наутро подношения исчезли. Лала не стала гадать, кто ими поживился, а быстро устроила в этом месте небольшой жертвенник. Три раза в день она оставляла в нем подарки – и не напрасно. Потому что вскоре сами собой стали всплывать из памяти давние заклинания и подсказки, где искать обереги.
В подвале бывшей пелеи* обнаружился мешок с засохшими зернами люпина, Лала раскидала их вокруг своего логова, возводя новые стены от неприкаянных душ и от их стенаний.
Вскоре Элай наступил босой ногой на бобы – он все дальше и дальше отходил от гнезда, которое все больше хотелось назвать домом. Смешно подпрыгнув, мужчина присел, проверяя, что попалось ему на дороге.
– Ты сделала это для меня? – догадался он о назначении бобов - в его родном городе призраков тоже отпугивали горохом, фасолью и люпином.
Поспешил поблагодарить Лалу. Она осталась довольна собой.
Теперь даже беззвездными ночами Элай лучше спал.
Но нет-нет, а заговаривал о кошмарах, не оставлявших его воображение. Он сложил о погибшем городе мелодию. В быстрых переливах, среди рыданий убиенных, Лале слышался тихий, почти беззвучный плач. Пролитых кем-то слез было немного, но каждая – очень горькая, выжигавшая из того, кто плакал, все человеческое.
Однажды она не выдержала и спросила:
– А как жители города принесли жертву Владыке морей, тебе не снилось?
– О чем ты?
– Всего лишь о легенде. Один из богов возжелал прекрасную девушку. Оскорбленный ее отказом, он потребовал упрямицу в подарок от города. Никто не посмел выступить против воли капризного бога. Но ему было мало унижения строптивой девицы. Вместо того чтобы взять силой или убить, он превратил ее в бездушное чудовище.
Элай внимательно выслушал. Ничего не сказал в ответ. Но сделал из легенды свои выводы, заговорив на следующее утро о побеге.
– Нам нужно уплыть с этого острова. Что, если моряки были правы, и чудовище вернется?
«Конечно, вернется. Когда проголодается или когда ты его испугаешься».
Вслух Лала ничего не произнесла, внимательно выслушивая заверения Элая: у них все получится, они успеют построить лодку, пока не задул северный ветер, и не начал пировать бог штормов Эгеон.
– Я знаю, как надо сделать. Вдвоём мы справимся. – Незрячие глаза Элая сверкали стальной уверенностью. – И почему вдвоем? – поправил он себя. – Собаки помогут нам перетаскивать тяжелые вещи. Я скажу, что искать, ты проверишь старые мастерские, там наверняка остались полезные инструменты.
Так и сделали.
Лала нашла немного из того, что просил человек: молотки и пилы без древков, покрытые ржавчиной. Она их очистила и сделала новые ручки – где сама, где с помощью дара, который накопила за долгие столетия, а теперь расходовала по пустякам.
Ночами, добавив в питье Элая сонной травы, Лала разгребала завалы и вычищала улицы, чтобы слепой мужчина не споткнулся и не поранился, когда ее не окажется рядом. Она заставляла псов относить поленья к пляжу, на котором теперь образовалась самодельная верфь. Псы огрызались, но слушались. Лала таскала срубленные стволы, чтобы потом не заниматься этим днем – за таким занятием легко себя выдать. Лучше ночью.
Пока Элай, улыбаясь, смотрит сны.
Нут – богиня неба
Геката – богиня луны, колдовства, домашнего очага
Пелея – небольшая столовая
Глава 4
Еще будучи человеком, Лала не уважала ложь. Особенно облаченную в красивые слова. И даже ложь по пустякам. А заверение, что звуки самодельной дудочки способны достигнуть далекого берега, не отнести к пустякам.
Поэтому одним поздним вечером, как только Элай заснул, чудовище отправилось в путь.
Собак пришлось взять с собой. К тому же мурены пригодятся в пути. Верна не зря считалась лучшей из морских ищеек.
Глядя на вытянутое пятнистое тело и узкий нос, улавливающий в толще воды неразличимый другим след, Лала думала о музыке Элая и о свирелях, которые получались у него все более звонкими.
«На рассвете воздух особенно тонок...»
Кем был ее пленник?
Йерна и Зейн держались по бокам, сглаживая волны, и необычная компания быстро продвигалась вперед. Темнота скрывала их. Дневные обитатели моря спали, а ночных тварей, порождения глубин, поднимавшихся в полночь к поверхности моря за глотком лунного молока, не испугать чудовищами.
Подплывая к далекому острову, Лала еще издалека почувствовала теплое течение. Тонкой рекой оно подхватило ее, подталкивая к берегу. Не грубо, но настороженно. Скорее неприятно, чем ласково. Чуждо.
Чернота неба уже разбавлялась красками зарождающегося дня. Совсем скоро ночное полотно оторвется от моря, и Лирна впустит в мир первые солнечные лучи.
Небольшой храм в кольце тонких колонн белел на высоком берегу, и Лала заметила перед ним тонкую тень. Прикрыв голову полой гимантия*, девушка разводила огонь в чаше для курений.
Значит, Элай не соврал. У него есть возлюбленная. На заре она поднимается в гору, чтобы принести подношения богине первых солнечных лучей.
Подплыв поближе, Лала приказала псам залечь на дно и стала ждать.
Когда Лирна разлила по морю мягкий новорожденный свет, девушка на берегу открыла лицо и зажмурилась, прислушиваясь к ветру. Эти знакомые черты! Невеста Элая напомнила отражения в зеркалах или ровной глади пруда, когда Лала смотрелась в них столетия назад...
Ярость заклокотала вязким ручьем земной смолы, что, застывая, превращается в твердый битум. Верту тут же высунула из воды любопытную морду. Лала попробовала подплыть к берегу, но течение удержало ее прочным неводом. Тогда чудовище превратило свою ярость в огненный хлыст и захотело ударить им, оставляя на лице Исеи безобразные ожоги. Не смогло – струя огня наткнулась на преграду из солнечного света - и обрушилась в море грязевым потоком.
Не иначе как сама Лирна хранила Элая и его девушку. А когда порыв ветра коснулся ушей чудовища, оно узнало хрупкую мелодию самодельной дудочки. Пусть так!
Лирна относится к младшим божествам. Да, ей поклоняется все больше людей, считая богиней не только утра, но и любви. Любви особой, истинной, той, что навсегда связывает вместе судьбы, и тогда два человека находят друг друга в любой из своих жизней.
Завизжав от раздражения, Лала погрузилась в воду и отправилась в обратный путь.
Пусть так!
Исея сколько угодно может всматриваться вдаль и вслушиваться в песни ветра. Человеческая жизнь коротка. Лала даже отпустит Элая домой.
Убеленным сединами стариком.
Если не съест еще раньше.
***
– Мы обязательно спасемся. Мы вдвоем. И наши верные псы.
Те, что скалились из загона, показывая длинные клыки, и истекали слюной, глядя на человека.
– Если чудовище не объявилось все то время, что стоит хорошая погода, значит, приплывает к этим берегам во время штормов.
Чудовище сидело рядом с увлеченно болтавшим Элаем.
И Лала вдруг подумала, что мир слепца не обязательно должен быть страшным от того, что чёрен. В нем будет ровно столько страшилищ, сколько человек придумает себе сам.
Но разве в мире зрячих не случается что-то похожее? Просто глаза пугливее слепого воображения?
– Лодка почти готова, и скоро к этим берегам подойдут корабли. Исея знает, что я жив, и наверняка сообщила об этом моему отцу. Значит, меня уже ищут.
– Кто будет беспокоиться о слепце? Даже если ты – наследный сын царя?
Вот Лала и выговорила вслух свои сомнения.
Элай поморщился.
Оскорбился?
– Они могли отказаться от меня еще год назад. Вместо этого они боролись вместе со мной: отец, друзья, невеста и верные подданные. Искали заклинателей и провидцев. И лучших целителей. К одному из них я направлялся, когда на нас напали вражеские корабли. Ты знаешь, что случилось потом.
Элай помолчал и добавил:
– Без любви близких я превратился бы в опасного, обозленного на все и всех монстра.
Лала громко хмыкнула:
– И кого бы ты напугал? Какое вред от слепого музыканта?
– Не скажи. Музыка – это особое оружие. Руки мастеров создают горшки из глины и обрабатывают металл, превращая в клинки и ножи. Музыкант делает это с душами. Музыкой можно свести с ума... Растревожить настолько, что сосед начнет подозрительно коситься на соседа. Заставить прислушиваться к каждому звуку и слепо следовать приказам. Музыкой можно сделать счастливым или опустошить изнутри. – Элай выпрямился, пока говорил. Теперь его не слишком широкие плечи казались способными выдержать тяжесть небосвода. Спина стала ровной, как одинокая колона. Перед тем, как Лала разломала ее своим хвостом.
– Значит, в этом твой дар? Голос и твоя музыка? Поэтому ты веришь, что твой народ примет слепого царя-флейтиста?
– Чтобы петь и складывать мелодии, не требуется зрение. Чтобы принимать решения – можно пользоваться глазами других.
Лала прислушалась к звукам вокруг.
В развалинах бывшего храма невдалеке свили гнездо мелкие птицы.
И под крышей старого склада, и в кроне нескольких деревьев. Даже среди тростника и в камышах у болотца. Каждый день в городе было слышно все больше птиц. Где они прятались до их пор? Или это Элай оживлял своей музыкой камни?
