Слепой молодой мужчина заполнил собой все время Лалы и повсюду в городе оставлял следы своего присутствия. Он менял его. Вернее, это Лала обустраивала и восстанавливала развалины, чтобы угодить, предотвратить, скрыть... Какая разница, зачем?
Главное, однажды, когда она случайно споткнулась о собственный драконий хвост, задумавшись, где побыстрее раздобыть дрова, то пока отряхивалась и оглядывалась, вдруг не узнала то, что видит перед собой. Мертвый город и забытая богами долина словно пробуждались от глубокого, затянувшегося сна. А Лала? Что же Лала?
Разве птичье пение, которое лилось отовсюду, не отзывалось эхом в груди?
Странная мысль, и ощущения странные. Рыкнув раздраженным чудищем, она поспешила, куда направлялась. Собрать дров. Проверить почти готовую лодку, что стояла на пляже близко от того места, где совсем недавно в зарослях водорослей ночевала Нга.
В городе появлялось все больше птиц, и по ночам стенало меньше призраков. Они перестали беспокоить Элая, но вдруг нашли путь к мыслям Лалы, заставляя ее вспоминать. Вспоминать...
Как у всякого бога, у него было много имен и много ликов. Каждому народу он представал таким, каким они его хотели видеть, и часто менял внешность. Он был непостоянен как стихия, которой повелевал. Вспыльчив, словно воин, привыкший к блеску легких побед. В городе, где жила Лала, его все еще называли Посейдоном.
Сначала он явился ей золотым дельфином, когда она собирала раковины на пляже, и заигрывал, приглашая покататься на его блестящей спине. Девушка осталась на берегу, сама не понимая, что подсказывает ей держаться подальше от воды.
На следующий день Посейдон попытался украсть ее, обернувшись тонконогим конем с аквамариновой гривой. Удивительно, но у Лалы получилось укрыться от него в узкой щели в горах. Черепаха помогла ей вернуться домой. У Нга были свои счеты с морским Владыкой.
Тогда бог пришел в город прекрасным юношей. С глазами – чистыми голубыми озерами и чувственными губами цвета кораллов, густые волосы стекали по широким плечам перламутровыми реками. Каждая девушка и замужняя женщина готова была отдать ему все себя. А Лала отвергла. Ведь она уже любила Кеба и готовилась к скорой свадьбе.
Но как известно, боги не принимают отказов. Посейдон засыпал поля в долине морской солью и потребовал от горожан принести понравившуюся ему девушку в жертву. Сколько ни просила Лала всем вместе обратиться за помощью к Фебу или Гекате, никто - ни родные, ни жених, не приняли ее сторону. Разве с богами спорят?
Наряженную в свадебное платье девушку привязали к скале у кромки моря. С песнями украсили песок у ее ног цветами и разложили богатые подношения. С песнями скрылись в городе.
Лала почти не плакала. Она спрятала в ладони шип ядовитого растения, и когда умолкли голоса, а в море показалась колесница Посейдона, проткнула острием кожу. Яд быстро растекся по телу, и это была сладкая боль. И смерть была сладкой, с улыбкой на губах.
Вот только Лала очнулась, не достигнув царства мертвых, и увидела склонившегося над ней Посейдона, лицо которого было перепачкано в красной пыли и искажено от ярости.
– Ты посмела выбрать смерть вместо жизни со мной? – Глаза бога жгли холодным огнем. Волосы развевались вокруг головы клубком морских змей. – Так знай, неблагодарная, отныне ты бессмертна! Я заключил особую сделку с повелителями смерти. Посмотрим, во что превратится твоя красота, и какие чувства возобладают в сердце. Воцарится в нем ненависть, тогда людской страх будет разжигать и питать твою ярость. Сохранится любовь, их страх превратит тебя в камень.
Посейдон исчез, а Лала попробовала подняться с песка и не смогла. Ниже пояса тело разделилось на три драконьих хвоста, покрывшись изумрудной чешуей. Закричав от ужаса, она едва не потеряла сознание. Ее мучила жажда, сотрясала паника, девушка была слишком растеряна и обессилена, чтобы где-то укрыться, и заснула прямо на пляже. Наутро ее нашли рыбаки. Лала попросила у них воды и помощи, но они с криками убежали прочь. А когда вернулись, в нее полетели камни.
Много камней. Все больше людей появлялось из города. Она увидела родные лица и не узнала их, потому что вместо жалости они отражали отвращение и страх. Кеб тоже бросал камни…
Лала пришла в себя на далеком пляже, наполовину скрытая в воде. Следов побоев на теле почти не было видно, и кожа стала менее чувствительной. Лала доползла до пещеры в горах, где хотела укрыться, но ее быстро обнаружили.
На этот раз с ней попытались расправиться стрелами и огнем. Пламя не оставляло ожогов и лишь будило ярость. Чем сильнее становились страх и ненависть людей, чем с большей настойчивостью они пытались уничтожить Лалу, тем ярче занималась синяя ярость, придавая ей сил и меняя тело. Превращая в чудовище.
Настал черный день, когда она вернулась в город. Ничто больше не могло остановить ее. Лала крушила здания и рыла когтями землю, несла смерть каждому, кто попадался на пути. Потом выискивала тех, кто спрятался в укрытиях. Не пощадила никого. Даже домашних птиц и животных. И все время слышала смех.
Голос Владыки морей сопровождал ее каждый шаг, каждую отнятую ею жизнь. Каждая смерть, крик, чужая слеза иссушали последние капли жалости, питая ненависть безобразного, бездушного чудовища. Посейдон насмеялся вдоволь в тот день...
Наступил вечер.
Вместо того чтобы опьянеть от переполнившей силы и заснуть среди развалин, как гость, обожравшийся на пиру, чудовище направилось туда, где его никто не ожидал увидеть.
К тому, кто верил, что наказал, и сам не может быть наказанным.
У Повелителя морей была одна слабость – охотничьи морские собаки - наводящие на всех ужас мурены, вечно голодные и подчинявшиеся только его приказам.
Пока Владыка спал, Лала проникла на псарню и растерзала всех мурен, сохранив головы трем любимицам Посейдона. Теперь они украшали ее широкий пояс.
Это было не самое верное решение, но Лала жаждала мести. Любой! Хоть одну потушенную улыбку бога, один испорченный для него день.
С тех пор Верну, Йерна и Зейн стали вроде бы ее слугами и в тоже время оставались врагами. Потому что мурены хранили верность только своей злобе.
Протей – морское божество, принимает любые обличия, если его заставить, предсказывает судьбу
Защита, выставленная вокруг острова, истончалась, и значит скоро, быть может уже завтра, корабли подойдут непозволительно близко к берегу, и тогда Лала не сможет совладать с собой. Устроит кровавый пир.
Волны окрасятся не лиловым, а красным.
И долго потом будут выбрасывать на песок обломки и мусор.
Поэтому Лала заранее покинула город. Еще черной ночью.
Дотронулась перед тем, как уйти, до волос спящего Элая. Мягкие кудри пощекотали ее ладони. Если она вовремя утолит голод, то сможет сохранить одну жизнь. Вот эту, ставшую для нее очень важной. Лала повесила на шею мужчины прочную веревку с небольшим ключом, подаренным Протеем.
Скрыть трагедию, что скоро разыграется в море, вряд ли получится. Но лодка готова. Пока сытая Лала будет прятаться, Элай успеет выйти в море, а богиня первых солнечных лучей приведет его домой. К невесте. Так у них всех появится еще шанс: у двух людей и чудовища.
Потому что старец, говоривший об изменениях, не соврал.
Удивительное случилось.
Внутри Лалы будто трещала и лопалась твердая корка безжизненной земли, крошилась у разломов, глыбы расслаивались на тонкие пласты и осыпались старыми листьями, шелухой, пылью, которую полагается вымести из храма души, очистив место новому.
Оно, это новое, было настойчивым и нетерпеливым. Ни свежие сомнения, ни горькие воспоминания не могли остановить или задержать его рост. Первый корешок тронул чистую почву – и вмиг оплел тонкой грибницей, будто укрыл ожерельем из драгоценных нитей. Упрямый стебелек протянулся к самому сердцу. Как из-за туч, из черного подвала заточения, первый лучик показался ослепительным.
Лала застонала от сладкой боли и наслаждения на грани муки и зажмурилась от свечения, которое исходило из нее самой.
Она стояла у кромки воды и сияла ярче утра, была утром, и это на нее смотрели облака, это ей посвящали первые песни дня птицы. Когда глаза привыкли к новым краскам, и уши стали способными внимать не только бою сердца, Лала увидела Лирну.
Богиня первых солнечных лучей приближалась по воде. От босых стоп разбегались легкие волны, окрашиваясь лиловым, фиолетовым, розовым. Одежды богини переливались оттенками пурпура, лицо было безупречно красивым, как и полагается лицам богинь.
Лала растерялась, хотела бежать, но поняла, что не сможет двинуть ни одним из трех хвостов. О том, чтобы обернуться чудищем, она и не подумала.
– Элай еще там, в городе. Спит, – пролепетала она. – Скоро ему понадобится твоя помощь.
– Я здесь ради тебя. Твое сердце освободилось от оков ненависти и снова впустило любовь. Ты наполнила меня такой радостью, что заслужила в подарок настоящее чудо. Я сделаю тебя снова человеком, вернув прежний облик. Правда, это будет стоить твоих бессмертия и чудесных сил.
Когда-то Лала с удовольствием смотрелась в зеркала и ровную гладь прудов и считалась самой красивой девушкой в городе... Значит, красота снова скроет уродство наводившего на моряков ужас чудовища? Но сначала Лала подумала не об этом.
– Без моих сил я не сдержу псов. Мне они ничего не сделают, но вот Элай…
– Хороший воин и сможет защититься от мурен.
Лала недоверчиво усмехнулась, она то знала, на что способны Верту, Йерна и Зейн.
– Элай, может, и был когда-то искусным воином, но он слеп.
Лирна снисходительно улыбнулась.
– Это я забрала его зрение, – и добавила, не меняя радушного выражения лица: – И это я направила Элая сюда.
Лала не сдержала изумленного возгласа:
– Зачем?
– Пора было освободить эти воды от безжалостного чудовища.
– Ты ослепила Элая перед тем как отправить на встречу с монстром?!
– Именно. И он справился со своей задачей. Чудовища больше нет. – Радость богини отдавала самолюбованием. – Ты - удивительно прекрасна, поэтому я готова вернуть тебе человеческое тело. Ты снова сможешь жить среди людей и попытаешься завоевать любовь Элая.
– А как же Исея? – Растерянность охватила Лалу, превращая мокрый песок под хвостами в зыбучие пески.
– Это будет честное соревнование между вами двумя. Теперь я больше склоняюсь на твою сторону. Думаю, может, поспешила связать Элая с Исеей?
Улыбка Лирны вдруг напомнила Лале улыбку другого бога.
– Неужели обратившееся к добру чудовище дороже тебе девушки, которая всегда оставалась верна своей любви?
– Боги ценят чудесные превращения.
Кому, как не Лале, было об этом знать!
Она опустила взгляд на воду, сверкавшую всеми оттенками фиолетового. Горизонт за спиной Лирны быстро светлел, готовый порваться, отделяя море от неба. Приближалось время зари. Время Лирны, которую считали покровительницей настоящей любви. Связывает она сердца и судьбы с помощью первых солнечных лучей?
– Вернув мне человеческое тело, ты не отмоешь мою душу от того зла, которое я сотворила за долгие годы. Это слишком тяжелый груз, чтобы разделить его с кем-то.
– Музыка Элая способна творить чудеса.
– Верни ему зрение.
Лала уже все обдумала.
– Уверена? – По лицу богини скользнула тень разочарования. – Ты понимаешь, что случится, когда он увидит тебя?
– Понимаю.
Лирна показала рукой на горизонт.
– У тебя мало времени.
– Я знаю. И все успею.
Лала уже спешила к проходу в долину.
– Элай! Элай! Выйди к морю. – Ее голос был звонок, и бежала она на своих хвостах легко. Как только в юности – со всех ног.
Она знала, она чувствовала, как все случится: мужчина откликнется. Он хорошо освоился на острове и быстро найдет дорогу. Выйдет к морю, откуда прилетел голос. Остановится у кромки воды. Когда лицо Элая омоет первый солнечный луч, мужчина прозреет. Заплачет от счастья, разглядывая руки, посветлевший горизонт, волны у своих ног. И в небе - кудрявые облака.
Лала как раз успеет за это время оказаться у прохода в город.
Скоро к острову подойдут корабли. И никто не погибнет, если она остановит псов.
Чудовище звали СкАла. Она станет скалой, навечно закрывая вход в долину. Позади останутся развалины давно забытого города, следы тех времен, когда они служили логовом страшному монстру. Дудочки и свирели, еще теплая глиняная печь, черствая лепешка цвета грозового неба. И верные своей злобе: Верту, Ерна и Зейн.
– Лала? Где ты, Лала?
Зрение вернулось не постепенно, а сразу, истязающе-пронзительной вспышкой света, мгновенно пресытив разум болезненно-четкими картинами. Все краски, формы, предметы, сама природа – не имели полутонов. Все вокруг кричало и оглушало. Как если бы цвет стал новым языком.
Разрозненные объекты складывались вместе наподобие мозаики, и вдруг в проходе между высокими горами – словно в окне или портретной рамке – застыло невиданное существо. Высокая женщина с убранными в толстую косу светлыми волосами. Ее красивое лицо искажалось от сильного напряжения. Сложена как богиня, два широких браслета украшали предплечья, кожаный жилет, стянутый впереди бечевой, прикрывает высокую грудь. На узкой талии сверкал драгоценной вышивкой широкий пояс, нет, это не пояс… От него и ниже... Тело разделялось на три покрытых изумрудной чешуей хвоста. Женщина стояла на двух из них, как на изогнутых дугах, и нервно била третьим, царапая острыми гребнями камни и отколупывая мелкую щебенку. СкАла!
Моряки на корабле спорили, мордой какого зверя становится голова чудовища, когда оно преследует жертвы в волнах и на суше. На какую длину вытягиваются острые когти.
Элай не сдержал крик ужаса:
– Лала! Где ты? Беги! – Он оглянулся по сторонам в поисках своей спасительницы.
Ему казалось, он слышит приближающийся лай собак. Грохот падения камней на миг заглушил все остальные звуки.
Элай обернулся и не увидел чудовища.
Прохода в горах тоже не было – серая скала отрезала город от моря.
– Лала! – Взгляд заметался с камня на камень. Исследовал пляж, не находя ни единой живой души. Вернулся к узкой скале, которая разделялась внизу, будто опиралась на три хвоста.
Элай, прижал руки к груди, восстанавливая дыхание, прикрыл ими лицо. Сердце билось в ладонях, торопливыми толчками наказывая глаза.
Когда мягкий шелест волн заставил мужчину посмотреть на море, рядом с берегом покачивалась небольшая лодка. Тонкая светлая нить протянулась от нее вдаль, указывая путь.
Элай стал мудрым и заботливым правителем. Его царство процветало, и люди в нем были довольны жизнью, и значит, добры и приветливы. У царя и царицы родилось пятеро сыновей. И было много верных друзей и благодарных подданных.
Еще при жизни о царе, способном творить чудеса своей музыкой, начали слагать легенды.
В том числе о том, как раз в год Элай возвращался на Радужный остров, который освободил от безжалостного и бездушного чудовища. Пологие северные пляжи служили торговым судам убежищем от непогоды и дарили путешественникам чистые ключи и незабываемое зрелище, когда прибрежные воды разгорались фиолетовым огнем и переливались сиреневым, розовым, лиловым. Все чаще остров называли не Радужным, а Птичьим, потому что звонкое пение издалека встречало корабли.
Главное, однажды, когда она случайно споткнулась о собственный драконий хвост, задумавшись, где побыстрее раздобыть дрова, то пока отряхивалась и оглядывалась, вдруг не узнала то, что видит перед собой. Мертвый город и забытая богами долина словно пробуждались от глубокого, затянувшегося сна. А Лала? Что же Лала?
Разве птичье пение, которое лилось отовсюду, не отзывалось эхом в груди?
Странная мысль, и ощущения странные. Рыкнув раздраженным чудищем, она поспешила, куда направлялась. Собрать дров. Проверить почти готовую лодку, что стояла на пляже близко от того места, где совсем недавно в зарослях водорослей ночевала Нга.
В городе появлялось все больше птиц, и по ночам стенало меньше призраков. Они перестали беспокоить Элая, но вдруг нашли путь к мыслям Лалы, заставляя ее вспоминать. Вспоминать...
***
Как у всякого бога, у него было много имен и много ликов. Каждому народу он представал таким, каким они его хотели видеть, и часто менял внешность. Он был непостоянен как стихия, которой повелевал. Вспыльчив, словно воин, привыкший к блеску легких побед. В городе, где жила Лала, его все еще называли Посейдоном.
Сначала он явился ей золотым дельфином, когда она собирала раковины на пляже, и заигрывал, приглашая покататься на его блестящей спине. Девушка осталась на берегу, сама не понимая, что подсказывает ей держаться подальше от воды.
На следующий день Посейдон попытался украсть ее, обернувшись тонконогим конем с аквамариновой гривой. Удивительно, но у Лалы получилось укрыться от него в узкой щели в горах. Черепаха помогла ей вернуться домой. У Нга были свои счеты с морским Владыкой.
Тогда бог пришел в город прекрасным юношей. С глазами – чистыми голубыми озерами и чувственными губами цвета кораллов, густые волосы стекали по широким плечам перламутровыми реками. Каждая девушка и замужняя женщина готова была отдать ему все себя. А Лала отвергла. Ведь она уже любила Кеба и готовилась к скорой свадьбе.
Но как известно, боги не принимают отказов. Посейдон засыпал поля в долине морской солью и потребовал от горожан принести понравившуюся ему девушку в жертву. Сколько ни просила Лала всем вместе обратиться за помощью к Фебу или Гекате, никто - ни родные, ни жених, не приняли ее сторону. Разве с богами спорят?
Наряженную в свадебное платье девушку привязали к скале у кромки моря. С песнями украсили песок у ее ног цветами и разложили богатые подношения. С песнями скрылись в городе.
Лала почти не плакала. Она спрятала в ладони шип ядовитого растения, и когда умолкли голоса, а в море показалась колесница Посейдона, проткнула острием кожу. Яд быстро растекся по телу, и это была сладкая боль. И смерть была сладкой, с улыбкой на губах.
Вот только Лала очнулась, не достигнув царства мертвых, и увидела склонившегося над ней Посейдона, лицо которого было перепачкано в красной пыли и искажено от ярости.
– Ты посмела выбрать смерть вместо жизни со мной? – Глаза бога жгли холодным огнем. Волосы развевались вокруг головы клубком морских змей. – Так знай, неблагодарная, отныне ты бессмертна! Я заключил особую сделку с повелителями смерти. Посмотрим, во что превратится твоя красота, и какие чувства возобладают в сердце. Воцарится в нем ненависть, тогда людской страх будет разжигать и питать твою ярость. Сохранится любовь, их страх превратит тебя в камень.
Посейдон исчез, а Лала попробовала подняться с песка и не смогла. Ниже пояса тело разделилось на три драконьих хвоста, покрывшись изумрудной чешуей. Закричав от ужаса, она едва не потеряла сознание. Ее мучила жажда, сотрясала паника, девушка была слишком растеряна и обессилена, чтобы где-то укрыться, и заснула прямо на пляже. Наутро ее нашли рыбаки. Лала попросила у них воды и помощи, но они с криками убежали прочь. А когда вернулись, в нее полетели камни.
Много камней. Все больше людей появлялось из города. Она увидела родные лица и не узнала их, потому что вместо жалости они отражали отвращение и страх. Кеб тоже бросал камни…
Лала пришла в себя на далеком пляже, наполовину скрытая в воде. Следов побоев на теле почти не было видно, и кожа стала менее чувствительной. Лала доползла до пещеры в горах, где хотела укрыться, но ее быстро обнаружили.
На этот раз с ней попытались расправиться стрелами и огнем. Пламя не оставляло ожогов и лишь будило ярость. Чем сильнее становились страх и ненависть людей, чем с большей настойчивостью они пытались уничтожить Лалу, тем ярче занималась синяя ярость, придавая ей сил и меняя тело. Превращая в чудовище.
Настал черный день, когда она вернулась в город. Ничто больше не могло остановить ее. Лала крушила здания и рыла когтями землю, несла смерть каждому, кто попадался на пути. Потом выискивала тех, кто спрятался в укрытиях. Не пощадила никого. Даже домашних птиц и животных. И все время слышала смех.
Голос Владыки морей сопровождал ее каждый шаг, каждую отнятую ею жизнь. Каждая смерть, крик, чужая слеза иссушали последние капли жалости, питая ненависть безобразного, бездушного чудовища. Посейдон насмеялся вдоволь в тот день...
Наступил вечер.
Вместо того чтобы опьянеть от переполнившей силы и заснуть среди развалин, как гость, обожравшийся на пиру, чудовище направилось туда, где его никто не ожидал увидеть.
К тому, кто верил, что наказал, и сам не может быть наказанным.
У Повелителя морей была одна слабость – охотничьи морские собаки - наводящие на всех ужас мурены, вечно голодные и подчинявшиеся только его приказам.
Пока Владыка спал, Лала проникла на псарню и растерзала всех мурен, сохранив головы трем любимицам Посейдона. Теперь они украшали ее широкий пояс.
Это было не самое верное решение, но Лала жаждала мести. Любой! Хоть одну потушенную улыбку бога, один испорченный для него день.
С тех пор Верну, Йерна и Зейн стали вроде бы ее слугами и в тоже время оставались врагами. Потому что мурены хранили верность только своей злобе.
Протей – морское божество, принимает любые обличия, если его заставить, предсказывает судьбу
Глава 6
Защита, выставленная вокруг острова, истончалась, и значит скоро, быть может уже завтра, корабли подойдут непозволительно близко к берегу, и тогда Лала не сможет совладать с собой. Устроит кровавый пир.
Волны окрасятся не лиловым, а красным.
И долго потом будут выбрасывать на песок обломки и мусор.
Поэтому Лала заранее покинула город. Еще черной ночью.
Дотронулась перед тем, как уйти, до волос спящего Элая. Мягкие кудри пощекотали ее ладони. Если она вовремя утолит голод, то сможет сохранить одну жизнь. Вот эту, ставшую для нее очень важной. Лала повесила на шею мужчины прочную веревку с небольшим ключом, подаренным Протеем.
Скрыть трагедию, что скоро разыграется в море, вряд ли получится. Но лодка готова. Пока сытая Лала будет прятаться, Элай успеет выйти в море, а богиня первых солнечных лучей приведет его домой. К невесте. Так у них всех появится еще шанс: у двух людей и чудовища.
Потому что старец, говоривший об изменениях, не соврал.
Удивительное случилось.
Внутри Лалы будто трещала и лопалась твердая корка безжизненной земли, крошилась у разломов, глыбы расслаивались на тонкие пласты и осыпались старыми листьями, шелухой, пылью, которую полагается вымести из храма души, очистив место новому.
Оно, это новое, было настойчивым и нетерпеливым. Ни свежие сомнения, ни горькие воспоминания не могли остановить или задержать его рост. Первый корешок тронул чистую почву – и вмиг оплел тонкой грибницей, будто укрыл ожерельем из драгоценных нитей. Упрямый стебелек протянулся к самому сердцу. Как из-за туч, из черного подвала заточения, первый лучик показался ослепительным.
Лала застонала от сладкой боли и наслаждения на грани муки и зажмурилась от свечения, которое исходило из нее самой.
Она стояла у кромки воды и сияла ярче утра, была утром, и это на нее смотрели облака, это ей посвящали первые песни дня птицы. Когда глаза привыкли к новым краскам, и уши стали способными внимать не только бою сердца, Лала увидела Лирну.
Богиня первых солнечных лучей приближалась по воде. От босых стоп разбегались легкие волны, окрашиваясь лиловым, фиолетовым, розовым. Одежды богини переливались оттенками пурпура, лицо было безупречно красивым, как и полагается лицам богинь.
Лала растерялась, хотела бежать, но поняла, что не сможет двинуть ни одним из трех хвостов. О том, чтобы обернуться чудищем, она и не подумала.
– Элай еще там, в городе. Спит, – пролепетала она. – Скоро ему понадобится твоя помощь.
– Я здесь ради тебя. Твое сердце освободилось от оков ненависти и снова впустило любовь. Ты наполнила меня такой радостью, что заслужила в подарок настоящее чудо. Я сделаю тебя снова человеком, вернув прежний облик. Правда, это будет стоить твоих бессмертия и чудесных сил.
Когда-то Лала с удовольствием смотрелась в зеркала и ровную гладь прудов и считалась самой красивой девушкой в городе... Значит, красота снова скроет уродство наводившего на моряков ужас чудовища? Но сначала Лала подумала не об этом.
– Без моих сил я не сдержу псов. Мне они ничего не сделают, но вот Элай…
– Хороший воин и сможет защититься от мурен.
Лала недоверчиво усмехнулась, она то знала, на что способны Верту, Йерна и Зейн.
– Элай, может, и был когда-то искусным воином, но он слеп.
Лирна снисходительно улыбнулась.
– Это я забрала его зрение, – и добавила, не меняя радушного выражения лица: – И это я направила Элая сюда.
Лала не сдержала изумленного возгласа:
– Зачем?
– Пора было освободить эти воды от безжалостного чудовища.
– Ты ослепила Элая перед тем как отправить на встречу с монстром?!
– Именно. И он справился со своей задачей. Чудовища больше нет. – Радость богини отдавала самолюбованием. – Ты - удивительно прекрасна, поэтому я готова вернуть тебе человеческое тело. Ты снова сможешь жить среди людей и попытаешься завоевать любовь Элая.
– А как же Исея? – Растерянность охватила Лалу, превращая мокрый песок под хвостами в зыбучие пески.
– Это будет честное соревнование между вами двумя. Теперь я больше склоняюсь на твою сторону. Думаю, может, поспешила связать Элая с Исеей?
Улыбка Лирны вдруг напомнила Лале улыбку другого бога.
– Неужели обратившееся к добру чудовище дороже тебе девушки, которая всегда оставалась верна своей любви?
– Боги ценят чудесные превращения.
Кому, как не Лале, было об этом знать!
Она опустила взгляд на воду, сверкавшую всеми оттенками фиолетового. Горизонт за спиной Лирны быстро светлел, готовый порваться, отделяя море от неба. Приближалось время зари. Время Лирны, которую считали покровительницей настоящей любви. Связывает она сердца и судьбы с помощью первых солнечных лучей?
– Вернув мне человеческое тело, ты не отмоешь мою душу от того зла, которое я сотворила за долгие годы. Это слишком тяжелый груз, чтобы разделить его с кем-то.
– Музыка Элая способна творить чудеса.
– Верни ему зрение.
Лала уже все обдумала.
– Уверена? – По лицу богини скользнула тень разочарования. – Ты понимаешь, что случится, когда он увидит тебя?
– Понимаю.
Лирна показала рукой на горизонт.
– У тебя мало времени.
– Я знаю. И все успею.
Лала уже спешила к проходу в долину.
– Элай! Элай! Выйди к морю. – Ее голос был звонок, и бежала она на своих хвостах легко. Как только в юности – со всех ног.
Она знала, она чувствовала, как все случится: мужчина откликнется. Он хорошо освоился на острове и быстро найдет дорогу. Выйдет к морю, откуда прилетел голос. Остановится у кромки воды. Когда лицо Элая омоет первый солнечный луч, мужчина прозреет. Заплачет от счастья, разглядывая руки, посветлевший горизонт, волны у своих ног. И в небе - кудрявые облака.
Лала как раз успеет за это время оказаться у прохода в город.
Скоро к острову подойдут корабли. И никто не погибнет, если она остановит псов.
Чудовище звали СкАла. Она станет скалой, навечно закрывая вход в долину. Позади останутся развалины давно забытого города, следы тех времен, когда они служили логовом страшному монстру. Дудочки и свирели, еще теплая глиняная печь, черствая лепешка цвета грозового неба. И верные своей злобе: Верту, Ерна и Зейн.
– Лала? Где ты, Лала?
Зрение вернулось не постепенно, а сразу, истязающе-пронзительной вспышкой света, мгновенно пресытив разум болезненно-четкими картинами. Все краски, формы, предметы, сама природа – не имели полутонов. Все вокруг кричало и оглушало. Как если бы цвет стал новым языком.
Разрозненные объекты складывались вместе наподобие мозаики, и вдруг в проходе между высокими горами – словно в окне или портретной рамке – застыло невиданное существо. Высокая женщина с убранными в толстую косу светлыми волосами. Ее красивое лицо искажалось от сильного напряжения. Сложена как богиня, два широких браслета украшали предплечья, кожаный жилет, стянутый впереди бечевой, прикрывает высокую грудь. На узкой талии сверкал драгоценной вышивкой широкий пояс, нет, это не пояс… От него и ниже... Тело разделялось на три покрытых изумрудной чешуей хвоста. Женщина стояла на двух из них, как на изогнутых дугах, и нервно била третьим, царапая острыми гребнями камни и отколупывая мелкую щебенку. СкАла!
Моряки на корабле спорили, мордой какого зверя становится голова чудовища, когда оно преследует жертвы в волнах и на суше. На какую длину вытягиваются острые когти.
Элай не сдержал крик ужаса:
– Лала! Где ты? Беги! – Он оглянулся по сторонам в поисках своей спасительницы.
Ему казалось, он слышит приближающийся лай собак. Грохот падения камней на миг заглушил все остальные звуки.
Элай обернулся и не увидел чудовища.
Прохода в горах тоже не было – серая скала отрезала город от моря.
– Лала! – Взгляд заметался с камня на камень. Исследовал пляж, не находя ни единой живой души. Вернулся к узкой скале, которая разделялась внизу, будто опиралась на три хвоста.
Элай, прижал руки к груди, восстанавливая дыхание, прикрыл ими лицо. Сердце билось в ладонях, торопливыми толчками наказывая глаза.
Когда мягкий шелест волн заставил мужчину посмотреть на море, рядом с берегом покачивалась небольшая лодка. Тонкая светлая нить протянулась от нее вдаль, указывая путь.
Эпилог
Элай стал мудрым и заботливым правителем. Его царство процветало, и люди в нем были довольны жизнью, и значит, добры и приветливы. У царя и царицы родилось пятеро сыновей. И было много верных друзей и благодарных подданных.
Еще при жизни о царе, способном творить чудеса своей музыкой, начали слагать легенды.
В том числе о том, как раз в год Элай возвращался на Радужный остров, который освободил от безжалостного и бездушного чудовища. Пологие северные пляжи служили торговым судам убежищем от непогоды и дарили путешественникам чистые ключи и незабываемое зрелище, когда прибрежные воды разгорались фиолетовым огнем и переливались сиреневым, розовым, лиловым. Все чаще остров называли не Радужным, а Птичьим, потому что звонкое пение издалека встречало корабли.
