В некотором государстве, в свободной республике жила генералисса. Было у неё трое взрослых детей — смелая дочь-наследница и сыновья на выданье.
Старшему было двадцать, и отличался он красотой неслыханной, изяществом невиданным и красноречием удивительным. Звали его Дреур. Многие девушки посматривали на Дреура, несколько даже сватались к нему, но мать отказывала. Всё потому, что хотела выдать она старшего за зрелую, мудрую и сильную женщину, ведь знала его коварный нрав.
Был Дреур прекрасен только лицом да фигурою — глаза глубокие, чёрные как заморский кофе, волосы длинные, угольные, в косы заплетённые, кожа загорелая, матовая, нос точёный, губы пухлые, тело гибкое и стройное. Да вот добрым нравом старший генералиссов сын не отличался. С детства был ленив, хитёр и лицемерен, в глаза улыбался, а за спиной каверзы строил, а уж в гордыне и тщеславии равных ему не сыскать было во всём городке — целыми днями Дреур только и делал, что бездельничал, от домашней работы отлынивал. Вместо шитья и вязания, что матушка поручала, иголочкой пальчики себе специально колол — хворым притворялся да на кровати отлёживался, пока младший брат его хлопотал за двоих. Отлёживался Дреур да в зеркальце посматривал, прелестью своей восхищался.
Только строгая, умудрённая жизнью женщина могла перевоспитать этот своенравный, распущенный цветочек…
Второй сын был на два года младше первого. Он словно полной противоположностью брата вырос. Хоть лицом не вышел он, да и был слишком худосочным — подержаться не за что, нравом отличался добрым, простым и честным. Звали младшего Авизар. Искренним был этот юноша, трудолюбивым, чистым и порядочным, но часто грустил. И не мудрено — девицы отважные (подружки сестры да дочки матушкиных сослуживиц, что порой заглядывали), замечали только Дреура, его великолепием любовались, а на Авизара не обращали внимания. На фоне брата старшего казался бедный юноша настоящим уродцем…
Так и жила семья генералиссы — дочка наукам обучалась да в городской страже подрабатывала, по стопам матушки в выборе профессии следуя, а сыновья целыми днями дома сидели.
Наступила середина зимы, городок завалило снегом, солнышко выглядывало редко, а хлопот у всех прибавилось — печи топить, сугробы разгребать. Но не только заботы наполняли жизнь Дреура и Авизара, а ещё и счастливое предвкушение приключений, ведь близился праздник — День рождения матушки их.
Голова семейства, генералисса честная, всегда отмечала дату эту важную с шиком и размахом. В этом году задумала она богатый пир закатить, на который всех боевых подруг пригласить с их семьями. Тех подруг, с кем она служила в молодости и даже тех, с кем училась в Школе Блюстительниц Порядка. Решила так женщина, да не просто чтобы со знакомыми повидаться. Ещё задумала она партии подходящие для сыновей присмотреть — вдруг кому они и приглянутся.
Написала генералисса приглашений множество, и стала дом к торжеству готовить. Хлопот достаточно было, столько, что пришлось даже Дреуру не болезным притворяться, а за швабру и веник взяться. В поте лица юноши полы мели и драили, подвал с чердаком вычищали, на рынок бегали, комнаты украшали.
Вот в один из дней натирали братья раму оконную на чердаке, и говорит тут Дреур, вздыхая:
— Ах, как бы мне на празднике жену себе встретить. Да богатую и щедрую! Чтобы не заставляла она меня как государыня-матушка трудиться, ткать и вязать, мыть и готовить, а наняла несколько служек, которые бы мужскую работу за меня делали. Моей бы красотой жена восторгалась целыми днями. Разрешала бы она мне только наряды мерить и в зеркало смотреться!
Испугался Авизар:
— Что ты говоришь такое, братец… Зачем кому-то ленивый муж?
— Ленивый, зато красивый! — гордо возразил ему Дреур, в стекло оконное на своё отражение поглядывая. — Да пусть бы хоть заморская дама приехала и взяла меня в гарем. Сделала первым мужем! Остальные бы мужья хлопотали, а я бы ими руководил! Приказывал им — там помойте, тут потрите. Был бы я генералиссой у себя дома, главнокомандующим уборщиков и поварят!
— Негоже юноше власти желать, так можно всю мужественность растерять, — ответил мудрый Авизар ему старой присказкой.
Только вздохнул Дреур снова:
— Ах, хоть бы какую жену встретить на празднике… Весной двадцать один мне исполнится, как бы старым юнственником не остаться с матушкиными причудами. Всех невест она распугала — не отдам, мол, вам сына, не для вас его цветочек распускался. Не сватается ко мне никто больше.
Хоть горько было это Авизару слушать — к нему-то совсем никто никогда не сваталась, но добрым он был, и захотел брата утешить.
— Не летами ценность юноши первым делом измеряется, а свежестью и чистотой кожи, румяностью щёк, целомудрием да услужливостью. Пусть не слишком ты молод по годам, зато выглядишь младше меня. И борода у тебя не растёт.
Очень грустно стало Авизару, ведь правду он сказал — сестрины подружки не раз говорили, дескать думали, что Дреуру не больше семнадцати. Столь прекрасен он был, что даже годы не потрепали его красоту. Кожа брата была нежной как у маленького мальчика, а вот у самого Авизара упорно росла уродливая чёрная щетина под носом, которую каждое утро приходилось сбривать.
— Пусть не слишком богата жена моя будет, — вздохнул Дреур в третий раз тем временем, — но хоть не совсем бедная. Не жду я уже ни бриллиантов, ни сапфиров, хоть бы жемчужное кольцо кто подарила, я бы уже счастливым стал!
Ничего не ответил Авизар — он-то не надеялся даже цветочный венок получить как-нибудь от дамы. Не повезло ему вырасти плохеньким рядом с красавцем-братом, но старался он не завидовать, а судьбу свою горькую принять смиренно, как и подобает порядочному юноше.
— Не кручинься, — улыбнулся Дреур ласково, — не печалься. Оба мы жён найдём — вот увидишь! Матушка по платью новому нам обоим купила, по роскошному платью. Как наденешь ты его, так и сразу краше станешь. Какой-нибудь даме приглянешься.
Снова ничего не ответил Авизар. Не знал он, вправду ли Дреур так считает аль привирает. Помнил Авизар про нрав его — хитрый, лживый и лицемерный. Так что только помрачнел Авизар, стал чернее тучи. Он больше всего на свете хотел на торжестве встретить жену будущую, ту, что согласится потерпеть внешность его непривлекательную, зато получит мужа хозяйственного, послушного и скромного. Да понимал, что вряд ли ему повезёт…
— Ах, — схватился вдруг Дреур за голову, — ах, братец, разболелся я снова! Дай-ка прилягу ненадолго…
Бросил лентяй тряпку и, постанывая, поплёлся к тюфяку.
Нахмурился Авизар:
— А если матушка спросит, работал ты или опять отлёживался?
— Ежели государыня-матушка спросит, выручи меня, братец родимый, не подставь меня, болезного! Скажи ей, что вместе мы окно домывали, а то она ругать меня станет. Или даже на праздник не пустит.
Развалился Дреур, зеркальце своё любимое достал. Хотел было Авизар поворчать, да пожалел брата и один хлопотать продолжил, хоть давно надоели ему эти постоянные хвори.
Подумалось так Авизару: «Брат родной меня попросил — не могу же я ему отказать? Вдруг вправду голова у него разболелась? Ничего, сейчас поработаю, зато к жизни подженой готов буду. Дреура-то многие в дом пригласят, пусть он и бездельник, а мне надо привычкой трудиться и умением с заботами справляться компенсировать своё уродство. Пусть Дреур и красивый, зато я хозяйственный. Встречу ещё женщину, которая не красоту искать будет, а услужливость и доброту.»
Подумал так Авизар бедный и продолжил отдуваться за двоих…
Вот, наконец, наступил день радостный — повалили гостьи, начали изысканные кушанья пробовать, песни петь, да на рояле и арфе играть.
Много приехало женщин разных. В дом заходили здоровые и не очень — у кого руки не было, у кого ноги, у кого глаза, у кого шрамы всё лицо украсили, а некоторые не слышали почти ничего. Сложная ведь работа у блюстительниц порядка, всякое случается, а приехали сегодня только такие — кто в городской страже служила, кто в сельской, кто дороги проверяла, кто с опасностями сражалась. Опасностями тёмными, такими, о которых братья ничего конкретного и не слыхивали…
Некоторые явились с мужьями, некоторые с сыновьями или храбрыми дочерями. Так что кроме боевых подруг генералиссы были в доме и девушки. Как и ожидал Авизар, они на Дреура, в красное платье наряженного, с интересом посматривали. Да и некоторые дамы в летах тоже кидали цепкие, хваткие взгляды… Не только ведь муженатые подруги у генералиссы водились, ещё и вдовы, и те, что только в зрелых годах хотели в дом юношу взять, а молодостью насладиться свободной, семьёй не обременённой. Даже приехала парочка дам из дальних стран, а сопровождал их целый гарем. Рядом с такими Дреур особенно долго вертелся — всё надеялся он старшим мужем стать и на перинах весь день лежать.
Пока женщины развлекались и разговаривали, в зале большом и светлом время проводя, братья, хозяюшкины умелые, кушанья подносили и напитки разливали. Дреур был гордым и довольным, а вот Авизар лишь улыбку натягивал (как воспитанному юноше и положено), а сам был грустным и подавленным. Платье Авизара хоть и было белое, нежное, воздушное, только нисколько оно не скрывало его уродства. Скорее даже подчёркивало. Особенно с рядом с шикарным нарядом брата.
Конечно, красоту Дреура не все замечали — были среди гостей и те, что с другой женщиной на праздник явились (милой сердцу подругой, верной спутницею жизни), а были и те, кому одиночество милей самого распрекрасного юнца. Но хоть Авизар и думал о том, что не все Дреуром любуются, хоть старался не завидовать, горько видеть ему было, что снова брат его затмил…
Звенели бокалы, слышался смех, играла музыка, молодёжь по дому шастала вслед за сестрицею Авизара, которая убранство дома да картины чудные гостьям показывала, а вот сам Авизар всё мрачнее и мрачнее становился. Наконец не выдержал он, слёзки на глазах выступили. Убежал юноша в прихожую. Там притворился, будто делом занят — меха и шубы гостей расправляет и отряхивает. Слезинки Авизар смахивал, а сам в окошко глядел на снег, что валил точно пух с неба.
Вдруг матушка заходит, подозрительно на хлопоты сына посматривает да спрашивает:
— Ты куда ушёл? А закуски кто подносить будет? Впрочем… оставайся пока тут. Дреур, бездельник, и сам справится. Оставайся и на дверь поглядывай — одной гостьи, полковницы Ивдиады, ещё нет. Как придёт она, встреть её с почестями, разуться помоги, морсу тёплого принеси. Старинная это подруга моя, когда-то жизнь она мне спасла.
Навострил ушки Авизар, заинтересовался — никогда матушка об этом раньше не сказывала. Навострил, и тут заметил голову Дреура, что в прихожую высунулась. Братишке, видно, тоже любопытно стало, что ещё за видная полковница скоро прибудет.
— Встречу, государыня-матушка, — ответил Авизар и глазки потупил. — И морсу налью, и перекусить принесу.
Генералисса только забеспокоилась почему-то.
— Морсу налей, а закусок не надо. Долго с ней не разговаривай. Хоть женщина она смелая, и за спасение я ей благодарна, но уж больно она опасна. Ещё в девичестве была Ивдиада себе на уме. Как бы не задумала чего… И не из наших краёв полковница вдобавок. Там, где она росла, порядки другие — сыновей принято пороть, чтобы скромными росли, мужьям выбивать зубы, а вдовцов в могильники кидать.
— Откуда же она? — не удержался Авизар. Испугался он, да больно любопытно стало послушать про другие страны.
— Родом она из южных земель, родилась далеко от нас, но много путешествовала. Сейчас живёт Ивдиада на северной границе с отрядом соратниц. Живёт у Лихого моря, пиратские корабли высматривает. А ещё она… не надо вам этого знать! — спохватилась мать и тут же замахала руками. — Ты, Авизар, поскромнее лицо сделай — любопытство и учёность юношу не красят. А ты, Дреур, бездельник, в зал беги — сладкое пора нести.
Как матушка и наказала, продолжил Авизар меха перебирать, а сам всё на дверь посматривал. Наконец, распахнулась она и на пороге появилась та самая полковница. Видно было, что Ивдиада не здешняя: кожа её была смугловатой, чёрные волосы, сединой посеребрённые, по-особому уложены были. Глаза у Ивдиады выразительные оказались, чуть раскосые, а на лице её замечалось несколько глубоких шрамов. Полковница опиралась на посох — нога была у Ивдиады нездоровой, видать. Но держалась гостья твёрдо и властно. За спиной у неё, как через проём дверной Авизар углядел, остались сани диковинные, бубенцами украшенные. Запряжены в сани были три мускулистые откормленные оленихи.
Чуть не ахнул Авизар от удивления, а тут его полковница придирчивым взглядом окинула.
Как окинула, так забилось сердечко у него, запрыгало. Радостно вдруг ему стало… Уронил он меховой воротничок и даже не заметил… А гостья всё смотрела.
Тут надежда в юноше поселилась: может хоть такой женщине, боями покалеченной, нужен первым делом не красивый муж, а выносливый и хозяйственный? Такой, что в любое время дня и ночи со счастливым, а не с кислым лицом всё подаст-принесёт?
Спохватился Авизар — какое же впечатление он на неё произвёл — невоспитанного растяпы! Стоит, молчит, вещи роняет… Подскочил к полковнице хозяюшкин, шубу помог снять, сапоги расстегнуть, а потом за морсом поспешил.
Возвращается Авизар, а Ивдиада в кресле сидит и ногу растирает — видать, серьёзно её покалечили когда-то… Подал юноша ей напиток трясущимися руками, а воительница всё посматривает на него заинтересованно.
Хоть разволновался Авизар, да думает: «Надо не глазами хлопать, а судьбу свою устраивать. Беседу любезную нужно начать. Может, я полковнице понравился. Может, она поджену позовёт… Торопиться надо, пока Дреур не появился. Если Ивдиада его увидит, то не меня позовёт, а брата.»
— Вы пиратов ловите? — пролепетал он.
Улыбнулась воительница, морсу глотнула и снова взглядом внимательным Авизара окинула.
— Мать, выходит, тебе обо мне рассказывала?
— Чуть-чуть.
— Не забыла, значит, старую подругу… Пираты нечасто встречаются, да и хлопот от них немного. Хуже всего ледяные колдунцы и снежные привидения.
Округлились у Авизара глаза — ничего он о таких ужасах не слышал!
— Некоторые юноши, кто поджену не выскочил, убегают с горя в глушь, — начала объяснять она. Голос у полковницы был глубокий, таинственный… — На мир они обижены, на судьбу озлоблены. Начинают они к скрытым природным силам обращаться, к тёмным силам. У них помощи просить, защиты и утешения. Но как может утешиться никому не нужный мужчина, тот, что не познал любви, тот, что не может прислуживать жене? Конечно, такой только злее становится. Как могущество обретает — начинает всем вокруг пакостить. Красотой или чистотой привлечь внимание женщин не смог — пытается привлечь хоть яростью. Это и есть ледяные колдунцы — те, кто подчинили себе силу холода.
Авизар испуганно сглотнул, а на лице Ивдиады появилась хитрая, чарующая ухмылка.
— Если юн колдунец и неопытен, убить его несложно, а вот если престарелый и сильный попадается — с ним приходится повозиться… А снежные привидения — это духи. У нас на Севере поверье ходит, что если мужчина ленивый и непослушный настолько, что жена его проклинает, то после смерти он не может найти покой. Кружит он по заснеженным лесам и полям, порой забредает в поселения. В окна заглядывает, счастливым мужьям завидуя. Иногда нападает. Привидение сложно одолеть, но у моих соратниц получается.
Старшему было двадцать, и отличался он красотой неслыханной, изяществом невиданным и красноречием удивительным. Звали его Дреур. Многие девушки посматривали на Дреура, несколько даже сватались к нему, но мать отказывала. Всё потому, что хотела выдать она старшего за зрелую, мудрую и сильную женщину, ведь знала его коварный нрав.
Был Дреур прекрасен только лицом да фигурою — глаза глубокие, чёрные как заморский кофе, волосы длинные, угольные, в косы заплетённые, кожа загорелая, матовая, нос точёный, губы пухлые, тело гибкое и стройное. Да вот добрым нравом старший генералиссов сын не отличался. С детства был ленив, хитёр и лицемерен, в глаза улыбался, а за спиной каверзы строил, а уж в гордыне и тщеславии равных ему не сыскать было во всём городке — целыми днями Дреур только и делал, что бездельничал, от домашней работы отлынивал. Вместо шитья и вязания, что матушка поручала, иголочкой пальчики себе специально колол — хворым притворялся да на кровати отлёживался, пока младший брат его хлопотал за двоих. Отлёживался Дреур да в зеркальце посматривал, прелестью своей восхищался.
Только строгая, умудрённая жизнью женщина могла перевоспитать этот своенравный, распущенный цветочек…
Второй сын был на два года младше первого. Он словно полной противоположностью брата вырос. Хоть лицом не вышел он, да и был слишком худосочным — подержаться не за что, нравом отличался добрым, простым и честным. Звали младшего Авизар. Искренним был этот юноша, трудолюбивым, чистым и порядочным, но часто грустил. И не мудрено — девицы отважные (подружки сестры да дочки матушкиных сослуживиц, что порой заглядывали), замечали только Дреура, его великолепием любовались, а на Авизара не обращали внимания. На фоне брата старшего казался бедный юноша настоящим уродцем…
Так и жила семья генералиссы — дочка наукам обучалась да в городской страже подрабатывала, по стопам матушки в выборе профессии следуя, а сыновья целыми днями дома сидели.
***
Наступила середина зимы, городок завалило снегом, солнышко выглядывало редко, а хлопот у всех прибавилось — печи топить, сугробы разгребать. Но не только заботы наполняли жизнь Дреура и Авизара, а ещё и счастливое предвкушение приключений, ведь близился праздник — День рождения матушки их.
Голова семейства, генералисса честная, всегда отмечала дату эту важную с шиком и размахом. В этом году задумала она богатый пир закатить, на который всех боевых подруг пригласить с их семьями. Тех подруг, с кем она служила в молодости и даже тех, с кем училась в Школе Блюстительниц Порядка. Решила так женщина, да не просто чтобы со знакомыми повидаться. Ещё задумала она партии подходящие для сыновей присмотреть — вдруг кому они и приглянутся.
Написала генералисса приглашений множество, и стала дом к торжеству готовить. Хлопот достаточно было, столько, что пришлось даже Дреуру не болезным притворяться, а за швабру и веник взяться. В поте лица юноши полы мели и драили, подвал с чердаком вычищали, на рынок бегали, комнаты украшали.
Вот в один из дней натирали братья раму оконную на чердаке, и говорит тут Дреур, вздыхая:
— Ах, как бы мне на празднике жену себе встретить. Да богатую и щедрую! Чтобы не заставляла она меня как государыня-матушка трудиться, ткать и вязать, мыть и готовить, а наняла несколько служек, которые бы мужскую работу за меня делали. Моей бы красотой жена восторгалась целыми днями. Разрешала бы она мне только наряды мерить и в зеркало смотреться!
Испугался Авизар:
— Что ты говоришь такое, братец… Зачем кому-то ленивый муж?
— Ленивый, зато красивый! — гордо возразил ему Дреур, в стекло оконное на своё отражение поглядывая. — Да пусть бы хоть заморская дама приехала и взяла меня в гарем. Сделала первым мужем! Остальные бы мужья хлопотали, а я бы ими руководил! Приказывал им — там помойте, тут потрите. Был бы я генералиссой у себя дома, главнокомандующим уборщиков и поварят!
— Негоже юноше власти желать, так можно всю мужественность растерять, — ответил мудрый Авизар ему старой присказкой.
Только вздохнул Дреур снова:
— Ах, хоть бы какую жену встретить на празднике… Весной двадцать один мне исполнится, как бы старым юнственником не остаться с матушкиными причудами. Всех невест она распугала — не отдам, мол, вам сына, не для вас его цветочек распускался. Не сватается ко мне никто больше.
Хоть горько было это Авизару слушать — к нему-то совсем никто никогда не сваталась, но добрым он был, и захотел брата утешить.
— Не летами ценность юноши первым делом измеряется, а свежестью и чистотой кожи, румяностью щёк, целомудрием да услужливостью. Пусть не слишком ты молод по годам, зато выглядишь младше меня. И борода у тебя не растёт.
Очень грустно стало Авизару, ведь правду он сказал — сестрины подружки не раз говорили, дескать думали, что Дреуру не больше семнадцати. Столь прекрасен он был, что даже годы не потрепали его красоту. Кожа брата была нежной как у маленького мальчика, а вот у самого Авизара упорно росла уродливая чёрная щетина под носом, которую каждое утро приходилось сбривать.
— Пусть не слишком богата жена моя будет, — вздохнул Дреур в третий раз тем временем, — но хоть не совсем бедная. Не жду я уже ни бриллиантов, ни сапфиров, хоть бы жемчужное кольцо кто подарила, я бы уже счастливым стал!
Ничего не ответил Авизар — он-то не надеялся даже цветочный венок получить как-нибудь от дамы. Не повезло ему вырасти плохеньким рядом с красавцем-братом, но старался он не завидовать, а судьбу свою горькую принять смиренно, как и подобает порядочному юноше.
— Не кручинься, — улыбнулся Дреур ласково, — не печалься. Оба мы жён найдём — вот увидишь! Матушка по платью новому нам обоим купила, по роскошному платью. Как наденешь ты его, так и сразу краше станешь. Какой-нибудь даме приглянешься.
Снова ничего не ответил Авизар. Не знал он, вправду ли Дреур так считает аль привирает. Помнил Авизар про нрав его — хитрый, лживый и лицемерный. Так что только помрачнел Авизар, стал чернее тучи. Он больше всего на свете хотел на торжестве встретить жену будущую, ту, что согласится потерпеть внешность его непривлекательную, зато получит мужа хозяйственного, послушного и скромного. Да понимал, что вряд ли ему повезёт…
— Ах, — схватился вдруг Дреур за голову, — ах, братец, разболелся я снова! Дай-ка прилягу ненадолго…
Бросил лентяй тряпку и, постанывая, поплёлся к тюфяку.
Нахмурился Авизар:
— А если матушка спросит, работал ты или опять отлёживался?
— Ежели государыня-матушка спросит, выручи меня, братец родимый, не подставь меня, болезного! Скажи ей, что вместе мы окно домывали, а то она ругать меня станет. Или даже на праздник не пустит.
Развалился Дреур, зеркальце своё любимое достал. Хотел было Авизар поворчать, да пожалел брата и один хлопотать продолжил, хоть давно надоели ему эти постоянные хвори.
Подумалось так Авизару: «Брат родной меня попросил — не могу же я ему отказать? Вдруг вправду голова у него разболелась? Ничего, сейчас поработаю, зато к жизни подженой готов буду. Дреура-то многие в дом пригласят, пусть он и бездельник, а мне надо привычкой трудиться и умением с заботами справляться компенсировать своё уродство. Пусть Дреур и красивый, зато я хозяйственный. Встречу ещё женщину, которая не красоту искать будет, а услужливость и доброту.»
Подумал так Авизар бедный и продолжил отдуваться за двоих…
***
Вот, наконец, наступил день радостный — повалили гостьи, начали изысканные кушанья пробовать, песни петь, да на рояле и арфе играть.
Много приехало женщин разных. В дом заходили здоровые и не очень — у кого руки не было, у кого ноги, у кого глаза, у кого шрамы всё лицо украсили, а некоторые не слышали почти ничего. Сложная ведь работа у блюстительниц порядка, всякое случается, а приехали сегодня только такие — кто в городской страже служила, кто в сельской, кто дороги проверяла, кто с опасностями сражалась. Опасностями тёмными, такими, о которых братья ничего конкретного и не слыхивали…
Некоторые явились с мужьями, некоторые с сыновьями или храбрыми дочерями. Так что кроме боевых подруг генералиссы были в доме и девушки. Как и ожидал Авизар, они на Дреура, в красное платье наряженного, с интересом посматривали. Да и некоторые дамы в летах тоже кидали цепкие, хваткие взгляды… Не только ведь муженатые подруги у генералиссы водились, ещё и вдовы, и те, что только в зрелых годах хотели в дом юношу взять, а молодостью насладиться свободной, семьёй не обременённой. Даже приехала парочка дам из дальних стран, а сопровождал их целый гарем. Рядом с такими Дреур особенно долго вертелся — всё надеялся он старшим мужем стать и на перинах весь день лежать.
Пока женщины развлекались и разговаривали, в зале большом и светлом время проводя, братья, хозяюшкины умелые, кушанья подносили и напитки разливали. Дреур был гордым и довольным, а вот Авизар лишь улыбку натягивал (как воспитанному юноше и положено), а сам был грустным и подавленным. Платье Авизара хоть и было белое, нежное, воздушное, только нисколько оно не скрывало его уродства. Скорее даже подчёркивало. Особенно с рядом с шикарным нарядом брата.
Конечно, красоту Дреура не все замечали — были среди гостей и те, что с другой женщиной на праздник явились (милой сердцу подругой, верной спутницею жизни), а были и те, кому одиночество милей самого распрекрасного юнца. Но хоть Авизар и думал о том, что не все Дреуром любуются, хоть старался не завидовать, горько видеть ему было, что снова брат его затмил…
Звенели бокалы, слышался смех, играла музыка, молодёжь по дому шастала вслед за сестрицею Авизара, которая убранство дома да картины чудные гостьям показывала, а вот сам Авизар всё мрачнее и мрачнее становился. Наконец не выдержал он, слёзки на глазах выступили. Убежал юноша в прихожую. Там притворился, будто делом занят — меха и шубы гостей расправляет и отряхивает. Слезинки Авизар смахивал, а сам в окошко глядел на снег, что валил точно пух с неба.
Вдруг матушка заходит, подозрительно на хлопоты сына посматривает да спрашивает:
— Ты куда ушёл? А закуски кто подносить будет? Впрочем… оставайся пока тут. Дреур, бездельник, и сам справится. Оставайся и на дверь поглядывай — одной гостьи, полковницы Ивдиады, ещё нет. Как придёт она, встреть её с почестями, разуться помоги, морсу тёплого принеси. Старинная это подруга моя, когда-то жизнь она мне спасла.
Навострил ушки Авизар, заинтересовался — никогда матушка об этом раньше не сказывала. Навострил, и тут заметил голову Дреура, что в прихожую высунулась. Братишке, видно, тоже любопытно стало, что ещё за видная полковница скоро прибудет.
— Встречу, государыня-матушка, — ответил Авизар и глазки потупил. — И морсу налью, и перекусить принесу.
Генералисса только забеспокоилась почему-то.
— Морсу налей, а закусок не надо. Долго с ней не разговаривай. Хоть женщина она смелая, и за спасение я ей благодарна, но уж больно она опасна. Ещё в девичестве была Ивдиада себе на уме. Как бы не задумала чего… И не из наших краёв полковница вдобавок. Там, где она росла, порядки другие — сыновей принято пороть, чтобы скромными росли, мужьям выбивать зубы, а вдовцов в могильники кидать.
— Откуда же она? — не удержался Авизар. Испугался он, да больно любопытно стало послушать про другие страны.
— Родом она из южных земель, родилась далеко от нас, но много путешествовала. Сейчас живёт Ивдиада на северной границе с отрядом соратниц. Живёт у Лихого моря, пиратские корабли высматривает. А ещё она… не надо вам этого знать! — спохватилась мать и тут же замахала руками. — Ты, Авизар, поскромнее лицо сделай — любопытство и учёность юношу не красят. А ты, Дреур, бездельник, в зал беги — сладкое пора нести.
Как матушка и наказала, продолжил Авизар меха перебирать, а сам всё на дверь посматривал. Наконец, распахнулась она и на пороге появилась та самая полковница. Видно было, что Ивдиада не здешняя: кожа её была смугловатой, чёрные волосы, сединой посеребрённые, по-особому уложены были. Глаза у Ивдиады выразительные оказались, чуть раскосые, а на лице её замечалось несколько глубоких шрамов. Полковница опиралась на посох — нога была у Ивдиады нездоровой, видать. Но держалась гостья твёрдо и властно. За спиной у неё, как через проём дверной Авизар углядел, остались сани диковинные, бубенцами украшенные. Запряжены в сани были три мускулистые откормленные оленихи.
Чуть не ахнул Авизар от удивления, а тут его полковница придирчивым взглядом окинула.
Как окинула, так забилось сердечко у него, запрыгало. Радостно вдруг ему стало… Уронил он меховой воротничок и даже не заметил… А гостья всё смотрела.
Тут надежда в юноше поселилась: может хоть такой женщине, боями покалеченной, нужен первым делом не красивый муж, а выносливый и хозяйственный? Такой, что в любое время дня и ночи со счастливым, а не с кислым лицом всё подаст-принесёт?
Спохватился Авизар — какое же впечатление он на неё произвёл — невоспитанного растяпы! Стоит, молчит, вещи роняет… Подскочил к полковнице хозяюшкин, шубу помог снять, сапоги расстегнуть, а потом за морсом поспешил.
Возвращается Авизар, а Ивдиада в кресле сидит и ногу растирает — видать, серьёзно её покалечили когда-то… Подал юноша ей напиток трясущимися руками, а воительница всё посматривает на него заинтересованно.
Хоть разволновался Авизар, да думает: «Надо не глазами хлопать, а судьбу свою устраивать. Беседу любезную нужно начать. Может, я полковнице понравился. Может, она поджену позовёт… Торопиться надо, пока Дреур не появился. Если Ивдиада его увидит, то не меня позовёт, а брата.»
— Вы пиратов ловите? — пролепетал он.
Улыбнулась воительница, морсу глотнула и снова взглядом внимательным Авизара окинула.
— Мать, выходит, тебе обо мне рассказывала?
— Чуть-чуть.
— Не забыла, значит, старую подругу… Пираты нечасто встречаются, да и хлопот от них немного. Хуже всего ледяные колдунцы и снежные привидения.
Округлились у Авизара глаза — ничего он о таких ужасах не слышал!
— Некоторые юноши, кто поджену не выскочил, убегают с горя в глушь, — начала объяснять она. Голос у полковницы был глубокий, таинственный… — На мир они обижены, на судьбу озлоблены. Начинают они к скрытым природным силам обращаться, к тёмным силам. У них помощи просить, защиты и утешения. Но как может утешиться никому не нужный мужчина, тот, что не познал любви, тот, что не может прислуживать жене? Конечно, такой только злее становится. Как могущество обретает — начинает всем вокруг пакостить. Красотой или чистотой привлечь внимание женщин не смог — пытается привлечь хоть яростью. Это и есть ледяные колдунцы — те, кто подчинили себе силу холода.
Авизар испуганно сглотнул, а на лице Ивдиады появилась хитрая, чарующая ухмылка.
— Если юн колдунец и неопытен, убить его несложно, а вот если престарелый и сильный попадается — с ним приходится повозиться… А снежные привидения — это духи. У нас на Севере поверье ходит, что если мужчина ленивый и непослушный настолько, что жена его проклинает, то после смерти он не может найти покой. Кружит он по заснеженным лесам и полям, порой забредает в поселения. В окна заглядывает, счастливым мужьям завидуя. Иногда нападает. Привидение сложно одолеть, но у моих соратниц получается.
