И хотя сам Эван был полностью уверен в своих силах, чувствовалось, что он заметно нервничает и переживает. А потому разговоры о Фриде и блудницах плавно перетекли в более насущные и волнительные для него. Платье я убрала поглубже в шкаф, чтобы не напоминать своему жениху о моем посещении Луми, выкинуть почему-то так и не решилась, просто спрятала и забыла о нем.
Вот только вся площадь гудела, как пчелиный улей, но вмиг разговоры затихли, и над площадью повисла величественная тишина, а небо словно посветлело. И мы с Эваном увидели высоко в небе стремительно приближающиеся точки, которые увеличивались в размере, и вскоре стало возможно различить, что это как раз те, кого все мы с нетерпением ожидали. Три прекрасных крылатых жеребца гордо несли на себе своих всадников, а четвертый, по-видимому, предназначенный для Эвана, летел пока без седока. Вот уже стало возможно рассмотреть их очертания. Но мое сердце взволнованно пропустило удар еще до того, как стали различимы лица приближающихся, я словно почувствовала его. Возможно, узнала по осанке, или, наконец-то, у меня проснулась интуиция, но мне резко вдруг перестало хватать воздуха. Абсолютно белоснежные кони с гордо изогнутыми шеями, легко приземлились, ударяя копытами о землю. Их развевающиеся искрящиеся гривы поблескивали в лучах солнца. Всадники в белых плащах, с накинутыми на их головы капюшонами, грациозно спешились и остановились в ряд, и вот теперь их можно было рассмотреть как следует. Все высокие, широкоплечие, красивые. У одного прибывшего была темно-зеленая оторочка на плаще, что означало, что это сильный целитель, у второго — золотая, значит, судья. А по центру стоял Дагарт, и цвет отделки его плаща был синим, очень насыщенным, практически фиолетовым. Хранитель, причем один из самых сильнейших, входящих в совет двенадцати правящих Элраном. Вот ведь меня угораздило так вляпаться. Если бы я могла, я бы прямо сейчас упала в обморок, но сознание решительно не хотело меня покидать, только широко распахнулись глаза от все нарастающего ужаса. И Дагарт, словно почувствовав мой интерес, словно зная, где я нахожусь, медленно поднял свое лицо и уставился прямо на меня. Я не успела по его лицу понять, что он думает. Хотя, наверное, я бы все равно не смогла прочитать, будь даже у меня времени немного побольше. Трое элранцев начали испускать тонкое свечение, постепенно усиливая его мощь и яркость, превращаясь в одно сплошное желтое пятно. И вот уже невозможно было смотреть на них без боли в глазах, а всю площадь залил ровный белый свет, который слепил, но и очаровывал. Я зажмурилась, опуская глаза и голову вниз. А Эван, быстро обняв меня и поцеловав в щеку, вышел навстречу магам, скрестил руки на груди, положив ладони на плечи, встал на колени и попытался испустить такой же свет, как и прибывшие элры.
Я же с ужасом подумала о том, что я подставила своего жениха. Это у всех жителей резало от света глаза, а сами элранцы, наверняка, все прекрасно видели и чувствовали себя прекрасно. Если бы Эван не обнял меня, то Дагарт не догадался бы о том, кто мой жених. А теперь он все знает, всплыли в голове его злые слова: «мы это еще посмотрим»… Дагарт может все испортить, он может отомстить мне прямо сейчас — помешать Эвану сдать экзамен, например. Эван этого не перенесет, он так долго готовился. Все его мечты, надежды на будущее, все будет зачеркнуто. Он же не сможет уже быть простым кузнецом. Эван был так уверен, что сдаст экзамен, что последние дни даже кузнецу не посещал, считая, что одной ногой он находится уже на Элране и кузнечное дело ему совершенно ни к чему. Да он и должен был бы сдать экзамен, ведь бесспорно, что он одарен. Это будет высшей несправедливостью, какую только видели в нашем Рейте за последние годы. А все из-за меня. Из-за того, что я позавидовала какому-то платью. Одна глупость тянет за собой чреду событий, и вот я стою и наблюдаю, как у Эвана никак не получается засветиться. Он, конечно, волнуется. Но вдруг это из-за Дагарта?! Вдруг мстительный элр специально мешает, не дает Эвану проявить себя…
Я судорожно искала выход из ситуации. Но что я могла? Практически ничего. Хотя… Я могла отправлять письма с птицами. Да, подобное могли все, обладающие силой, и даже иной раз получалось у тех, кто напрочь был лишен магии. Я опустила голову сильнее, чтобы яркий свет не отвлекал, огляделась, увидела голубя, сидящего поодаль, и позвала его. Птица среагировала мгновенно, подлетев ко мне. Я взяла его в ладони и прикрепила к шее послание, которое нацарапала булавкой, всегда приколотой на изнаночной стороне платья, на клочке ткани, который когда-то был моим носовым платком. Из уроков я знала, что маг сможет прочесть, даже если не будет видно текста, главное я царапала буквы, а значит, след останется, и маг увидит его: «Пожалуйста, не мстите за меня Эвану, он достоин Элрана. Лучше накажите меня». Шепнула птице имя Дагарта, надеясь, что ей яркий свет не помешает найти адресата. Голубь взмахнул крыльями, сделал пару кругов над площадью и спустился к световому пятну. Я сложила руки в молитвенном жесте, надеясь, что птица доставит послание, а маг одумается и не будет отыгрываться на не виновных.
В этот момент Эван засветился, конечно, не так ярко, как прибывшие элранцы, но он сделал это. Я с облегчением выдохнула. Экзамен сдан. Эван поднялся с земли, на его губах играла улыбка победителя. Элр с золотой отделкой плаща подошел к Эвану и накинул на его плечи новый белый плащ с такой же золотой оторочкой. Его приняли. Но тревога почему-то никак не отпускала. Мне на плечи уселся возвратившийся голубь, выронив из клюва ответное письмо, которое призрачными буквами зажглось в воздухе около меня, сразу же растворяясь после прочтения. Сразу видно, что маг отправлял, я, конечно же, такое не способна была сделать. «Даже не собирался, ангел». И в конце раздался какой-то звук, похожий на чмок, заставляя меня побагроветь от стыда. И еще кусочек сине-фиолетовой ленты остался в моих руках. От возмущения захотелось лично найти Дагарта и придушить. Да как он мог! Да на что он намекает?! Конечно, на Элран я не смогла бы отправить сообщение без какой-то вещи, принадлежащей адресату, но я и не собиралась писать Дагарту. А он прислал мне кусочек ленты, от своего плаща, явно намекая на то, что я захочу ему написать?! Скромностью кто-то явно не страдал, и никакие доводы на некоторых не подействовали! Я потеребила ленту в руках и быстро сунула ее в карман, решив выкинуть ее дома. Может быть, и правда, маг не собирался никому мстить, ни мне, ни Эвану. Судя по его поведению, он или не воспринял отказ серьезно, или … Слов подобрать не удавалось, хотелось топать ногой, вручить назад Дагарту его ленту, чтобы он понял, наконец, что я не собираюсь иметь с ним никаких дел, чтобы стереть с его лица самоуверенную улыбку, чтобы …
От этих рассуждений меня отвлек Эван, он подошел попрощаться.
— Селли, я буду писать… — голос его звучал неуверенно и как-то глухо. — Я не знаю, когда получится приехать. Сначала нужно обжиться на Элране, посмотреть, что к чему… Как там, на новом месте… Ну, ты понимаешь меня… Но я вернусь за тобой. Не знаю, когда, но вернусь.
Он чмокнул меня в губы, а я поймала на себе напряженный взгляд Дагарта, он совершенно не улыбался и с какой-то затаенной тоской, что ли, наблюдал за нами. Не знаю, почему, но под этим взглядом мне вдруг стало неловко, словно я какая-то преступница.
Эван вложил мне в руки кусочек золотой ленты от своего нового одеяния и побежал к приготовленной ему лошади, сел на нее, приноравливаясь к крыльям. Остальные всадники так же приготовились к полету. И процессия плавно взлетела. Эвана немного качало, ведь он никогда не летал, но он справился с управлением. Я с тоской сжала кусочек ткани в руках, который поможет не потерять связь с любимым, а затем бережно убрала его в тот же карман, куда недавно положила сине-фиолетовую ленту.
Толпа загудела, а через какое-то время разошлась. А я все стояла и смотрела в небо. Вот и все, Эван улетел. Внутри было так пусто, словно я никогда больше его не увижу. Кто-то тихо подошел сзади. И меня за плечи обняла мать Эвана — Марита, которая вытирала платком из глаз набежавшую слезу. Но я знала, что это слезы счастья, все же Марита была рада за сына, который теперь станет магом. Рядом с ней стоял отец Эвана и ободряюще похлопывал жену по спине. А кроме нас на площади уже никого и не было.
— Пошли, дочка, он прилетит, — Марита ласково подтолкнула меня, и мы отправились домой. А меня так тронуло это участие, мне стало так тепло, меня назвали «дочкой», приняли в семью. Все же я не одна здесь осталась. И ждать так будет легче, когда есть с кем разделить свои печали. Когда кто-то ждет так же, как и ты, поддержит, подбодрит в минуту тоски и отчаяния. Взволнованно я прижалась ближе к матери Эвана, хотелось крепче обнять Мариту и сделать для нее все-все, что попросит, помочь ей, стать настоящей дочерью, и за себя и за сына, который улетел.
Я уже умывалась после тяжелого утра в пекарне, работа в которой день ото дня легче не становилась. Солнце поднималось все выше, день удлинялся, температура воздуха повышалась. Духота в помещении становилась невыносимой. Выполнив на сегодня большой объем работы, я уже собиралась отправиться домой, когда мне на плечо сел белоснежный голубь, раскрывая клюв и роняя в руки сообщение. Прошла уже неделя, а от Эвана все еще не было известий. Как он там? Все ли у него хорошо? Я ждала весточки, переживая, дни тянулись бесконечно долго, даже не смотря на то, что скучать мне особо было некогда, но я скучала и ждала. И сама первая писать не решалась, чтобы не раздражать жениха глупыми вопросами. И вот оно — первое письмо за неделю, которая показалась мне вечностью. Сердце забилось, я нетерпеливо развернула послание, но испуганно прочла всего пару слов: «Не напишешь?» Я затравленно оглянулась по сторонам, растерянно наблюдая, как все работницы фабрики зачарованно на меня смотрят. Все, как и я, ждали известий, чтобы обсудить. Письмо было не от Эвана, без подписи, но я поняла, что писал его Дагарт. Странно, чего это он черкнул его обычным способом без своих магических спецэффектов. Я раздраженно сунула послание в карман, пытаясь согнать голубя со своего плеча. Но упрямая птица никак не хотела улетать, а я чувствовала, что на меня смотрят несколько пар глаз, ожидая, что я расскажу. А мне по-прежнему нечего было рассказывать. Я еще раз повела плечом, намекая, что пора бы голубю и покинуть удобное местечко, от меня не будет никаких посланий, и тот, нехотя, все же вспорхнул и улетел с моего плеча. А я не знала, как себя вести, почему-то рассердилась на Дагарта за то, что он поставил меня в такое неловкое положение. Рассердилась на себя за то, что сердце начало взволнованно биться, и я никак не могла с ним справиться. Рассердилась на Эвана за то, что он не нашел за неделю даже минутки написать мне хотя бы строчку, а мне нечего было рассказать работницам.
Опустив глаза в пол, хотела уже было просто молча уйти, надеясь на то, что никто не решится меня спросить о голубе и послании. Все же это личное. Но тут еще одна птица приземлилась мне на плечо, роняя из клюва тонкий свиток. Я осторожно развернула. От Эвана. Я узнала его размашистый подчерк. Я облегченно выдохнула, так как одна из работниц, Марта, все же подошла ко мне, обняла меня за плечи и произнесла:
— Селли, ну, что он пишет? Как там – на Элране?
И я не могла ее осуждать за любопытство, женщина все время за меня переживала, старалась поддерживать, не давала Ксарине отпускать злые и язвительные замечания в мой адрес и по поводу наших отношений с Эваном. Я постаралась придать лицу радостное выражение, хотя почему-то уже не испытывала радости, всего лишь облегчение. С фальшивой улыбкой начала читать сообщение вслух, к нам подтянулось еще несколько работниц, чтобы послушать: «Сесиль! Даже не представляешь, как здесь, на Элране, красиво. Немного непривычно для меня, человека, выросшего в небольшом поселке, полного зеленой травы и листвы летом, и белым снегом зимой. На Элране ничего подобного нет. Ни деревья не растут, ни травы. Ни каких-либо растений нет совсем. Зеленого цвета катастрофически не хватает. Лишь на плащах целителей его можно встретить. Но зато тепло круглогодично, снега тоже не бывает. Лишь иногда идет дождь. Я, конечно, слышал об этом на уроках в храме хранителей и от побывавших на Элране людей, но даже не представлял, что такое действительно возможно — круглый год одна и та же погода. Сесиль, все, о чем рассказывали в храме, возможно! Я все это видел собственными глазами! И это прекрасно, ничего лишнего! Здесь очень много хрусталя и стекла. Много белых облаков. Ты даже не представляешь как это — гулять среди облаков. Улицы украшены серебристыми гроздьями колокольчиков, которые на ветру издают сладкую легкую музыку, что кажется, ты попал в рай. Сесиль, я так счастлив!»
Я сделала паузу, прижимая письмо к груди и стараясь представить, как это — гулять среди облаков, и как это — нет ни одного деревца. Почему-то мне от этого стало немного грустно. Марта похлопала меня по плечу, подбадривая:
— Вот видишь, Сессиль, все у Эвана там хорошо — жив, здоров, счастлив! Скоро он за тобой прилетит и заберет тебя в этот небесный рай… — при этом она испустила из груди такой завистливый вздох, а еще у двух девушек из глаз выкатились слезы, они на перебой начали меня поздравлять:
— Я так завидую тебе, Сесиль…
— Вот бы и мне встретить мага, или хотя бы парня, чтобы женился на мне и хоть на один день увез на Элран… Только ради этого стоит выйти замуж…
— Везет, ты скоро улетишь… Не придется так работать…
А у меня на сердце почему-то стало неспокойно. Зачем они так, ведь еще ничего не решено, мы даже дату свадьбы не назначили. Плохо это, раньше времени говорить так, как будто это уже свершившийся факт. Почувствовав на себе прожигающий взгляд, я подняла глаза и встретилась взглядом с Ксариной. Она, оказывается, тоже подошла ближе, чтобы послушать об Эване, только смотрела на меня с неприкрытой ненавистью. Продолжать чтение вслух расхотелось. Я извинилась перед девушками, сказав, что дальше в письме идет личная информация, только для меня, и быстро скрылась за дверью, решив зайти к Марите, матери Эвана, чтобы поделиться с ней известиями о сыне, которых она ждала с таким же нетерпением, как и я.
Закрывая дверь, я все же успела услышать злобное шипение: «никуда она не улетит», и цыканье на Ксарину остальных девушек.
На душе было не спокойно, словно предчувствие чего-то нехорошего разливалось и томило, тянуло, заставляя испытывать практически боль в теле. Мне было тревожно, и я никак не могла избавиться от этого чувства. Никакие бодрые слова успокоения не помогали. Идти к Марите в таком состоянии не хотелось, ведь ей непременно захочется обсудить послание, поговорить. Она не отпустит меня домой, пока все не расспросит, пока не узнает все подробности, и скорее всего ни по одному разу. А на меня вдруг еще и чувство усталости навалилось. И я застыла посреди улицы, не решив, куда направиться. Домой идти я тоже не стремилась. Хотелось посидеть где-нибудь на траве, полюбоваться простыми полевыми цветочками и зелеными листьями.
Вот только вся площадь гудела, как пчелиный улей, но вмиг разговоры затихли, и над площадью повисла величественная тишина, а небо словно посветлело. И мы с Эваном увидели высоко в небе стремительно приближающиеся точки, которые увеличивались в размере, и вскоре стало возможно различить, что это как раз те, кого все мы с нетерпением ожидали. Три прекрасных крылатых жеребца гордо несли на себе своих всадников, а четвертый, по-видимому, предназначенный для Эвана, летел пока без седока. Вот уже стало возможно рассмотреть их очертания. Но мое сердце взволнованно пропустило удар еще до того, как стали различимы лица приближающихся, я словно почувствовала его. Возможно, узнала по осанке, или, наконец-то, у меня проснулась интуиция, но мне резко вдруг перестало хватать воздуха. Абсолютно белоснежные кони с гордо изогнутыми шеями, легко приземлились, ударяя копытами о землю. Их развевающиеся искрящиеся гривы поблескивали в лучах солнца. Всадники в белых плащах, с накинутыми на их головы капюшонами, грациозно спешились и остановились в ряд, и вот теперь их можно было рассмотреть как следует. Все высокие, широкоплечие, красивые. У одного прибывшего была темно-зеленая оторочка на плаще, что означало, что это сильный целитель, у второго — золотая, значит, судья. А по центру стоял Дагарт, и цвет отделки его плаща был синим, очень насыщенным, практически фиолетовым. Хранитель, причем один из самых сильнейших, входящих в совет двенадцати правящих Элраном. Вот ведь меня угораздило так вляпаться. Если бы я могла, я бы прямо сейчас упала в обморок, но сознание решительно не хотело меня покидать, только широко распахнулись глаза от все нарастающего ужаса. И Дагарт, словно почувствовав мой интерес, словно зная, где я нахожусь, медленно поднял свое лицо и уставился прямо на меня. Я не успела по его лицу понять, что он думает. Хотя, наверное, я бы все равно не смогла прочитать, будь даже у меня времени немного побольше. Трое элранцев начали испускать тонкое свечение, постепенно усиливая его мощь и яркость, превращаясь в одно сплошное желтое пятно. И вот уже невозможно было смотреть на них без боли в глазах, а всю площадь залил ровный белый свет, который слепил, но и очаровывал. Я зажмурилась, опуская глаза и голову вниз. А Эван, быстро обняв меня и поцеловав в щеку, вышел навстречу магам, скрестил руки на груди, положив ладони на плечи, встал на колени и попытался испустить такой же свет, как и прибывшие элры.
Я же с ужасом подумала о том, что я подставила своего жениха. Это у всех жителей резало от света глаза, а сами элранцы, наверняка, все прекрасно видели и чувствовали себя прекрасно. Если бы Эван не обнял меня, то Дагарт не догадался бы о том, кто мой жених. А теперь он все знает, всплыли в голове его злые слова: «мы это еще посмотрим»… Дагарт может все испортить, он может отомстить мне прямо сейчас — помешать Эвану сдать экзамен, например. Эван этого не перенесет, он так долго готовился. Все его мечты, надежды на будущее, все будет зачеркнуто. Он же не сможет уже быть простым кузнецом. Эван был так уверен, что сдаст экзамен, что последние дни даже кузнецу не посещал, считая, что одной ногой он находится уже на Элране и кузнечное дело ему совершенно ни к чему. Да он и должен был бы сдать экзамен, ведь бесспорно, что он одарен. Это будет высшей несправедливостью, какую только видели в нашем Рейте за последние годы. А все из-за меня. Из-за того, что я позавидовала какому-то платью. Одна глупость тянет за собой чреду событий, и вот я стою и наблюдаю, как у Эвана никак не получается засветиться. Он, конечно, волнуется. Но вдруг это из-за Дагарта?! Вдруг мстительный элр специально мешает, не дает Эвану проявить себя…
Я судорожно искала выход из ситуации. Но что я могла? Практически ничего. Хотя… Я могла отправлять письма с птицами. Да, подобное могли все, обладающие силой, и даже иной раз получалось у тех, кто напрочь был лишен магии. Я опустила голову сильнее, чтобы яркий свет не отвлекал, огляделась, увидела голубя, сидящего поодаль, и позвала его. Птица среагировала мгновенно, подлетев ко мне. Я взяла его в ладони и прикрепила к шее послание, которое нацарапала булавкой, всегда приколотой на изнаночной стороне платья, на клочке ткани, который когда-то был моим носовым платком. Из уроков я знала, что маг сможет прочесть, даже если не будет видно текста, главное я царапала буквы, а значит, след останется, и маг увидит его: «Пожалуйста, не мстите за меня Эвану, он достоин Элрана. Лучше накажите меня». Шепнула птице имя Дагарта, надеясь, что ей яркий свет не помешает найти адресата. Голубь взмахнул крыльями, сделал пару кругов над площадью и спустился к световому пятну. Я сложила руки в молитвенном жесте, надеясь, что птица доставит послание, а маг одумается и не будет отыгрываться на не виновных.
В этот момент Эван засветился, конечно, не так ярко, как прибывшие элранцы, но он сделал это. Я с облегчением выдохнула. Экзамен сдан. Эван поднялся с земли, на его губах играла улыбка победителя. Элр с золотой отделкой плаща подошел к Эвану и накинул на его плечи новый белый плащ с такой же золотой оторочкой. Его приняли. Но тревога почему-то никак не отпускала. Мне на плечи уселся возвратившийся голубь, выронив из клюва ответное письмо, которое призрачными буквами зажглось в воздухе около меня, сразу же растворяясь после прочтения. Сразу видно, что маг отправлял, я, конечно же, такое не способна была сделать. «Даже не собирался, ангел». И в конце раздался какой-то звук, похожий на чмок, заставляя меня побагроветь от стыда. И еще кусочек сине-фиолетовой ленты остался в моих руках. От возмущения захотелось лично найти Дагарта и придушить. Да как он мог! Да на что он намекает?! Конечно, на Элран я не смогла бы отправить сообщение без какой-то вещи, принадлежащей адресату, но я и не собиралась писать Дагарту. А он прислал мне кусочек ленты, от своего плаща, явно намекая на то, что я захочу ему написать?! Скромностью кто-то явно не страдал, и никакие доводы на некоторых не подействовали! Я потеребила ленту в руках и быстро сунула ее в карман, решив выкинуть ее дома. Может быть, и правда, маг не собирался никому мстить, ни мне, ни Эвану. Судя по его поведению, он или не воспринял отказ серьезно, или … Слов подобрать не удавалось, хотелось топать ногой, вручить назад Дагарту его ленту, чтобы он понял, наконец, что я не собираюсь иметь с ним никаких дел, чтобы стереть с его лица самоуверенную улыбку, чтобы …
От этих рассуждений меня отвлек Эван, он подошел попрощаться.
— Селли, я буду писать… — голос его звучал неуверенно и как-то глухо. — Я не знаю, когда получится приехать. Сначала нужно обжиться на Элране, посмотреть, что к чему… Как там, на новом месте… Ну, ты понимаешь меня… Но я вернусь за тобой. Не знаю, когда, но вернусь.
Он чмокнул меня в губы, а я поймала на себе напряженный взгляд Дагарта, он совершенно не улыбался и с какой-то затаенной тоской, что ли, наблюдал за нами. Не знаю, почему, но под этим взглядом мне вдруг стало неловко, словно я какая-то преступница.
Эван вложил мне в руки кусочек золотой ленты от своего нового одеяния и побежал к приготовленной ему лошади, сел на нее, приноравливаясь к крыльям. Остальные всадники так же приготовились к полету. И процессия плавно взлетела. Эвана немного качало, ведь он никогда не летал, но он справился с управлением. Я с тоской сжала кусочек ткани в руках, который поможет не потерять связь с любимым, а затем бережно убрала его в тот же карман, куда недавно положила сине-фиолетовую ленту.
Толпа загудела, а через какое-то время разошлась. А я все стояла и смотрела в небо. Вот и все, Эван улетел. Внутри было так пусто, словно я никогда больше его не увижу. Кто-то тихо подошел сзади. И меня за плечи обняла мать Эвана — Марита, которая вытирала платком из глаз набежавшую слезу. Но я знала, что это слезы счастья, все же Марита была рада за сына, который теперь станет магом. Рядом с ней стоял отец Эвана и ободряюще похлопывал жену по спине. А кроме нас на площади уже никого и не было.
— Пошли, дочка, он прилетит, — Марита ласково подтолкнула меня, и мы отправились домой. А меня так тронуло это участие, мне стало так тепло, меня назвали «дочкой», приняли в семью. Все же я не одна здесь осталась. И ждать так будет легче, когда есть с кем разделить свои печали. Когда кто-то ждет так же, как и ты, поддержит, подбодрит в минуту тоски и отчаяния. Взволнованно я прижалась ближе к матери Эвана, хотелось крепче обнять Мариту и сделать для нее все-все, что попросит, помочь ей, стать настоящей дочерью, и за себя и за сына, который улетел.
ГЛАВА 6
Я уже умывалась после тяжелого утра в пекарне, работа в которой день ото дня легче не становилась. Солнце поднималось все выше, день удлинялся, температура воздуха повышалась. Духота в помещении становилась невыносимой. Выполнив на сегодня большой объем работы, я уже собиралась отправиться домой, когда мне на плечо сел белоснежный голубь, раскрывая клюв и роняя в руки сообщение. Прошла уже неделя, а от Эвана все еще не было известий. Как он там? Все ли у него хорошо? Я ждала весточки, переживая, дни тянулись бесконечно долго, даже не смотря на то, что скучать мне особо было некогда, но я скучала и ждала. И сама первая писать не решалась, чтобы не раздражать жениха глупыми вопросами. И вот оно — первое письмо за неделю, которая показалась мне вечностью. Сердце забилось, я нетерпеливо развернула послание, но испуганно прочла всего пару слов: «Не напишешь?» Я затравленно оглянулась по сторонам, растерянно наблюдая, как все работницы фабрики зачарованно на меня смотрят. Все, как и я, ждали известий, чтобы обсудить. Письмо было не от Эвана, без подписи, но я поняла, что писал его Дагарт. Странно, чего это он черкнул его обычным способом без своих магических спецэффектов. Я раздраженно сунула послание в карман, пытаясь согнать голубя со своего плеча. Но упрямая птица никак не хотела улетать, а я чувствовала, что на меня смотрят несколько пар глаз, ожидая, что я расскажу. А мне по-прежнему нечего было рассказывать. Я еще раз повела плечом, намекая, что пора бы голубю и покинуть удобное местечко, от меня не будет никаких посланий, и тот, нехотя, все же вспорхнул и улетел с моего плеча. А я не знала, как себя вести, почему-то рассердилась на Дагарта за то, что он поставил меня в такое неловкое положение. Рассердилась на себя за то, что сердце начало взволнованно биться, и я никак не могла с ним справиться. Рассердилась на Эвана за то, что он не нашел за неделю даже минутки написать мне хотя бы строчку, а мне нечего было рассказать работницам.
Опустив глаза в пол, хотела уже было просто молча уйти, надеясь на то, что никто не решится меня спросить о голубе и послании. Все же это личное. Но тут еще одна птица приземлилась мне на плечо, роняя из клюва тонкий свиток. Я осторожно развернула. От Эвана. Я узнала его размашистый подчерк. Я облегченно выдохнула, так как одна из работниц, Марта, все же подошла ко мне, обняла меня за плечи и произнесла:
— Селли, ну, что он пишет? Как там – на Элране?
И я не могла ее осуждать за любопытство, женщина все время за меня переживала, старалась поддерживать, не давала Ксарине отпускать злые и язвительные замечания в мой адрес и по поводу наших отношений с Эваном. Я постаралась придать лицу радостное выражение, хотя почему-то уже не испытывала радости, всего лишь облегчение. С фальшивой улыбкой начала читать сообщение вслух, к нам подтянулось еще несколько работниц, чтобы послушать: «Сесиль! Даже не представляешь, как здесь, на Элране, красиво. Немного непривычно для меня, человека, выросшего в небольшом поселке, полного зеленой травы и листвы летом, и белым снегом зимой. На Элране ничего подобного нет. Ни деревья не растут, ни травы. Ни каких-либо растений нет совсем. Зеленого цвета катастрофически не хватает. Лишь на плащах целителей его можно встретить. Но зато тепло круглогодично, снега тоже не бывает. Лишь иногда идет дождь. Я, конечно, слышал об этом на уроках в храме хранителей и от побывавших на Элране людей, но даже не представлял, что такое действительно возможно — круглый год одна и та же погода. Сесиль, все, о чем рассказывали в храме, возможно! Я все это видел собственными глазами! И это прекрасно, ничего лишнего! Здесь очень много хрусталя и стекла. Много белых облаков. Ты даже не представляешь как это — гулять среди облаков. Улицы украшены серебристыми гроздьями колокольчиков, которые на ветру издают сладкую легкую музыку, что кажется, ты попал в рай. Сесиль, я так счастлив!»
Я сделала паузу, прижимая письмо к груди и стараясь представить, как это — гулять среди облаков, и как это — нет ни одного деревца. Почему-то мне от этого стало немного грустно. Марта похлопала меня по плечу, подбадривая:
— Вот видишь, Сессиль, все у Эвана там хорошо — жив, здоров, счастлив! Скоро он за тобой прилетит и заберет тебя в этот небесный рай… — при этом она испустила из груди такой завистливый вздох, а еще у двух девушек из глаз выкатились слезы, они на перебой начали меня поздравлять:
— Я так завидую тебе, Сесиль…
— Вот бы и мне встретить мага, или хотя бы парня, чтобы женился на мне и хоть на один день увез на Элран… Только ради этого стоит выйти замуж…
— Везет, ты скоро улетишь… Не придется так работать…
А у меня на сердце почему-то стало неспокойно. Зачем они так, ведь еще ничего не решено, мы даже дату свадьбы не назначили. Плохо это, раньше времени говорить так, как будто это уже свершившийся факт. Почувствовав на себе прожигающий взгляд, я подняла глаза и встретилась взглядом с Ксариной. Она, оказывается, тоже подошла ближе, чтобы послушать об Эване, только смотрела на меня с неприкрытой ненавистью. Продолжать чтение вслух расхотелось. Я извинилась перед девушками, сказав, что дальше в письме идет личная информация, только для меня, и быстро скрылась за дверью, решив зайти к Марите, матери Эвана, чтобы поделиться с ней известиями о сыне, которых она ждала с таким же нетерпением, как и я.
Закрывая дверь, я все же успела услышать злобное шипение: «никуда она не улетит», и цыканье на Ксарину остальных девушек.
На душе было не спокойно, словно предчувствие чего-то нехорошего разливалось и томило, тянуло, заставляя испытывать практически боль в теле. Мне было тревожно, и я никак не могла избавиться от этого чувства. Никакие бодрые слова успокоения не помогали. Идти к Марите в таком состоянии не хотелось, ведь ей непременно захочется обсудить послание, поговорить. Она не отпустит меня домой, пока все не расспросит, пока не узнает все подробности, и скорее всего ни по одному разу. А на меня вдруг еще и чувство усталости навалилось. И я застыла посреди улицы, не решив, куда направиться. Домой идти я тоже не стремилась. Хотелось посидеть где-нибудь на траве, полюбоваться простыми полевыми цветочками и зелеными листьями.
