-Да, прости,-потерла переносицу, резко выдохнув.-Прошло пять лет, а я все такая же,-и уже тише.-Здравствуй, дедушка.
Отворив калитку, ступила на поросшую низкой травой землю. Всегда поражалась тому, как избирательно сосуществовала фауна кладбища с усопшими. Дедушка, имевший аллергию на пыльцу столько, сколько я себя помню, покоился среди пырея, аккуратно обступавшего со всех сторон надгробие.
Не чураясь запачканных джинс, уселась рядом с могилой, подтянув к себе ноги. Это не было актом душераздирающих сантиментов, скорее, просто привычка, сохранившаяся и по сей день. В детстве, лишившись пары молочных передних зубов, еще совсем нерадивым цыпленком, как называл дедушка, я обожала удобно устроиться подле его ног и слушать русские былины. Будучи достаточно смышленым ребенком, воспринимала все как сказку, особенно ту часть, где шла речь о пантеоне славянских Богов еще до эпохи прихода Христианства.
Дедушка был историком, причем глубоко закоренелым и уважаемым. Преподавая в сельской школе, откуда я, собственно, родом, дома всегда находился с книгами. Все же для ребенка важен пример поведения взрослого. В частности тот, что не навязывается, а преподносится как само собой разумеющееся - это поняла лишь после окончания колледжа по специальности клинической психологии.
Интерес к истории, в частности к истории Средневековой Руси, пробудился достаточно рано. Но, как бы парадоксально это не было, история не стала для меня путеводной звездой. Я избрала иной путь, который пусть и не поддерживался всецело дедушкой, по его мнению мозгоправство убило во мне самое что ни на есть человеческое - веру, но принимался таким, какой есть.
Скептик не от рождения, но по воле случая, мне было тяжело разговаривать с родным человеком на темы духовного. Пусть дедушка и не был фанатиком религиозного толка, но твердо верил в Судьбу и единого Бога.
В голове всплыли его слова, сказанные в период моего пубертатного бунтарства, когда параксизм Ницшеанского нигилизма был у меня в зените:
-Если Бога нет, а я в Него верю, я ничего не теряю. Но если Бог есть, а я в Него не верю, я теряю все.(4)
-Бог умер, дедушка,-было мое непримиримое заявление.(5)
Он не спорил. Никогда не спорил. И никогда не озвучивал заезженную фразу, столь любимую старшим поколением "Вырастешь - поймешь". Хотя, возможно, именно она и нужна была.
-Думаю ли я так до сих пор?-спросила сама не знаю кого, так как не было даже фотографии на надгробии - дедушка просил не ставить.-Знаешь, с твоей смертью я убедилась в этом лишь сильнее.
Аккуратно погладила угол гранитной плиты. Он был удивительным человеком. Не только умный, эрудированный и разносторонний, но еще и глубоко эмпатичный. Порой не требовалось слов - один только взгляд и ему все сразу становилось ясно. Словами не поддерживал. Молчание было его главным аспектом проявлением заботы после чего делалось в разы легче. Всегда вызывал у меня щенячий восторг, не смотря даже на то, что жизненные позиции у нас были как те самые непересекающиеся параллельные. Дедушка был моим эталоном, хотя очень часто повторял мне: "Не делай себе кумира и никакого изображения того, что на небе вверху и что на земле внизу, не поклоняйся и не служи им, Верея."(6)
-И тем не менее имя ты мне дал Верующая,-я вновь погладила гладкую поверхность.
Мое наречение - прямое свидетельство его всецелой самоотдачи собственной профессии. Древнее славянское имя было извечным источником недопониманий. В конечном итоге я стала Верой, что не очень нравилось дедушке. И все же в своем упрямстве я могла переплюнуть даже осла.
До тех пор, пока дедушку не схватил инсульт. И самое страшное - я не молилась. Видя, как единственный родной человек в краткие сроки сгорает у тебя на глазах, хотелось лишь одного - покоя. Не для себя - для него. Он сам всегда говорил, что Смерть - это неизбежная часть нашей цикличной Жизни. Как Чернобог и Белобог(7). И когда придет его время, чтобы не лила слезы, а отпустила со спокойной душой. Не терзала ни его ни себя.
Мертвым - мертвое, а живое - живым.
Возможно, именно поэтому не было ни слез ни сожалений. Ни до ни после. Только тоска, время от времени сжирающая изнутри, перерастающая в нервозность.
-Но это мелочи, дедушка, это пройдет. Пусть не сейчас, пусть не сразу, но пройдет.
Темнело. Причем ощутимо. Сумерки плавно сообщали о себе надвигающейся тьмой. На кладбище стало тише. Хотя, казалось бы, куда еще? Итак ни одной живой души.
Пора домой.
Тяжело вздохнув, поднялась с земли, разминая онемевшие ноги. Как и обычно, утонув в череде собственных воспоминаний, застыла в одной позе. Впереди меня ожидала утомительная дорога домой.
Первое, что услышала, переступив порог квартиры, был телефонный звонок. Нет, не сотового телефона, а домашнего.
Разувшись наспех, поспешила в гостиную к комоду, на котором и покоился допотопного вида, но исправно служивший верой и правдой, мудрозвон.
-Ну надо же, практически со второго гудка!-раздался жизнерадостный мужской голос в трубке.-Да это твой рекорд.
-И я тебя рада слышать, Семён,-фыркнула в ответ, не сдержав улыбки.
Друг детства, а по совместительству и однокашник со скамьи колледжа, довольно хохотнул:
-Приятно слышать отсутствие подавленности в твоем голосе,-и уже серьезнее.-Как ты?
Прислушалась к себе и поняла, что ничего кроме голода не чувствую:
-Стабильно. Денек, правда, выдался напряженный и честно сказать, я рада, что вернулась домой даже раньше чем планировала.
-Надеюсь, ты не собиралась просидеть всю ночь там?-в голосе друга послышались нотки подозрения.
Не желая вскрывать все карты, ответила уклончиво:
-Не знаю, зависело бы от ситуации,-и прежде чем меня продолжили бы журить, быстро перевела тему.-Была сегодня в Третьяковской - народу не протолкнуться.
-Еще бы. Середина лета, бархатный сезон, можно сказать, да еще и выходной. Опять к Репину наведывалась?
-Разумеется.
-Это уже гиперфиксацией попахивает, ты в курсе?
-Просто не изменяю своим привычкам.
-ОКР-щица(8),-цокнули на том конце провода, а следом обеспокоенно.-А кроме шуток, может, тебе все-таки стоит?..
Я обрубила, не позволив ему закончить мысль:
-Семён, давай оставим эту тему? Я тебе уже говорила, что в полном порядке и твои беспокойства излишни.
Мужчина тяжело вздохнул. Всякий раз, стоило ему затронуть тему моего ментального здоровья, как он тут же натыкался на полное несогласие. Тяжело иметь дело с человеком, чья специальность - криминалистика.
-Как это излишни? Я не в состоянии делать вид, будто все шито-крыто, когда патология у меня прям под носом.
Не выдержав - издала смешок. Любимый ход конем друга - перевести стрелки на меня, используя термины поля моей деятельности.
-И это мне говорит параноик со стажем? Занятно.
Он нарочито обиженно буркнул:
-Производственная травма по долгу службы.
-Да кто ж спорит?-и пожала плечами так, словно увидит.
Короткий телефонные разговоры по вечерам в выходные уже стали своеобразной традицией. Этаким аспектом, единственным, что не изменилось со времен колледжа. Болтали обычно ни о чем и этот диалог был бы не исключением, если бы Семён ни с того ни с сего не уточнил:
-Ты уже успела просмотреть условия нового дела?
Изможденная минувшей седмицей, я устало опустила на первый ближайший стул, подвернувшийся под руку.
-Да, разумеется.
-И какие твои соображения?
Зачесав короткие темно-русые волосы пятерней, обдумала пару секунд прежде чем дать ответ:
-Не знаю, если честно. Наверное, я откажусь.
Секундная тишина на том конце провода свидетельствовала о крайней степени удивления друга, а по совместительству напарника. Не мудрено, мне не свойственно отказываться от любого рода работы, вне зависимости от ее контекста и содержания.
Семён все же подал голос, от неожиданности запнувшись на первом слове:
-То есть... Как? Ты? И отказаться? Я звоню в неотложку...
-Да брось, все не так плохо,-я бегло глянула на настенные часы, отсчитывающие 8 вечера.-Я просто устала, если честно. Всю неделю из меня буквально выдаивали все что только можно и нельзя, а ради чего? Галочки для начальства и какого-то хулигана, обворовавшего круглосуточный комок мелкого предпринимателя. Даже вспоминать не хочу...
Мы помолчали. Мужчина все прекрасно понимал. Сам являлся свидетелем моего время от времени биполярного умонастроения в те периоды, когда требования начальства доводили до ручки. Пусть и служили в разных отделах, но в одном полицейском участке, что не могло не радовать. Была хотя бы какая-то поддержка и опора, на которую могла положиться в любую минуту.
Тишину прервал Семён:
-Слушай, ты не планировала сменить место работы? Чисто теоретически.
Пожевав губу, после непродолжительной паузы призналась:
-Ты буквально выпустил беса наружу. Планировала, конечно. И, кажется мне, думы мои скоро притворятся в реальность.
-Эх,-вздохнул наигранно-тяжко, напустив в голос театральной жалостливости.-На кого ж ты нас, Царь-батюшка, оставляешь-то?
Я иронично подметила:
-А когда это гордый атаман успел в холопа превратиться?
Легкость и жизнерадостность Семёна всегда играла на контрасте с моим застолбившимся мироощущением непрошибаемого реалиста. Вот только порой реализм этот граничил с пессимизмом, что случалось не часто, но ярко. Видимо, именно потому что противоположности притягиваются мы и дружим вот уже сколько лет к ряду?
Дальнейшая рутина потекла своим чередом. Распрощались быстро, пожелав спокойной ночи на сон грядущий, и я посвятила всю себя позднему ужину на пару с книгой. Дедушка всегда ругал за эту дурацкую привычку, пугал, что гастрит заработаю, да язва откроется, однако как об стену горох. Есть в тишине разучилась уже давно, тупо уставившись в тарелку, а хоровод мыслей очень часто заводил совершенно не в ту степь. Книги были, есть и будут моим единственным источником отдохновения и своеобразного эскапизма. Тем паче, что от дедушки в наследство осталась огромная домашняя библиотека - читай не хочу. Разумеется, большую ее часть составляли всевозможные научные и нет труды известных и не очень авторов, затрагивающих эпоху правления Ивана Грозного. По молодости занимаясь изучением противоречивости натуры Царя Всея Руси, очень любил размышлять на досуге о реформах, военных стратегиях, а также влиянию как на внутреннюю так и на внешнюю политику России. Картина Репина являлась его фаворитом. Впервые встретившись с сим полотном я испытала дикое желание стереть из памяти увиденное, не желая лицезреть столь жестокую картину.
Отец убивший сына.
Мой детский ум отказывался верить в подобное, ибо пусть я росла и воспитывалась одним лишь дедушкой, но ребенком была холеным, если не сказать, что избалованным. Однако по мере взросления все больше и больше возвращалась конкретно к этой работе Ильи Ефимовича.
Осознание необратимости, страх, боль от потери, и сумасшествие, накрывающее по мере принятия ситуации - вот что я чувствовала, глядя в безумные глаза убитого горем отца.
Вопросы. Огромное количество вопросов и нескончаемый поток мыслей, сопровождающийся анализом, а после и присоседившаяся приставка психо-, не давали покоя. Все это в конечном итоге привело к тому, что в возрасте 11 лет наткнулась на теорию Комплекса Лая Хосе Луиса Гонсалеса, и открыла для себя мир непознанных глубин человеческой психики. Дальше - больше: Фрейд, Юнг, Адлер, Жан Пиаже, Берн, Выготский, Фромм, Павлов, Рихард фон Эбинг и многие другие. Количество имен, как и теорий, наблатыканых мной вдоль и поперек за какие-то 23 года не счесть. Дедушка всегда качал головой, глядя на то, как я с остервенелой одержимостью скупаю как новые так и старые издания научной литературы, желая охватить необъятное. Мне всегда не хватало немного терпимости. Возможно, именно это и был краеугольный камень в основании открытого богоотступничества.
Я износила себя полностью, от и до, вдоль и поперек. Чувствуя, как веки тяжелеют буквально на ходу, закрыла книгу Сабины Николаевны(9), мечтая как можно быстрее накрыться одеялом с головой. Ждать долго не пришлось - спальня располагалась ближе всех к гостиной.
Бурча себе под нос о несправедливости жизни и не понимания, зачем вообще были придуманы Понедельники, которые следовало бы взять да отменить, забралась на кровать. Поставила будильник.
С незнакомой мне доселе тяжестью на сердце я погрузилась в беспокойный сон.
21 июня 1547 год от Рождества Христова.
"...тая же весны пришла засуха великая и вода в одну неделю спала, а суда на Сокве-реке обсушило."(10)
Огонь. Он полыхал повсюду. Пламя пожирало и старых и ладных и жен и детей их. Пламя не щадило никого.
Град пылал. И без того неспокойное время лишь усиливалось треволнениями вспыхивающих то тут то там пожаров. Народ не ведал, кого винить - то ли Помазанника Божиего на Престол Царский то ли зажравшихся бояр, чья власть крепла, а неуемный аппетит возрастал. Да вот только крестьянские животы пухли.
Крики и надрывный плач смешались воедино. Царил хаос. В этой жуткой карусели смерти невозможно было различить ни единого лица - глаза застилал едкий черный дым, валивший со всех сторон.
Лошадь, привязанную к повозке и брошенную на произвол Судьбы, объяли красно-желтые языки. Бедная животина, трепыхаясь в ужасающей агонии мучений, пала навзничь, трепыхаясь, аки рыба выброшенная на берег до тех пор, пока огонь не оставил от нее обгорелую, тлеющую тушу.
Обвалилась крыша. Вновь раздался истошный вопль. Селяне бежали кто куда мог. Цель была у всех одна - выжить. Спасти детей, вывести из изб стариков.
Кто-то еще пытался бороться с огнем, по цепочке передавая кадки с водой. Нажитое непосильным трудом имущество превращалось в пепел, в ничто. Пламя охватило и деревья.
Слева, там, где располагалась небольшая церквушка, раздался оглушающий хруст, а следом и грохот. Высокая сосна, под натиском пожара, повалилась, превращая в щепки все, что было на ее пути. Эта же участь постигла и обитель Божий, когда ветхая крыша подсела под тяжестью дерева.
Гарь, кровь и отчаяние - именно так пахла Смерть. Где-то со стороны донеслось отчаянное рыдание:
-Папенька!
Кто кричал - видно не было. Одно лишь оставалось ясным - голос был ребенка. Ответа ей не было. Девочка вновь позвала родных, но в происходящей какофонии ужаса ее мольбы о помощи были не громче мышиного писка.
Ноги понесли сами. Билась набатом только одна мысль - спасти. Спасти, пока не поздно! Счет шел на секунды.
Ребенок отыскался не сразу - пришлось наобум пробиваться сквозь паникующую толпу. Паника - вот что самое страшное, когда животный ужас, застлав и притупив критичность суждений, заставляет бросаться в круговорот ужаса с головой, утягивая всех, кто волей неволей попадается под руку.
Пробиться удалось. Девочка, маленькая, лет этак 8 годков отроду, беззвучно всхлипывала под горящими балками обрушившегося сарая. Ее не придавило насмерть лишь чудом. Спасения своего не видела - слишком была напугана. Даже отсюда было видно, как ее пробивает крупная дрожь.
Действовать нужно быстро. Сначала попытаться кое-как, насколько это представлялось возможным, освободить больше места для того, чтобы она смогла вылезти и тогда...
