Но тут же вставал другой вопрос: какими? Можно ли зашивать рану шерстяными нитками, которые привозят из Фаргоции, или лучше использовать льняные, привозимые из Тализии, или все же хлопковыми, которые здесь все еще считались довольно редкими и привозились из далекого Фархата? Жаль, что местного Китая с его шелком тут пока не обнаружили. Хотя, как говорит профессор, некая часть соседнего материка, та, на которой находится Тализия, все еще не изучена, так как перебираться через неудобные горы и обширные леса на восток материка еще никто так и не решился. Так что надежда найти в этом мире тутового шелкопряда еще есть.
Я взяла корзинку и подошла к огню. Выбрав, как мне показалось, подъодящие нитки и иголку, замочила их в домашней настойке — обеззаразить их другим способом не додумалась. Наверное, нужно было их прокипятить, но я не знала, как при кипячении поведет себя натуральная нить. Мой выбор упал на хлопковую, потому что они были наименее ворсистые, и мне показалось, что так будет правильнее. Спохватившись, я также вспомнила про бинты, которые понадобятся для перевязки, и, осмотрев рубашку Сольгера, сочла, что она вполне сгодится, не считая, конечно, разорванного окровавленного рукава. Конечно, лучше было бы взять чистое полотно, но бродить по дому я не решилась, да и подозревала, что мужчина меня не отпустил бы.
Стоит отдать парню должное: экзекуцию по обработке раны он выдержал стойко. Шипел, конечно, и тихо ругался сквозь зубы, но терпел и не дергался. Но вот как он перенесет зашивание, я не представляла. Вспомнила, как видела в каком-то фильме, что раненому засовывали между зубов деревяшку, а самого держали за руки и ноги. Что конкретно ему там делали, я, правда, не помню, но само воспоминание наводило на невеселые мысли. Я покосилась на пациента и тяжело вздохнула: держать его по рукам и ногам некому, а предлагать деревяшку я, пожалуй, поостерегусь. Да и где сейчас искать эту самую подходящую деревяшку?
Я заправила нить в иглу и повернулась к раненному:
— Ну что, Сольгер-аха, начнем?
Он посмотрел на иглу в моих руках, на меня, снова на иглу и снова на меня:
— Лейла, может, не надо? — с какой-то надеждой спросил он.
— Надо, Федя, надо! — как можно увереннее проговорила я крылатую фразу из советского кинематографа.
— Федя? — удивленно переспросил мой невольный подопытный.
— Не обращайте внимания, Сольгер-аха. — с какой-то отчаянной бесшабашностью отмахнулась я. — Вам придется потерпеть. Вот, держите.
Я протянула ему настойку и чистое полотенце. Он покосился на них и попробовал отказаться от операции:
— Лейла, а ты когда-нибудь это уже делала?
— Конечно! — уверенно заявила я. — Неделю назад помогала нашему лекарю зашивать Кириму ногу, которую он умудрился сильно распороть.
И да простит меня за ложь бедный Кирим и не менее бедный Сольгер!
— А может, все-таки не надо? — предпринял несчастный последнюю попытку отказаться.
— Надо, Сольгер, надо! — больше для себя, чем для него, повторила я. Потому что уже решилась, а уж если я решилась, от моей помощи не убежит никто! — Пейте! — снова протянула ему бутыль со спиртным.
Но самым странным, даже невероятным, для меня стало то, что он послушался и таки решился на операцию в моем исполнении. Как он решил довериться такой малявке — для меня так и осталось секретом! Но он взял у меня бутылку и, сделав большой глоток и поморщившись, спросил:
— А полотенце зачем?
— В зубы засунете, если очень больно будет. Жуйте его, рвите, главное — не кричите, а то весь дом сбежится, — уже сосредоточившись на ране, объяснила я. — Ну, с Богом... — шепнула себе под нос и начала...
Не знаю, как мой подопытный смог выдержать эту экзекуцию, на его лицо я старалась не смотреть, лишь слышала сдавленные стоны и ругательства, но для меня все прошло как в тумане. От напряжения по спине катился пот, я втыкала иглу в края раны, делала стежки, но не ощущала все происходящее реальностью. Видимо, так мой мозг спасался от нервного перенапряжения. Хорошо, что перед операцией я догадалась разрезать остатки его рубашки на бинты, потому что после ее окончания руки слушались слабо и, боюсь, что у меня элементарно не хватило бы сил ее разрезать. Я вновь обильно намазала рану мазью и, перевязав, потихоньку начала ослаблять жгут. Сразу резко его снимать после почти полуторачасового наложения опасно.
Тяжело опустившись на лавку рядом с парнем, я, наконец, посмотрела в лицо Сольгеру. Все это время боялась, что он может потерять сознание, а смотреть на него боялась еще больше, потому что было стойкое ощущение, что если я увижу его полные муки глаза, то игла просто вывалится из рук, и я уже ничего не смогу сделать. Сольгер был страшно бледен и тяжело дышал, волосы прилипли к вискам, а в руках он держал изрядно пожеванное и потрепанное полотенце. Видно было, что он еле сидел.
— Сольгер… — позвала, и он сфокусировал помутневший взгляд на мне. — Ты молодец! Слышишь? — Его губы искривила еле заметная улыбка. Но он промолчал. — Тебе нужно прилечь. Но здесь негде. Если только на стол.
— Не нужно, Лейла, — еле слышно проговорил он. — Мне все равно до рассвета нужно уйти. Я еще немного посижу и пойду.
— Да куда ж ты в таком состоянии? — вырвалось у меня.
О том, что я уже давно перешла на «ты», как-то и не задумывалась. Сложно выкать человеку, с которым только что пережил настоящее нервное потрясение.
— Ну, выбор у меня небольшой...
— Да, ты прав... — А потом меня осенило: — Я сейчас отвар укрепляющий заварю и чай сладкий сделаю, чтобы кровь быстрее восстанавливалась!
Не скажу, что усталость как рукой сняло, но я нашла в себе силы встать и заняться делом. Сбор трав для укрепляющего отвара мы покупали у той же знахарки и пили, когда кто-то подхватывал простуду, и я подумала, что сейчас он точно не помешает.
Пока отвар отстаивался, я напоила Сольгера сладким чаем. Эх, жаль, шоколада здесь еще не придумали — нет для него какао бобов. А может, еще просто не добрались до места, где они произрастают.
— Может, ты все же поешь чего-нибудь? — уже в который раз спросила раненого. — Силы нужно хоть немного поддержать.
— Лейла, не надо. Я как о еде подумаю, мутить начинает. — Я лишь тяжело вздохнула, в который раз подумав, что ему нужно хорошенько отлежаться и отоспаться, а не уходить куда-то в темноту. — Еще немного посижу и пойду. Нельзя, чтобы рассвет застал меня здесь... — в полудреме проговорил он, и я заметила, как его голова упала на грудь — бедолага заснул.
Прикинув время, я поняла, что рассвет будет уже через пару часов. Но час отдохнуть у него есть. Спиной он опирался о край стола, и хотя поза была неудобна, трогать его я не стала — сон для него сейчас благо.
Сначала я тоже хотела ненадолго прикорнуть, но поняла, что тогда несчастный шпион имеет все шансы проспать, так как будить его будет некому. А потом меня озарила мысль собрать ему с собой кое-какие вещи. Все-таки я совершенно не представляла, куда он двинется дальше и в каких условиях будет путешествовать. А уж попадется ли ему по пути лекарь или хотя бы знахарка — большой вопрос. Поэтому я расстелила на столе свой платок, положила туда мазь для ран, флягу с отваром, оставшиеся от рубашки бинты, хлеб, сыр и оставленные в холодной эклеры и штрудель. Подумала и положила бутыль с остатками домашней настойки. Не знала, пригодится ли ему все это, но и отправить его просто так уже не могла.
Оглядевшись и немного прибравшись, я поняла, что ущерб, нанесенный приходом Сольгера, не так уж и велик, и если замыть пятна крови на полу и лавке, то его присутствие в доме этой ночью может получиться скрыть. Собрав всю оставшуюся волю и остатки сил в кулак, я принялась за работу.
Оказалось, отмывать кровь — очень нелегкое дело, временами даже приходилось хорошенько пройтись скребком. Через некоторое время, опомнившись, я подошла к парню и попыталась его разбудить. Не вышло. Пришлось хорошенько потрясти за здоровое плечо. Простонав, он открыл затуманенные глаза.
— Сольгер, скоро рассвет. Тебе пора уходить. Держи, выпей, — я протянула ему приготовленную заранее чашку с отваром.
Его губы пересохли, лицо заострилось, он взял кружку и с наслаждением осушил содержимое.
— Благодарю, Лейла, — вернул мне кружку.
— Вот, — теперь я протянула ему приготовленный сверток, — держи. Там все, что может тебе пригодиться на первое время.
Он недоверчиво посмотрел на узел в моих руках, но все же взял его:
— Спасибо, Лейла. Я… не забуду… — смутился он. Мы немного помолчали, глядя то друг на друга, то в сторону. — Мне… пора... — как-то неуверенно проговорил он.
— Да… — зачем-то подтвердила я.
Внезапно он резко притянул меня к себе здоровой рукой и крепко обнял. Я ощутила себя так хорошо и уютно в его объятиях, что даже стало страшно. Страшно, что он может погибнуть, страшно, что больше никогда его не увижу. Я обхватила его шею руками и тоже обняла — крепко, но бережно.
Странно… Так странно было ощущать себя именно так и именно сейчас. В этот момент странно было все… но так правильно...
А потом он резко высвободился, встал и, не глядя на меня, взял свой мундир, перехватил поудобнее узел и быстро, не оглядываясь, вышел прочь из кухни, а потом и из кофейни.
Несколько минут я стояла на месте, плохо понимая себя. А потом спохватилась и пошла в кофейню, чтобы вытереть пятна крови и там.
Закончив и оглядев себя, помотала головой: «Все вроде бы убрала, а сама похожа на извазюкавшегося зомби».
Вымывшись в кухне, я запрятала подальше окровавленную ночнушку и, накинув на плечи забытый Сэйрой платок и окинув напоследок взглядом снова чистую кухню, прокралась в комнату, где спала Айла. Там переоделась и решила ненадолго прилечь.
Рассвет уже почти заглядывал в окна, а я хотела приготовить на день рождения своего младшего братика большой двухъярусный торт, хотела еще раз показать Сэйре, как готовить Эстрехази, хотела украсить кофейню все к тому же дню рождения, хотела… Я точно что-то еще хотела, но как только голова коснулась подушки, я обо всем забыла, потому что уже крепко спала. И во сне мне снился чей-то счастливый смех.
Полгода спустя
Облака летели по небу белыми парусами кораблей, и такие же белые паруса виднелись на горизонте. Еще неделю назад к городу прибыла эльмирантийская эскадра и стояла в километре от берега. Зачем они прибыли, я не знала, отец сказал, что тоже не знает, но все это может быть не к добру.
— Почему? — спросила я его тогда.
— Тут много причин, — улыбнулся он и, противореча самому себе, сказал: — Но я думаю, все будет хорошо. — А потом подумал и спросил сам себя: — Может, мне все же отменить поездку в Туранию?..
— Все так серьезно?
— Нет, что ты… — он обнял меня и поцеловал в макушку. — Просто подумалось... Ладно, пошли домой, а то мама будет беспокоиться.
А вечером я подслушала разговор…
— Профессор, у меня плохие предчувствия. Слишком в последнее время вокруг Шалема много непонятного движения, да и эти усиливающиеся слухи о войне… Партнеры узнали, что Фаргоция уже давно большими партиями закупает провиант, а количество военных заказов для торговцев возросло в разы.
— Да, это тревожные факторы, но Шалем слишком далеко от проходимой границы с Фаргоцией.
— Только это и утешает… — он немного помолчал и задумчиво проговорил. — Нас защищают горы, но если бы они нашли возможность как-то их преодолеть, это стало бы большой проблемой.
— Брось, Ратмир, — отмахнулся профессор. — Для того, чтобы это действительно стало проблемой, должен появиться постоянный хорошо проходимый путь, а это практически невозможно. Если же они все же смогут разово преодолеть гряду, то это им ничего не даст. Измученные долгим опасным переходом солдаты без фуража и подкрепления свежими силами просто не смогут долго продержаться.
— Это да… Только им очень уж нужен нормальный выход к морю. Те, что на самом севере континента, слишком опасны и не могут удовлетворить возрастающие потребности государства в торговле. Боюсь, что они могут придумать что-то, что нам совсем не понравится.
— Да, не повезло им. Но ты слишком драматизируешь.
— Тогда к чему сюда прибыла целая военная эскадра? — снова задумчиво протянул отец.
— Ратмир, все может быть очень просто. Например, в Шалем скоро прибудет какая-нибудь важная персона, чтобы отправиться в Тализию. А ты все какие-то скрытые мотивы ищешь.
— Может быть… может быть… — озабоченность из голоса отца хоть и не ушла совсем, но ослабла. — Просто все эти слухи меня беспокоят. И я подумываю отказаться от плавания.
— Кстати, о слухах… — теперь озабоченность появилась в голосе профессора. — По городу уже давно ходят не очень хорошие слухи о Лейле.
— Я знаю. Это эта тварь Мира их распускает. Давно. Только никто в них не верит.
— Это да, Лейлу в городе слишком любят, и никто в эти байки про ведьмовскую силу не верит… Только это — ПОКА! — Профессор специально выделил последнее слово. — Вода камень точит, Ратмир. Сейчас никто не верит, потом начнут приглядываться, а потом и выдумывать. Уже сейчас видно, что Лейла обещает быть красивой девушкой. Как ты думаешь, что о ней начнут говорить менее удачливые и красивые подружки, когда подойдет ее время выходить замуж? Поверь мне, тогда уже и Миры не понадобится, они все услышанное вспомнят и довыдумывают.
Я заглянула в щелку чуть больше и увидела, как плечи отца передернулись:
— Теперь уже вы драматизируете, профессор-аха. Лейла — член уважаемой купеческой семьи, у нас в друзьях вся военная верхушка города и многие уважаемые люди. Думаю, они смогут осадить особо ретивых и не допустить… перегибов, — отец очень тщательно подбирал выражения.
После этих слов я выдохнула, а то нарисованная профом картина меня сильно напрягла.
— Дай-то Всевышний! Дай-то Всевышний, — отозвался профессор. — Но ты подумай о том, что я тебе предлагал. Лейла и Ромич вполне готовы…
В это самое мгновение прямо над ухом раздался голос мамы:
— Лейла, что это ты тут делаешь?
Я подпрыгнула на месте, в притворном жесте хватаясь за сердце:
— Мама! Нельзя же так тихо подкрадываться!
Она на это лишь усмехнулась:
— А по-моему, кто-то слишком увлекся подслушиванием и ничего вокруг не слышал.
— Ничего подобного! — состроила я оскорбленную мину. — Я всего лишь шла узнать у отца, не подать ли им с профессором вечернего чаю...
В это время дверь открылась, и отец, укоризненно помотав головой, проговорил:
— Неси уж, любопытная ты наша.
Через день отец все же отправился в Туранию. Я смотрела вслед удалявшемуся кораблю, и сердце отчего-то сжималось.
На следующий день я зашла в свою кофейню и прошла в кухню. По дороге поздоровалась со всеми посетителями, которых в этот послеобеденный час было довольно много, и, перехватив Сэйру, начала задавать обычные и привычные вопросы о том, как дела. Внезапно из зала донесся какой-то шум, и мы поспешили туда.
Оказалось, что к нам огонек зашли морячки. А если точнее, то капитан, боцман и штурман — об этом мы узнали тут же, так как эти трое с шуточками и прибауточками сообщали об этом всем интересующимся и не интересующимся в том числе. А потом они увидели нас:
— О! Прекрасные ханан! Мы прибыли из Турании, куда дошла слава об этом удивительном месте! Надеюсь, нам здесь нальют добрую чашку вина! — громогласно пробасил капитан и, тут же рассмеявшись, замахал руками.
Я взяла корзинку и подошла к огню. Выбрав, как мне показалось, подъодящие нитки и иголку, замочила их в домашней настойке — обеззаразить их другим способом не додумалась. Наверное, нужно было их прокипятить, но я не знала, как при кипячении поведет себя натуральная нить. Мой выбор упал на хлопковую, потому что они были наименее ворсистые, и мне показалось, что так будет правильнее. Спохватившись, я также вспомнила про бинты, которые понадобятся для перевязки, и, осмотрев рубашку Сольгера, сочла, что она вполне сгодится, не считая, конечно, разорванного окровавленного рукава. Конечно, лучше было бы взять чистое полотно, но бродить по дому я не решилась, да и подозревала, что мужчина меня не отпустил бы.
Стоит отдать парню должное: экзекуцию по обработке раны он выдержал стойко. Шипел, конечно, и тихо ругался сквозь зубы, но терпел и не дергался. Но вот как он перенесет зашивание, я не представляла. Вспомнила, как видела в каком-то фильме, что раненому засовывали между зубов деревяшку, а самого держали за руки и ноги. Что конкретно ему там делали, я, правда, не помню, но само воспоминание наводило на невеселые мысли. Я покосилась на пациента и тяжело вздохнула: держать его по рукам и ногам некому, а предлагать деревяшку я, пожалуй, поостерегусь. Да и где сейчас искать эту самую подходящую деревяшку?
Я заправила нить в иглу и повернулась к раненному:
— Ну что, Сольгер-аха, начнем?
Он посмотрел на иглу в моих руках, на меня, снова на иглу и снова на меня:
— Лейла, может, не надо? — с какой-то надеждой спросил он.
— Надо, Федя, надо! — как можно увереннее проговорила я крылатую фразу из советского кинематографа.
— Федя? — удивленно переспросил мой невольный подопытный.
— Не обращайте внимания, Сольгер-аха. — с какой-то отчаянной бесшабашностью отмахнулась я. — Вам придется потерпеть. Вот, держите.
Я протянула ему настойку и чистое полотенце. Он покосился на них и попробовал отказаться от операции:
— Лейла, а ты когда-нибудь это уже делала?
— Конечно! — уверенно заявила я. — Неделю назад помогала нашему лекарю зашивать Кириму ногу, которую он умудрился сильно распороть.
И да простит меня за ложь бедный Кирим и не менее бедный Сольгер!
— А может, все-таки не надо? — предпринял несчастный последнюю попытку отказаться.
— Надо, Сольгер, надо! — больше для себя, чем для него, повторила я. Потому что уже решилась, а уж если я решилась, от моей помощи не убежит никто! — Пейте! — снова протянула ему бутыль со спиртным.
Но самым странным, даже невероятным, для меня стало то, что он послушался и таки решился на операцию в моем исполнении. Как он решил довериться такой малявке — для меня так и осталось секретом! Но он взял у меня бутылку и, сделав большой глоток и поморщившись, спросил:
— А полотенце зачем?
— В зубы засунете, если очень больно будет. Жуйте его, рвите, главное — не кричите, а то весь дом сбежится, — уже сосредоточившись на ране, объяснила я. — Ну, с Богом... — шепнула себе под нос и начала...
Не знаю, как мой подопытный смог выдержать эту экзекуцию, на его лицо я старалась не смотреть, лишь слышала сдавленные стоны и ругательства, но для меня все прошло как в тумане. От напряжения по спине катился пот, я втыкала иглу в края раны, делала стежки, но не ощущала все происходящее реальностью. Видимо, так мой мозг спасался от нервного перенапряжения. Хорошо, что перед операцией я догадалась разрезать остатки его рубашки на бинты, потому что после ее окончания руки слушались слабо и, боюсь, что у меня элементарно не хватило бы сил ее разрезать. Я вновь обильно намазала рану мазью и, перевязав, потихоньку начала ослаблять жгут. Сразу резко его снимать после почти полуторачасового наложения опасно.
Тяжело опустившись на лавку рядом с парнем, я, наконец, посмотрела в лицо Сольгеру. Все это время боялась, что он может потерять сознание, а смотреть на него боялась еще больше, потому что было стойкое ощущение, что если я увижу его полные муки глаза, то игла просто вывалится из рук, и я уже ничего не смогу сделать. Сольгер был страшно бледен и тяжело дышал, волосы прилипли к вискам, а в руках он держал изрядно пожеванное и потрепанное полотенце. Видно было, что он еле сидел.
— Сольгер… — позвала, и он сфокусировал помутневший взгляд на мне. — Ты молодец! Слышишь? — Его губы искривила еле заметная улыбка. Но он промолчал. — Тебе нужно прилечь. Но здесь негде. Если только на стол.
— Не нужно, Лейла, — еле слышно проговорил он. — Мне все равно до рассвета нужно уйти. Я еще немного посижу и пойду.
— Да куда ж ты в таком состоянии? — вырвалось у меня.
О том, что я уже давно перешла на «ты», как-то и не задумывалась. Сложно выкать человеку, с которым только что пережил настоящее нервное потрясение.
— Ну, выбор у меня небольшой...
— Да, ты прав... — А потом меня осенило: — Я сейчас отвар укрепляющий заварю и чай сладкий сделаю, чтобы кровь быстрее восстанавливалась!
Не скажу, что усталость как рукой сняло, но я нашла в себе силы встать и заняться делом. Сбор трав для укрепляющего отвара мы покупали у той же знахарки и пили, когда кто-то подхватывал простуду, и я подумала, что сейчас он точно не помешает.
Пока отвар отстаивался, я напоила Сольгера сладким чаем. Эх, жаль, шоколада здесь еще не придумали — нет для него какао бобов. А может, еще просто не добрались до места, где они произрастают.
— Может, ты все же поешь чего-нибудь? — уже в который раз спросила раненого. — Силы нужно хоть немного поддержать.
— Лейла, не надо. Я как о еде подумаю, мутить начинает. — Я лишь тяжело вздохнула, в который раз подумав, что ему нужно хорошенько отлежаться и отоспаться, а не уходить куда-то в темноту. — Еще немного посижу и пойду. Нельзя, чтобы рассвет застал меня здесь... — в полудреме проговорил он, и я заметила, как его голова упала на грудь — бедолага заснул.
Прикинув время, я поняла, что рассвет будет уже через пару часов. Но час отдохнуть у него есть. Спиной он опирался о край стола, и хотя поза была неудобна, трогать его я не стала — сон для него сейчас благо.
Сначала я тоже хотела ненадолго прикорнуть, но поняла, что тогда несчастный шпион имеет все шансы проспать, так как будить его будет некому. А потом меня озарила мысль собрать ему с собой кое-какие вещи. Все-таки я совершенно не представляла, куда он двинется дальше и в каких условиях будет путешествовать. А уж попадется ли ему по пути лекарь или хотя бы знахарка — большой вопрос. Поэтому я расстелила на столе свой платок, положила туда мазь для ран, флягу с отваром, оставшиеся от рубашки бинты, хлеб, сыр и оставленные в холодной эклеры и штрудель. Подумала и положила бутыль с остатками домашней настойки. Не знала, пригодится ли ему все это, но и отправить его просто так уже не могла.
Оглядевшись и немного прибравшись, я поняла, что ущерб, нанесенный приходом Сольгера, не так уж и велик, и если замыть пятна крови на полу и лавке, то его присутствие в доме этой ночью может получиться скрыть. Собрав всю оставшуюся волю и остатки сил в кулак, я принялась за работу.
Оказалось, отмывать кровь — очень нелегкое дело, временами даже приходилось хорошенько пройтись скребком. Через некоторое время, опомнившись, я подошла к парню и попыталась его разбудить. Не вышло. Пришлось хорошенько потрясти за здоровое плечо. Простонав, он открыл затуманенные глаза.
— Сольгер, скоро рассвет. Тебе пора уходить. Держи, выпей, — я протянула ему приготовленную заранее чашку с отваром.
Его губы пересохли, лицо заострилось, он взял кружку и с наслаждением осушил содержимое.
— Благодарю, Лейла, — вернул мне кружку.
— Вот, — теперь я протянула ему приготовленный сверток, — держи. Там все, что может тебе пригодиться на первое время.
Он недоверчиво посмотрел на узел в моих руках, но все же взял его:
— Спасибо, Лейла. Я… не забуду… — смутился он. Мы немного помолчали, глядя то друг на друга, то в сторону. — Мне… пора... — как-то неуверенно проговорил он.
— Да… — зачем-то подтвердила я.
Внезапно он резко притянул меня к себе здоровой рукой и крепко обнял. Я ощутила себя так хорошо и уютно в его объятиях, что даже стало страшно. Страшно, что он может погибнуть, страшно, что больше никогда его не увижу. Я обхватила его шею руками и тоже обняла — крепко, но бережно.
Странно… Так странно было ощущать себя именно так и именно сейчас. В этот момент странно было все… но так правильно...
А потом он резко высвободился, встал и, не глядя на меня, взял свой мундир, перехватил поудобнее узел и быстро, не оглядываясь, вышел прочь из кухни, а потом и из кофейни.
Несколько минут я стояла на месте, плохо понимая себя. А потом спохватилась и пошла в кофейню, чтобы вытереть пятна крови и там.
Закончив и оглядев себя, помотала головой: «Все вроде бы убрала, а сама похожа на извазюкавшегося зомби».
Вымывшись в кухне, я запрятала подальше окровавленную ночнушку и, накинув на плечи забытый Сэйрой платок и окинув напоследок взглядом снова чистую кухню, прокралась в комнату, где спала Айла. Там переоделась и решила ненадолго прилечь.
Рассвет уже почти заглядывал в окна, а я хотела приготовить на день рождения своего младшего братика большой двухъярусный торт, хотела еще раз показать Сэйре, как готовить Эстрехази, хотела украсить кофейню все к тому же дню рождения, хотела… Я точно что-то еще хотела, но как только голова коснулась подушки, я обо всем забыла, потому что уже крепко спала. И во сне мне снился чей-то счастливый смех.
Глава 7
Полгода спустя
Облака летели по небу белыми парусами кораблей, и такие же белые паруса виднелись на горизонте. Еще неделю назад к городу прибыла эльмирантийская эскадра и стояла в километре от берега. Зачем они прибыли, я не знала, отец сказал, что тоже не знает, но все это может быть не к добру.
— Почему? — спросила я его тогда.
— Тут много причин, — улыбнулся он и, противореча самому себе, сказал: — Но я думаю, все будет хорошо. — А потом подумал и спросил сам себя: — Может, мне все же отменить поездку в Туранию?..
— Все так серьезно?
— Нет, что ты… — он обнял меня и поцеловал в макушку. — Просто подумалось... Ладно, пошли домой, а то мама будет беспокоиться.
А вечером я подслушала разговор…
— Профессор, у меня плохие предчувствия. Слишком в последнее время вокруг Шалема много непонятного движения, да и эти усиливающиеся слухи о войне… Партнеры узнали, что Фаргоция уже давно большими партиями закупает провиант, а количество военных заказов для торговцев возросло в разы.
— Да, это тревожные факторы, но Шалем слишком далеко от проходимой границы с Фаргоцией.
— Только это и утешает… — он немного помолчал и задумчиво проговорил. — Нас защищают горы, но если бы они нашли возможность как-то их преодолеть, это стало бы большой проблемой.
— Брось, Ратмир, — отмахнулся профессор. — Для того, чтобы это действительно стало проблемой, должен появиться постоянный хорошо проходимый путь, а это практически невозможно. Если же они все же смогут разово преодолеть гряду, то это им ничего не даст. Измученные долгим опасным переходом солдаты без фуража и подкрепления свежими силами просто не смогут долго продержаться.
— Это да… Только им очень уж нужен нормальный выход к морю. Те, что на самом севере континента, слишком опасны и не могут удовлетворить возрастающие потребности государства в торговле. Боюсь, что они могут придумать что-то, что нам совсем не понравится.
— Да, не повезло им. Но ты слишком драматизируешь.
— Тогда к чему сюда прибыла целая военная эскадра? — снова задумчиво протянул отец.
— Ратмир, все может быть очень просто. Например, в Шалем скоро прибудет какая-нибудь важная персона, чтобы отправиться в Тализию. А ты все какие-то скрытые мотивы ищешь.
— Может быть… может быть… — озабоченность из голоса отца хоть и не ушла совсем, но ослабла. — Просто все эти слухи меня беспокоят. И я подумываю отказаться от плавания.
— Кстати, о слухах… — теперь озабоченность появилась в голосе профессора. — По городу уже давно ходят не очень хорошие слухи о Лейле.
— Я знаю. Это эта тварь Мира их распускает. Давно. Только никто в них не верит.
— Это да, Лейлу в городе слишком любят, и никто в эти байки про ведьмовскую силу не верит… Только это — ПОКА! — Профессор специально выделил последнее слово. — Вода камень точит, Ратмир. Сейчас никто не верит, потом начнут приглядываться, а потом и выдумывать. Уже сейчас видно, что Лейла обещает быть красивой девушкой. Как ты думаешь, что о ней начнут говорить менее удачливые и красивые подружки, когда подойдет ее время выходить замуж? Поверь мне, тогда уже и Миры не понадобится, они все услышанное вспомнят и довыдумывают.
Я заглянула в щелку чуть больше и увидела, как плечи отца передернулись:
— Теперь уже вы драматизируете, профессор-аха. Лейла — член уважаемой купеческой семьи, у нас в друзьях вся военная верхушка города и многие уважаемые люди. Думаю, они смогут осадить особо ретивых и не допустить… перегибов, — отец очень тщательно подбирал выражения.
После этих слов я выдохнула, а то нарисованная профом картина меня сильно напрягла.
— Дай-то Всевышний! Дай-то Всевышний, — отозвался профессор. — Но ты подумай о том, что я тебе предлагал. Лейла и Ромич вполне готовы…
В это самое мгновение прямо над ухом раздался голос мамы:
— Лейла, что это ты тут делаешь?
Я подпрыгнула на месте, в притворном жесте хватаясь за сердце:
— Мама! Нельзя же так тихо подкрадываться!
Она на это лишь усмехнулась:
— А по-моему, кто-то слишком увлекся подслушиванием и ничего вокруг не слышал.
— Ничего подобного! — состроила я оскорбленную мину. — Я всего лишь шла узнать у отца, не подать ли им с профессором вечернего чаю...
В это время дверь открылась, и отец, укоризненно помотав головой, проговорил:
— Неси уж, любопытная ты наша.
***
Через день отец все же отправился в Туранию. Я смотрела вслед удалявшемуся кораблю, и сердце отчего-то сжималось.
На следующий день я зашла в свою кофейню и прошла в кухню. По дороге поздоровалась со всеми посетителями, которых в этот послеобеденный час было довольно много, и, перехватив Сэйру, начала задавать обычные и привычные вопросы о том, как дела. Внезапно из зала донесся какой-то шум, и мы поспешили туда.
Оказалось, что к нам огонек зашли морячки. А если точнее, то капитан, боцман и штурман — об этом мы узнали тут же, так как эти трое с шуточками и прибауточками сообщали об этом всем интересующимся и не интересующимся в том числе. А потом они увидели нас:
— О! Прекрасные ханан! Мы прибыли из Турании, куда дошла слава об этом удивительном месте! Надеюсь, нам здесь нальют добрую чашку вина! — громогласно пробасил капитан и, тут же рассмеявшись, замахал руками.
