— Нужно больше поить, можно обтирать теплой водой, только такой, чтобы разница температур не была слишком большой. Но сразу говорю, это мало поможет. Единственное, чем мы действительно можем помочь этой девочке — только ждать.
— Что? И ради того, чтобы сказать, что моя дочь обречена, вы пришли и строите тут из себя важного господина? — разозлилась мама. — Вон! Вон из моего дома! — Послышались толчки и звуки потасовки. — И хлыща этого с собой заберите! Ну! Чего стоите? Вон из моего дома! Ай, Кирим, пусти!
— Я прошу прощения, — послышался голос профессора, — но вам и правда лучше уйти. И не обижайтесь на Малику-ханан, она просто очень расстроена.
— Да, конечно, простите...
Раздались удалявшиеся шаги и рыдания.
Даа, неприглядная вырисовывается картина. Хотя, что ей вырисовываться, вон, вокруг: пустыня, нескончаемый песок, безжалостное солнце и жара, дикая и выжигающая, кажется, самою суть.
Кто-то обнял меня, положил голову на живот и шептал:
— Лейма! Лейма! Ты только не умияй, слысыс? Я тебе свое деевянного солдатика отдам! Тойко не умияй! Мамук тозе сегодня пьякал, только сказал, чтобы я никому об этом. Но тебе мозно. Ты зе наса, Лейма.
«Кто собрался умирать? Я? Нет, что ты, маленький... — хотелось сказать мне. — Я обязательно вырвусь из этой пустыни. Только выход найду. Найду… Как же жарко… как жарко…»
— Лейла! — снова шепот. — Не оставляй меня, Лейла! Ты ведь все для меня, слышишь? — и снова кто-то уткнулся мне в живот, обнимая, только уже более жестко, как будто пытался удержать меня в этом мире.
Ромич… Я пытаюсь обнять его в ответ, но у меня ничего не выходит. Почему же я их всех слышу?
— Лейла! Лейла! — снова тихий мужской шепот врывается в мою пустыню, а широкая шершавая ладонь гладит по голове. — Я помогу, слышишь! Этот лекаришка не сказал, но помочь можно. Вернее, помочь может такой же одаренный. Я могу забрать часть жара себе. Есть опасность сгореть вдвоем, если твоих сил осталось совсем мало, но ведь мы попытаемся? Я-то знаю, какая ты сильная. Просто тебе нужно немножко помочь...
— Да-а, а здесь настоящее пекло! — послышалось прямо за спиной через некоторое время.
Я резко обернулась и увидела стоявшего на песке Сольгера в белой рубашке, заправленной в брюки интересного покроя, он демонстративно обмахивался ладонью.
— Ты?! Но… как?!
— Это одна из техник, которым обучают в университете Тализии таких одаренных, как мы. Думаешь, как тамошние учителя помогают в прохождении инициации? Вот так и помогают. Но, блин, как же тут у тебя жарко!
Мне показалось, жара совсем чуть-чуть, но спала.
— Ты одаренный? Какой у тебя дар?
— Фух! — выдохнул он, оглядываясь. — И ни конца, ни края это пустыне не видно. Давай, присядем, что ли. — Он непонятно откуда извлек широкополую шляпу и водрузил на голову. — Вот так намного лучше. Что смотришь? Доставай себе такую, — улыбнулся, присаживаясь на небольшую скамеечку, которая появилось прямо позади него.
— Как? — спросила, округлив от удивления глаза.
— Ну это же на самом деле твоя пустыня, значит ты можешь всем этим управлять. Не полностью пока, но кое-как облегчить свое пребывание здесь можешь уже сейчас. Просто представь, чего бы тебе сейчас хотелось. Думаю, воображение у тебя хорошее.
Я недоверчиво на него посмотрела, но послушалась и представила у себя в руках точно такую же шляпу, как у него, и лавочку, а потом подумала и добавила стакан воды.
— Молодец! — похвалил парень. — Честно говоря, я даже не надеялся, что у тебя все так быстро получится.
— Что это за пустыня? Почему я могу делать здесь это?
— Это твой дар, который нужно обуздать.
— Что, вся пустыня?
— Да, представь себе, — хмыкнул он. — Вся эта пустыня — это проявление твоего дара.
— Но почему я не могу вырваться отсюда?
— Потому что не хватает сил справиться с даром.
— И ты мне поможешь?
— Помогу. Но времени мало.
— Знаю. Я слышала. А как ты вообще попал ко мне? Я имею в виду свою комнату. Мама ведь тебя сегодня выгнала.
— Выгнала... — невесело улыбнулся он. — Значит, ты слышала… А твой ухажер еще и побить хотел.
— Ромич, что ли? Тоже мне, нашел ухажера. Он мне как брат, вот и переживает. — Сольгер на это лишь фыркнул, но вслух ничего не сказал. — Так как?
— При помощи своего дара... Кирим помог, разогнал всех из твоей комнаты спать... — вдруг пояснил — Вот у тебя дар мысли читать, прошлое видеть, даже передавать то, что увидела, другим, так ведь?
— Ну не совсем, но как-то так.
— А у меня дар маскировки.
— Именно так ты сбежал из гарнизона?
— Да. Я называю свой дар чудом, поэтому считаю, что сбежал тогда чудом. Впрочем, как и всегда. Сама понимаешь, работа у меня такая.
— Да, понимаю... — поникла я, вспомнив, для чего он тогда шпионил.
— Тогда должна понять и то, что Шалем все равно захватили бы, со мной или без меня. Слишком много ресурсов было задействовано для этого. Я лишь помог сократить количество жертв.
— И каким же образом? — зло спросила я.
— Все просто: больше солдат — больше жертв с обеих сторон. Меньше солдат и наименее ожидаемое время атаки — меньше жертв среди мирного населения и все тех же солдат с обеих сторон.
— Так, может, мы отбились бы?
— Лейла, ты ведь даже не представляешь, о чем говоришь. Через тоннель шла целая армия, которая лишь частично вошла в Шалем. Если бы внезапная атака не удалась, на вас бы обрушилась вся мощь, и от города мало что осталось. Уж поверь.
— Так, может, ты еще и благодетелем себя считаешь? — не в силах унять вспыхнувшие злость и обиду, спросила я.
— Да Всевышний упаси, Лейла! Я лишь хочу донести в твою маленькую красивую головку, что не нужно жалеть о том, что когда-то меня спасла! — неожиданно зло закончил он. Встал со своей лавки и отошел на десять шагов прочь, упер руки в бока и запрокинул голову к моему беспощадному солнцу.
Мне стало стыдно и нестерпимо захотелось к нему подойти, обнять за талию и прижаться щекой к его напряженной спине. Разумеется, я бы никогда так не сделала, поэтому покрепче зажмурилась, прогоняя это желание, и поняла, что прижимаюсь к мужской спине, а мои руки обвиты вокруг его талии.
— Ой! — вмиг опомнившись, я отскочила от Сольгера и залилась краской.
Вернее, попыталась отскочить — он быстро повернулся и придержал меня за талию.
— Это твой мир, Лейла, мир твоего дара, если точнее. И он очень тонко реагирует на твои самые сильные желания, когда твой разум немного очищается от знойного отупения, в которое погружает тебя солнце необузданных способностей — в этом тебе помогает мой дар. Ведь раньше у тебя не получалось, верно? И… Ты слишком добрая, Лейла, так нельзя.
Я на это лишь грустно хмыкнула:
— И без меня хватает циничных, черствых и равнодушных людей, я всегда успею присоединиться к их лагерю.
Ненадолго повисла пауза, во время которой мы просто стояли и смотрели друг другу в глаза.
— А ты знаешь, что здесь, в мире твоего дара, ты выглядишь старше? — вдруг задал он совершенно неожиданный вопрос. У меня в удивлении взметнулись вверх брови.
— Старше? И насколько?
Сольгер еще раз пристально заглянул мне в глаза и, расцепив объятия и спрятав руки за спину, проговорил:
— Достаточно.
— Достаточно для чего?
— Для всего, — наконец, ответил, и посмотрел так, как на меня уже очень и очень давно никто не смотрел.
Я смутилась и отступила на несколько шагов, а потом вернулась на свой стульчик и присела. Странно… Как все это странно и… забыто, а еще волнительно и… несвоевременно. Он тоже вернулся на скамеечку и как ни в чем не бывало продолжил свой рассказ, будто и не было этого неприятного, но нужного разговора о его спасении и захвате города, о доброте и возрасте.
— Я могу становиться невидимым для других на какое-то время, недолгое. И, предупреждая твой следующий вопрос скажу: нет, я не исчезаю, я просто искажаю вокруг себя пространство. Но это очень энергозатратно. А вот если изменять вокруг себя пространство так, чтобы люди видели, к примеру, другие черты лица, то держать эту личину можно долго, но без амулета все равно не больше трех часов.
— Амулета?
— Да, есть в Тализии такой умелец, тоже, кстати, одаренный, который может засунуть в какую-нибудь вещицу часть твоего дара… даже не так… сложно объяснить… Он может направить часть твоего дара в амулет и запечатать его так, чтобы он зациклился, и им могла пользоваться не только ты, но любой одаренный, подпитывая своим собственным даром. И чем сильнее одаренный, тем дольше будет работать амулет. У тебя в руках он, судя по всему, смог бы работать круглые сутки. Только редко какой одарённый идет на то, чтобы сделать амулет для другого. В основном всегда для себя, иначе может возникнуть слишком много проблем. Ну и для короны иногда. Дорогой, правда, выходит амулетик… Очень дорогой. И не всегда приходится платить деньгами, но оно того стоит.
— А как его подпитывать?
— Да никак. Как смогли за все это время понять ученые, вокруг любого одаренного всегда есть так называемое поле силы, нечто вроде второй кожи. И, соприкасаясь с этим полем, амулет и работает.
— А как работает твой? В смысле, как он меняет черты лица?
— Ну, тут все просто и сложно одновременно. В моем амулете заложено изменение трех параметров, он активируется, когда касается тела, тогда и нужно четко представить желаемые изменения. Если их будет больше или меньше, то ничего не выйдет: амулет будет просто тянуть энергию.
— А менять можно только черты лица? — Не на шутку заинтересовалась я интересной вещицей.
— Нет, амулету, как и дару, все равно. Просто люди в основном обращают внимание на лицо, а походку или осанку всегда можно изменить самому.
Класс! Да это же самая настоящая магия! Способности, дар… Да называйте как хотите! Это же… это же…. Даже слов нет!
— А можно на него посмотреть! — В моих глазах плясал такой энтузиазм первооткрывателя, что Сольгер улыбнулся, опустил локти на колени и скрестил пальцы рук под подбородком.
— Если выберемся отсюда… — он выразительно обвел взглядом окружающую нас пустыню, — я тебе его подарю.
— Но ты же сам только что сказал, что одаренные никогда не…
Он оборвал меня фразой, показавшейся поначалу странной и неуместной:
— Знаешь, Лейла, пожалуй, только здесь и сейчас я могу говорить с тобой откровенно… — тяжело вздохнул и продолжил. — Знаешь ли ты, что одаренных людей очень мало? — Я кивнула. — А что отношение к ним изменилось не так давно? — Я снова кивнула. А он в удивлении поднял одну бровь: — Профессор? Хотя мог бы и не спрашивать. Тогда он, наверное, рассказал тебе, что в Тализии есть университет, где учат одаренных? Хотя, если точнее сказать, сейчас образовался целый факультет. Рассказывал ли тебе профессор, что там могут учиться только мальчики? — Я снова кивнула. — А знаешь, что происходит с одаренными девочками в Тализии и Фаргоции? В Эльмирантии, думаю, дела обстоят не лучше, просто еще более засекречены.
Вот тут я забуксовала. А ведь и правда — проф не рассказывал, а я как-то и не спрашивала. Знала, что этот университет мне не светит, поэтому и интересовалась этой темой больше в качестве развития кругозора и про девочек не задумывалась. Мне казалось само собой разумеющимся, что они просто продолжают жить в семье. Но оказалось все не так радужно, как представлялось наивной мне:
— По достижении девочками возраста, когда они могут рожать, государство изымает их у родителей и, если говорить без уверток и украшательств, приправленных патриотическими бреднями — просто продают вельможам, тем, кто больше заплатит. Это не касается дворянок — там свои правила. Но их продают на срок до рождения ребенка, который остается у отца — от женщины с даром почти всегда рождаются такие же одаренные дети. А потом их снова продают, и снова... до тех пор, пока она в состоянии родить. Если женщина каким-то чудом остается жива после бесконечных родов, корона обеспечивает ей проживание в закрытом храме в горах. Только жить после всего, что им приходится пережить, стремятся не многие, поэтому среди таких женщин очень велика смертность, да и мало их. Очень мало… Некоторым, правда, везет... — После небольшой паузы он продолжил с каким-то остервенением, выплевывая слова: — И какой-нибудь очень богатый вельможа выкупает их у государства за бешеные деньги и селит там, где ему удобно пользоваться услугами содержанки и… ну, скажем, бесконечно рожающей ему одаренных детей свинома... ммм… женщины. Ты знаешь, кто такая содержанка? Да? Вот и хорошо. Да, забыл упомянуть: с такими вельможами сразу же заключается контракт, по которому он должать отдать государству на воспитание второго одаренного ребенка и забыть о его существовании. Есть при королевской канцелярии Фаргоции такой небольшой детский корпус, в котором растят будущую опору королевства и свежий пласт аристократии, преданной только королю. Но, вернемся к их матерям. Чтобы они не смогли воспользоваться собственным даром и каким-либо образом сбежать или изменить свою участь, на них надевают блокирующий дар амулет-ошейник. Снять его можно только специальным инструментом, который сделан из того же сверхпрочного сплава, что и ошейник, и достать подобный инструмент невозможно, как и сплав — они находится под строжайшим секретом и контролем. Вот так…
На некоторое время между нами повисло молчание, во время которого я пыталась осознать все сказанное и протолкнуть подкативший к горлу ком тошноты. Сольгер же как-то страшно улыбнулся и почти весело сказал:
— …А знаешь, почему на таких, как мы, отменили гонения? Проф не рассказал? — он снова усмехнулся. — Да потому что изобрели этот чертов блокирующий сплав — способ контроля одаренных! Не шали, мол, а то видишь вот этот дивный амулет? Он всегда тебя ждет на отдельной полочке и даже с бирочкой с твоим именем!
Сольгер вскочил на ноги и начал расхаживать взад и вперед. — Ведь понимают прекрасно, что без одаренных им не удержать страну в том виде, в каком она сейчас. Скрывается и всячески вымарывается из летописей, что раньше королями были ТОЛЬКО одаренные, как, впрочем, и аристократией. Именно благодаря их дару существуют такие большие страны, как Тализия, Эльмирантия и Фаргоция! И остается только удивляться, как наши предки без дара умудрялись и до сих пор умудряются сдерживать эти страны от распада на бесчисленное множество мелких княжеств. Видимо, с большим трудом, — хмыкнул он зло. — Раз решились-таки признать одаренных людьми и вернуть в общество.
Да-а, наболело у Саргайла… И сильно, раз он сейчас вот так, без купюр, рассказывал мне об этом. Я, конечно, понимала, что людям с даром здесь непросто живется, а женщинам и подавно, но чтобы настолько… Это же кошмар какой-то! Приснится ночью — потом не один раз обольешься! И ведь даже защиты искать негде! И что же мне прикажете теперь делать? Как из всего этого выпутываться?
— Н-да, немного не это и не так хотел я тебе рассказать. — голос Сольгера вырвал меня из размышлений.
А меня озарила дикая и невозможная догадка:
— Ты ведь и есть такой ребенок, второй, да?
Он остановился, как вкопанный и, резко вскинув голову, остро глянул на меня и холодно ответил:
— В сообразительности тебе не откажешь.
А я снова смутилась. И чего, спрашивается, полезла со своими вопросами? Ведь видно, что его это до сих пор задевает.
— Что? И ради того, чтобы сказать, что моя дочь обречена, вы пришли и строите тут из себя важного господина? — разозлилась мама. — Вон! Вон из моего дома! — Послышались толчки и звуки потасовки. — И хлыща этого с собой заберите! Ну! Чего стоите? Вон из моего дома! Ай, Кирим, пусти!
— Я прошу прощения, — послышался голос профессора, — но вам и правда лучше уйти. И не обижайтесь на Малику-ханан, она просто очень расстроена.
— Да, конечно, простите...
Раздались удалявшиеся шаги и рыдания.
Даа, неприглядная вырисовывается картина. Хотя, что ей вырисовываться, вон, вокруг: пустыня, нескончаемый песок, безжалостное солнце и жара, дикая и выжигающая, кажется, самою суть.
Кто-то обнял меня, положил голову на живот и шептал:
— Лейма! Лейма! Ты только не умияй, слысыс? Я тебе свое деевянного солдатика отдам! Тойко не умияй! Мамук тозе сегодня пьякал, только сказал, чтобы я никому об этом. Но тебе мозно. Ты зе наса, Лейма.
«Кто собрался умирать? Я? Нет, что ты, маленький... — хотелось сказать мне. — Я обязательно вырвусь из этой пустыни. Только выход найду. Найду… Как же жарко… как жарко…»
— Лейла! — снова шепот. — Не оставляй меня, Лейла! Ты ведь все для меня, слышишь? — и снова кто-то уткнулся мне в живот, обнимая, только уже более жестко, как будто пытался удержать меня в этом мире.
Ромич… Я пытаюсь обнять его в ответ, но у меня ничего не выходит. Почему же я их всех слышу?
— Лейла! Лейла! — снова тихий мужской шепот врывается в мою пустыню, а широкая шершавая ладонь гладит по голове. — Я помогу, слышишь! Этот лекаришка не сказал, но помочь можно. Вернее, помочь может такой же одаренный. Я могу забрать часть жара себе. Есть опасность сгореть вдвоем, если твоих сил осталось совсем мало, но ведь мы попытаемся? Я-то знаю, какая ты сильная. Просто тебе нужно немножко помочь...
— Да-а, а здесь настоящее пекло! — послышалось прямо за спиной через некоторое время.
Я резко обернулась и увидела стоявшего на песке Сольгера в белой рубашке, заправленной в брюки интересного покроя, он демонстративно обмахивался ладонью.
— Ты?! Но… как?!
— Это одна из техник, которым обучают в университете Тализии таких одаренных, как мы. Думаешь, как тамошние учителя помогают в прохождении инициации? Вот так и помогают. Но, блин, как же тут у тебя жарко!
Мне показалось, жара совсем чуть-чуть, но спала.
— Ты одаренный? Какой у тебя дар?
— Фух! — выдохнул он, оглядываясь. — И ни конца, ни края это пустыне не видно. Давай, присядем, что ли. — Он непонятно откуда извлек широкополую шляпу и водрузил на голову. — Вот так намного лучше. Что смотришь? Доставай себе такую, — улыбнулся, присаживаясь на небольшую скамеечку, которая появилось прямо позади него.
— Как? — спросила, округлив от удивления глаза.
— Ну это же на самом деле твоя пустыня, значит ты можешь всем этим управлять. Не полностью пока, но кое-как облегчить свое пребывание здесь можешь уже сейчас. Просто представь, чего бы тебе сейчас хотелось. Думаю, воображение у тебя хорошее.
Я недоверчиво на него посмотрела, но послушалась и представила у себя в руках точно такую же шляпу, как у него, и лавочку, а потом подумала и добавила стакан воды.
— Молодец! — похвалил парень. — Честно говоря, я даже не надеялся, что у тебя все так быстро получится.
— Что это за пустыня? Почему я могу делать здесь это?
— Это твой дар, который нужно обуздать.
— Что, вся пустыня?
— Да, представь себе, — хмыкнул он. — Вся эта пустыня — это проявление твоего дара.
— Но почему я не могу вырваться отсюда?
— Потому что не хватает сил справиться с даром.
— И ты мне поможешь?
— Помогу. Но времени мало.
— Знаю. Я слышала. А как ты вообще попал ко мне? Я имею в виду свою комнату. Мама ведь тебя сегодня выгнала.
— Выгнала... — невесело улыбнулся он. — Значит, ты слышала… А твой ухажер еще и побить хотел.
— Ромич, что ли? Тоже мне, нашел ухажера. Он мне как брат, вот и переживает. — Сольгер на это лишь фыркнул, но вслух ничего не сказал. — Так как?
— При помощи своего дара... Кирим помог, разогнал всех из твоей комнаты спать... — вдруг пояснил — Вот у тебя дар мысли читать, прошлое видеть, даже передавать то, что увидела, другим, так ведь?
— Ну не совсем, но как-то так.
— А у меня дар маскировки.
— Именно так ты сбежал из гарнизона?
— Да. Я называю свой дар чудом, поэтому считаю, что сбежал тогда чудом. Впрочем, как и всегда. Сама понимаешь, работа у меня такая.
— Да, понимаю... — поникла я, вспомнив, для чего он тогда шпионил.
— Тогда должна понять и то, что Шалем все равно захватили бы, со мной или без меня. Слишком много ресурсов было задействовано для этого. Я лишь помог сократить количество жертв.
— И каким же образом? — зло спросила я.
— Все просто: больше солдат — больше жертв с обеих сторон. Меньше солдат и наименее ожидаемое время атаки — меньше жертв среди мирного населения и все тех же солдат с обеих сторон.
— Так, может, мы отбились бы?
— Лейла, ты ведь даже не представляешь, о чем говоришь. Через тоннель шла целая армия, которая лишь частично вошла в Шалем. Если бы внезапная атака не удалась, на вас бы обрушилась вся мощь, и от города мало что осталось. Уж поверь.
— Так, может, ты еще и благодетелем себя считаешь? — не в силах унять вспыхнувшие злость и обиду, спросила я.
— Да Всевышний упаси, Лейла! Я лишь хочу донести в твою маленькую красивую головку, что не нужно жалеть о том, что когда-то меня спасла! — неожиданно зло закончил он. Встал со своей лавки и отошел на десять шагов прочь, упер руки в бока и запрокинул голову к моему беспощадному солнцу.
Мне стало стыдно и нестерпимо захотелось к нему подойти, обнять за талию и прижаться щекой к его напряженной спине. Разумеется, я бы никогда так не сделала, поэтому покрепче зажмурилась, прогоняя это желание, и поняла, что прижимаюсь к мужской спине, а мои руки обвиты вокруг его талии.
— Ой! — вмиг опомнившись, я отскочила от Сольгера и залилась краской.
Вернее, попыталась отскочить — он быстро повернулся и придержал меня за талию.
— Это твой мир, Лейла, мир твоего дара, если точнее. И он очень тонко реагирует на твои самые сильные желания, когда твой разум немного очищается от знойного отупения, в которое погружает тебя солнце необузданных способностей — в этом тебе помогает мой дар. Ведь раньше у тебя не получалось, верно? И… Ты слишком добрая, Лейла, так нельзя.
Я на это лишь грустно хмыкнула:
— И без меня хватает циничных, черствых и равнодушных людей, я всегда успею присоединиться к их лагерю.
Ненадолго повисла пауза, во время которой мы просто стояли и смотрели друг другу в глаза.
— А ты знаешь, что здесь, в мире твоего дара, ты выглядишь старше? — вдруг задал он совершенно неожиданный вопрос. У меня в удивлении взметнулись вверх брови.
— Старше? И насколько?
Сольгер еще раз пристально заглянул мне в глаза и, расцепив объятия и спрятав руки за спину, проговорил:
— Достаточно.
— Достаточно для чего?
— Для всего, — наконец, ответил, и посмотрел так, как на меня уже очень и очень давно никто не смотрел.
Я смутилась и отступила на несколько шагов, а потом вернулась на свой стульчик и присела. Странно… Как все это странно и… забыто, а еще волнительно и… несвоевременно. Он тоже вернулся на скамеечку и как ни в чем не бывало продолжил свой рассказ, будто и не было этого неприятного, но нужного разговора о его спасении и захвате города, о доброте и возрасте.
— Я могу становиться невидимым для других на какое-то время, недолгое. И, предупреждая твой следующий вопрос скажу: нет, я не исчезаю, я просто искажаю вокруг себя пространство. Но это очень энергозатратно. А вот если изменять вокруг себя пространство так, чтобы люди видели, к примеру, другие черты лица, то держать эту личину можно долго, но без амулета все равно не больше трех часов.
— Амулета?
— Да, есть в Тализии такой умелец, тоже, кстати, одаренный, который может засунуть в какую-нибудь вещицу часть твоего дара… даже не так… сложно объяснить… Он может направить часть твоего дара в амулет и запечатать его так, чтобы он зациклился, и им могла пользоваться не только ты, но любой одаренный, подпитывая своим собственным даром. И чем сильнее одаренный, тем дольше будет работать амулет. У тебя в руках он, судя по всему, смог бы работать круглые сутки. Только редко какой одарённый идет на то, чтобы сделать амулет для другого. В основном всегда для себя, иначе может возникнуть слишком много проблем. Ну и для короны иногда. Дорогой, правда, выходит амулетик… Очень дорогой. И не всегда приходится платить деньгами, но оно того стоит.
— А как его подпитывать?
— Да никак. Как смогли за все это время понять ученые, вокруг любого одаренного всегда есть так называемое поле силы, нечто вроде второй кожи. И, соприкасаясь с этим полем, амулет и работает.
— А как работает твой? В смысле, как он меняет черты лица?
— Ну, тут все просто и сложно одновременно. В моем амулете заложено изменение трех параметров, он активируется, когда касается тела, тогда и нужно четко представить желаемые изменения. Если их будет больше или меньше, то ничего не выйдет: амулет будет просто тянуть энергию.
— А менять можно только черты лица? — Не на шутку заинтересовалась я интересной вещицей.
— Нет, амулету, как и дару, все равно. Просто люди в основном обращают внимание на лицо, а походку или осанку всегда можно изменить самому.
Класс! Да это же самая настоящая магия! Способности, дар… Да называйте как хотите! Это же… это же…. Даже слов нет!
— А можно на него посмотреть! — В моих глазах плясал такой энтузиазм первооткрывателя, что Сольгер улыбнулся, опустил локти на колени и скрестил пальцы рук под подбородком.
— Если выберемся отсюда… — он выразительно обвел взглядом окружающую нас пустыню, — я тебе его подарю.
— Но ты же сам только что сказал, что одаренные никогда не…
Он оборвал меня фразой, показавшейся поначалу странной и неуместной:
— Знаешь, Лейла, пожалуй, только здесь и сейчас я могу говорить с тобой откровенно… — тяжело вздохнул и продолжил. — Знаешь ли ты, что одаренных людей очень мало? — Я кивнула. — А что отношение к ним изменилось не так давно? — Я снова кивнула. А он в удивлении поднял одну бровь: — Профессор? Хотя мог бы и не спрашивать. Тогда он, наверное, рассказал тебе, что в Тализии есть университет, где учат одаренных? Хотя, если точнее сказать, сейчас образовался целый факультет. Рассказывал ли тебе профессор, что там могут учиться только мальчики? — Я снова кивнула. — А знаешь, что происходит с одаренными девочками в Тализии и Фаргоции? В Эльмирантии, думаю, дела обстоят не лучше, просто еще более засекречены.
Вот тут я забуксовала. А ведь и правда — проф не рассказывал, а я как-то и не спрашивала. Знала, что этот университет мне не светит, поэтому и интересовалась этой темой больше в качестве развития кругозора и про девочек не задумывалась. Мне казалось само собой разумеющимся, что они просто продолжают жить в семье. Но оказалось все не так радужно, как представлялось наивной мне:
— По достижении девочками возраста, когда они могут рожать, государство изымает их у родителей и, если говорить без уверток и украшательств, приправленных патриотическими бреднями — просто продают вельможам, тем, кто больше заплатит. Это не касается дворянок — там свои правила. Но их продают на срок до рождения ребенка, который остается у отца — от женщины с даром почти всегда рождаются такие же одаренные дети. А потом их снова продают, и снова... до тех пор, пока она в состоянии родить. Если женщина каким-то чудом остается жива после бесконечных родов, корона обеспечивает ей проживание в закрытом храме в горах. Только жить после всего, что им приходится пережить, стремятся не многие, поэтому среди таких женщин очень велика смертность, да и мало их. Очень мало… Некоторым, правда, везет... — После небольшой паузы он продолжил с каким-то остервенением, выплевывая слова: — И какой-нибудь очень богатый вельможа выкупает их у государства за бешеные деньги и селит там, где ему удобно пользоваться услугами содержанки и… ну, скажем, бесконечно рожающей ему одаренных детей свинома... ммм… женщины. Ты знаешь, кто такая содержанка? Да? Вот и хорошо. Да, забыл упомянуть: с такими вельможами сразу же заключается контракт, по которому он должать отдать государству на воспитание второго одаренного ребенка и забыть о его существовании. Есть при королевской канцелярии Фаргоции такой небольшой детский корпус, в котором растят будущую опору королевства и свежий пласт аристократии, преданной только королю. Но, вернемся к их матерям. Чтобы они не смогли воспользоваться собственным даром и каким-либо образом сбежать или изменить свою участь, на них надевают блокирующий дар амулет-ошейник. Снять его можно только специальным инструментом, который сделан из того же сверхпрочного сплава, что и ошейник, и достать подобный инструмент невозможно, как и сплав — они находится под строжайшим секретом и контролем. Вот так…
На некоторое время между нами повисло молчание, во время которого я пыталась осознать все сказанное и протолкнуть подкативший к горлу ком тошноты. Сольгер же как-то страшно улыбнулся и почти весело сказал:
— …А знаешь, почему на таких, как мы, отменили гонения? Проф не рассказал? — он снова усмехнулся. — Да потому что изобрели этот чертов блокирующий сплав — способ контроля одаренных! Не шали, мол, а то видишь вот этот дивный амулет? Он всегда тебя ждет на отдельной полочке и даже с бирочкой с твоим именем!
Сольгер вскочил на ноги и начал расхаживать взад и вперед. — Ведь понимают прекрасно, что без одаренных им не удержать страну в том виде, в каком она сейчас. Скрывается и всячески вымарывается из летописей, что раньше королями были ТОЛЬКО одаренные, как, впрочем, и аристократией. Именно благодаря их дару существуют такие большие страны, как Тализия, Эльмирантия и Фаргоция! И остается только удивляться, как наши предки без дара умудрялись и до сих пор умудряются сдерживать эти страны от распада на бесчисленное множество мелких княжеств. Видимо, с большим трудом, — хмыкнул он зло. — Раз решились-таки признать одаренных людьми и вернуть в общество.
Да-а, наболело у Саргайла… И сильно, раз он сейчас вот так, без купюр, рассказывал мне об этом. Я, конечно, понимала, что людям с даром здесь непросто живется, а женщинам и подавно, но чтобы настолько… Это же кошмар какой-то! Приснится ночью — потом не один раз обольешься! И ведь даже защиты искать негде! И что же мне прикажете теперь делать? Как из всего этого выпутываться?
— Н-да, немного не это и не так хотел я тебе рассказать. — голос Сольгера вырвал меня из размышлений.
А меня озарила дикая и невозможная догадка:
— Ты ведь и есть такой ребенок, второй, да?
Он остановился, как вкопанный и, резко вскинув голову, остро глянул на меня и холодно ответил:
— В сообразительности тебе не откажешь.
А я снова смутилась. И чего, спрашивается, полезла со своими вопросами? Ведь видно, что его это до сих пор задевает.
