ПРОСНИСЬ, РАПУНЦЕЛЬ
Мир прекратив подменять своей башней,
Станешь сильнее, будешь бесстрашней,
Вниз прыгай, Рапунцель, и можешь сердиться,
Поверь, подхвачу, не позволив разбиться…
Вкус зажеванной сигареты бы отвратным. Ее ментоловая составляющая ничуть не спасала. Однако Даня продолжала прикусывать бумажный цилиндр, мучая собственные вкусовые рецепторы.
Она вовсе не собиралась прикуривать сигарету – у нее с собой и зажигалки-то не было, но разъяренный субъект, опирающийся ладонями на перегородку балкона над головой девушки, похоже, этого не понимал.
Сердитые крики прервались, сменившись не менее яростным сопением. Передышка перед новым потоком словесного дерьмеца?
С тех пор, как злобное крикливое нечто, заняв стратегическую позицию наверху, разрушило ее тихое уединение, прошло не меньше трех минут. За это время Даня не произнесла ни слова. Да, просто стояла с задранной головой и молча пялилась на разрушителя спокойствия. И даже не среагировала, когда тот скинул на ее голову фантик от чупа-чупса, а чуть погодя и сам леденец.
Странное чувство. Что вообще полагается ощущать человеку, потерявшему мечту? Что следует чувствовать Дане, стоя здесь, снаружи на холодном ветру? Одетой в потертый халат уборщицы поверх консервативного, но безумно шикарного платья, прекрасно подчеркивающего когда-то необходимый налет официоза в ее образе, и в туфлях, в которых полагается гарцевать по офисным помещениям, а не по хлюпающей грязи улиц? Сжимая в руке мокрую тряпку, холодящую кожу, и перекатывая ментоловую сигарету из одного уголка рта в другой?
Многое в этот момент сыграло свою роль и, может быть, даже мысль о добровольно принятом бремени, погубившем все, ради чего она трудилась всю свою более или менее сознательную жизнь. А возможно, причина была в другом. В освещении балкона за спиной длинноволосого ворчливого крикуна, продолжающего злобно зыркать на нее сверху. В сияющих линиях ореола света, очерчивающего силуэт.
В полумраке улицы и даже на фоне освещенного здания гостиницы сердитое дитя на балконе все равно сияло сильнее и глубже. Словно далекое сокровище, заточенное в высокой башне.
Дане нестерпимо захотелось протянуть руку навстречу этому бледному перекошенному от гнева лицу, светлым длинным прядям, глазам, в свете уличного фонаря отдающим зеленью.
Протянуть руку и коснуться…
Проснись, Рапунцель. Спусти свои косоньки…
Этого просто не может быть.
Все не так. Опять.
Строишь, налаживаешь, проверяешь. И весь труд насмарку. Такое чувство, что все мосты построены только для того, чтобы когда-нибудь рухнуть.
А ведь именно сегодня полная сил Даня летала по офису, будто хищный сапсан, пикируя на стопки документов и зажимая в углах сотрудников, от которых так и несло душком халтуры и пованивало желанием пофилонить. Пойманные жертвы, морально придавленные энергией ее ауры, пугливо съеживались и рассыпались в неуверенных обещаниях завершить свою работу в установленные сроки. Первому помощнику гендиректора перечить не стоило. Даже если он – двадцатитрехлетняя смазливая пигалица, не внушающая доверия ни с первого, ни со второго взгляда.
– И как у тебя, Данька, получается на таких каблучищах носиться? – Со стороны главного лифта, громко отдуваясь, приближалась статная женщина лет сорока с прической, весьма напоминающей скопище морковных рулетов самых разнообразных толщины и размера. – Молодежь, молодежь. Что стометровку пробежать, что мяч погонять на шпильках – никаких проблем, верно?
– Фигня вопрос, – подтвердила Даня, энергично кивнув. Откинув длинные каштановые волосы за плечо, она, сдвинув брови, наигранно строго поинтересовалась: – «Данька»? Зоя Степановна, что за фамильярности?
– Прощеньица просим-с, королевна наша, Даниэла Арсеньевна. – Зоя Степановна, ухмыляясь во весь рот, ухватилась кончиками пальцев за ткань своей узкой юбки и сделала неловкий книксен. Затем резко сдвинула ноги вместе, сопроводив стойку по-солдатски быстрым кивком головы.
Они стояли в коридоре как раз напротив прохода в совещательный зал. Потешные кривляния женщины привлекли расположившуюся в зале публику. Не меньше десятка любопытствующих оторвалось от созерцания экрана со схемами на стене и уставилось на парочку в коридоре. Даня старательно удерживала серьезность на лице, когда как Зоя Степановна уже откровенно ухихикивалась, будто школьница, флиртующая с мальчишками на переменках.
– Зоя Степановна, на пост. – Даня быстро зашагала в конец коридора, стремясь скрыться от переизбытка внимания. В связи со специфичностью ее статуса и, пожалуй, личности, она и так постоянно была в центре внимания. Лишние переглядки с сотрудниками организации ей были ни к чему.
– Ой, Данька, ну ты ветерок. – Запыхавшаяся Зоя Степановна скользнула в приемную гендиректора вслед за ней и тут же шлепнулась на ближайший стул. – Окрыленная сегодня, гляжу. А светишься-то как. Что случилось? Давай, рассказывай. Может, и мне дашь повод посветиться. Хочу лавры лампочки и все тут.
Покосившись на добротную деревянную дверь с фигурной стеклянной ручкой, за которой скрывался кабинет гендиректора Максима Сергеевича Зотова, Даня шмыгнула в маленькую нишу, оборудованную под зону для приготовления напитков. У нее там даже небольшая плита была – Максим Сергеевич предпочитал свежесваренный кофе.
– Будете кофе?
– Нет. – Зоя Степановна заерзала на месте. – Ох, говори уже, не томи. Что случилось такого хорошего?
Но Даня стойко молчала, завершая начатое, а затем скользнула к одному из своих шкафов, наполненных накопителями с аккуратными надписями на корешках, и извлекла из глубины черный длинный тубус. Загадочно улыбаясь, она продемонстрировала находку Зое Степановне.
Подслеповато сощурившись, женщина недоуменно пожала плечами.
– Данюш, ветерочек мой, конец рабочего дня. Почти. Поток мыслей уже не ловлю, в головы чужие не проникаю, а, проще говоря, не понимаю, чего это ты тут какому-то футлярчику рабочему радуешься? Фирменный, что ли?
– Нет же. – Даня взмахнула тубусом, изображая неандертальца с дубинкой. – Главное внутри. Я наконец-то представлю Максиму Сергеевичу свой собственный рекламный проект!
– Да ты что? – Лицо Зои Степановны озарилось искренней улыбкой. – Неужто король этих адовых чертогов наконец соблаговолит ознакомиться с твоим творением?
– Не знаю. – Даня замялась и смущенно провела пальцем по поверхности тубуса. – Это ведь всего-навсего первая попытка. Я еще ни разу не пыталась втюхнуть ему свои идеи. Вполне возможно, сейчас он даже слушать меня не станет.
– Не боись, Данька. Ты же прелесть, а не работник. Надрываешься как ишак, ей-богу. Только за твои старания он обязан будет взглянуть на проект хотя бы одним глазком.
– Спасибо. – Даня, прижимая к груди тубус, глубоко вздохнула и схватила приготовленную чашку с кофе. – Все, я пошла.
– Удачи, Данька! Срази шефа наповал. Буду держать за тебя кулачки. – Зоя Степановна показала девушке свои крепко сжатые кулаки. – А я на пост. Жду тебя с хорошими новостями. Приходи ко мне в бухгалтерию. Будем праздновать и трескать плюшки.
Даня, успевшая добраться до двери, отделявшей ее кабинет от кабинета гендиректора, переместила тубус подмышку, повернулась к женщине и, улыбнувшись, показала ей большой палец.
Чтобы добраться до кабинета, где обитало Его Королевское Величество, требовалось сначала преодолеть главную комнату совещаний – помещение, где стояли огромный овальный стол, окруженный стульями с мягкими спинками, да парочка кулеров для воды. Свободное пространство между стенами и столом занимали узкие ковры, изобилующие оттенками красного и золотого. Ковровые дорожки вели прямиком к двери шефа – похожей на предыдущую, разве что дверная ручка была чуть более вычурной.
Отделенный совещательной комнатой от приемной, занимаемой Даней, Максим Сергеевич вряд ли бы услышал, если бы в дверь постучали. Дане очень нравилась эта привилегия – быть связующим звеном между шефом и посетителями. Когда он пребывал в пределах своего кабинета, лишь ей одной позволялось проходить в совещательную и стучать в его дверь. Он не очень любил телефонную связь, предпочитая, чтобы о новостях сообщать Даня приходила лично.
– Максим Сергеевич? – Девушка осторожно толкнула дверь ладонью, помня, что, если створка приоткрыта, можно заходить без стука.
– Проходи, Даниэла. – Сидящий за столом мужчина тут же отбросил в сторону все документы, которые секунду назад скрупулезно изучал, и вскочил на ноги. На секунду Дане почудилось, что это она руководитель. Кого еще могут встречать с такой оживленностью?
– Кофе. – Девушка преодолела привычный маршрут до стола и тренированным движением выудила ноготком плотную картонку с изображением Эйфелевой башни из-под металлической подставки, на которой гордо возвышалась позолоченная статуэтка богини Фемиды. Водрузив чашку на картонку, Даня вцепилась обеими руками в тубус.
– Спасибо. Вовремя, как всегда. – Максим Сергеевич одарил ее улыбкой.
«Спокойно! Без нервов!»
Даня не нервничала так даже в свой первый рабочий день здесь. К Зотову ее привел Владимир Севастьянов – человек, которого она долгое время считала своим божественным покровителем. Вряд ли где-нибудь можно найти человека благороднее. Владимир столько вложил в нее, такие грандиозные планы строил в отношении нее, а всего пару месяцев назад она взяла и все испортила. Разом разрушила доверительные отношения, которые сама же немыслимо долго налаживала. Однако Севастьянов, вместо того чтобы послать ее ко всем чертям или хотя бы просто проклясть ее за ненадежность, взял и помог ей найти работу. Потому что в один самый ужасный момент ее жизни Дане внезапно понадобилась работа. Срочно. Убийственно срочно. «И пошли вы к черту, Владимир Севастьянов, со всеми вашими чудесными перспективами» – она могла бы просто произнести это вслух прямо в лицо Севастьянова, потому что эта фраза идеально характеризовала ее вопиющий поступок.
Дане было стыдно. Безумно стыдно. Перед своим названым покровителем, который, несмотря на то, что она доставила ему кучу хлопот, не отвернулся от нее, а был рядом так долго, как только мог.
«Ты не виновата. Так сложились обстоятельства», – мягко пожурил ее Владимир, а потом порекомендовал ее своему знакомому Максиму Сергеевичу Зотову, расхвалив так, что впору было и к самому президенту в помощники напрашиваться.
Даня действительно подвела Севастьянова и, чтобы хоть как-то сгладить свое вынужденное предательство, собиралась стараться изо всех сил и работать на износ здесь, у Зотова. Хотя бы этими жалкими потугами она была обязана оправдать доверие Владимира – его рекомендации, его похвалу, его веру в нее. Тем более что Даня умела стараться и умела работать.
И самое главное… эта работа теперь ей нужна была как воздух.
Кабинет Зотова слегка давил на восприятие и резко в негативном смысле. Помещение было не таким уж большим, но темная отделка стен у самого потолка, угольно-черный цвет стола, кресла, шкафов и дивана в совокупности с плотно закрытыми жалюзи на огромных окнах визуально уменьшали размер свободного пространства, не говоря уже о воздухе – он будто утяжелялся с каждым вдохом. Из-за пестрого ало-золотого оформления совещательной Дане порой казалось, что из пламени она прямиком ступает на пепелище.
Дикое воображение. И наверняка результат вынужденного каждодневного просмотра японских мультсериалов, проникающих в сознание с подачи ее младшего брата Лёли. А что делать? Один телевизор и один ноутбук на четыре человека, трое из которых – несовершеннолетние иждивенцы. Следовало поблагодарить юного поклонника аниме-сериалов за то, что хотя бы соблаговолил уменьшить дозу до одной серии за вечер.
– Меня давно гложет любопытство.
Даня вздрогнула и тут же мысленно ругнула себя за непрофессионализм. Нельзя отвлекаться, когда шеф рядом!
– Любопытство? – Сдержанно улыбаясь, девушка впервые за сегодняшний день напрямую глянула на Максима Сергеевича.
Удивительное дело: Зотову всегда удавалось выглядеть так, словно он в любую секунду был готов к вспышкам фотоаппаратов. Даже его движения и позы, в которых он замирал, так и просились стать центром какой-нибудь впечатляющей фотосессии. Даня была его помощником и проводила с ним достаточно много времени, чтобы убедиться, что Зотов был столь же эффектен всегда и везде.
Вот и сейчас высокий черноволосый мужчина в костюме и ботинках, (про общую стоимость которых Даня предпочитала не думать во имя сохранения рассудка в тех областях разума, где проживала любящая подушить ее жаба), с зализанной челкой, накидывающей ему пару годков зрелости, и источающий аромат элитного одеколона, прямо-таки излучал волны давящей харизмы. По мнению Дани, при его присутствии уровень дороговизны и сексуальности на квадратный метр бессовестно зашкаливал по всем допустимым нормам. Однако в профессиональной деятельности Зотов весьма умело пользовался своим преимуществом – ненавязчиво, но ощутимо, – чем располагал к себе потенциальных бизнес-партнеров. А Даня ценила людей, осознающих, в чем их исключительность, и с толком демонстрирующих эти качества в нужное время в нужном месте.
Степень полезности людей Даня научилась определять к шестнадцати годам. Именно в этот период все иные качества, формировавшиеся в ней с детства, отодвинулись на далекий задний план, уступив единоличное главенствующее место холодной циничной расчетливости. И именно в шестнадцать лет она четко осознала одно: у нее никогда не было опоры. Она – всего лишь одна из многих миллиардов. Маленький листочек, сорванный с дерева осенним ветром. Ее ничто не держит, ее никто не подхватит, ее никто не спасет. Она сама должна создать себе опору. Ни на кого не полагаясь, никому не раскрываясь. Самой стать деревом и вгрызться корнями в бренную плоть земли…
– И откуда у твоих родителей возникла идея назвать тебя Даниэлой? – Максим Сергеевич заинтересованно оглядывал ее, будто надеясь самостоятельно отыскать ответ. – И сразу отмечу, что превратно меня понимать не стоит. Мне очень даже нравится твое имя.
Даня непроизвольно напряглась.
– Да… Мое имя, значит. Мои… родители… – девушка куснула нижнюю губу и выдавила неловкий смешок, – … не особо долго думали над именем. Как-то раз впечатлились «Джеком Дэниэлсом» – вот и сказке конец.
– Правда? – Зотов не стал скрывать изумления. – Назвали в честь виски? Оригинально.
Девушка неохотно кивнула.
– Так, они гурманы по части элитного алкоголя?
– Да, что-то вроде того. – Дане нестерпимо хотелось сменить тему. Бездействие ее угнетало, поэтому она, чтобы хоть как-то подвигаться, водрузила тубус на стол Зотова. Видимо, из-за нервов не рассчитала сил, потому что футляр тут же откатился к противоположному краю.
– Что там у тебя?
Сегодня у шефа было непривычно веселое настроение. И это под конец рабочего дня. Обычно к вечеру сосредоточенность Зотова достигала своего пика, отчего он зыркал на всех с мрачностью сидящего на диете хищника. Даня часто слышала от представительниц женской половины коллектива, что это его состояние их даже возбуждает. Сама же Даня никаких особых чувств по этому поводу не испытывала, полностью сосредотачиваясь на том, чтобы даже в конце рабочего дня быть столь же работоспособной как и шеф.
Пролог
Мир прекратив подменять своей башней,
Станешь сильнее, будешь бесстрашней,
Вниз прыгай, Рапунцель, и можешь сердиться,
Поверь, подхвачу, не позволив разбиться…
Вкус зажеванной сигареты бы отвратным. Ее ментоловая составляющая ничуть не спасала. Однако Даня продолжала прикусывать бумажный цилиндр, мучая собственные вкусовые рецепторы.
Она вовсе не собиралась прикуривать сигарету – у нее с собой и зажигалки-то не было, но разъяренный субъект, опирающийся ладонями на перегородку балкона над головой девушки, похоже, этого не понимал.
Сердитые крики прервались, сменившись не менее яростным сопением. Передышка перед новым потоком словесного дерьмеца?
С тех пор, как злобное крикливое нечто, заняв стратегическую позицию наверху, разрушило ее тихое уединение, прошло не меньше трех минут. За это время Даня не произнесла ни слова. Да, просто стояла с задранной головой и молча пялилась на разрушителя спокойствия. И даже не среагировала, когда тот скинул на ее голову фантик от чупа-чупса, а чуть погодя и сам леденец.
Странное чувство. Что вообще полагается ощущать человеку, потерявшему мечту? Что следует чувствовать Дане, стоя здесь, снаружи на холодном ветру? Одетой в потертый халат уборщицы поверх консервативного, но безумно шикарного платья, прекрасно подчеркивающего когда-то необходимый налет официоза в ее образе, и в туфлях, в которых полагается гарцевать по офисным помещениям, а не по хлюпающей грязи улиц? Сжимая в руке мокрую тряпку, холодящую кожу, и перекатывая ментоловую сигарету из одного уголка рта в другой?
Многое в этот момент сыграло свою роль и, может быть, даже мысль о добровольно принятом бремени, погубившем все, ради чего она трудилась всю свою более или менее сознательную жизнь. А возможно, причина была в другом. В освещении балкона за спиной длинноволосого ворчливого крикуна, продолжающего злобно зыркать на нее сверху. В сияющих линиях ореола света, очерчивающего силуэт.
В полумраке улицы и даже на фоне освещенного здания гостиницы сердитое дитя на балконе все равно сияло сильнее и глубже. Словно далекое сокровище, заточенное в высокой башне.
Дане нестерпимо захотелось протянуть руку навстречу этому бледному перекошенному от гнева лицу, светлым длинным прядям, глазам, в свете уличного фонаря отдающим зеленью.
Протянуть руку и коснуться…
Проснись, Рапунцель. Спусти свои косоньки…
Глава 1. СБЕГАЯ, НЕ БЕГИ
Этого просто не может быть.
Все не так. Опять.
Строишь, налаживаешь, проверяешь. И весь труд насмарку. Такое чувство, что все мосты построены только для того, чтобы когда-нибудь рухнуть.
А ведь именно сегодня полная сил Даня летала по офису, будто хищный сапсан, пикируя на стопки документов и зажимая в углах сотрудников, от которых так и несло душком халтуры и пованивало желанием пофилонить. Пойманные жертвы, морально придавленные энергией ее ауры, пугливо съеживались и рассыпались в неуверенных обещаниях завершить свою работу в установленные сроки. Первому помощнику гендиректора перечить не стоило. Даже если он – двадцатитрехлетняя смазливая пигалица, не внушающая доверия ни с первого, ни со второго взгляда.
– И как у тебя, Данька, получается на таких каблучищах носиться? – Со стороны главного лифта, громко отдуваясь, приближалась статная женщина лет сорока с прической, весьма напоминающей скопище морковных рулетов самых разнообразных толщины и размера. – Молодежь, молодежь. Что стометровку пробежать, что мяч погонять на шпильках – никаких проблем, верно?
– Фигня вопрос, – подтвердила Даня, энергично кивнув. Откинув длинные каштановые волосы за плечо, она, сдвинув брови, наигранно строго поинтересовалась: – «Данька»? Зоя Степановна, что за фамильярности?
– Прощеньица просим-с, королевна наша, Даниэла Арсеньевна. – Зоя Степановна, ухмыляясь во весь рот, ухватилась кончиками пальцев за ткань своей узкой юбки и сделала неловкий книксен. Затем резко сдвинула ноги вместе, сопроводив стойку по-солдатски быстрым кивком головы.
Они стояли в коридоре как раз напротив прохода в совещательный зал. Потешные кривляния женщины привлекли расположившуюся в зале публику. Не меньше десятка любопытствующих оторвалось от созерцания экрана со схемами на стене и уставилось на парочку в коридоре. Даня старательно удерживала серьезность на лице, когда как Зоя Степановна уже откровенно ухихикивалась, будто школьница, флиртующая с мальчишками на переменках.
– Зоя Степановна, на пост. – Даня быстро зашагала в конец коридора, стремясь скрыться от переизбытка внимания. В связи со специфичностью ее статуса и, пожалуй, личности, она и так постоянно была в центре внимания. Лишние переглядки с сотрудниками организации ей были ни к чему.
– Ой, Данька, ну ты ветерок. – Запыхавшаяся Зоя Степановна скользнула в приемную гендиректора вслед за ней и тут же шлепнулась на ближайший стул. – Окрыленная сегодня, гляжу. А светишься-то как. Что случилось? Давай, рассказывай. Может, и мне дашь повод посветиться. Хочу лавры лампочки и все тут.
Покосившись на добротную деревянную дверь с фигурной стеклянной ручкой, за которой скрывался кабинет гендиректора Максима Сергеевича Зотова, Даня шмыгнула в маленькую нишу, оборудованную под зону для приготовления напитков. У нее там даже небольшая плита была – Максим Сергеевич предпочитал свежесваренный кофе.
– Будете кофе?
– Нет. – Зоя Степановна заерзала на месте. – Ох, говори уже, не томи. Что случилось такого хорошего?
Но Даня стойко молчала, завершая начатое, а затем скользнула к одному из своих шкафов, наполненных накопителями с аккуратными надписями на корешках, и извлекла из глубины черный длинный тубус. Загадочно улыбаясь, она продемонстрировала находку Зое Степановне.
Подслеповато сощурившись, женщина недоуменно пожала плечами.
– Данюш, ветерочек мой, конец рабочего дня. Почти. Поток мыслей уже не ловлю, в головы чужие не проникаю, а, проще говоря, не понимаю, чего это ты тут какому-то футлярчику рабочему радуешься? Фирменный, что ли?
– Нет же. – Даня взмахнула тубусом, изображая неандертальца с дубинкой. – Главное внутри. Я наконец-то представлю Максиму Сергеевичу свой собственный рекламный проект!
– Да ты что? – Лицо Зои Степановны озарилось искренней улыбкой. – Неужто король этих адовых чертогов наконец соблаговолит ознакомиться с твоим творением?
– Не знаю. – Даня замялась и смущенно провела пальцем по поверхности тубуса. – Это ведь всего-навсего первая попытка. Я еще ни разу не пыталась втюхнуть ему свои идеи. Вполне возможно, сейчас он даже слушать меня не станет.
– Не боись, Данька. Ты же прелесть, а не работник. Надрываешься как ишак, ей-богу. Только за твои старания он обязан будет взглянуть на проект хотя бы одним глазком.
– Спасибо. – Даня, прижимая к груди тубус, глубоко вздохнула и схватила приготовленную чашку с кофе. – Все, я пошла.
– Удачи, Данька! Срази шефа наповал. Буду держать за тебя кулачки. – Зоя Степановна показала девушке свои крепко сжатые кулаки. – А я на пост. Жду тебя с хорошими новостями. Приходи ко мне в бухгалтерию. Будем праздновать и трескать плюшки.
Даня, успевшая добраться до двери, отделявшей ее кабинет от кабинета гендиректора, переместила тубус подмышку, повернулась к женщине и, улыбнувшись, показала ей большой палец.
Чтобы добраться до кабинета, где обитало Его Королевское Величество, требовалось сначала преодолеть главную комнату совещаний – помещение, где стояли огромный овальный стол, окруженный стульями с мягкими спинками, да парочка кулеров для воды. Свободное пространство между стенами и столом занимали узкие ковры, изобилующие оттенками красного и золотого. Ковровые дорожки вели прямиком к двери шефа – похожей на предыдущую, разве что дверная ручка была чуть более вычурной.
Отделенный совещательной комнатой от приемной, занимаемой Даней, Максим Сергеевич вряд ли бы услышал, если бы в дверь постучали. Дане очень нравилась эта привилегия – быть связующим звеном между шефом и посетителями. Когда он пребывал в пределах своего кабинета, лишь ей одной позволялось проходить в совещательную и стучать в его дверь. Он не очень любил телефонную связь, предпочитая, чтобы о новостях сообщать Даня приходила лично.
– Максим Сергеевич? – Девушка осторожно толкнула дверь ладонью, помня, что, если створка приоткрыта, можно заходить без стука.
– Проходи, Даниэла. – Сидящий за столом мужчина тут же отбросил в сторону все документы, которые секунду назад скрупулезно изучал, и вскочил на ноги. На секунду Дане почудилось, что это она руководитель. Кого еще могут встречать с такой оживленностью?
– Кофе. – Девушка преодолела привычный маршрут до стола и тренированным движением выудила ноготком плотную картонку с изображением Эйфелевой башни из-под металлической подставки, на которой гордо возвышалась позолоченная статуэтка богини Фемиды. Водрузив чашку на картонку, Даня вцепилась обеими руками в тубус.
– Спасибо. Вовремя, как всегда. – Максим Сергеевич одарил ее улыбкой.
«Спокойно! Без нервов!»
Даня не нервничала так даже в свой первый рабочий день здесь. К Зотову ее привел Владимир Севастьянов – человек, которого она долгое время считала своим божественным покровителем. Вряд ли где-нибудь можно найти человека благороднее. Владимир столько вложил в нее, такие грандиозные планы строил в отношении нее, а всего пару месяцев назад она взяла и все испортила. Разом разрушила доверительные отношения, которые сама же немыслимо долго налаживала. Однако Севастьянов, вместо того чтобы послать ее ко всем чертям или хотя бы просто проклясть ее за ненадежность, взял и помог ей найти работу. Потому что в один самый ужасный момент ее жизни Дане внезапно понадобилась работа. Срочно. Убийственно срочно. «И пошли вы к черту, Владимир Севастьянов, со всеми вашими чудесными перспективами» – она могла бы просто произнести это вслух прямо в лицо Севастьянова, потому что эта фраза идеально характеризовала ее вопиющий поступок.
Дане было стыдно. Безумно стыдно. Перед своим названым покровителем, который, несмотря на то, что она доставила ему кучу хлопот, не отвернулся от нее, а был рядом так долго, как только мог.
«Ты не виновата. Так сложились обстоятельства», – мягко пожурил ее Владимир, а потом порекомендовал ее своему знакомому Максиму Сергеевичу Зотову, расхвалив так, что впору было и к самому президенту в помощники напрашиваться.
Даня действительно подвела Севастьянова и, чтобы хоть как-то сгладить свое вынужденное предательство, собиралась стараться изо всех сил и работать на износ здесь, у Зотова. Хотя бы этими жалкими потугами она была обязана оправдать доверие Владимира – его рекомендации, его похвалу, его веру в нее. Тем более что Даня умела стараться и умела работать.
И самое главное… эта работа теперь ей нужна была как воздух.
Кабинет Зотова слегка давил на восприятие и резко в негативном смысле. Помещение было не таким уж большим, но темная отделка стен у самого потолка, угольно-черный цвет стола, кресла, шкафов и дивана в совокупности с плотно закрытыми жалюзи на огромных окнах визуально уменьшали размер свободного пространства, не говоря уже о воздухе – он будто утяжелялся с каждым вдохом. Из-за пестрого ало-золотого оформления совещательной Дане порой казалось, что из пламени она прямиком ступает на пепелище.
Дикое воображение. И наверняка результат вынужденного каждодневного просмотра японских мультсериалов, проникающих в сознание с подачи ее младшего брата Лёли. А что делать? Один телевизор и один ноутбук на четыре человека, трое из которых – несовершеннолетние иждивенцы. Следовало поблагодарить юного поклонника аниме-сериалов за то, что хотя бы соблаговолил уменьшить дозу до одной серии за вечер.
– Меня давно гложет любопытство.
Даня вздрогнула и тут же мысленно ругнула себя за непрофессионализм. Нельзя отвлекаться, когда шеф рядом!
– Любопытство? – Сдержанно улыбаясь, девушка впервые за сегодняшний день напрямую глянула на Максима Сергеевича.
Удивительное дело: Зотову всегда удавалось выглядеть так, словно он в любую секунду был готов к вспышкам фотоаппаратов. Даже его движения и позы, в которых он замирал, так и просились стать центром какой-нибудь впечатляющей фотосессии. Даня была его помощником и проводила с ним достаточно много времени, чтобы убедиться, что Зотов был столь же эффектен всегда и везде.
Вот и сейчас высокий черноволосый мужчина в костюме и ботинках, (про общую стоимость которых Даня предпочитала не думать во имя сохранения рассудка в тех областях разума, где проживала любящая подушить ее жаба), с зализанной челкой, накидывающей ему пару годков зрелости, и источающий аромат элитного одеколона, прямо-таки излучал волны давящей харизмы. По мнению Дани, при его присутствии уровень дороговизны и сексуальности на квадратный метр бессовестно зашкаливал по всем допустимым нормам. Однако в профессиональной деятельности Зотов весьма умело пользовался своим преимуществом – ненавязчиво, но ощутимо, – чем располагал к себе потенциальных бизнес-партнеров. А Даня ценила людей, осознающих, в чем их исключительность, и с толком демонстрирующих эти качества в нужное время в нужном месте.
Степень полезности людей Даня научилась определять к шестнадцати годам. Именно в этот период все иные качества, формировавшиеся в ней с детства, отодвинулись на далекий задний план, уступив единоличное главенствующее место холодной циничной расчетливости. И именно в шестнадцать лет она четко осознала одно: у нее никогда не было опоры. Она – всего лишь одна из многих миллиардов. Маленький листочек, сорванный с дерева осенним ветром. Ее ничто не держит, ее никто не подхватит, ее никто не спасет. Она сама должна создать себе опору. Ни на кого не полагаясь, никому не раскрываясь. Самой стать деревом и вгрызться корнями в бренную плоть земли…
– И откуда у твоих родителей возникла идея назвать тебя Даниэлой? – Максим Сергеевич заинтересованно оглядывал ее, будто надеясь самостоятельно отыскать ответ. – И сразу отмечу, что превратно меня понимать не стоит. Мне очень даже нравится твое имя.
Даня непроизвольно напряглась.
– Да… Мое имя, значит. Мои… родители… – девушка куснула нижнюю губу и выдавила неловкий смешок, – … не особо долго думали над именем. Как-то раз впечатлились «Джеком Дэниэлсом» – вот и сказке конец.
– Правда? – Зотов не стал скрывать изумления. – Назвали в честь виски? Оригинально.
Девушка неохотно кивнула.
– Так, они гурманы по части элитного алкоголя?
– Да, что-то вроде того. – Дане нестерпимо хотелось сменить тему. Бездействие ее угнетало, поэтому она, чтобы хоть как-то подвигаться, водрузила тубус на стол Зотова. Видимо, из-за нервов не рассчитала сил, потому что футляр тут же откатился к противоположному краю.
– Что там у тебя?
Сегодня у шефа было непривычно веселое настроение. И это под конец рабочего дня. Обычно к вечеру сосредоточенность Зотова достигала своего пика, отчего он зыркал на всех с мрачностью сидящего на диете хищника. Даня часто слышала от представительниц женской половины коллектива, что это его состояние их даже возбуждает. Сама же Даня никаких особых чувств по этому поводу не испытывала, полностью сосредотачиваясь на том, чтобы даже в конце рабочего дня быть столь же работоспособной как и шеф.
